Зебра

      Хосок заводит тебя в какую-то подсобку и тут же закрывает ее изнутри на щеколду, а ты пытаешься вглядеться в темень, шаришь по небольшой комнате, точно слепой котенок, пока руки Хоби не находят тебя и не прижимают к стене.       Тебя немного пугает то, что вас могут услышать, но страх быстро испаряется под поцелуями Чона, которыми он одаривает твои плечи, шею и ключицы, на смену ему приходят страсть и похоть, вцепляешься пальцами в его крепкие плечи и откидываешь голову, заламываешь брови и прикусываешь губу, пока влажные губы скользят по нежной коже, оставляя мокрые следы. С шумом выдыхаешь, когда молодой человек спускается и целует кожу в прорезях топа, ее обдает жаром его губ и затем холодом после того, как парень отстраняется, покрываешься мурашками, тебе становится тяжело дышать.       Хосок не снимает с тебя топ, он слишком в облипку и так хорошо сидит на твоем теле, пряча соблазнительную грудь и твердые горошины сосков, что теперь едва заметно проглядывали сквозь кожу, будоража его воображение лишь больше. Он сразу спускается к шортам, пальцы ловко расстегивают большие пуговицы и спускают их до самых щиколоток, Хоби пытается управиться сам с колготками, но у него ничего не получается, ты хихикаешь, оглаживая его через одежду, но охаешь, когда чувствуешь, что он просто подцепляет сетку в районе промежности и рвет ее.       — Какого хера? — тебя разворачивают к стене и заводят руки за спину, он обхватывает твои кисти своей большой ладонью и несильно их сжимает, ты упираешься щекой в стенку и недовольно мычишь, но тут же замираешь, стоит ему сдвинуть твое нижнее белье в сторону и проникнуть пальцами под влажные складки.       — Моего, блять, — шипит Хосок, он все еще зол после той ситуации в аудитории, ты чувствуешь его настроение, оно явно не из лучших, и такой Хоби для тебя, будто новый человек.       Разводишь ноги шире, насколько позволяют шорты, выгибаешься в пояснице, когда три пальца медленно проникают в тебя, выбивая весь воздух, скулишь, сжимая их, принимаешь их в себя и шумно выдыхаешь, когда Хоби загоняет их по самые костяшки. Он тут же задает средний ритм, раздвигает пальцы, давит на узкие стенки, ты шипишь, виляешь бедрами, начинаешь сама подстраиваться под толчки и хочешь насадиться еще сильнее, стонешь, когда большой палец ложится на клитор и давит на него, а после описывает круг, у тебя перед глазами начинают летать звездочки, сглатываешь вязкую слюну и нетерпеливо жмешься к паху Чона, стоит ему вытащить все мокрые от твоей смазки пальцы. Чувствуешь через штаны его полувставший член, трешься сильнее, надавливая, так, что он быстро наливается кровью и твердеет полностью, Хосок шипит из-за того, что ты трешься об него, раздражая и без того ноющий член, он отодвигается лишь затем, чтобы быстро расстегнуть ширинку и приспустить штаны с боксерами, член тут же ложится между двумя половинками, скользит ниже, сетка доставляет ему болезненное удовольствие, зубами он вскрывает серебряный квадратик презерватива.       Ты вскрикиваешь, стоит ему неожиданно ворваться внутрь, обхватываешь ствол туго стенками и протяжно стонешь, твои руки отпускают, чтобы сильно впиться в ягодицы пальцами, это доставляет боль, но она смешивается с удовольствием, от чего ты открываешь рот и начинаешь тихо вскрикивать от каждого резкого толчка. Сейчас у Хоби рваный ритм, ты совсем не можешь под него подстроиться, да и он не позволяет, стоит тебе лишь вильнуть бедрами — пальцы сжимаются сильнее, наверняка, оставят на коже следы, они выползут синяками. Мычишь, когда руки ползут с ягодиц на талию, крепко сжимая ее, Хосок резко выходит почти полностью, а затем проникает так неожиданно и мощно, что ты вся впечатываешься в стену, пока парень наваливается сверху, выдыхая тебе в затылок. Чувствуешь все слишком остро, это так странно, его злость передается в ваш секс, от чего он приобретает такую горчинку, которая выбивает из тебя слезы, они скапливаются в самых уголках глаз.       Тебя уже ноги не держат, а перед глазами потихоньку начинает темнеть, упрямо дышишь глубоко грудью, но воздух слишком затхлый и прогретый, это не способствует твоей ясности ума, скулишь, когда Хоби медленно из тебя выходит, молодой человек разворачивает тебя, просовывает руки под ягодицы и приподнимает, у тебя с ног слетают окончательно шорты, ты инстинктивно обхватываешь его поясницу ногами и вжимаешься вся, чувствуя, как трется о лоно его пульсирующий член, он весь в смазке, ты хочешь его обратно в себя, просяще заглядываешь в темные глаза Хосока, скулишь, зовешь его, а по его лицу расплывается такая дьявольская ухмылка, что у тебя по телу проходится дрожь. Он вновь проникает, ужасно медленно, от этого ты шумно выдыхаешь, вся сжимаешься, а после расслабляешься, чувствуя себя всю заполненной, это так приятно, ты обвиваешь его шею и прижимаешься еще ближе, его лицо со сведенными бровями, прокусанной нижней губой, такими лучистыми глазами, в которых ядом осела злоба, оно так близко, ты облизываешься, опуская взгляд на его губы. Возможно, будешь потом корить себя за то, что нарушила свои же слова, но сейчас у тебя в голове эта шальная мысль горит так ярко, так четко, и кто ты такая, чтобы ей противиться.       Облизываешь пересохшие губы и целуешь Хосока, в отличие от его рваных, сильных и таких резких движений — слишком нежно, плавно, любовно. Парень в удивлении замирает, а ты прикрываешь глаза, пока сминаешь его горячие губы, чувствуешь привкус солоноватой крови и улыбаешься в поцелуй, он открывает рот шире, начиная отвечать тебе, прикусывает твою губу и оттягивает, а ты думаешь о том, что это, пожалуй, твоя самая лучшая ошибка за последнее время.       Хоби отрывается от твоих губ и целует в самый уголок рта, двигается плавнее, мягче, от этого ты вся нежишься, плавишься, растекаешься в его руках, и столько любви видишь в его глазах, что даже страшно становится. Тебе нравится эта перемена в его поведении, нравится, как он мягко целует тебя в щеку, затем в подбородок, после — в самый кончик носа, возвращается к губам. Внутри все горит, хочется поскорее кончить, расплыться по этой маленькой комнатке в жаркой неге, что раскалит все внутри и встряхнет, точно лава в вулкане.       Вы целуетесь более жарко и пошло, ты пропускаешь язык Хоби себе в рот и мычишь в поцелуй, когда вы сплетаетесь языками, пытаешься ему не уступать, так же раззадоривать и медленно переходить на нежность, но тебе отчаянно не хватает воздуха, постоянно от него отрываешься хотя бы за одним спасительным глотком, но Чон каждый раз снова утягивает тебя в поцелуй, ему слишком мало, хочется больше, от чего он кусает твои губы, голодно изучает рот, становясь все напористей, его толчки снова сильные и глубокие, стенки все раздражены этим хаотичным трением, ты теряешься в ощущениях, перед глазами — темнота, в ней только ваши вздохи, стоны и охи. Хосок рычит тебе в рот, скалится, но ты просто этого не видишь, лишь ощущаешь его раскаленное дыхание.       Кончаешь с протяжным стоном ему в рот, вся в него вжимаешься, сжимаешь член внутри себя пульсирующими стенками, пытаешься отдышаться, вот только в голове образовывается пустота, а сознание медленно начинает покидать бренное тело, что в истоме разложилось в руках Хоби.       Хосок кончает следом, долго выдержать не может, но быстро вытаскивает плоть из тебя и крепко обхватывает дрожащими после оргазма руками, пытается сфокусироваться, чувствует, как ты безвольно повисаешь в руках, тихо дышишь, но не реагируешь ни на что. Он не успевает тебя поддержать, ты бьешься головой о стену и шипишь, кажется, это становится последней каплей для твоего изнеможденного работой и сексом тела, ты отключаешься, начинаешь заваливаться.       Чон осторожно опускается с тобой на пол, включает фонарик на телефоне и обеспокоенно смотрит на бледное, мокрое от пота, лицо, тормошит тебя за плечо, но в ответ — ноль реакции.       — Сыльги-я, — он зовет тебя, — Чон Сыльги!       Абсолютное бездействие, лишь мерно вздымающаяся грудь.       — Вот же блять, — ругается Хосок и нашаривает в темноте твои шорты, стягивает презерватив, наполненный спермой, и быстро его завязывает, одевает тебя, путается все еще не очень хорошо слушающимися руками в пуговицах, но справляется.       Закидывает на плечо к себе твой и свой рюкзак, открывает дверь и выглядывает в коридор, удивляясь тому, что уже так потемнело в коридорах университета. Поворачивается к тебе и на секунду замирает, залюбовавшись лицом, подходит, чтобы подхватить на руки, и осторожно вытягивает из подсобки, несет нежно, осторожно, прижимает тебя к себе ближе, а сам пытается сконцентрироваться на своих силах, которые раскидало от вашего траха по всему телу кусочками.       Охранник удивляется, но выпускает вас из главного здания универа, ты начинаешь приходить в сознание, в голове тут же отдается адской болью, ты шипишь тихо и понимаешь, что прижата к крепкой груди Чона, приоткрываешь глаза совсем чуть-чуть, изображение плывет, но ты видишь вечернее небо и немного — Хосока.       Прикрываешь усталые глаза, язык совсем не ворочается, а губы не размыкаются, сил тупо нет. Ты хочешь домой, в свою кроватку, чтобы, наконец, отоспаться и набраться сил.       — Сыльги, — Хоби замечает, что ты приоткрыла глаза, — стоять сможешь?       Ты открываешь глаза шире, заглядываешь в его, но после обессиленно их закрываешь, откидываешь голову ему на грудь, у тебя нет сил даже ее держать.       — Понял, — он сгибает колени, останавливаясь рядом со своей машиной, и кое-как, стараясь не уронить тебя, цепляет ручку дверцы, открывает ее и тут же укладывает тебя на заднее сидение, ты тихо стонешь, но особо не реагируешь ни на что.       Хосок быстро садится на переднее сидение и заводит автомобиль, находит в адресах твой и вбивает его, выезжает с парковки и выруливает на дорогу, когда в твоем рюкзаке начинает звенеть телефон. Приходится остановиться, он бесцеремонно лезет в рюкзак, чтобы отыскать телефон, ты лишь смотришь отстранено в потолок, прислушиваясь к мелодии мобильника и к ругательствам Хоби.       — Алло, — тебя возмущает то, что парень ответил на звонок, но ты даже ему высказать ничего не можешь, ты так устала, что сил хватает только на то, чтобы хмуриться, — это я, Чон Хосок. Да, Сыльги-я со мной. Сознание потеряла. Да, переутомление. Я привезу ее к дому, выйди помочь, пожалуйста. Через тридцать минут где-то буду. Хорошо. Звони.       Он кладет трубку и укладывает мобильник в один из своих карманов, заглядывает через переднее сидение и смотрит на тебя, ты пытаешься встать, опираешься на локти, но падаешь обратно, шипя от опять прострелившей голову боли.       — Я отвезу тебя домой, — он вновь заводит машину и выезжает на дорогу.       — А мой адрес? Ты его не удалил?       — Потом поговорим.       Ты послушно замолкаешь, слыша в его голосе стальные нотки, хоть и возмущена, но заталкиваешь все колкости и обидные слова глубже в себя, сил препираться просто нет, ты слишком устала, тебя вымотало абсолютно все.       Под конец дороги тебе удается усесться на заднем сидении, меланхолично провожаешь взглядом проносящиеся машины и фонари, тебя чуть подташнивает из-за мельтешащего изображения, но ты упорно сглатываешь и держишься, пока не замечаешь знакомые улицы твоего района. Хоби быстро подъезжает к твоему дому, видишь, как у подъезда уже стоит, перекатываясь с пятки на носок, Суджин. Заприметив машину, она тут же срывается с места и быстром шагом сокращает расстояние, пока Хосок паркуется и выходит из машины, дружелюбно машет ей рукой и передает в руки твой рюкзак.       — Спасибо, оппа, — она улыбается ему, но тут же делает возмущенное лицо, стоит тебе, с кряхтением, не без помощи Чона, вылезти из машины.       — Спасибо, что не померла, — цедит сквозь зубы, ты, опираясь на плечо парня, закатываешь глаза.       — Денег на гроб у нас нет, какой помирать, — хмыкаешь, пытаешься оторваться от молодого человека, но он одергивает тебя, крепче удерживая за талию.       — Правильно, оппа, — сестра похвально кивает, — держи ее, а то она сейчас с асфальтом поцелуется.       — Я вполне могу сама дойти сама, — бурчишь, но больше не сопротивляешься.       — До ближайшей мусорки, разве что, — парирует девушка, — можешь выбросить себя там как раз.       — Спасибо, сестричка, — Хосок хмыкает из-за вашего разговора, но старательно прячет улыбку.       — Ладно, пойдем, — она разворачивается и направляется к подъезду, но резко останавливается так, что вы чуть в нее не врезаетесь, — оппа, хочешь зайти на чай?       — Какой чай? Ты чего, совсем сдурела? — у тебя глаза полезли на лоб, но ты тут же схватилась за голову от боли.       — Не отказался бы, — добродушно отвечает Хоби, — может, тебе в травмпункт надо?       — Я пропущу две следующие смены, — прикидываешь у себя в голове, — да. Мне определенно нужен отдых. В травмпункт не надо, не так уж и сильно я приложилась головой.       — Две смены? Подряд?       — Ну да, — Чон смотрит на тебя, нахмурившись, — такие вот взрослые реалии. Хочешь жить — умей вертеться. Я верчусь на двух работах, так и живем.       — Ты себя так угробишь.       — У меня нет выбора, — ты машешь рукой, — ладно, пойдем уже, напою тебя самым вкусным чаем, что у нас есть. Надеюсь, плесенью он не покрылся.       — С чего бы? — Хосок усмехается.       — Ты первый, кто за два месяца будет пить чай, — ты хихикаешь, — у меня времени пить по утрам его нет, а сестра кофе херачит, как воду.

***

      — Суджин, проводи его на кухню, — ты тяжело вздыхаешь, желание скинуть прямо в коридоре этот ненавистный топ растет в геометрической прогрессии, — мне переодеться надо.       — Не засни там, — сестра хватает Хоби под руку и утягивает его на вашу маленькую кухоньку, — ты хозяйка в доме, тебе о нем и заботиться.       — Ага, — равнодушно отвечаешь, заходишь в комнату и тут же приземляешься на кровать.       Хочется закрыть уже глаза и уснуть прямо так, но ты кряхтя поднимаешься, стягиваешь топ и кидаешь его куда-то на кресло, потягиваешься, грудь вся вспотела, берешь салфетки и стираешь под ней пот, тебе бы не помешал душ. Хмуришься, смотришь на часы, после чего осторожно высовываешь голову из комнаты, держась за дверь, точно за щит, набираешься смелости и кричишь на всю квартиру:       — Я в душ!       — Да ты ахуела! — кричит тебе в ответ Суджин, после чего откашливается в кулачок и поворачивается к замершему Хосоку. — Прости, оппа, но тут просто никак на нее не наорать. И почему моя сестра такой раздолб?       — Она всю ночь работала, пусть сходит в душ, не лишай ее такой радости, — Чон мягко улыбается и с интересом осматривает маленькую, но такую уютную кухню.       — А ты откуда это знаешь?       — Она в аудиторию ворвалась, как ураган, да и из разговора узнал, — сообщает Хосок и вытаскивает твой телефон, передает его твоей сестренке.       — Вы общаетесь? — она сводит брови к переносице. — Судя по поведению Сыльги-онни, то она, скорее, обходит тебя десятой дорогой.       — Мы не общаемся, — ты заходишь в комнату и плюхаешься на стул рядом с Хоби, — подслушивать нехорошо.       — Тогда не говори во весь голос, не только я тебя слышал, — парень ставит локоть на стол и кладет голову на красивую кисть, наблюдая за тобой.       Поджимаешь губу, не знаешь, что ответить, к счастью, наверно, тебя спасает засвистевший чайник, поэтому ты резво вскакиваешь и достаешь из шкафчиков чаи, находишь нужный, кидаешь бутон в стакан и завариваешь его кипятком, себе завариваешь точно такой же.       — Мне кофе, — лениво тянет Суджин, потягиваясь на месте, — и как ты так быстро в душ сходила? Пять минут, вообще, прошло?       — Во-первых, я не мыла голову, — ты перекидываешь с плеча на спину немного растрепанную косу, — во-вторых, не леплю на голове замки из пены.       — Эй! — сестра густо краснеет, ты ставишь три стакана на стол, тут же подтягивает свой к себе и насыпает сразу три ложки сахара.       — Тебе добавить сахара? Или меда? — интересуешься у Хоби, пододвигая чашку к нему, сама мешая одну ложку сахара лениво, задевая бортики.       — Спасибо, я пью чай без всего, — он одаривает тебя такой нежной улыбкой, что щеки невольно вспыхивают, ты отводишь взгляд и встречаешься глазами с сестрой, которая с отвращением смотрит на распустившиеся «цветки» в ваших кружках.       — Как вы вообще можете пить этих каракатиц?       — Их не пьют, их заваривают, — ты подмечаешь это, берешь ситечко и отлавливаешь свой цветок, смотришь в кружку Чона и делаешь то же самое.       — Если вы не общаетесь, — сестричка пригубила и блаженно прикрыла глаза, смакуя кофе, — то почему сейчас-то вместе?       — Мы трахались, — честно отвечаешь, а Хосок давится чаем от твоих откровений, — ты в порядке?       — Н-наверное… — он краснеет не только от смущения, но и от усилий, которые приходится прикладывать на откашливания. — А тебе нормально такое говорить ребенку?       — Я не ребенок! — восклицает Суджин. — Оппа, я прекрасно помню тот факт, что вы любовники!       Кажется, Хоби совсем теряется, он смотрит в свой чай, пытаясь, наверное, найти в отражении смелость поднять на вас глаза, но ты усмехаешься, с какой-то несвойственной лаской глядя на его покрасневшие уши. В конце концов, парень начинает теребить нервно ленту одного из своих браслетов, а ты решаешь нарушить тишину.       — Мелкая, а тебе разве не нужно делать уроки?       — Ой, черт, да, — девушка подскакивает, — совсем тут с вами от учебы отбилась, отвлекаете меня.       — Иди давай, — ты с улыбкой провожаешь ее, после чего с серьезным лицом поворачиваешься к уже остывшему и вернувшемуся в нормальное состояние парню.       — Значит, адрес ты мой не забыл, — отхлебываешь чая, — сталкеришь за мной?       — Делать мне нечего, ага, — он вскидывает бровь и смеряет тебя взглядом, — адрес остался в моей базе данных, я смог потому быстро вспомнить, где ты живешь.       — Ах да, забыла, что ты мальчик умный, память у тебя хорошая, — ты улыбаешься в чашку и внимательно на него смотришь, — но, я думала, что ты его удалил. Сказала же забыть его.       — Прости, — Хоби смотрит прямо, буквально, пытается въесться в тебя через радужку, — но я не могу так просто забывать все, что связано с девушкой, которая мне нравится.       Смотришь на него, не моргая, отмечая, что в его карих глазах запрятались янтарные вкрапления, добавляя взгляду еще большей теплоты и нежности. Хосок прям в своих чувствах, ему нечего скрывать, ты это понимаешь, но просто не можешь воспринимать это все серьезно. Вы из разных миров, какие вам отношения? Да, ты чувствуешь некую нежность к нему, но она строится на том, как он к тебе относится. С особым трепетом, даже во время секса молодой человек будто заботится о том, чтобы хорошо было, в первую очередь, тебе, а не ему. Ставишь стакан на стол и прищуриваешься, блуждаешь взглядом по его лицу, Хосок, несомненно, хорош собой, но… В сердце отклика нет. Да, оно может биться чуть чаще, но ты спокойно смотришь на него сейчас. Ты и до этого смотрела на него спокойно, как на красивого и недоступного тебе парня. Однако, смешно теперь от того факта, что недоступен он для других, но не для тебя. Его тело – уж точно.       — Прости, Хосок, — ты начинаешь осторожно, замечаешь, как в его глазах появляется грусть, — но ты мне не нравишься. Точнее, даже так: я ничего к тебе не чувствую. Все, что я могу сказать: секс с тобой — самый потрясающий в моей жизни.       — Спасибо за прямоту, — он улыбается грустно, — это еще одно качество, которое мне нравится в тебе.       — Тебе не повезло, — ты даже не знаешь, что и сказать, хочется ободряюще похлопать его по плечу, но это будет максимально тупо, особенно в исполнении тебя, — просто крупно не повезло со мной. Будь я на твоем месте — сочувствовала бы себе каждую минуту.       Хоби усмехается, но в глазах все равно плескаются крупинки расстройства, тебе становится неловко, но ты не считаешь, что поступила неправильно.       — Мне кажется, будь ты на моем месте, то поняла бы мои чувства, — парень подносит кружку к губам.       — Это ты так говоришь о том, что я красивая? — тебе правда приятно, кивок Чона подтверждает твои же слова, отчего слегка краснеешь. — Наверно, только в твоих глазах.       — А мне не нужно, чтобы другие глаза на тебя смотрели, — Хосок серьезнеет, ты удивленно на него смотришь, — думаешь, мне понравится, если на тебя будут засматриваться парни?       — Какой ты собственник, — смеешься, — тешишь мое самолюбие только так.       — А если серьезно, Сыльги, — он кладет свою большую ладонь поверх твоей руки, первым порывом было вытащить ее, но ты усилием заставляешь себя сидеть спокойно, — ты же понимаешь, что твои слова о том, что ты ничего не чувствуешь, лишь подстегнули меня только что?       — Ты быстрее полетишь в бан, горе-любовник.       — И ты лишишься такого потрясающего партнера по сексу, — Хоби нахально усмехается, напускает на себя важный вид, разом меняется, а ты сглатываешь скопившуюся слюну.       — Ну… Нет, от твоего члена я пока не готова отказываться, — шепчешь ему прямо в лицо, он смотрит на твои губы, а затем заглядывает в глаза.       — Я сделаю все возможное, чтобы ты не только от него отказаться не могла, — шепчет в ответ, еще приближаясь, ты уже думаешь, что парень собирается тебя целовать, но Чон замирает в миллиметрах, лишь опаляет дыханием твои губы, — чтобы от всего меня отказаться не могла.       — Такие бравые речи, — ты вновь усмехаешься и хитро смотришь, — а мне вот страшно. Влюбишь меня в себя, а на деле у тебя невеста давно есть. Знаешь, не хочется мне что-то такого в жизни.       — Ты настолько плохого мнения обо мне и моей жизни? — хмурится молодой человек, сжимает твою руку несильно, но ощутимо.       — Ты из другого круга, Хосок, — ты отстраняешься от него и все же вытягиваешь руку, обвиваешь чашку и греешь пальцы, хотя на руке будто все еще реально ощущаются теплые сухие пальцы, — ты из элиты, из богатых кругов, лучше меня знаешь, зачем к тебе в штаны девушки лезут. Всем хочется владеть твоей черной картой. И деньгами твоей семьи.       — Ты же не хочешь, — парень смотрит на тебя исподлобья, — и ничего не просишь.       — Жизнь слишком рано сняла с меня розовые очки, — ты усмехаешься невесело, — научила смотреть на людей, а не на их кошельки. Зачем мне твои деньги? Тебе ничего не убудет, а мне за них обязательно придется заплатить. А что я могу тебе предложить? — ты обводишь взглядом кухоньку. — Нет ничего, что бы я могла тебе дать. Ты все способен купить сам, сделать сам, лишь по щелчку пальцев. Так что твоя карта меня не интересует.       — Знаешь, это было весьма неприятно.       — Зато честно, — ты вздыхаешь, — думаешь, я не знаю, какие у вас правила? Политические, бизнес-браки — в норме вещей, насколько мне известно. Только не говори, что все, что я говорю — чушь собачья.       — Не чушь, — Хоби отзывается, его глаза темнеют от раздражения, — но ты не знаешь мою семью, чтобы смело утверждать, что и в моем круге все решается только на выгоде.       — Я не знаю твою семью, — ты киваешь на его слова, — я и тебя не знаю, напоминаю тебе, Хосок. Ты ворвался в мою жизнь и, зуб даю, уже знаешь больше обо мне, чем я о тебе.       — Так спроси, я отвечу.       — Не хочу, — ты склоняешь голову, — не хочу впутываться в твою жизнь, не хочу становиться чьей-то целью, вообще ничего не хочу.       — Как легко ты все это говоришь, даже не пробуя, не пытаясь, — у Чона начинают желваки под кожей ходить, а между бровями появляется глубокая морщина, — Сыльги-я, не мысли стереотипно и слухами, что доходят до всех. Тебе изнанку узнать нужно, а не догадки строить.       — Нахера мне узнавать это все? — ты хмуришься. — Мне бы узнать, купил придурок с моей работы новый набор бокалов, да с работой решать, что делать, зарплата сама себя не получит, а я как-то заебалась перерабатывать и выслушивать от начальника, что надбавка обязательно будет.       — Какая ты приземленная.       — У меня долгов выше крыши, хоть в трусы заправлять, хоть, как пуш-ап в лифчик вставлять, — ты встаешь из-за стола и собираешь пустые стаканы, включаешь воду и начинаешь намыливать их, — даже если я захочу завести отношения, то не смогу. У меня нет времени на розовые сопельки, уж простите.       — У тебя есть время только загонять себя на работе, — чувствуешь, как Хосок прижимается грудью к твоей спине, и вздрагиваешь, — есть время на теории обо мне и моей жизни, но нет времени на проверку фактов и поиск правды. Знаешь, Сыльги, а ведь я весьма обижен твоими словами.       — Вот такая вот я отвратительная сука, знакомься, — ты смываешь с посуды и со своих рук пену, Хоби отстраняется, оставляя на тебе аромат своих духов и тела, немного — мужского пота.       — Однако, — ты провожаешь его в коридор, где он быстро накидывает баленсиаги, — это не отменяет того, что я буду пытаться тебя завоевать.       — Тогда, — смотришь на него, немного задрав голову, видишь свое уставшее отражение в нежных карих омутах, — буду готова и ждать, красавчик Чон.