Маленькие люди

      Вечер распростёрся над городом.       Угрюмый и зловещий, совсем как моё настроение. Я хранила пачки денег в карманах, а не выговоренные слова — за зубами. Сказать по правде, мне это тяжело давалось, но я была пай-девочкой — во всяком случае, старалась изо всех сил. Я поёрзала в кресле, поглядывая в сторону. Сколько помню, ужасно ёрзала в тот вечер, а Тэхёна это раздражало. Раздражался он молча, но ощутимо. Нам нужно было остаться наедине. Все необходимые слова — те отыщутся при случае, так мне казалось. Главное, требовалось обустроить себе обстановку для разговора, чтобы наконец смахнуть с себя эту глупую ссору. Стряхнуть, как пылинку с безупречного костюма. Крохотную и неожиданно тяжёлую. «Я и Ким Тэхён — это не о ссорах, — наивно думалось мне. — Это не о нас, не для нас». Нужно было избавиться от этого, и поскорее. Необязательно даже вдаваться во все эти «кто что сказал» и «кто что почувствовал» — главное, просто вернуться к исходному положению. Туда, где кое-кто ещё не успел повести себя, как кое-кто. Опять.       Но всё это только тогда, когда за нашими затылками не будут восседать два лишних — извините, Чимин и Чонгук — объекта.       А пока же мы вчетвером наконец отправлялись устраивать пикник. Тэхён очень хотел свозить меня за город, он без конца твердил об этом с тех самых пор, как завязалась наша переписка. А это было ого-го как давно — особенно, если смотреть с нынешней колокольни. В прошлый раз, когда я потребовала научить меня стрелять, всё кончилось плохо. Теперь же момент наконец настал. Паршивый, ибо погода явно была не в духе для подобных мероприятий, но, наверное, чуть ли не единственный оставшийся до того, как осень оскалится и зашипит, заявляя о своих правах.       Что куда более важно, так это обещание. Рассказ — подробный, в деталях. Я заслуживала знать. Что это за диадема такая, откуда они о ней прознали и как собираются её прикарманивать? И что это вообще за «плохие люди», которых на эту самую диадему собираются надуть? Мне пообещали подробностей. А это уже было интересно. Они называли бал «миссией», смешно и по-мальчишески — словечко авторства Чон Чонгука. Пока я успела узнать только, что коттедж, в котором должно было пройти мероприятие, назывался «Алмаз» — оттуда, собственно, и название всей операции.       Я бросила на Тэхёна очередной аккуратный взгляд: его руки были прикованы к рулю так же цепко, как глаза к дороге. «Несокрушимый». Красная татуировка красовалась на шее, как напоминание о том, что он намеревается сделать. Я в очередной раз протянула ладонь в карман огромного кардигана, купленного мной накануне. Я много ёрзала — это выводило его из себя. Бумажки зашелестели в пальцах. «Ну, не нужны мне эти деньги, что с того?» Хотелось взвыть. Потребовать что-то сделать прямо сейчас. Попросить остановить машину. В салоне становилось так же невыносимо тесно и некомфортно, как, бывает, становится в кровати, когда долго не можешь уснуть. Но было бы глупо устраивать сцену: мы уже вылетели на трассу. Зачем разводить драмы?       Сырость в салоне оседала на коже, потому что мы не включали печку, бесконечная болтовня Чон Чонгука свербела в подкорке, и он, прекрасно видевший мою руку, то и дело лезущую в карман, и стиснувший челюсти с такой силой, что проступали желваки — всё побуждало покинуть салон чуть ли не на ходу. Я сделала музыку громче, приоткрыла окно и придвинулась ближе к своей двери, чтобы унести мысли куда-нибудь за пределы Хёндая. «Всё время, что отпущено нам, подошло к концу…» — пел на английском исполнитель с первого попавшегося диска, который я схватила из бардачка и сунула в проигрыватель, стоило нам только усесться в автомобиль и громко хлопнуть дверьми. Поначалу это помогало: музыка, ветер и вид из окна. Восточное небо стремительно тускнело — сегодня ещё раньше, чем вчера; однако моё окно было на западной стороне, где сияли, умирая, зеленовато-жёлтые остатки минувшего дня.       «Времена года не боятся смерти…» — напевал проигрыватель. Правда, облегчение продлилось недолго. Потому что даже тогда, когда мысли уносились за пределы машины, они неизбежно возвращались в тесную комнату Ким Тэхёна. Помимо воли рука снова тянулась в карман и нащупывала купюры. «…Как не боятся смерти ветер, солнце и дождь — мы можем быть, как они». — Моих университетских денег не хватит надолго, — ляпнула я, сидя на кровати у него в комнате незадолго до нашего выезда, — надеюсь, я смогу что-нибудь заработать, иначе придётся растягивать до самого бала.       Тэхён в тот момент натягивал свой бежевый свитер поверх футболки, и гримаса удивления встретила меня, как только его голова выбралась из воротника. — Чего ты сразу не сказала? — он уверенной походкой направился к шкафу. — Я знал, что ты в нужде, но не до такой же степени. — Не сказала чего? — я вытянула голову, чтобы рассмотреть, что он делает.       Тэхён открыл дверцу, присел на корточки и в следующую секунду уже развернулся ко мне с пачками наличных в каждой руке, скрепленными резинками. — Этого тебе хватит на первое время?       Это были достаточно толстые стопки купюр, чтобы вы понимали, и на всех была изображена Шин Саимдан. Я оторопела то ли от неожиданности сцены, то ли от её нелепости. В руках Тэхёна было около пяти миллионов вон, а он стоял с этими деньгами так, как будто одалживал мне несколько тысяч. — Ты серьёзно? — недоумённо спросила я. — А что?       Я подорвалась и двинулась к шкафу. Тэхён наблюдал за моими движениями с растерянным видом. Вы бы видели, что творилось на нижней полке! Я думала, такое бывает только в кино. Мужчины с тонкими намасленными усами и зализанными волосами, в отглаженных смокингах, которые непременно курят трубки, попивают виски и разговаривают голосами дикторов, хранят отполированные револьверы в верхних полках рабочих столов и целую кучу наличных в металлических сейфах. Так вот, оказалось, у Ким Тэхёна тоже имелись сбережения. Все они в виде стопок покоились на нижней полке его шкафа. — Это всё твоё? — Лол, — усмехнулся он, — на что, по-твоему, я жил всё это время? — Не знаю, я предполагала, что Дэнни выдаёт вам зарплату… — я присела над полкой и провела пальцем по стопке купюр, — сколько здесь денег? — Это и есть зарплата, — хмыкнул Тэхён, — остатки от разных крупных заработков. Здесь около пятнадцати миллионов, может, чуть больше или меньше, я давно не считал…       Я удостоила его шокированным взглядом. — Что? — смутился он. — Я просто копил на хорошую машину… — Это десять моих месячных зарплат! — А ты думала, я выполняю свою работу бесплатно?       Я не видела, какую состроила гримасу, но по тому, как она отразилась на лице Тэхёна, могу догадываться, что зрелище было не из приятных. — И сколько ты получаешь за то, что делаешь?       Он отвёл взгляд, прикидывая. — По-разному. — В среднем, — гнула я свою линию. — Около двухсот пятидесяти тысяч за дело. Иногда больше, иногда меньше — зависит от сложности выполнения. Когда мы взимаем с должников в разы больше, чем они задолжали, Дэнни оставляет нам часть в виде премии. Поэтому весь основной заработок идёт с них, а остальное — это так, ерунда… — Я накопила шесть миллионов вон за всё время работы, — прошептала я, — при том, что жила очень скромно. А ты откладываешь эти деньги, умудряясь ещё и тратить целую кучу. Двести пятьдесят тысяч вон — это моя недельная зарплата, и то, если я не ленюсь и беру много смен. — Лол, — усмехнулся Тэхён, — так я обычно получаю не намного больше, чем ты. Что тебя так удивляет? — Просто… — здесь вполне можно было остановиться, — в твоём случае это такие лёгкие деньги. Как часто вам доверяют дела? — Бывает, раз в несколько дней, — мрачно объявил он, — бывает, мы неделями сидим без дела.       Я поднялась на ноги и развернулась к нему. — Ты можешь сидеть без дела, а потом за один день пойти и заработать столько, сколько я зарабатываю за полторы недели.       Между его бровями пролегла складка. — В этом шкафу просто хранится куш с удачных дел. Когда мы служим курьерами, сиделкой для Шуги или мордобоями, мы получаем не больше, чем ты. — Но усилий затрачиваете меньше, — против воли отметила я.       Мы молча уставились друг на друга. Он выглядел задетым. — Я не обвиняю тебя… — совершенно не вовремя спохватилась я, — я просто удивлена, что так можно. — Я точно помню, что уже говорил тебе, кто я такой. — Знать и видеть воочию — разные вещи. Ты хранишь кучи денег в шкафу за парней, которых побил, пока кто-то загибается за десять тысяч вон в час! — Почему я слышу осуждение в твоём голосе? — нахохлился он. — Я никого не заставлял загибаться за гроши. Кто-то выбирает бедность, я — нет. Мне больше интересно, в чём твоя проблема. Это слишком грязные деньги для твоих чистых рук, не правда ли? — Я этого не говорила, — пролепетала я. — Хорошо, — он протянул купюры, — тогда я буду помогать тебе, пока мы не уедем?       Не знаю, что взыграло во мне: старые привычки добиваться всего самостоятельно или неожиданно проснувшиеся моральные ценности, но мне не захотелось принимать его помощь. — Не стоит… я на это не намекала. Я справлюсь.       Эта фраза подействовала на него, как красная тряпочка на быка. Он не стал ничего говорить. Но что-то заблестело на дне его глаз, словно именно подобного ответа он и ожидал, словно даже был рад — всё его лицо озарилось каким-то сардоническим выражением осознания собственной правоты. Он рывком приблизился ко мне и пихнул мне в карманы несчастные купюры, рявкнул: — Нет, не справишься, — после чего развернулся и отправился к вешалке, с которой сорвал свой шикарный кремовый пиджак и принялся резкими от раздражения движениями натягивать его на себя. — Да что с тобой? — взмылилась я, тут же вынимая из карманов наличные. — Я просто хочу сама их заработать, а не воровать из твоих сбережений. — Дэнни не будет осыпать тебя деньгами, — фыркнул Тэхён, разворачиваясь и поправляя на себе новый элемент одежды, — ты не слышала, что он сказал? Мы можем делать, что хотим, главное — не лезть к нему. Он и согласился, только чтобы выразить благодарность за твою помощь и только потому, что ты моя девушка — вовсе не потому, что у него есть подходящая для тебя вакансия. Заработок от диадемы — мы можем делать с ним, что захотим, но совать руки в его собственный карман он не позволит, просто мы будем делиться с тобой из своих карманов. — Но… — пролепетала я, — я не так себе всё представляла… — Я говорил тебе, что выполняю грязную работу, но даже подобная требует какого-то доверия. Есть и ещё менее благодарный труд. Поначалу я относил в химчистку его пиджаки, покупал ему кофе, заказывал еду и мыл его многочисленные машины, а ещё делал всё то же самое для его друзей — и получал за это не больше, чем ты, а то и меньше. При этом я был у него такой далеко не один и порой мог оставаться вообще без работы. Мне удалось так быстро подняться только из-за вот этого, — он достал из внутреннего пиджака отмычку, приблизился ко мне в два огромных шага и ткнул ею прямо перед моим лицом, — из-за своей способности проникать куда бы то ни было. Чтобы получить у него реальную работу, за которую он будет платить тебе отдельно, ты должна либо тоже уметь делать нечто подобное, либо пройти проверку временем и уверить его в своей надёжности. Не припоминаю, чтобы это входило в твои планы. — То есть, грубо говоря, я буду жить за твой счёт? — я начинала заражаться его настроением. — «Дэнни поймёт». «Дэнни хороший парень». К чему были эти слова, если платить за меня всё равно будешь ты? Почему я должна нормально относиться к тому, что буду брать твои деньги? — Потому что это то, что мы делаем, чёрт побери, — прошипел он, — мы берём чьи-то деньги. Хватит быть такой пай-девочкой, это выводит из себя.       Он уставился на купюры, которые я держала в своих руках. — Если ты сейчас вернёшь мне это, всё отменяется. Наш план побега, твоё участие в делах и даже в «Алмазе» — абсолютно всё. Найдёшь себе добропорядочную работу, а я буду работать на Дэнни, как и планировал.       Тут с первого этажа нам крикнул Чонгук, и Тэхён бесцеремонно покинул комнату, оставив меня с дурацкими пачками наличных в руках. Я взглянула на них и думала было положить их обратно в шкаф, но серьёзное выражение, с которым Тэхён произносил своё зловещее обещание, заставило меня передумать и сунуть-таки его любезное предложение помощи в карманы кардигана. Сама возможность отката назад теперь казалась мне нереальной. Но он говорил об этом с такой простотой, будто свернуть всё ничего не стоило.       Теперь же, уже в машине я кисло морщилась, мысленно снова и снова воспроизводя произошедшее, когда заметила, что машина сворачивает с дороги. Старенький Хёндай углубился в пустошь и остановился посреди ничего. — Мне кажется, будет дождь, — мрачно объявил Чимин с заднего сиденья, — давайте поторопимся, надо убраться отсюда до его начала.       Тэхён заглушил мотор. Все четыре двери Хёндая, освещавшего фарами пустынную местность, распахнулись. — Чур я первый, — задорно провозгласил Чонгук.       Но я, честно говоря, не особо прислушивалась к их болтовне. Мои глаза следили за действиями Тэхёна. Вот, он вынул ключ зажигания, покинул автомобиль, захлопнул дверь, прошёл к багажнику и стал доставать все необходимые принадлежности для пикника. Чонгук убежал к далёкому булыжнику, гремя пакетом с бутылками, но Чимин остался здесь, чтобы помочь. Они вместе отошли на небольшое расстояние от машины. Я семенила за ними следом по рыхлой земле. Пожухлая и реденькая трава хрустела под моими подошвами.       Ким Намджуна веселило ловить меня на противоречиях самой себе. Несомненно, и нынешняя ситуация показалась бы ему забавной. Купюры в моём кармане противоречили всему, к чему я стремилась на протяжении последних лет. Абстрактное «работать на Дэнни» и реальная, буквальная жизнь за чужой счёт — это совершенно разные вещи. И это было только начало. Я прикрыла глаза и тут же увидела серьёзное лицо татуировщика. «Ты угадала», — глухо произнёс он. Я срочно открыла глаза. Нет. — Ты кажешься грустной, — пропел ехидный голос за моим плечом.       От испуга я чуть не подпрыгнула. Чонгук стоял сбоку от меня и с благоговейным видом наблюдал за работой товарищей. — Не у всех, как у тебя, вожжа под хвостом. — Сейчас кое-что покажу, — будто не слыша, улыбнулся он и полез за пазуху, откуда достал пистолет, — а-а-а! Кажется, так в прошлый раз ты отреагировала, когда это увидела?       Я сжала губы в неловкости, покосившись на оружие в его ладони. — Тэхён рассказал тебе? — Он просто переживал, — хихикнул Чонгук и спрятал руку с пистолетом за спину, — ты тогда так поторопилась убежать. — Я испугалась не какого-то дурацкого пистолетика. — А ты докажи, — игриво подначил он, — пошли постреляем, пока родители возятся?       Я бросила взгляд в сторону Чимина и Тэхёна. Они раскладывали еду на расстеленной скатерти. Их губы шевелились в тихих разговорах — я стояла слишком далеко, чтобы что-то услышать. — Брось, — махнул рукой Чонгук, словно прочитавший мои мысли, — Чимин сейчас подлизывается к Тэхёну, чтобы сохранить худые остатки мира в стенах Скворечника. Ты же не хочешь ему помешать?       Вообще-то, я очень даже хотела помешать. Меня и саму заботило сохранение мира, уже другого, нашего с ним. «Но сейчас мы всё равно не останемся наедине». — Ладно, — вздохнула я.       Чонгука повёл меня за собой. Шагал он строго спереди, размашистой и уверенной походкой, за которой я вынуждена была поспевать. Пистолет покоился в одной из его скрещённых за спиной рук. Вид оружия по-прежнему немного обескураживал. Как бы это сказать? Чонгук мог в любую секунду развернуться и пристрелить меня к чёртовой матери. И хотя я отлично понимала, что такого он вытворять не станет, гипотетическая возможность и, к тому же, удивительная лёгкость исполнения чего-то подобного слегка подогревали кровь. Конечно, если бы захотел, он мог бы прикончить меня и голыми руками. Но обычно ты забываешь о том, насколько люди опасны. А пистолет, априори изготовленный для вполне определённых целей, неизбежно служит отличным напоминанием. Само его наличие в чьей-нибудь руке подразумевает намерение выстрелить.       Особенную оторопь наводила та самая рука, что его держала. Я задумалась, сколько ещё вот таких Чон Чонгуков могло разгуливать по миру с пушками в руках. Трагедия оружия в том, что оно чаще всего попадает именно в руки тех, для защиты от кого ему следовало бы служить. — Внимание, — объявил он, касаясь пистолета второй рукой, — я снимаю эту штучку с предохранителя. Сейчас она станет опасной. — Так, — кивнула я, не понимая, о чём он толкует.       Он щёлкнул по оружию и протянул его мне: — Главное, не касайся спускового крючка, — он показал мне, где он. — Не просто не нажимай, а вообще палец туда не просовывай. Коснёшься его, только когда я скажу, поняла?       Даже такой чайник, как я, знает, куда жмут для выстрела. Я кивнула и взяла пистолет. Мой наставник обошёл меня и принялся работать с моим положением. Сначала он правильно расположил пистолет в моих ладонях, затем направил мои руки на бутылку. Было похоже, что ему нравилась его роль. Чонгук вообще любил важничать. — Это самозарядный пистолет с патронами 45-го калибра, — пояснял он, как будто это мне о чём-то говорило, — разработан одним гениальным американцем. Лёгкая штучка, которая в ходу уже больше ста лет. Думаю, тебя не должно шибануть по лбу… и всё-таки, лучше немного согни руки в локтях, вот так, и поставь их таким образом, чтобы кисти были чуть выше уровня плеч, — он сам согнул мои руки, как надо, посмотрел на положение и кивнул, — с опытом нужда вот так церемониться отпадёт. Теперь прицеливайся. Видишь вот эту маленькую штучку на дуле? — он показал на выступ на верхушке пистолета, на самом его краюшке. — Это твоя мушка, она должна находиться ровно под точкой мишени. — Чонгук, я не понимаю этих терминов, — раздражённо фыркнула я. — В данном случае мишень — это твоя бутылка, видишь? — он указал на мою стеклянную цель, одиноко возвышавшуюся на камне. — Мушка должна находиться под ней.       Я опускала оружие до тех пор, пока его выступающая верхушка не оказалась прямо под бутылкой. — Но это значительно ниже… — замялась я. — При отдаче этот пистолет сильно подбрасывает вверх, — пояснял мой учитель. — Если ты прицелишься в саму бутылку, выстрел пролетит над ней, либо же заденет только самый её краешек. — А-а-а… — протянула я, — тогда, думаю, я готова. — Откуда ты столько знаешь?       Руки немного подрагивали. — Оружием я увлекаюсь с детства… ну, ещё приятели из Сиднея, — Чонгук внимательно наблюдал за моими действиями, — как, по-твоему, я вернулся в Корею?       Я опустила пистолет и развернулась к нему. Вид у Чонгука сделался самый что есть перепуганный. — Давай-ка без резких движений… — он выставил перед собой ладони. — И как же ты вернулся? — спросила я тем временем. — Не совсем представляю. Наверняка ты учился в какой-нибудь частной школе, но умудрился сбежать, попасть в криминальную компанию, да ещё и перелететь из Австралии в Корею без ведома родителей, будучи при этом несовершеннолетним.       Он всё ещё выглядел явно обеспокоенным наличием пистолета у меня в руках, однако понял по моему лицу, что я не отвяжусь просто так, и тяжело вздохнул. — Я такой человек, — он развёл руками, — у меня исключительный талант наживать приключения на задницу. Кажется, я говорил, что работал подставным учеником какое-то время? — Ты про то, что писал контрольные за других? Да, ты рассказывал. — Чаще всего я писал экзамены вместо тех, у кого… ну, понимаешь, водятся деньги. Иными словами, это были такие же богатенькие сынки, как я сам. Как-то раз один из них познакомил меня со своим приятелем, который добывал для него травку — так всё и началось. — Что началось? — Моё знакомство с сиднейскими друзьями, которые помогли мне вернуться домой. — Через парня, который… продавал всякое? Чем вообще занимались твои друзья? — Торговлей, — улыбнулся мой учитель, — не слишком серьёзной, но интересной, да. Я помогал это организовывать, а то у них с этим шло туго. Хорошее было время. Я рассказывал, что участвовал в спарринге с кенгуру?       Что-то в этой истории казалось странным. Было какое-то противоречие. Я подумала немного, сдвинув брови к переносице, и спросила: — Зачем ты вернулся в страну, которую так ненавидишь? — У меня здесь дела, — пряча лукавство, он отвернулся к камню, — но я даже рад, что вернулся. Не думал, что смогу найти друзей на родине… я был до того узколобым раньше, что решил всех корейцев сгрести под одну гребёнку; всё здесь презирал. Слишком часто я жил за границей, в диких просторах европейского индивидуализма, и здесь мне становилось тесно до удушья. Строгость и придирчивость в отношении возраста, внешности, статуса, каждой проклятой пылинки на одежде выводили меня из себя — в особенности дома. Но я-таки поверхностно судил; издалека оно всегда и легко — судить поверхностно. Более того, я и за собой не замечал, что там я не до конца свой. Как ни крути, а кое-что впитываешь с молоком матери, и это из тебя потом не вымыть никаким морям, хоть все их исплавай брасом. Кто там из писателей заикнулся, что мы по большей части обречены до конца жизни таскать в себе то, что подхватили в самом начале пути? Хорошо сказано!       Я завороженно и украдкой за ним наблюдала, дивясь резкой перемене настроения. — Друзья на родине — это ты о Чимине и Тэхёне? — О ком же ещё? — он взглянул на меня с тонкой улыбочкой, игравшей на губах. — Кстати, об одном из них. Раньше меня одолевали переживания на этот счёт. Я даже подумывал таскать его за собой всюду, куда ни отправлюсь, хотя и сомневался, что эта идея придётся по душе нам обоим. Знаешь, было что-то странное в его лице… он подавал признаки человека, который непременно закончит плохо, — было чудно слышать такое от Чон Чонгука, потому что как раз такие признаки мерещились мне в его собственном лице. — Но теперь я могу не беспокоиться, верно? Всё будет в порядке… он не один.       Вопрос растворился в тишине. Сквозняк словно стал более колючим. — Конечно, — произнесла я, — но я… не совсем надёжная. — О, не переживай, просто оставайся собой, — усмехнулся Чонгук, — более надёжным, чем сейчас, я его никогда не видел, а всё потому, что ему приходится быть таковым за вас обоих. Так… В Сеул я приплыл на контрабандистском корабле своего приятеля, он же и рассказал о всяких здешних бандитах, среди которых мне приглянулся Дэнни Многорукий. Я ответил на все твои вопросы? А теперь, пожалуйста, вернись в правильное положение. — Неужели тебя это не утомляет? — не сдержавшись, спросила я.       Он деловито двинул бровью. — Что именно? — Быть вот таким… — я неловко запнулась, — каким ты был тогда… в той гостиной.       Не сразу смекнув, что я имею в виду, Чонгук пронялся широкой зубастой улыбкой во всё лицо. — Обычно я не переворачиваю мебель везде, где появляюсь! — хохотнул он. — Да и светильники с бытовой техникой тоже не бью, вроде бы. — Да, — осторожно согласилась я и, после нерешительной паузы добавила, — но в остальном ты как раз такой же. Я подумала, что это, наверное, здорово выбивает из сил.       Чонгук ответил мне долгим взглядом. Губы так и застыли до сих пор в растянутом подобии ухмылки. — Чую, дорогуша, — медленно протянул он, — ты начинаешься пускаться в мурятину. Давай-ка лучше стрелять! — с этим он задорно развернулся к камню.       Я снова прицелилась, стараясь держать руки в том положении, которое он в прошлый раз задал. — Так, а теперь клади указательный палец на спусковой крючок, — мягко наставлял Чонгук.       Я медленно проделала наказанное. Теперь не оставалось ничего, кроме самого выстрела. — И всё-таки, против чего ты воюешь? В этой твоей войне, — я не спускала глаз с мушки, находившейся ровно под дном бутылки. — Против скуки, — мой учитель кивнул и сделал шаг назад, — давай.       Палец нажал на крючок. Два оглушительных звука пронзили тишину: выстрел и звон бьющейся бутылки. По всей правой руке от ладони до плеча словно прошёлся электрический ток. Кисть неприятно свело вверх. Но это ощущение продлилось не дольше секунды и превратилось в самую обыкновенную ноющую тяжесть. Первым делом я испуганно оглянулась в сторону города: казалось, выстрел слышал весь распростёртый вдали Сеул. И только потом на глаза попался довольный Чон Чонгук, указывающий в сторону камня — тогда до меня и дошло, что я попала в цель. Наконец я заразилась его восторгом: — Давай ещё разок?       Чонгук глянул в сторону Хёндая. Тут и я вспомнила о Ким Тэхёне, обернулась назад и обнаружила, что они с Чимином как раз направляются в нашу сторону. — Боюсь, мама с папой не разрешат, — хмыкнул Чонгук.       Он протянул руку за своим оружием, и я вернула ему пистолет. Он затворил курок обратно и снова воспроизвёл какое-то клацанье-щёлканье, после чего мы оба уставились на неспешно приближающиеся к нам силуэты. — Ты когда-нибудь стрелял в человека? — опомнилась я. — Пару раз, — простодушно ответил он.       Я уставилась на него с вытаращенными глазами. — Пару раз в одного и того же человека, — оговорился он, — и ни разу не попал. — Кто он и чем он тебе так не угодил? — О, это хороший вопрос, — Чонгук высоко поднял свободную руку, выражая приветствие приближающимся друзьям, — расскажу как-нибудь потом.       Я только теперь заметила, что Тэхён наконец смотрит на меня. Его взгляд скользнул в сторону камня, вернулся к моим глазам и на этот раз, я была уверена, выражал намерение поговорить. — Ловлю на слове, — шепнула я Чонгуку напоследок, как раз когда наши друзья оказались совсем близко.       Наконец Тэхён и Чимин приблизились. — Вы не побудете пока вдвоём? — заявил Тэхён сходу. — Рюджин, не поможешь мне разложить всё до конца?       «Даже так?» От моего внимания не ускользнуло, как Чимин и Чонгук переглянулись. Но я торопливо ответила: — Конечно.       Мы с Тэхёном двинулись обратно вдвоём. Сначала в тишине, но когда несколькими метрами спустя я обернулась и обнаружила, что ребята всё ещё смотрят нам вслед и о чём-то переговариваются, сказала: — Решил не церемониться? А я всё ждала, когда подвернётся повод… — Всё равно они чувствовали, что что-то не так, — хмыкнул Тэхён. — Повод для чего?       Я взглянула на него. Остро отточенный профиль. Татуировка на шее. Взгляд перед собой, казавшийся печальным в сумерках. Руки, скрещенные за спиной — так, что невозможно коснуться ладони. — Чтобы извиниться.       Тэхён слабо улыбнулся. «Уже что-то». — За что извиниться? — тем не менее, спросил он. — Не прикидывайся дурачком. — Лол, — он выдохнул смешок. — Мне плевать, где ты берёшь свои деньги. — Не ври. — Я мечтала стать финансово независимой с тех пор, как мне стукнуло четырнадцать. А так, — я достала купюры из кармана, — я словно снова становлюсь зависимой. Что в этом тебя так бесит? — Меня бесит, что до тебя не доходит, где ты находишься, что делаешь и с кем говоришь. Ты как будто… я не знаю, идёшь напролом с завязанными глазами. — Ничего у меня не завязано, я прекрасно знаю, как и что работает… — Но знать и видеть воочию — не одно и то же. Так ты, кажется, сказала? Твоя проблема в том, что ты мало думаешь, прежде чем сделать. — Звучит резковато, — обиделась я. — Я не пытаюсь тебя оскорбить. Это правда. История повторяется, тебе не кажется? Ты всё решаешь сама, навыдумываешь всякой чепухи… не имеющей ничего общего с менее красочной реальностью, — он запнулся, тяжело вдохнул и шумно выдохнул. — А когда я иду у тебя на поводу, ты отталкиваешь меня, смотришь на меня своим… снисходительным взглядом. Как будто это я виноват, что ты недостаточно дальновидная, чтобы предусмотреть такие простые вещи. Наш образ жизни и есть зависимость, Рюджин… от того, что мы делаем, — слова давались ему тяжело, он говорил ужасно медленно и с натужными паузами. — Нет никакого постоянного заработка. Нет никакой почвы под ногами. Получилось однажды — ты богат, как шейх. Не получилось — ты либо всё ещё беден, либо пойман, либо вообще мёртв. Вдумайся, пожалуйста. Мы не просто будем регулярно получать деньги по какому-то понятному и простому алгоритму. Меня бесит сам факт того, что приходится объяснять тебе это. Ты не понимаешь, насколько паршиво опять чувствовать, что…       Его речь внезапно оборвалась. Эта пауза не сулила ничего хорошего. Проглотив ком, я спрятала деньги обратно в карманы. — … чувствовать что?       Сквозняк беспокоил наши одежды. — Что твой тату-мастер, чтоб ему пусто было, опять во всём прав.       Я округлила глаза. Какое-то время помолчала в потрясении. «Нет, только бы и здесь не он». — При чём здесь Намджун? — произнесла я не без опаски.       Мы дошли до расстеленной на земле льняной скатерти кораллового цвета. Никакой работы не оставалось: всё уже было разложено. Поэтому Тэхён просто предложил мне присесть и сам уселся рядом. Ровно в этот момент вдали мелькнула череда вспышек: по степной местности прокатились звуки сразу нескольких выстрелов. Я тут же поняла, как мелок был мой успех, потому что они стреляли сразу в несколько бутылок и, кажется, попадали в большинство из них. — Ты удивишься, насколько соответствуешь тому, что он предсказывает, — тем временем фыркнул Тэхён.       Мне словно передавили лёгкие. — Он говорил тебе что-то ещё? — просипела я. — Нет, — выдохнул Тэхён, — происходит всё то же самое, о чём он говорил в первый раз. — Что? Что я с тобой, чтобы поиграться? Я думала, я сделала достаточно, чтобы доказать, что настроена серьёзно. — А теперь слушай внимательно. Во-первых, для тебя всё это игра, и ты не ожидаешь реальных последствий. Во-вторых, ты, девочка с большим будущим, не сможешь нормально взглянуть в глаза мелкому воришке. В-третьих, и самое главное — всё это кончится плохо. — И что из этого для тебя пугает? — нахмурилась я. — Я ушла с работы, переехала в другую квартиру, собираюсь уехать с тобой — о какой игре может идти речь? — Во-первых, ты не задумываешься, что, уйдя из дома и начав работать с нами, станешь жить на чужие деньги — это твоё отсутствие ожидания реальных последствий, — здесь его речь свелась к шипению, — а во-вторых, этот твой взгляд, твой тон, твои упрёки — так «девочка с большим будущим» смотрит на «мелкого воришку». Чёрт побери, ты от и до соответствуешь тому, что он описывал!       Ощущения напоминали удары, наносимые сквозь шлем. Ты чувствуешь их не сразу. Черепушка мягкая, как переспелый фрукт. «Ты угадала», — я прикрыла глаза. Снова он лез в голову, снова всё бередил, доводил до ручки. Я же в самом деле не знала, о чём гудят его мысли. Правду он сказал или неправду? Сам же он и в эту самую секунду наверняка отлично понимал, что где-то там я корчусь в мучениях. В глубине души я была уверена, что он соврал и просто решил поиздеваться надо мной в отместку за попытку задеть его за живое.       Я представила себе далеко не в первый раз — эту сумасбродную сцену. Сцену, в которой мы якобы объясняемся. «Извини, — мямлю я, — я с Ким Тэхёном, и не могу ответить на твои чувства». И его сию же секунду передёргивает судорогой безудержного громогласного смеха. «А что, неплохо! — довольно мычит он в ответ. — При условии, что ты репетировала этот текст перед зеркалом, иначе извинения не принимаются». Никакого иного финала у этой сцены быть не могло и в помине. Но даже крохотная вероятность обратного наводила на меня оторопь. И эта-то оторопь — именно то, чего он добивался… своим беспардонным: «Ты угадала».       Мой страх потерять его, потерять как старшего брата, как члена семьи — вот куда он прицелился, и попал в яблочко. Я, конечно, унизила его гордость, записав в воздыхатели из-за банального беспокойства, но он слишком уж свирепо ударил в ответ. А тут ещё и Тэхёново: «Ты от и до соответствуешь тому, что он о тебе говорит», — просто вводило в ярость. «Я не буду твоей лабораторной крысой, Ким Намджун, — злобно думала я, — всё ты врёшь. Ни черта я не угадала». Но сомнения всё-таки мучили. И крыса всё-таки бегала по лабиринту именно так, как было предусмотрено исследованием. — Прости, — жёстко вырвалось у меня, — я так не считаю. Просто он угадал то, что и так было очевидно. Естественно, что среды, в которых мы выросли, рано или поздно вступят в конфликт. Тоже мне пророчество. — А мне вот страшно, Рюджин, — сдавленно произнёс Тэхён, — вдруг и последний прогноз окажется правдой? Вдруг всё это кончится плохо? — Например, как? — Например… я буду просто продолжать быть собой, но в твоих глазах это будет что-то ужасное, и ты мне этого не простишь. Я же могу оказаться для тебя чем-то и пострашнее Куа-фу, потому что ты, кажется, до сих пор не поняла, с кем имеешь дело. И можешь испугаться, когда наконец поймёшь. Кроме того, я украду тебя из твоего доброго стабильного мира, да так, что назад будет уже не вернуться. И ты возненавидишь меня за это. Вот чего я боюсь. — Тэхён, этого не случится, — с чувством отозвалась я, — я обещаю. Меня могут напугать твои поступки, но точно не ты сам. — Что это вообще значит? Как это работает? — Сама не знаю. Я в процессе выяснения. Это-то меня и будоражит. Мне кажется, знаешь… мне кажется, я стою на пороге какого-то большого открытия. Относительно преступности в целом. Существует серьёзная фундаментальная ошибка в образе преступника в наших глазах — вот что я думаю. И эта ошибка, она-то преступность как раз плодит, а не предотвращает. Понимаешь?       Он осоловело улыбнулся. — Нет, не понимаю. Но мне нравится, как у тебя блестят глаза, когда ты о чём-нибудь рассуждаешь. Чимин говорит, что таких, как ты, лучше сторониться. А мне нравится. — Я уже говорила, что ты не годишься на роль злодея. И я никогда не передумаю — тебе никогда не стать злодеем в моих глазах. К тому же, это не ты украл меня из моего мира, — мягко добавила я, — это я оттуда ушла — добровольно.       Тэхён вздохнул. Облизнул губу, отвернувшись и теперь глядя на ребят, мельтешивших вдали. — Хорошо. — Мы не должны вот так ссориться. — Согласен, — слабая улыбка, — мне тоже не понравилось. — Как говорит Намджун, у меня всегда было «слишком хорошо» с воображением. Настолько хорошо, что реальность не поспевает за моими ожиданиями. Ничего никогда не случается так, как я себе навыдумывала. Оттуда и все проблемы, правда? Так что дело не именно в тебе. — Лол, — усмехнулся он, — у меня всё наоборот. С воображением у меня туго. Но знаешь что?       Мы уставились друг на друга. Тэхён проговорил: — Это идеальный баланс. Я тебя приземляю, а ты меня окрыляешь. Здорово получается, правда? — Как думаешь, — я шмыгнула носом, — этих чудес же хватит надолго, да? — У чудес не бывает срока годности.       Я улыбнулась. Мы оба вернулись к созерцанию выстрелов. Спокойствие и холодный ветер колыхали едва-едва. Тем не менее, бумажки с Шин Саимдан всё ещё покоились в карманах. «Сначала Куа-фу, теперь это… — мелькнуло опасное сомнение, — я стремлюсь ко новым открытиям, но каждое из них отбрасывает меня назад». На самом деле пророчество и вправду звучало зловеще. Страшно было даже мимолётно думать о плохом исходе, а он теперь, ко всему прочему, зазвучал грубым голосом Ким Намджуна. Убедительным голосом. — Кстати, о Намджуне… — заговорила я спустя время.       Тэхён отозвался не сразу. Мы оба пили кофе из термосов, заедая крохотным печеньем. — Что о нём? — Мне кажется, он догадывается о моей выдумке.       Я позволила себе взгляд мельком. Тэхён не выглядел задетым, но и на беспечного не тянул. — Почему? — спросил он как будто непринуждённо. — Я приглядывал за ним, пока мы разыгрывали ссору, как мы и договаривались. Поверь, скучнее зрелища попросту не бывает. Ты его переоцениваешь. — Он сказал одну вещь… — объяснила я, — когда мы виделись в последний раз. — О, обожаю, когда он «говорит вещи», — фыркнул Тэхён, наконец обнаруживая раздражение, — он как гороскоп, который никто не заказывал. И что он сказал? — Мы разговаривали о какой-то ерунде, и тут он ни с того ни с сего заявил, что почувствовал бы запах моего блефа, даже если бы я была на другом континенте, — процитировала я, — и намекнул, что я крупно ошиблась в тот самый момент, когда решила его оболванить.       «Если он знает, значит, может узнать и дядя». И тогда всё было бы впустую. Чем больше я об этом думала, тем больше тревожилась. С чего бы Ким Намджуну разыгрывать передо мной что-то подобное, если только он действительно не знал? Разве что он имел в виду что-то другое… но я не понимала, что ещё в данном случае можно иметь в виду. Тем не менее, Тэхён только скептично усмехнулся. — Лол. — Что? — удивилась я. — Разве это не странно? — Нет, конечно, — объяснил он, как дурочке, — это просто пафос. Ты уверена, что он к тебе не клеится?       Я готова была выпалить привычный ответ на этот вопрос, как вдруг тот встал поперёк горла. — Уверена, — всё же скомкано буркнула я, даже не понимая, что вру.       Спустя целую минуту молчания он наконец пощадил меня: — Они целыми днями на работе. Не делают ничего подозрительного, не разговаривают ни с кем посторонним. Я потратил две недели жизни на наблюдение за парочкой зануднейших жителей страны. Мне доводилось даже у рыб в аквариуме наблюдать сюжеты поинтереснее. — Ты так говоришь, и всё-таки… — Рюджин, меня раздражает, что ты считаешь своего тату-мастера за бога. Он умеет внушать нечто подобное, согласен, но он вполне обычный парень. Смотри, возвращаются.       Я обернулась и обнаружила медленно плетущиеся в нашем направлении фигуры Чимина и Чонгука. — Наверное, ты прав, — вздохнула я. — Напоследок, пока они ещё не здесь… — тихо проговорила я, — извини. — Не бери в голову, — спокойно ответил он, — ты тоже извини, что я так истерично отреагировал. — По рукам. Давай это не повторять. Нам нельзя ссориться. — Да… — прозвучало неуверенно, поэтому он повторил твёрже, — да.       В таком положении мы и сидели до самого прихода настрелявшейся в бутылки парочки. Освещением в сумеречном поле служили так и не погашенные фары машины. Все набросились на еду, а Чонгук между тем успевал ещё и хвастаться успехами. Маленькие магазинные сэндвичи и кимпабы были холодными, погода — ветреной, а каждый из нас — себе на уме. Я сунула руку в карман и нащупала купюры. Жизнь вот так и дальше, с чужими купюрами в карманах, представлялась с трудом. Всякий раз бежать к Ким Тэхёну с протянутой рукой, когда захочется купить книгу или сходить в кино? Нет, я была уверена, что что-нибудь придумаю. Теперь же, когда груз ссоры был сброшен с плеч, на повестке стоял другой важный вопрос. Он повис в воздухе ещё до того, как я его озвучила. — Я вижу, у тебя горят глазки, — сладко пропел Чонгук в какой-то момент, — интересно, почему бы это? Не терпится узнать, да? — Интересно получается, — неопределённо хмыкнула я, проигнорировав вопрос, — с этого бала же всё и началось.       «И на нём, вероятно, закончится». Всё, что обещало случиться позже, должно было стать началом совсем другой истории — думалось мне. Истории о Шин Рюджин и Ким Тэхёне. — Ну, слишком уж не воодушевляйся. Потому что штучка на самом деле весьма простенькая, — усмехнулся Чонгук, — особенно для тебя, потому что ты всего лишь скромный «плюс один» для вот этого мальца, — он указал в сторону Пак Чимина.       Я невольно округлила глаза. — Как это? Разве я не иду с Тэхёном?       Однако тот, когда я одарила его вопросительным взглядом, только робко потупил глазки. — Я хотел тебе сказать… — промямлил он.       Несколько секунд ушло на мою искреннюю растерянность. — Но это ты пригласил меня на этот бал! — опешила я. — Да, — улыбаясь, поспешил ответить Чонгук, — и ты согласилась, тем самым сделав Тэхёна победителем спора… выигрыш которого — не идти на бал с парой. Почему, ты думаешь, мы отрицали, что он выиграл? Главная сложность заключалась в том, чтобы уговорить девушку пойти на бал не с самим с собой, а со своим другом. А он всё бубнил, что расскажет тебе позже, и настаивал на том, что он победитель. В конце концов мы согласились только для того, чтоб он заткнулся. — Но почему с кем-то другим? — не понимала я. — Почему не с собой? — В нашем случае победитель получает более интересную роль и поэтому не может идти на бал с парой. — Я полагаю, уроки танцев можно возобновить, — вдруг серьёзно заявил Чимин. — Почему ты не сказал сразу? — охнула я, обращаясь к Тэхёну. — Я столько раз говорила, что мы идём на бал вместе, и ты ни разу не исправил меня!       Тэхён состроил виноватую мину. — В свою защиту, — выпалил он с кислым смешком, — скажу только, что даже собирался отказаться от выигрыша! Лишь бы не заставлять тебя идти с вот этим, — он кивнул в сторону Пак Чимина. — Ну спасибо, — усмехнулся тот. — Это правда, — встрял адвокат Чон, — он даже обговаривал это с нами. — Просто всякий раз, когда ты говорила: «Мы пойдём на бал», — я старался избегать… местоимений.       Тэхён и поморщился, и вместе с тем изобразил улыбку. Я издала невольный смешок. — А тогда, когда мы только встретились… — вспомнила я, — как ты собирался объясняться? — Я надеялся, — тут же фыркнул Тэхён, сверкнув недовольным взглядом в сторону старшего товарища, — что Чимин тебя поразит, и ты будешь не против сходить с ним. — О-о-о, — я тоже поглядела в сторону названного, вспоминая, как прошёл первый урок танцев, — да, он меня и вправду поразил… — Так поразил, что только пятки твои сверкали, — хохотнул Чонгук. — Это значит, ты не против идти в моей компании? — осведомился Чимин. — Кажется, нет, — хмыкнула я, — если не будешь кидаться на меня с кулаками.       Он отвёл глаза и, готова поспорить, приложил тонну усилий, чтобы их не закатить. — Отлично! — торопливо провозгласил Чонгук. — Вы оба входите с группой танцоров. Теперь слушай внимательно, Рюджин.       Я важно кивнула головой. — В чём вся фишка? Танцующие и не танцующие пользуются разными этажами. Пары, участвующие в танцах, регистрируются под другими билетами — таких было выпущено ограниченное количество. У нас как раз такой. Остальной же народ, который придёт понаблюдать за танцами или просто так, расположится на антресольном этаже. С его балконов можно наблюдать за широким залом, в котором будет проходить танцевальная программа. Вам понадобится выучить только самый первый танец. — Вальс, — перебил Чимин. — Так, и зачем он нам нужен? — хмурилась я. — Из-за кладовки, в которой находится выключатель сигнализации, — сказал Чонгук, — эта кладовка располагается в дальнем углу первого этажа. Гости, которые не будут танцевать, то есть Тэхён, поднимутся через другой вход, который ведёт сразу на антресольный этаж. Иными словами, хода на первый этаж для Тэхёна нет, и он не сможет попасть в кладовку. — Свободно пройти на первый этаж здания, на котором находится выключатель сигнализации, могут только танцующие пары, — подхватил Тэхён, — обычным гостям туда спускаться нельзя.       Вопросов к этой части рассказа стало только больше. Растерявшись, я ляпнула первое попавшееся: — Как мы отключим сигнализацию? Разве там не будет охраны?.. — Охранник, который будет стоять у двери в кладовку — мой человек, — торжественно объявил Чонгук, — к тому же, эта комната находится прямо напротив уборной в конце коридора. Там будет людно на протяжении всего вечера. Один знак от Чимина, и охранник пропустит его в кладовку, где он отключит сигнализацию. — Я знаю многое о сигнализациях, — перебила я, — у дяди в кафе она установлена. Они устроены так, что их может отключить только хозяин дома или его доверенное лицо. Незнающий человек может вместо этого вызвать полицию. — Я знаю, как её отключить, — поплыл в улыбке Чонгук. — Когда Чимин отключит сигнализацию, наступит очередь Тэхёна. Он проберётся в кабинет хозяина дома на антресольном этаже и преспокойно заберёт диадему с витрины. Таким образом, вы сможете уйти с бала ещё до начала второго танца. Кража обнаружится нескоро, потому как самого владельца этого кабинета, как и его жены, на тот момент даже не будет в городе, а исполнительным организаторам бала туда вход воспрещён… — Постой-постой-постой! — перебила я, тщетно стараясь всё обмозговать. — Откуда ты знаешь, как устроено это здание?.. Откуда ты знаешь, как отключить сигнализацию? Откуда ты знаешь, где в нём находятся кабинет, кладовка, всё остальное… — этот план казался мне чистым безумием. — И откуда ты знаешь, что хозяев дома не будет в городе?       Я попыталась отыскать ответ в лицах остальных, но все они смотрели на Чон Чонгука. И по тому, как преобразилось его лицо, я догадалась, что этот вопрос был для него самым животрепещущим. Дэнни тоже упоминал, что всё это — его затея. — Хозяева этого дома — мои родители, — тем временем объявил Чонгук, плутовато улыбаясь. — Родители?.. — глупо продублировала я. — Именно так, — усмехнулся он, словно с вызовом.       Я не нашлась, что ответить. Только покосилась на скатерть, ровным счётом ничего не понимая. Зато остальные, казалось, кое-что поняли. — О, проклятье, — вздохнул Чонгук.       Он полез во внутренний карман широкого пиджака и достал оттуда две купюры: одну вручил Тэхёну, а другую Чимину. — Я говорил, что так будет, — Пак аккуратно сунул купюру в чёрный бомбер. — Одного твоего авантюризма тут не хватит, — добавил Тэхён. — Ты с нами или нет? — тем временем нетерпеливо спросил Чонгук. — Оттаивай уже. — Просто… почему? — растерялась я. — Они были строги с тобой, но разве ограбление собственных родителей — это не слишком? — Диадема стоит кучу денег, — хмыкнул он, — поверь, нам они нужны больше, чем им. — Как ты можешь так говорить? — Я не питаю тёплых чувств к родителям, — посуровел он, — и обедню их на диадему с превеликим удовольствием.       Я невольно стиснула челюсти. — Понимаю. Когда они живы и здоровы, и есть возможность сказать им «привет», можно позволить себе роскошь в виде капризов. И даже поиздеваться, когда скучно. — То, что с тобой случилось, — перебил Чонгук, в первый раз на моей памяти разозлившийся, — ужасная трагедия, но всё-таки иного рода. Этот парень, — он указал на Пак Чимина, — с детства ошивается среди бандитов, чтобы ухаживать за своей слепой бабкой. А этот, — теперь палец сместился в сторону Тэхёна, — сбежал из дома после того, как отец публично избил его, — я глупо уставилась в сторону названного и прочитала мягкое «объясню позже» в его глазах, — как думаешь, поможет в его случае то, что у него есть возможность сказать «привет»? Что касается меня… диадема, которую я собираюсь украсть, принадлежала моей старшей сестре. Она покончила с собой из-за брака, которым отец собирался связать её с мужчиной втрое старше. Когда её тело нашли, отец велел обустроить всё как несчастный случай, чтобы не потерять самое драгоценное, что имеет — репутацию. Деньги и влияние ему в этом поспособствовали. Знаешь, где он проводил время, когда обо всём стало известно? В его обожаемом гараже, среди кучи дорогущих автомобилей. Я выстрелил в него из оружия, которое украл у его охранника. Мне тогда было тринадцать лет. С тех пор я стал делать всё, чтобы опозорить его, а он в ответ стал отсылать меня подальше, упорно где-нибудь запирать и пытаться подавить другими способами, о которых тебе лучше не слышать. Видишь ли, быть живым ещё недостаточно. Нужно ещё и не быть скотом, и тут уж не все справляются. Но куда тебе понять? Давай взглянем правде в глаза: всю жизнь тебе попадались хорошие люди, сделавшие из тебя нежное тепличное растение. Твоя трагедия выделяет тебя среди сверстников — так тебе, должно быть, кажется? — он чуть сощурил глаза; я почувствовала, как покрываюсь гусиной кожей. — Я же прекрасно понимаю, какой красивой чепухой наверняка набита твоя голова. Может, ты даже и права, но это всё-таки и близко не то, через что пришлось пройти нам. Ты потеряла одни тёплые ручки и тут же попала в другие тёплые ручки — мы же не знали, что такое тёплые ручки, с самого рождения, зато отлично знали, что такое рука, которая нас бьёт. Так что хватит делать вид, что ты одна из нас и можешь читать нравоучения о правильном и неправильном. Станцевать вальс, быть душкой и не мешать партнёру — вот и вся твоя задача. Охи, ахи, выражения протеста и, что желательнее всего, свои предубеждения лучше оставить здесь и сейчас, пока мы не вернулись в город. Ну как, сможешь устроить? Или нам подыскать другого человека?       Я тщетно старалась собраться с мыслями. Спрятала в карманы дрожащие ладони. Вот тебе и «впишешься в компанию». Красивая чепуха, да? Надо же, ударил по самому больному. Туда же, куда так любил бить Ким Намджун. — Я… — промямлила я, молясь, чтобы на глаза не напросились слёзы, — сочувствую по поводу твоей сестры.       Чонгук сцепил челюсти, желваки ходили ходуном. Он обвёл беглым взглядом присутствующих и вдруг, к нашему с ним общему удивлению, столкнулся с тяжёлым молчаливым осуждением. Осуждали оба — и Ким Тэхён, и Пак Чимин, просто каждый по-своему. Один обжигал уязвлённо и неодобрительно, как будто только что был предан, другой обдавал сухим холодным сочувствием, как если бы смотрел на обречённого человека. Чонгук вдруг спохватился и крутанулся ко мне всем корпусом. — Слушай, извини, а, — резко выпалил он, — я схожу с катушек, как доходит до этого. Я тут ужасного наговорил. — Ничего, — пролепетала я, растерявшись, — я тоже полезла не в своё… — Нет-нет, — он выставил ладони, перебивая, — это-то и естественно. Ты о своих маме и папе горюешь, Тэхён мне рассказывал. Конечно, тебе будет казаться, что смерть — это самое худшее, и лучше всегда помириться. И тебя будет задевать, что другие, как тебе кажется, не пользуются возможностью, которой у тебя нет. Просто у меня основательно сносит башку, когда доходит до этой темы, понимаешь? Это только начало, Рюджин, не просто каверза, чтобы посмеяться над стариками. Я отнюдь не шуточки вздумал шутить. Я собираюсь воевать. Но ты-то этого не знала, — он шлёпнул себя по лбу. — Ну я даю! Ты извини, ладно? Извиняешь?       Я окинула взглядом всех присутствующих. Тэхён отвечал мне мягким сочувствием, в ответ поджимая губы. Чимин уставился в сторону, казалось, безразличный к происходящему. — Конечно. Я тоже теперь буду знать, что это больная тема. Так и ты извини.       Однако от этой беседы остался некий осадок. Просто я предпочла не обратить на него внимания. — Не вздумай! — хохотнул Чонгук. — Нет-нет, не надо извиняться. Лучше скажи, ты пойдёшь с нами? — Даже не знаю, я… — Я сразу скажу, — снова перебил он, — что очень хотел бы, чтобы это была ты. Но решать тебе, конечно.       «Снова оно». Это странное чувство. Чувство, что тебя видят. Мне вдруг почудилось, что он догадывается, до чего для меня важно быть частью этой компании. Догадывается, что мне нравится, как они отличаются. Что я верю, что отличаюсь и сама. «Однако история у него и правда зловещая». — Хорошо, — бросила я, — я пойду.       Чонгук откинулся назад, опираясь ладонями о землю, запрокинул голову к небу и испустил облегчённый вздох. — Отлично! — воскликнул он. — Ты можешь не идти, если на хочешь, — вдруг спохватился Тэхён и, подумав, раздражённо добавил Чонгуку, — знаешь, я бы попросил впредь… — Да-да-да, — перебил Чонгук, снова с кислым лицом, — я знаю, что ты хочешь сказать. Извини, дружище.       Короткая пауза. — Хорошо.       Мы с Тэхёном встретились глазами. Я ему улыбнулась. Мелочь, но было приятно. — Да нет, я пойду, — сказала я уже увереннее и обхватила руками колени, сцепляя холодные ладони в замок. — Ты мстишь за сестру? Поэтому диадема? — Скорее, я заявляю о своём присутствии, — ухмыльнулся Чонгук, — однажды я сказал папаше, что всегда буду появляться, когда он не ждёт, чтобы испортить ему жизнь. Это только начало.       Эти слова не могли вызвать ничего, кроме жалости. — Разве это стоит того? — Это сто пятьдесят миллионов вон, — пропечатал Чонгук, — уверен, мы найдём, как потратить эти деньги. К тому же, Тэхён оставит от меня послание. — Какое? — Даст понять, что это был я. Разгромит кабинет. Хочу, чтобы он знал, что я о нём не забыл.       Иногда свои претензии лучше задвинуть в дальний ящик. Я глядела на скудные остатки еды, разложенные на скатерти. — Я не мог провернуть всё это в одиночку, поэтому и обратился к Дэнни, — продолжал Чонгук. — Он любезно согласился приютить меня под свою крышу, а взамен попросил всего лишь работать на него! И даже не захотел денег с «Алмаза». По-моему, сделка слишком заманчива, чтобы отказываться. «…Или чтобы не иметь подвоха». — И ты согласился, — тихо заключила я. — С одним условием, — возразил он, — работа не должна быть скучной. Так все мы и сошлись вместе! Для Тэхёна это дело должно стать возможностью повыситься, для меня — подоставать своего папашу, а вот Чимин… — Чонгук хмыкнул, глядя на старшего, — до сих пор не понимаю, зачем он пихнул тебя к нам, дружище.       Чимин, как мне показалось, растерялся. — Я тоже никогда не участвовал в ограблениях, — прошелестел он, — к тому же, кто-то должен был показать вам, как всё делается в работе, которую он поручает коллекторам. Вы не особо надёжны. — Видимо, поэтому наша работа такое дерьмо, — промычал Тэхён, — как думаешь, Чимин, всё действительно изменится после «Алмаза»? — Кто его знает, — туманно отозвался тот. — Тебе-то точно не стоит волноваться о своём будущем, — язвительно подметил Чонгук, — ты его золотое дитя.       Все взгляды обратились на Пак Чимина, глаза которого словно под какой-то тяжестью были опущены к земле. — Едва ли всё так сказочно, как кажется, — вдруг глухо произнёс он. — Брось, — усмехнулся Тэхён, — вопрос состоит не в том, поднимешься ли ты, а в том, почему не сделал этого до сих пор.       Чимин открыл было рот, чтобы ответить, но тут же крепко сомкнул челюсти. Он бросил взгляд в мою сторону. — У тебя больше не осталось вопросов?       В тот вечер я поняла одну важную вещь. Не только я и Ким Тэхён преследовали какие-то скрытые цели. Каждый ждал от «Алмаза» чего-то, чем не хотел делиться с остальными. Оставалось только надеяться, что в конце концов наши цели не будут препятствовать друг другу. — План всё ещё кажется мне безумным, — призналась я. — Вы будете брать с собой оружие? — Да, — ответил Тэхён, — на случай, если всё пойдёт крахом. — А если охранники на выходе захотят проверить тебя и обнаружат диадему? Там же тоже должны быть охранники, правильно? — Охранники на таких мероприятиях стоят для красоты, — хмыкнул Чонгук. — Это всего лишь вечеринка, вход на неё свободный — зачем им ощупывать кого-то? — Эта вечеринка будет проходить в коттедже, в котором хранится дорогущая вещь, — возразила я. — Они должны были предусмотреть, что кто-нибудь, возможно, захочет украсть что-нибудь. — Для этого есть сложная система сигнализации, — улыбнулся Чонгук. — Если что-то сдвинется со своего места, сигнализация сообщит об этом — так зачем охране ощупывать кого-то, когда сигнализация молчит? — Всё равно вся эта схема кажется ужасно ненадёжной, — пробубнила я. — И вообще, почему ты сам не участвуешь? — Организаторы вечеринки — люди, работавшие на моих родителей много лет, — объяснил Чонгук, — они могут меня узнать. Поверь, мне хотелось бы принять участие, но я, к сожалению, только буду подстраховывать вас издалека. Чёрт, не могу дождаться! — А тот охранник у кладовки с сигнализацией… ему можно доверять? — Это мой сиднейский приятель, я ручаюсь за него. — Откуда ты знаешь, что именно он будет стоять там?       Его повеселила моя дотошность. — Хороший вопрос! — хохотнул Чонгук. — Охранники работают посменно и сами записываются на зоны, у которых хотят стоять. На протяжении всего бала они несколько раз поменяются местами. Всё очень просто — он вписал своё имя на пост у кладовки на первый час. — То есть, если мы опоздаем на час, у кладовки будет стоять уже другой человек? — До конца бала у кладовки успеет постоять каждый охранник. — Но если мы с Чимином опоздаем… — Вы не опоздаете. Первый танец длится пять минут — следом идут двадцать минут перерыва. Этого будет вполне достаточно, чтобы справиться. — И всё-таки, — надавила я, — например, что-то пойдёт не так… возникнут технические неполадки, первый танец сместится, и мы опоздаем.       Чонгук закатил глаза. — Думаю, тогда придётся всё свернуть. — Так, — я поёрзала на месте, — так… а если, например, мы опоздаем, но не совсем. То есть, Чимин успеет зайти в кладовку, но провозится там слишком долго, и пост твоего друга займёт другой человек. — Я просто-напросто не зайду в кладовку, если до смены останется совсем немного времени, — хмыкнул Чимин. — Но если тебе покажется, что времени достаточно, а его окажется недостаточно, — гнула я свою палку. — В таком случае, у нас есть вот это, — Чонгук достал из-за пазухи пистолет, — при помощи этого нужно будет выбраться оттуда. Целью операции станет не диадема, а успешный побег. Но то, что ты описываешь — крайне маловероятное стечение обстоятельств, Рюджин. — И всё-таки, риск есть, — тихо произнесла я, глядя на оружие.       Чонгук рассмеялся. — Конечно, чёрт возьми! Это же ограбление! Послушай, если что-то пойдёт не так, мы просто всё свернём. Ну, а если нас поймают с поличным уже во время исполнения, останется только бежать оттуда: всё равно билеты взяты на фальшивые имена. Только вот вероятность этого ничтожно мала. Это всё равно что бояться переходить дорогу даже на зелёный, потому что может найтись какой-то придурок, который решит нарушить правила и дать по газам. Понимаешь?       Я бросила сомнительный взгляд на Тэхёна. Он выглядел так, будто мои опасения его умиляли. — Это очень простое ограбление, Рюджин, — сказал он мягко, — Чонгук знает это здание, этих людей, эти мероприятия, как свои пять пальцев.       Я тяжело вздохнула. И почему-то очень чётко вообразила, как всё будет происходить. Над головой кружилась люстра, платья мельтешили вокруг, откуда-то издалека доносился гул музыки… Ким Тэхён смотрел на меня с балкона антресоли. Возможно, они были правы. Это просто. Стоило начать повторять себе это почаще. — Хорошо. Я с вами. Только ещё один вопрос… этот кабинет, в котором хранится диадема, разве он не охраняется? — Нет, — ответил Чонгук, — он просто закрыт на ключ. У меня есть дубликат. — Откуда? — опешила я. — Моя сестра, когда ей было пятнадцать, сделала дубликаты многих ключей отца. Мы вместе пробирались в его кабинеты — это всегда было весело. Такие люди, как папаша, предпочитают прятать свои скелеты в запертых помещениях. Абсолютно в каждом доме у него имеется хотя бы одна закрытая комната. А детей часто притягивают запретные места. — А если он сменил замок? — хмыкнула я. — Ты кое о чём забываешь, — усмехнулся Тэхён, — для меня не существует закрытых дверей. Именно поэтому я и подхожу для этого лучше всего. — Ты привлекаешь взгляды, — подал голос Чимин, — а я умею даже в свете прожекторов оставаться неприметным — я бы подошёл лучше. — Вот, собственно, и причина, по которой мы и заключили спор, — со смешком обратился Чонгук ко мне, — каждый хотел видеть в роли главного исполнителя именно себя. — Что было бы, если бы победил ты? — заломив бровь, спохватилась я. — Ты же не можешь пройти в дом и исполнить главную роль, верно? — Наконец-то интересные вопросы, — неожиданно бодро заявил Чимин. — У него самое ужасное требование! — фыркнул Тэхён. — Как я рад, что победил…       Чонгука такая реакция товарищей немало повеселила. — Всякий раз, когда я захочу подпортить жизнь своим старикам, — он поплыл в довольной ухмылке, — эти двое должны быть тут как тут, чтобы помочь мне. — Иными словами, мы стали бы инструментами его вендетты, — мрачно добавил Чимин.       Чонгук покатился со смеху. — Бесплатная рабочая сила? — улыбнулась я. — Какая бессовестность! — Проклятье! — отозвался бессовестный. — Не могу поверить, что я не победил. Как я мог проиграть вам? — он указал на Тэхёна. — Ты выглядишь, как малость пришибленный, — а следом переместил палец в сторону Чимина, — а в твою сторону вообще смотреть страшно!       Мы с Тэхёном обменялись долгими взглядами. Мне вспомнилось его появление в тату-салоне, и в его голове наверняка мельтешило то же воспоминание. — Лол, — произнёс он в конце концов, — я выиграл во всех смыслах этого слова. Пойдёмте постреляем, пока темнота ещё не кромешная. На этот раз не испугаешься, Рюджин? — Хватит уже припоминать мне это, — мрачно выдала я.       Мы поднялись со скатерти, достали из багажника ещё бутылки и коробочки с патронами и двинулись к камню вчетвером. Ветер хлестал всё суровее с каждой секундой — ночь опускалась на город. Воздух пах приближающимся дождём. Тэхён, шагавший сбоку, достал пистолет из внутреннего кармана пиджака, проверил магазин и защелкнул обратно уверенными, знающими движениями одной руки. Второй же, свободной рукой он сжимал мою ладонь. Я, наблюдавшая за ним, крепко-накрепко переплела наши пальцы. — Всё в порядке? — он смотрел вперёд.       Непринуждённый вопрос. — Более чем. — Удивлён, что ты так быстро сдалась, — его улыбка таяла в вечерней полутьме, — я ожидал настырных моральных проповедей.       Я оглянулась в сторону Чон Чонгука, шагавшего спереди всех. — Да плевать, — вздохнула я, — наверное, всё топливо ушло на тебя. Мне его, по правде говоря, жалко. — Скажи же? Я иногда, когда на него смотрю, думаю то же самое, и Чимин тоже. Он походит на того, кто ни за что не доживёт до тридцати. — А на первый взгляд кажется таким положительным и светлым… и не скажешь, что у него тараканы в голове. — Когда он впервые представил нам свой план, мы тоже решили, что он чокнулся. И даже не потому, что сам поступок немного странный, а потому, с какой одержимостью он о нём говорил. Ты и сама сейчас видела, что с ним делается. Не дай бог покуситься на эту его священную войну, он не оставит от тебя мокрого места. — Он столько обидного сказал… — задумчиво пробормотала я, — и всё — правда. Это-то и обиднее всего. — Будь с ним осторожнее, — Тэхён крепче сжал мою руку, — он это умеет. Но ты ему очень нравишься, это точно. Просто он по-свински реагирует, когда его задевают за живое. — Хорошо, буду знать. — Ты точно в порядке? — Да. Не переживай. — Отлично, — он поднёс мою ладонь, которую сжимал в руке, к своим губам, и осторожно поцеловал её.       Я улыбнулась. «Выкуси, Ким Намджун». У нас снова всё было замечательно. Где была теперь его хвалёная проницательность? «Нужно просто делать противоположное тому, что он говорит, вот и всё». Мы дошли до камня и принялись стрелять. На этот раз я пользовалась оружием Тэхёна, и руки мои направлял тоже он. Только, честно говоря, я не попала ни разу, хотя сделала больше десяти выстрелов. Тяжело сосредоточиться, когда тебя обнимают со спины и держат свои ладони поверх твоих. Я думала только о том, круто ли выгляжу. Вспышки озаряли незаметно подкравшуюся ночь. Мы стреляли до тех пор, пока наши цели не стали едва различимыми в темноте. Выкрики «воу» звучали каждый раз, когда кто-нибудь попадал, а попадали довольно часто. В такие моменты я вспоминала, зачем начала всё это. Я чувствовала себя бессмертной, неуязвимой, бесплотной — как дух. Как будто даже тогда, когда мы собрали все осколки, освещая землю вокруг булыжника вспышками телефонов, завалились в машину и двинулись обратно в город под повторившуюся аж три раза песенку «Африка» группы Тото — хоровые возгласы «воу» так и звенели сами по себе там, посреди ничего, и продолжали бы звенеть до скончания веков. Сначала Тэхён высадил Чимина и Чонгука неподалёку от Скворечника, а затем и меня повёз в мою комнатушку. К тому моменту голова у меня уже раскалывалась от громкости музыки, от грохота выстрелов, от всех новостей и пережитых ссор и примирений, так что мы ехали в тишине. В одном кардигане ночью стало совсем холодно и сыро, но я, как ни странно, почти не чувствовала этого неудобства. Дождь начался, когда мы были где-то на полпути к моему дому. В последнее время дождь был частым гостем в Сеуле. Нам повезло урвать сухую погоду и выбраться за город. Я сбросила туфли и залезла в кресло с ногами, достала купюры из кармана и принялась пересчитывать деньги. — Ты в порядке? — снова поинтересовался Тэхён, не отрывавшийся от дороги. — Перестань спрашивать, — ответила я, замерла с купюрами в руках и выругалась, — проклятье, из-за тебя я сбилась! — Там где-то полмиллиона, — улыбнулся он, — если понадобится ещё, скажи. — Ладно, — я убрала стопки обратно в карманы, — слушай… Он помычал в качестве ответа, тем временем выворачивая руль вправо и выезжая на неширокую улочку. — Что это за история… с твоим отцом? Ты никогда не рассказывал, что он тебя бил или что-то такое. — Лол, — ответил Тэхён, — я знал, что ты запомнишь. Конечно, знал. Как и то, что придётся объясняться. — Неужели ты ещё что-то скрываешь? — тем не менее, я надула губы. — Я думала, больше у нас нет секретов друг от друга. — Я ничего не скрываю, просто это… плохая история. — Хочу знать, — твёрдо отчеканила я, — тем более, если плохая. Дворники скользили по лобовому стеклу. Я заметила, что мы теперь передвигались по моему району. Тэхён помолчал, видимо, собираясь с мыслями. Ему всегда требовалось время, когда он говорил о серьёзном. Не знаю, что он там творил в такие моменты в своей странной голове. Расставлял всё по полочкам? Брал и клал снова, меняя местами? Что можно было обмозговывать так долго? Так или иначе, это была его черта, с которой я примирилась. — Я говорил тебе, как научился вскрывать замки? — произнёс он. Ура. — Да, — хмыкнула я, — твой отец — профессиональный взломщик. Ты наблюдал за ним. — Это не совсем правда, — тихо произнёс он, — на самом деле, он сам научил меня. «Так». — Так… — «Что-то я запуталась». — И зачем было врать об этом? «Ну, научил и научил…» — Он… — чем больше Тэхён волновался, тем объёмнее становились паузы в его речи, — учил меня не просто так. Тут он замолчал на целую вечность. Но рассказ должен был продолжиться — это чувствовалось. Поэтому я терпеливо ждала. Ничего другого всё равно не оставалось. Поторапливать его в таких случаях бесполезно — только собьётся, растеряется и будет потом собирать в кучу мысли ещё секстиллион лет. — Я уже говорил, — продолжил он, останавливая Хёндай рядом с многоквартирным зданием, в котором я снимала комнату, — что мы жили бедно… — Да, говорил, — не сдержалась и нетерпеливо выдала я, подталкивая его к продолжению. Если честно, я, привыкшая к медленным обмусоленным рассказам, не ожидала того, что собиралось свалиться на мою голову. Кроме того, нервы у меня и без того были на пределе. Намджун с его угрозами, неожиданная ссора с Тэхёном, ошеломительный рассказ Чонгука — слишком много страстей, и на каждую целая тонна тупой подвздошной боли. Поэтому, честное слово, я не была готова. — Я… — он облизнул нижнюю губу во время очередной паузы и вдруг вывалил всё, как на духу, — я воровал у наших соседей… по указке отца. Чаще всего скот, потому что у нас его почти не было. Мы ели мясо за плотно закрытыми шторами и не должны были никому об этом говорить. Потому что неоткуда было взяться мясу. В деревне было много бедствующих семей — дураку было ясно, что вор где-то среди нас. Полицию у нас не любят, они себе много позволяют, и разбирались между собой, но, как правило, безуспешно. Я был маленьким, худым, быстрым и ловким. Я мог пробраться куда угодно, убить животное без звука и уйти так, будто меня здесь не было. Всему этому меня научил отец, а остальным членам семьи было строго наказано молчать. Если подумать, все мы жили в страхе перед ним. Я был вором с раннего детства. До тех пор, пока однажды меня всё-таки не поймали. Это был сосед, с которым отец дружил — представляешь его лицо, когда он застал сына хорошего приятеля за воровством его скота? Он приволок меня за ухо на небольшой местный рынок, на котором отец в тот день закупался… — Тэхён снова запнулся. — Я думал только о больном ухе — казалось, он его того гляди оторвёт. Он бросил меня отцу под ноги и рассказал, за каким делом меня застал. Отца в деревне уважали, несмотря на то, что он был беден. Люди стали сходиться на шум, а я валялся на земле, схватившись за ухо, и хныкал. А потом мы с отцом посмотрели друг на друга, и я не обнаружил в его лице понимания. Он будто действительно был шокирован, разозлён, разочарован. Ну, или мне так показалось. Он спросил, что я делал со скотом, который ворую у честных людей… и я ответил, что бегаю продавать его в ближайший город, чтобы отложить денег. Мы заранее условились, что я буду так отвечать, если меня поймают, что честь семьи — это самое главное, и я должен сохранить её, даже если придётся пожертвовать собой. Ну, я и сказал это, и он рассвирепел, устроил мне показательную порку. Словом, он меня хорошенько поколотил, и всё на глазах у толпы. Это, конечно, был спектакль, но спектакль чересчур реалистичный — бил он не понарошку. В конце концов соседу пришлось остановить его. А я, если честно, к тому моменту вообще перестал понимать, где ложь, а где правда. Тут его речь внезапно оборвалась. Надломилась, как треснувшее в пламени полено. Он проглотил ком и только теперь обратил на меня осторожный взгляд. Не сразу нашёл меня там, в моих же будто ослепших глазах. Я сморгнула пелену и уставилась на него. Рассмотрела буквально таким, как он есть: не то, чтобы выросшим, но и не то, чтобы застрявшим в детстве — с чистым, как у младенца, лицом и с грязными, окровавленными по самые локти руками. Маленький, худой, быстрый и ловкий. — Ты не сказал, что это он заставлял тебя делать всё это? — прозвучал откуда-то издалека собственный голос. Тэхён покачал головой. — Но почему? — Лол, — он улыбнулся, — сам не знаю. Я уставилась в никуда, не зная, что сказать. — Говорил же, это дурацкая история. — Почему ты не говорил об этом? Я же спрашивала, как ты сбежал из дома… — Я не люблю об этом вспоминать. Это глупо, но мне до сих пор стыдно… за то, что все узнали. Для меня нет дороги назад. Только по маме и братьям скучаю, а в остальном мне даже думать об этом месте не хочется. Я отстегнула ремень и потянулась к нему. Он едва успел развернуться, прежде чем я вцепилась в него со своими объятиями и вжалась мокрым от слёз лицом ему в шею. Я почувствовала ладони на своей талии и услышала едва слышное «лол» у себя под ухом. — Сразу после этого ты сбежал? — прогудела я едва различимо. — Ага, — ответил он, прижимаясь щекой к моим волосам, поворачиваясь и зарываясь в них лицом. Я оторвалась от него, глядя в его красивое лицо, не выражавшее ни грусти, ни злобы. Мне даже померещилась лёгкая тень улыбки. — Удивительно, ты та ещё плакса, — проговорил он, — но ты сильная. Ты просто острее переживаешь события, всё как-то чересчур пропускаешь через себя, но при этом отлично справляешься, что бы на тебя ни свалилось. Я тобой восхищаюсь. — Я тебя ни за что не предам, — доблестно произнесла я. Дождь тарабанил по стёклам. В машине было холодно и сыро. Тэхён бесшумно рассмеялся, глядя на меня с благодарностью. За что? За сочувствие? За слёзы? За то, что не брезгую, мнимая святая, от прикосновения его грязных рук? — Я тебя тоже.