Тремор

Руки дрожали - зубы мерзко стучали о холодный край стакана, вода стекала тонкими струйками по уголкам губ, подбородку, ниже, по ключицам вниз, очерчивая грудь, живот. В неровном свете фонаря кухня казалась полупустой и мрачной. Андрей вцепился обслабевшей ладонью в столешницу, запрокинул голову, допивая ледяную воду. Еще. Горло пересохло, сердце все еще стучало как сумасшедшее - неровный, тревожный ритм. Мокрая, от пота, майка неприятно прилипала к телу, заставляя дрожать еще и от холода - окно на ночь уже нужно было закрывать. В голове образы, смешивались невнятными картинками, тягучими мазками крови, боли, чего-то мрачного и извращенного. Нужно выпить еще воды, перестать трястись, очнуться, наконец. По венам раскаленной лавой - тревога. Почему-то к горлу подкатывала тошнота. Андрей оставил стакан в сторону, поморщившись - дно громко стукнулось о поверхность, звук впился в мозг иголкой, ощущаясь до странности мерзко. Как бы не разбудить никого. Утренние скандалы всегда выводили его из остатков равновесия до конца дня. На часах - пять утра. Удалось поспать целых три, он почти счастлив. Снотворные работали, спасибо им за это, потому что как выживать иначе, как функционировать полноценно без сна, если даже с ним выходит так себе? Андрей покупал себе литрами кофе, энергетики, если бы мог - пустил бы кофеин по венам, чтобы быстрее, выше, сильнее. Легче. Учебы идет третий только месяц, а он уже безвозвратно заебался. Ноги все еще дрожали. Андрей пялился растерянным взглядом в тьму за окном, вглядывался в неровный свет фонаря, до рези в сухих глазах. Тошнота становилась только хуже, воду, наверное, пить не стоило. Просыпаться тоже. Усталость, вшитая, встроенная в его тело, накатила волной, мешая вдохнуть. Прижался вспотевшим лбом к кухонному шкафчику, пытаясь хоть немного взять себя в руки. Есть план, распорядок, что-то понятное и простое: встать, закинуть в рюкзак энергетик, долго стоять, уставившись мутным взглядом в зеркало над раковиной - долго, это минут пять, потому что отражение начинало расплываться, раскраиваться на слои, внутри растекалось холодом, тьмой, забившейся под ребрами. Потом - растолкать Валеру и свалить самому. По утрам никогда не хватало времени и сил на завтрак, потому что и так от всего тошнило, и так хотелось утопиться в ближайшей канаве. Хорошо, что по дороге их не наблюдалось. Может и плохо. Кто бы знал. Сегодня все это не помогало, двигаться не выходило вообще, стоял, прибитый к полу, пытаясь взять под контроль собственное тело. Выходило не очень - как и многое другое за последнее время. Руки дрожали. Андрей прикрыл глаза, сосредотачиваясь на темноте под веками. В груди загоралось знакомое, стылое отчаяние, такое привычное, понятное, простое. Нужно было идти на пары, нужно было учиться, выдерживать косые, ничего не значащие, взгляды одногруппников, пытаться сделать вид, что не расходится по швам, притворяться человеком, а не усталым телом без капли самосознания. Все это давило на виски, сжимая голову кольцом, сильнее и сильнее, с каждой секундой, как позволял себе задумываться обо всем этом. Кто-то шлепает в коридоре босыми ногами, хлопает дверь - блядский Сашенька, к гадалке не ходи. Валера в жизни не встал бы в такую рань. Опять займет ванну на ближайший час, а лучше утопился бы и дело с концом - хоть что-то приятное за последнее время. Мечты и только. Уселся на стул, потирая запястья. Может быть, стоит пойти и еще полежать, согреться под одеялом хотя бы - холод просачивался под кожу, впивался иглами, пуская мурашки по спине. Залез в телефон, безразлично листая ленту Твиттера, цепляясь взглядом за отдельные слова, выхватывая случайные фразы из общего потока. В груди все еще держалась тревога, стягивая обручем, оставляя место на поверхностные полувздохи. Нужно отвлечься, забыться, удалить все это из головы, мутное и мрачное, стереть из памяти ластиком, оставляя пустое, утешительное ничего. Ничего внутри, снаружи. Голова кружилась все сильнее, словно он сидел на сраной карусели, изо всех сил пытаясь удержаться на месте. В реальности он бы не пытался - это как будто лишено смысла. Зашел в инстаграм, сразу на страницу Суворова. Через мгновение вышел - хватит и в универе. Отчего-то накатил стыд, словно сделал что-то неприличное. Андрей отложил телефон в сторону, уставившись мутным взглядом снова в окно. Это все неправильно, дико, вот так к человеку, который искренне его презирает. Ненавидит даже. В мыслях сразу всплыли неприятные воспоминания, от которых в груди заныло только сильнее. Облажался, в тысячный раз, ничего нового, отпусти и забудь. Вот только не получалось. Сашенька все еще плескался в ванной. Выгнать его уже надо - время утекало, пролетало мимо, пока он тупил в собственных мыслях на кухне. Так и выходить скоро, а он все сидел, пытаясь хоть немного прийти в норму - не выходило. Встать со стула казалось непосильной задачей, чем-то из области фантастики. В итоге Андрей тащится в универ с опозданием, потому что умыться все же нужно было, а Сашенька долго делал вид, что его не слышит за шумом воды. Его, так сильно и отчаянно, получалось иногда презирать, что и самому страшно становилось. Кажется, их противостояние закончится чем-то не очень хорошим, если все так и дальше будет. Пару минут еще тратит на входе, потому что куда-то совсем далеко засунул пропуск. Утро становится особенно мрачным, под осуждающим взглядом охранника - такое ощущение, что вот специально он тут сейчас стал и в портфеле копается. По лестнице приходится почти взлетать, отчего позорная отдышка валит с ног. Голова нещадно кружится и нахер бы это все пошло. Отчего-то идет, пока что, только он. Почти хочется развернуться и уйти, но нельзя, наверное, потому что пропуски по неуважительной причине не очень хорошая идея. Наконец, Андрей растекся лужей по стулу, положил какую-то тетрадь на парту, для вида, моргнул. В голове - пусто. Адски хотелось спать, голова все еще кружилась, ничего кроме усталости не осталось и это все как-то слишком, потому что нужно высидеть еще три пары. Хотя бы сегодня не нужно идти на работу. А еще - Суворов сидел от него по диагонали слева и на него сейчас очень удобно смотреть. Андрей обвел фигуру потерянным взглядом, мазнул глазами по темным волосам, бледной, ровной коже, высоким скулам. Внутри что-то тянуло, неуловимым зудом, подточенным, собственной неуверенностью, желанием. Сегодня он в привычной байке, черной, с нелепой надписью на английском по закатанным рукавам. Почему-то на мгновение захотелось прикоснуться к ткани, ощутить под пальцами, хоть так, не касаясь прямо. От самого себя стало на мгновение тошно. Не нужно было забивать голову лишним, не стоило тратить на все это время, но не выходило - снова и снова, раз за разом, смотрел как конченный идиот, не мог остановится, не мог отвести взгляда. Будто примагничивало, притягивало с сумасшедшей силой, очерчивать глазами чужой профиль, разглядывать словно первый раз, изучать каждое движение, жест. Искать в толпе, в кабинете, в универе, в целом. Тянуло крючьями, распарывая изнутри. Стыд накатил лавиной, удушая - Суворов с удовольствием набил бы ему лицо, просто так, даже без повода. А он вот что. Вот что. Андрей побарабанил пальцами по столу. Нужно было подсесть к Насте - она косилась на него с соседней парты, показывая головой на пустое место рядом. Как-то уже было бы неловко перемещаться. Ладно. Обычно, он все равно сидит один. Тетрадь открыл, потер ладонью лоб - руки холодные, приятно ощутились на коже, облегчение расползлось рябью по телу, легкой и быстро исчезающей. Снова посмотрел влево: Суворов что-то печатал в телефоне, лениво покачиваясь на стуле. Артем рядом с ним что-то говорил тихим шепотом - не разобрать. Этого и не хотелось, если честно. Андрей подвис на его предплечьях, с четко очерченными выступами вен. Взгляд прикипел намертво, останавливаясь на странно хрупкой косточке запястья, замер, в мыслях что-то совсем потерянное, что-то совсем неправильное и надо бы, наверное, отвернуться. Вышло со скрипом. Андрей вывел название темы на листике, буквы расползлись кривым рядом по странице, залезая на соседние строки. Выглядело как записка сумасшедшего - первая из сотни тысяч бесполезных. Почему-то захотелось надпись перечеркнуть, себя желательно тоже, но это, наверное, глупо. Мария Сергеевна сообщила, что в конце пары их ждет тест. Андрей уныло выдохнул, вдохнуть заново вышло как-то не очень и с усилием - в груди как будто мало места для воздуха, мало места в целом и выходит вот это все, непонятное. Иногда, ему кажется, что он тонет - задерживает дыхание, проваливаясь в чернильно-черную, как глаза Суворова, глубину. Там его не ждет ничего хорошего, там в общем не ждет ничего, но в этом и смысл, верно? Погружение без возможности выплыть и без конца. Вниз и вниз, под толщу воды, что уже давно сомкнулась тяжестью над головой. Почему-то все равно оказываешься на поверхности, почти достигнув дна. Это не радует, только вызывает осколки сожалений - во тьме было как будто приятно. Но это только в воображении. Темноты, в реальности, он боялся. Мария Сергеевна раздала им пустые листочки, и Андрей смиренно нацарапал свое имя, вариант даже написал, но не очень понял зачем - как будто, кроме этого, добавить ему сегодня нечего. Не улавливал мозг никаких дат, никаких имен, смысла в паре по истории рано утром - тоже. Что-то все же написал, потому что надо и потому что вспыхивали обрывки старых знаний в голове. Суворов один из первых сдал пустой лист и снова пялился в телефон. Вот его спокойствию стоило бы поучится - у самого так не выходило. По привычке все еще беспокоился, не мог полностью забить на все это. А нужно бы. И так много поводов для переживаний. Вместо того, чтобы думать о самостоятельной, думал о Суворове - кому он так много пишет? Вопрос не то чтобы волновал, просто было любопытно, хотелось словно загадку разгадать. Тот весь был одной неуловимой тайной, страшным и темным секретом, что никак не выяснить, потому что спросить не у кого. Никто ничего не знает, а сам Марат нихрена не скажет. Да и как у него спросить? Для Андрея это точно невозможно - окатит волной презрения, пошлет куда подальше и дело с концом. Думать об этом было до странности спокойно, потому что с мыслью примирился, притерся, выбора другого все равно не было. Суворов был везде и всюду. Его было много, его было при этом мало. Даже было непонятно как его в целом описать. Марат. И точка. Хотелось бы поставить запятую, а потом дефис - просто непонятный набор символов в записной книжке. Как будто это что-то объясняло. С пары их отпустили, Андрей открыл диалог с Валерой - идиот умудрился скинуть ему девять кружочков в телеге. Пока слушал, пялясь сухими глазами в экран, врезался в кого-то в коридоре, чуть не уебался с лестницы, хорошо хоть не умер в целом. Может и плохо. Кто бы знал. Когда от телефона оторвался, поморщился: около нужного кабинета уже стояла Айгуль, явно поджидая Суворова. Мазнул по ней равнодушным взглядом - вот кто выглядел всегда идеально, хоть сейчас на обложку журнала фоткай. Макияж, прическа, одежда: этакая собранная девочка-отличница, у которой все всегда под контролем и никаких проблем. Когда-то он был на нее похож. От этого зубы свело, из-за накатившего к самому себе отвращения. Может, с ней и переписывался. На парах, вне пар, постоянно. Было только неясно о чем, потому что Суворов был ее полной противоположностью. Хотя они притягиваются и так далее. Мысль почему-то взбесила, оставляя за собой муторную тошноту. Андрей проскользнул мимо нее в кабинет, заполз на заднюю парту и уставился в окно. Уже, хотя бы, стало светло. Осень в этом году не радовала, год в целом как будто бы тоже. С этим, наверное, даже сделать было нечего - просто смирится и перетерпеть, стиснуть зубы покрепче, чтобы не выдать лишнего. По телу, привычно, растеклась усталость, смешанная с тонной липкого раздражения: почему не может стать нормально? Даже не хорошо, а просто - нормально. Валера хвастался, что купил им новый чайник. Он, конечно, хорош, но внутри стало тоскливо - вроде, они совсем молоды, а вот. Ебанный чайник и радости на девять кружочков. Все равно, впрочем, стало чуть легче жить. Тошнота все не отступала, зрение все также не настраивалось - потерялся фокус, четкость, ориентиры. Все это накатывало мутным комом, наслаивалось. Андрей пошатываясь встал, на мгновение вцепившись дрожащими пальцами за край столешницы. Нужно как-то дойти до туалета, потому что, кажется, что-то шло совсем не так. Айгуль около кабинета уже не оказалось. Суворова тоже видно не было. Это и хорошо. Было бы неловко блевануть на кого-то из них. Мысль как-то совсем запутались, растянулись в кашу, из образов и обрывков фраз. Андрей чудом дополз до дальнего туалета - если блевать, то там, потому что обычно тихо и никого нет. Как-то не особо ощутил боль в коленках - упал прямо так, склонившись к унитазу. От запаха и вида спазмами скрутило совсем сильно, но на языке была только желчь. Даже энергетик так и не открыл. Точно. Почему-то рефлекторно на глазах появились слезы. Андрей с трудом выдохнул, пытаясь хоть как-то успокоить дрожь по телу, боль в животе тоже. Хуйня. Это все сраная хуйня. Ему нужен сон, нужно отдохнуть, нужно нахрен остановиться. Потому что это все нездоровая история, потому что он так долго не протянет. Челюсть сводило - от подступающей рвоты и отвращения к самому себе. Не справлялся, он вообще уже ни с чем не справлялся. Вот так и проходит его счастливая жизнь, про которую так долго мечтал - вроде переехал, вроде живет самостоятельно, а нихрена не отпускает. Сидит, как идиот, цепляется пальцами за ободок грязного унитаза, на не менее грязном полу, пытается не задавиться желчью и как-то все совсем не туда идет. Говорила же мама, нужно следить за здоровьем. А он что? А он здесь. Это все даже почти смешно, даже весело, местами. Вот так смотришь за персонажами фильмов, читаешь в книгах - они так живут годами, в бешеном, ненормальном темпе, мир еще при этом спасают. Андрей бы сейчас и себя не спас, потому что для этого нужно что-то делать, а не просто плыть унылым дерьмом по течению. Сейчас даже встал с пола с трудом - ноги затекли, замерзли. Все еще ощущал истеричное веселье, потому что конкретно так его давно не перекрывало. С кабинки вышел, на мгновение нелепо прижимаясь к двери, чтобы не упасть носом на скользкий кафель. Замер. Напротив, прислонившись к стене, стоял Суворов с сигаретой в руке. Смотрел - презрительно и насмешливо, так что разом захотелось вернуться обратно к туалету, спрятаться там, желательно до конца жизни. Наверное, до этого даже слушал. Все это чудовищно-мерзкие звуки из кабинки, смешанные с громкими выдохами и полувсхлипами. Андрей честно не помнил, что он там выдавал: как-то в голове все смешалось, скукожилось до ощущения боли в животе и горле. Как будто, могло быть что угодно, кроме чего-то адекватного. - Туалет рядом был свободен, - сказал тихо, лихорадочно мечтая провалиться сквозь пол. Суворов поморщился. Затянулся, глядя куда-то от Андрея в сторону, словно он был совсем незначительным и пустым. - Ага. Я же тут ради этого. Почувствовал себя враз идиотом - сюда часто приходили именно покурить. Форточка всегда открыта, расположено так, что даже скрыть факт успеешь, просто выкинув сигарету в окно. Это было как будто общеизвестно, Андрей и сам тут пару раз грешил. Лучше бы и сейчас, чем вот это. Кивнул, на выдохе. Во рту стоял мерзкий привкус. От всей ситуации - такой же, только внутри. Двинулся к раковине, врубая на максимум холодную воду. Если Марат тут, то до пары время еще было, верно? От умывания на мгновение прихватило дыхание. Андрей уставился потерянным взглядом на свое отражение в зеркале, с трудом размыкая слипшиеся от воды ресницы. На секунду все мысли выбило, выплеснуло из него, оставляя голые ощущения, заставляя с трудом хватать ртом воздух. Мир замер на четкость вдохов и выдохов, секунда затянулась, застоялась. Только он и обжигающий холод на коже. Суворов все еще курил. Смотреть на него сейчас не хотелось. Как падение в бездну - стоишь сначала на самом краю, смотришь вниз. Раздумываешь: может, оно тебе не нужно? Падаешь, даже не успев додумать мысль, летишь, распадаясь в процессе на сотни острых граней. Осознаешь глубину позора, тяжесть момента. Руки дрожали. Покраснели - пальцы сгибались теперь с трудом. - Тебя до медпункта довести, или сам пойдешь? - голос у Суворова неожиданно насмешливый, будто бы раздраженный. Андрей дернулся, выдохнул. Склонился снова к крану, поливая на лицо еще пригоршню воды, давая себе передышку на мгновение. Это, конечно, не сильно спасло, внутри все горело от блядского стыда. Почему ему так везет? Может ли это быть каким-то проклятием? Еще немного и он начнет верить во всю эту муть, просто потому что другого адекватного объяснения у него не было. - На пару пойду. - Отличная идея. Решишь блевать на парту - предупреди. Чтобы я выйти успел. - Как скажешь. Голос сел. Холодная вода чуть-чуть помогла. Под веками все еще как будто песка насыпали, но теперь получалось фокусироваться на отдельных деталях без мерзкого головокружения. Это все равно не очень, все равно хуже, чем норма, даже чем та, к которой он привык. Нужно было что-то поесть, желательно сладкого, еще было бы неплохо обойтись без кофеина - мало ли станет хуже. Но тут, как будто, выбора не было. - А ты и правда конченный. Может, ты болен? Не думаешь, что заразишь кого-нибудь? - Суворов слова как будто выплевывал, выдыхал презрительно вместе с дымом. От этого Андрею захотелось иррационально прикрыться, спрятаться куда-то под раковину и сидеть. Из защиты у него была только усталость. Ее, родимую, уже как будто не пробить, не вытравить парой колких фраз. Она с ним давно и надолго, хронически, полностью заменяя все остальное, размывая окружающий мир до рваных обрывков, едва проступающих сквозь мутную пелену. Вот только сейчас даже она не помогала, нервозность возросла до пика, сжимая все в груди до боли. Нужно было быстрее уйти. Снова склонился к струе воды: - Все в порядке. Просто переутомление. - Откуда уверенность? Андрей прополоскал рот, выпил немного, прислушиваясь к ощущениям - тошнота на мгновение обострилась, всколыхнулась внутри маленькой бурей. Замер на секунду, цепляясь пальцами за раковину, завис, сжимая до боли губы. Не вывернуло. И на том спасибо, и это чудесно: вот такие достижения на сегодня, радуемся. Ощущал колющий взгляд между лопатками, чувствовал как прокатывается огнем по позвоночнику. Почему-то внутри накипало иррациональное раздражение на самого себя, на всю эту ситуацию в целом. Стоял как идиот, ощущая как мгновение растягивается, расширяется мутной дымкой, зацикливаясь у него в голове. - Знаю. Просто мало сплю. Суворов фыркнул. Андрей к нему не поворачивался, потому что смотреть было бы невыносимо. Хотелось, но для чего? Увидеть в тысячный раз волну презрения? Сейчас это даже было максимально обоснованно. Уставился бы, вот такой, на него. И как это объяснить потом? С такими вещами у него всегда плохо. Воду, наконец, выключил. Лицо в отражении выглядело опухшим, помятым, челка криво спадала на лоб мокрыми прядями. Болезненно худой и бледный. Пару месяцев на Ролтоне, и вот он где. Нужно было покупать овощи. На них, правда, денег не хватало. Питаться нормально было удивительно дорого. Суворов позади молчал. Андрей уловил боковым зрением, что тот равнодушно пялился куда-то на улицу, потеряв к странному одногруппнику интерес. Это как будто было и хорошо, потому что вышло криво и косо, потому что ощущалось мерзко все это. И правда - конченный. Емкое описание. Вышел из туалета все еще растерянный, растрепанный. Это хорошо, что привык держать лицо кирпичом, это вообще прекрасно, что по нему, вроде как, не видно, насколько вся эта ситуация разозлила. Расстроила. Есть же какой-то предел социального дна, который Андрей мог достичь и чтобы хуже уже точно не было? Если это не он, то чего вообще можно ожидать от жизни? Пессимизм у него был врожденным, выхоленным и тщательно возведенным в абсолют. Надейся на лучшее - готовься к худшему: это его девиз, набил бы на руках, но денег и на это не было. Деньги, деньги, деньги. Нужно было платить за коммуналку, вот что. Мысль зациклилась, впилась в мозг, застревая иголкой, чтобы сместить вектор переживаний на что-то более удобное. Вот только не выходило - собственный позор грыз изнутри, разъедал кислотой под ребрами. Он только что корчился в туалете при Суворове. Блять, ну как так-то? Андрей ненавидел, когда кто-то видел его слабости, видел его разбитым и растрепанным. Вот таким, как сегодня. Вот только как исправить? Как отмотать время назад? В голове все путалось, в голове вообще было как-то не очень. Застыл около двери в кабинет, потирая лоб. Руки, все еще холодные, ледяные даже, ощущались приятно. Хуевило все еще страшно. Андрей дернулся, ощущая, как оковами сжимается чужая ладонь на предплечье - не заметил даже как подошел, нагруженный собственными мыслями. Суворов стоял рядом, пах сигаретами, чем-то еще неуловимо приятным, мятной жвачкой, кажется. Прикоснулся - ладонь жгла, расплавляя до костей. Ощущения наползли разом, нахлынули волной. Как бы не утонуть в этой неожиданной близости, такой страшной и непонятной. Голова на мгновение закружилась только сильнее, от чего захотелось поморщится. - Заходишь, или все-таки медпункт? Голос у Марата спокойный, равнодушный. Где-то в глубине черных глаз скользит насмешка, прячется, готовясь выскочить в любой момент, чем-то особенно неприятным. Притягивало и отталкивало, сковывало в точке их соприкосновения. Андрей кивнул, схватился дрожащими пальцами за ручку двери. Суворов отпустил сразу же. Почему-то стало как будто в разы хуже, в разы лучше, понимать бы хоть что-то. Тошнить почему-то начало еще сильнее.

***

- Че куришь-то? Разве неделю назад не бросил? Валера раскинулся всей тушей на андреевой кровати и насмешливо пялился хитрыми глазами. Его, такого, хотелось как дворового кота, встряхнуть, согнать на пол и пригрозить лишением корма. Только пригрозить - за эти же глаза, все равно пришлось бы поделиться. - Драматично стою у окна, размышляю. Отъебись. Так надо. Андрей прижался лбом к деревянной раме. Вздохнул - продувало вообще-то жутко. Надо бы заклеить все щели, заняться этим вопросом в ближайшее время, но все руки не доходили. До этого умудрился два часа поспать, беспокойно ворочаясь в кровати. Было даже непривычно - сон как будто стал невероятной роскошью. - А поделишься? - Сигаретой? - Для начала. Валера лениво приподнялся, протягивая руку. Кажется, собрался прямо на кровати. И хрен с этим - главное, чтобы не дошло до Сашеньки. С остальным можно смирится. - Так, а че, как тебе чайник? Я его с такой скидкой нашел, прям круто. Он еще так светится прикольно, пока закипает. Пробовал уже? Андрей отрицательно покачал головой. Затянулся: - Тебя ждал. Вместе чай пить пойдем. - Сашенька мозг вынес? - С порога. Валера сочувственно вздохнул. Затянулся сам, с кровати все же встал - неужели проявились зачатки совести? Или что там у него вообще? Думалось все еще не очень, но уже чуть лучше, чем утром. Хотелось просто лечь и лежать тухлой кучей, но все еще ощущал себя немного беспокойно и раздраженно. Поводов было много - выбирай любой. - А чего докопался сегодня? - Посуду не вымыли. Я уже разобрался. Валера хмыкнул. Оперся бедром о подоконник напротив Андрея, рассматривал его задумчиво. Выглядел тоже, так себе - только с работы, задолбанный донельзя. Все еще было забавно: как будто официантом подрабатывать ему не очень подходило. Ожидалось чего-то более масштабного. Зато, периодически, выходили хорошие чаевые. - Снотворное купил? - Валера спросил с очередной затяжкой, выдыхая едкий дым прямо в лицо. Получилось только что-то неразборчиво промычать, увлеченно разглядывая улицу. Сил зайти хоть куда-то с универа не было - в целом еле шел, мечтая провалится сквозь землю или хотя бы просто лечь. Вчера выпил последнюю таблетку, забывая в сотый раз купить заранее. И правда нужно начать ставить напоминалки - надеяться на собственную память уже не приходилось. - Ну, как я и думал. Возрадуйся, я сам в аптеку зашел. Достанешь с рюкзака потом. - Спасибо. Благодарность вышла тихой, как будто вымученной. Словами через рот обычно получалось так себе - это у него как будто с рождения. Даже говорить поздно начал, как мама рассказывала. Валера к этому привык, примирился, притерся. Знал, что это и правда искренне, знал, что это у него всегда так: криво, косо и очень робко все, что связано с эмоциями. На остальные темы такой проблемы не возникало. Андрея в действительности, переполняло: зашел, после смены, уставший. Приятно, что есть человек, на которого можно положится. - Пошли. Тебе поесть надо и чайник тестировать будем. Выкинул сигарету в окно, откидывая непослушную челку со лба. Волосы все еще иногда раздражали - он два года лысым ходил, как будто отвык, что что-то на голове есть. В ней же, например, было пусто. Валера потащился следом, рассказывал шумно про смену, жаловался на работу в целом и жизнь в частности. Сообщил, что пары сегодня проебал, но справку уже взял. Посидеть дома планировал недельку. Или, хотя бы, дня три. Андрей достал пельмени, с завистью покосился на контейнеры с едой: Сашеньке готовила мама и привозила каждые несколько дней. До воровства опускаться не хотелось, но казалось, что скоро придется. - Про себя-то рассказать не хочешь? Чайник, вообще-то, оказался и правда крутым. Андрей оценил и одобрил: хорошо, хоть поставить на место успел, было бы неловко уронить его в первый же день с кипятком внутри. - А что я? Спросил, отвлеченно разглядывая кухню. Вопрос отозвался эхом в мыслях, растянулся последней буквой. Картинки-образы смешались в голове, картинки-образы были воспоминаниями, а лучше было бы забыть. Забыть. Слово повисло на языке, вбиваясь на подкорку. Челюсть почему-то свело на мгновение от вспыхнувшего стыда. Все это, он, если честно, ненавидел. - Что-то произошло. Хочу узнать, что именно. Перехоти. Огрызнулся, внутренне, по-детски. Андрей уселся на стул напротив, вяло поводил вилкой по тарелке. Пельмени, приятно на вид, скользили в сметане. Даже голод проснулся. И рот есть, чем занять. И вообще радостно, что сметана даже не просроченная. Вот еще день и там, да, было бы грустно. А так вообще: шик и красота. Валера на него не смотрел. Знал, что от пристальных взглядов Андрей обычно совсем замолкает и мрачно смотрит в ответ. Это, вообще-то, было рефлексом, выученной реакцией, потому что лучшая защита - это нападение. Андрей поджал губы, вздыхая: - Двойку на английском получил. Ничего ответить не смог. Валера удивленно вскинулся. Смотрел так, будто восьмое чудо света увидел, не меньше. - Так ты ж на английском как на родном пиздишь. Это как вышло-то? - За опоздание вызвала. Начала спрашивать, а не смог ничего сказать. Потому что все еще тошнило, все еще стоял с трудом. Все смазывалось, спутывалось в голове и в глазах. Он и на русском мало что ответить мог. Суворов, рядом, изначально сказал поставить ему два. У него по английскому выше и не стояло, наверное. Уселся на свое место, смотрел, как распинают у доски Андрея. Это было, видимо, то еще зрелище: пялился неотрывно, рассматривал как диковинку. Двойное шоу от Васильева: дорога позора. Сначала в толчке, потом в кабинете. Идеально же. - Почему не смог? - Было херово. Валера поморщился. Раздраженно покачал головой: - Когда ты последний раз спал больше четырех часов подряд? Ой. Не ранило - убило. Получилось только пожать плечами и сосредоточенно прожевать пельмешку. Днем, как с учебы пришел, с трудом сделал пару бутербродов и на этом, собственно, до вечера и дотянул. Сил на большее не было. Желания, как будто, тоже. Валера вздохнул. Побарабанил пальцами по столу: ритм вышел сбивчивый и нечеткий. Весь он выглядел взволнованным, рассерженным. Это было неприятно - чего дергаться? С этим, пока что, сделать было нечего. - Что конкретно было? - Да как обычно. Ничего серьезного. Ничего страшного, ничего такого, ничего. Пустое, простое, понятное. Замкнулся на этом, вцепился клещами, слился воедино. Не хорошо, не плохо, не весело, не грустно - ничего. Снова и снова, повторить на следующий день, на послезавтра тоже, заказ выполнять и далее, на автомате. Валера хмыкнул. Спрашивать дальше не стал - знал, что больше не скажет. Было легко молчать о серьезном, легко игнорировать проблемы, легко их избегать. Сложно, когда остаешься в полной заднице: проебался, но где? Список был бесконечен и бесполезен. На своих ошибках учиться - это для дураков, а мы хотим, чтобы оно само и в порядке. Валера снова начал рассказывать про работу. Слушать его было приятно, спокойно даже. Андрею нравилось, ощущалось чем-то теплым под ребрами, расползалось тишиной внутри. Он в целом, слушать любил. Может, надо было идти на психолога. Юрист из него как будто не совсем выходил, но учится же. Ночь наползала, надвигалась невнятной угрозой. Легли, переговариваясь перед сном. Валера вырубился быстро, незаметно как-то: был, вроде как, перерыв в разговоре на подумать. Может, договорят утром. Андрей пялился сухими глазами во тьму, смотрел на едва заметную полоску света на потолке - шторы они никогда не задергивали. Что-то внутри сгущается, расползается по телу ядом, вытравливая способность нормально дышать. Надо бы взять телефон, сидеть до поздней ночи в ленте тик-тока, даже твиттер открыть можно, все что угодно, только бы не это. Сидеть, как обычно, до упора, чтобы от усталости вырубило само собой. Даже Сашенька сегодня за стеной подозрительно бесшумный. Он так сильно устал, так бесконечно сильно и так давно. Это, как будто, уже стабильно, только так и получается, только так и живется. Муторно, на грани. Так чтобы все давалось с трудом, так чтобы вставать выходило еле-еле. Темнота душит, давит, падает на него громадой - в горле сбивается дыхание, расползается боль в груди. Вдох, выдох, закрыть глаза. Это все уже система, стабильная, понятная и простая. Не бывает иначе, как бы ни уставал, как бы ни вырубало утром, днем. Потому что ночь это другое дело, это вообще все иначе. Заснул - ворочался несколько часов по ощущениям. Проснулся в пять утра, тяжело дыша. Сон все не отпускал, Андрей выскользнул в ванну и долго-долго стоял под душем. Под дрожащими, холодными пальцами, на боку, прощупывался неровный, смазанный временем шрам. Андрей не мог перестать его касаться, не мог отвести сведенную судорогой ладонь. Вцепился, впился до боли. В голове - росчерками кровавых образов остатки приснившегося. Все это давило на виски, вода это не смывала, вся эта грязь так и оставалась налипшим слоем на теле, муторной тяжестью на коже. Тереть бы себя мочалкой до покраснения, вытирать из себя все это. Андрей закрыл глаза, подставляя лицо под капли воды. Задержал дыхание, надеясь, так сильно, Господи, что выдыхать так и не придется, что легкие сожмутся, ссохнутся внутри, сдавленные всей этой тонной усталости. Хотелось бы растворится сейчас, распасться на молекулы, атомы, что есть меньше? Чтобы никакого очередного дня, никакой заебанности, все просто и хорошо, чтобы ночь больше никогда не наступала, чтобы организм научился выживать без сна, чтобы... Выдох. Пора собираться в универ.