Мелкие радости и большие гадости

Вжавшись всем телом в подлокотник старого, ещё советского кресла, Эстет стонал что-то нечленораздельное, непременно грубое и не слишком цензурное. Пальцы его сжимали старую, потертую ткань с такой силой, словно Стас норовил разорвать её голыми руками. От боли уже хотелось орать, то, что казалось детской игрой, обернулось чудовищно болезненным действом. Чтобы и вправду не заорать во всю глотку, мужчина сжал зубами собственную кисть, прикусив кожу настолько, что во рту появился знакомый солоноватый привкус железа. От очередной волны боли его передернуло, всё тело сжалось, спазмом сокращая все мышцы разом, особенно там, где этого нельзя было делать. Стас сдавлено застонал, и чувствуя, что пиковый момент уже прошёл, наконец разжал зубы. Челюсть уже тоже болела. - Твою мать... - прошипел он сдавленно, - Нахера так медленно, ты можешь двигаться быстрее? Или ждёшь, пока я сдохну, чтобы с трупом сподручнее было? Вместо ответа его хлопнули по спине, прямо между лопаток. От чего-то липкого и холодного по телу пробежала дрожь, Эстет снова грязно выругался и уткнулся лицом в кресло. - Я вынимаю. - притворно-равнодушным голосом сообщили Стасу откуда-то из-за спины. Эстет снова выругался в подлокотник и сжал зубы ещё сильнее - будить немногочисленных соседей криком в ночи совсем не хотелось, а болело всё жутко, так, что отнимались и ноги, и, кажется руки. Прошла секунда, казавшаяся вечностью, и сознание прояснилось, боль ушла, осталось только противное ощущение всё того же липкого, но горячего, быстро остывающего на холодной коже. - Твою мать... - едва-слышно прохрипел Стас. - Не дёргайся, идиот. Кресло испачкаешь. - А какого хера ты меня вообще на нём оставил и не прикрыл ничем его даже? - хрипя, шатен уже вовсю старался выпрямиться и сесть, во что бы то ни стало. - Э, ты куда собрался, ирод? - одёрнул его недовольный, - Я тебя ещё зашить должен. - Пошёл нахер... - простонал Эстет, - Эскулап херов.