Почему?

— Да где же это... Рука перебирала папки, и откладывала в сторону не нужные бумаги. Дима искал дело об убийстве Олегсея Душнова Михайловича, но попытки были неудачными — под руку ничего подходящего или минимум похожего, как назло, не попадалось. Тусклый свет из окна почти ничего не освещал, и чтобы хоть что-то увидеть он щурил глаза, наклонялся к ящику, закрывая тенью весь мелкий текст, отходил, подносил к лицу и пытался прочитать, вникал в даты и непонятный почерк. Если это продолжится, то его зрение пойдёт на минус. — Ты точно уверен, что нужно искать здесь? Жопой чую, тут этого нет. — Ты сейчас смотришь двадцатый год, а нужно за восемнадцатый. - дух летал за ним заложив руки за спину и особо не комментировал происходящее. Сейчас он вёл себя вполне адекватно, будто снова выспался, но увы, это не так. Голова его ещё трещала от фоновых голосов в голове, и те были слишком громкими; они не давали даже спокойно сформировать мысли и расставить их по полочкам, хоть это и был только шёпот. - Тринадцатое июля... — А чё раньше не сказал? - Побрацкий злобно взглянул на паралича и тот даже глазом не повёл; думает о своём. Димон видел в нём наглую задницу, которая признаваться ни в чём не желала, да и не планировала. Будто нафиг ему нужен. Выдержав недолгую паузу он обратно отвернулся и с грохотом закрыл ящик. - Давно бы уже нашёл. Пиздец, и как я в это вообще вляпался... Дима со стуком каблуков подошёл к другим ящикам и снова начал искать. Конечно, обижать Олегсея он не хотел, но само состояние хочет вывалить весь стресс прямо в лицо. Ну и что, что он снова достанет нож и начнёт играть в "пальчики", хоть поспокойнее будет. Но сейчас он боится каждого шороха, ведь в любой момент может проснуться охранник и взглянуть на камеры. В любой момент может кто-то зайти, услышать шуршание, выстрелить пуля. В любой момент он может умереть. Но к счастью этого не происходит. Всё хорошо. Всё хорошо. И всегда было. В универе он появляется чаще, и это хорошо, учёба пойдёт ему на пользу. Учёба, как соковыжималка отнимает все силы, после чего уснуть намного легче. Но потом, крики заполняют пустоту. Некоторые бумаги были помяты и покрыты тонким слоем пыли, многие из дел уже разрешили. Убийства в столице происходят редко, особенно с большой помощью Дипломатора, но дела так и нашлось. — Ты уверен, что за восемнадцатый? — Они посчитали это за самоубийство. Только мы знаем о том, что это не так. Побрацкий немного помолчал, но позже саркастично, со злобным огоньком в глазах, улыбнулся: — Молодец! Мозг нашей восхитительной и замечательной команды! Браво! - Шашлык невольно и медленно хлопал. Сейчас его гнев превосходил страх, так что он был спокоен. Дима положил одну ладонь на плечо друга, пока тот в ступоре смотрел на него с круглыми глазами, а затем серьёзно добавил. - Тогда какого хуя мы здесь штаны просиживаем? Олежа не разрешал себя трогать. Он представлял, что его трогает незнакомец, который был очерчён лишь тёмной фигурой. Глаза видно не было, но он чувствовал тяжёлый взгляд, который заставлял течь густой жижой под весом одного лишь чувства. Чувства того, что на него смотрят. Пялятся, протыкают взором как шпагой. Кошмары. Он называет эти силуэты так. И это название подходит этим теням, этим ужасным галлюцинациям. Кошмары, которые его приследуют, прячутся за каждым углом. Они напоминают ему чёрные деревья в туманном лесу: из дупла одного из стволов кто-то выглядывает. Но подходишь ближе, и кошмар пропадает, словно его не было. Но он был. Он существовал и ранее, преследовал его по ночам, в детстве, подкроватным монстром. Олежа прятался под жарким пуховым одеялом с головой и не высовывался. Медленно дышал в ткань, которая становилась мокрой и он сжимал её. На скрипучей с пружинами кровати поворачивается на бок и боится. И всё же выглядывает. Смотрит на ковёр, висящий на стене и находит очертания страшных лиц. И снова прячется. И эти кошмары подобрались ближе, почти в плотную. Сблизились тенью по стене, прижимаются к ней, ползут всё ближе и длинные пальцы-ветки внезапно трогают его плечо. Олежа вздрогнул и очнулся. Вспомнил, наконец вспомнил. — Мы пришли за другим делом, ну... Нашим. Шепчат. Они шепчат ему на ухо, ледянящие дух слова, скачущие слоги, смысл которых понять невозможно, спрятан в чёрном ящике среди вечной и кромешной пустоты. Непонятный шифр просачивается в ушные раковины, отдаётся эхом, быстро бьют молоточком. Шёпот щекочет уши, они касаются губами, воздух становится плотным и тёплым. А ещё он звенит. Звенит громко, что болит голова, которая вот-вот треснет по швам. Изнутри будто сверлит дрель, которая всё ещё не может продырявить висок. Начал дёргаться глаз. Нервы подскакивают и падают так шустро, что не успеваешь вести счёт. И этот счёт кажется бесконечным. Нет. Он и есть бесконечный. Эти кошмары поселяются в голове и не намереваются выходить из черепной коробки. Хоть в ней темно и, как кажется на первый взгляд, пусто, то нет, вы ошибаетесь. Вены вот-вот порвутся, уши болят, а в голове уже идёт вторая мировая. Выстрел из дробовика — вот как описать эту боль. Прямо в затылок. Прямо по больному. Но может, так будет даже лучше, если бы он не был мёртвым. Лучше бы это случилось наяву и он бы исчез. Навсегда. — А что ты... - тон Димона прозвучал довольно громко и грубо, но потом он смягчился, понимая, что тому тоже нелегко. - Ладно, забей. Память у тебя конечно не шик, но хотя бы вспоминаешь. — Мхм... - ответил Душнов, массируя виски. Это новый привычный жест, который проявлялся после "показалось". - Ищи давай. Дима снова прошёлся по ящичкам двадцатого года, но там тоже ничего похожего не оказалось. Может, оно сейчас лежит где-нибудь в офисе какого-нибудь городского отделения? Да, скорее всего именно так. Пялятся на трупы, ищут отпечатки, делают анализы. Всё безполезно. Это дело нерешаемо. Что ж, забавно смотреть на людей, которые потирают затылки и не верят, что есть какой-то "Джентльмен", который убил за одну ночь три человека, так ещё и улетел с места событий. Но как говорится: есть тело — есть дело, и с этим спорить никто не станет. — Итак, я сделал вывод. - Побрацкий закрыл ящик. - Мы нашли, внимание, барабанная дробь... Нихуя! — Боже, ты такой саркастичный и раздражающи... — Всё, погнали домой, мне надо выспаться... - Дима сладко зевнул и потянулся, перебив духа. Звук хруста пальцев раздался по всей комнате и взгляд упал на Олежу, у которого этот хруст ассоциировался лишь со сломанными рёбрами. - Без твоих кошмаров, пожалуй, а то орать будем не хуже какой-нибудь бабы из дешёвого хоррора. — Сам виноват. Душнов вселился. Да, жить с таким трудно, Димон сам это знает. Да, угрызения совести есть и пожирает его, проглатывая с костями, но не смотря на всё, он всё ещё такой же пофигист. Без разницы, кто с чем поссорился, это не его дело. Его учили заниматься своей жизнью и не лезть в чужие, его не волнует совершенно ничего. Главное — разобраться в себе, понять нравится ему Оля или нет и попросить списать пару у знакомого. Хоть эта скучная жизнь даёт ничего полезного, ему это нравится, и совать нос в чужие он не хочет. И не планирует. Пока что. Путь домой трудный. Время было потрачено зря и нужно было поторопиться, чтобы побыстрее лечь в тёплую мягкую постель и заснуть. Погода — сплошной ветер, который только и делает, что заставляет дрожать от холода. Он то подталкивает сзади, то дует прямо в лицо. А на улице не видно ни одной звезды, их закрыли облака. Из источников света были только яркие фонари, они светили прямо в глаза. Надо идти быстрее. Бежать. Он добрался спустя полчаса. Дверь была открыта. Послышался щелчок от выключателя и он шагнул через порог. Дверная ручка сломана и блестела при свете от коридорных ламп, валяясь на полу. Взгляды встретились. Дом, милый дом, как же я скучал.