Клаус нуждается в объятиях

Бывают дни, когда всё плохо. Буквально всё. Всё валится из рук, ничего не идёт так как должно было. Словно весь мир в один момент решил выбрать вас своей жертвой. У Клауса каждый второй день паршивый. У него вообще вся жизнь паршивая. Жизнь — мир, Бог, папочка-Реджинальд, да кто угодно, чёрт возьми — ненавидит его, кажется, только за факт его существования. Ну, простите — он вообще рождаться не собирался. Просто, пуф! , и случился. Случился вместе с его многочисленными братьями и сёстрами. Но, кажется, к ним жизнь была более снисходительна. Может быть Ваня могла бы понять его. Но с некоторых пор и в её жизни всё стало хорошо. Хотя у Клауса тоже всё немного, на совсем капелюшечку, наладилось. Без наркотиков, оказывается, вполне можно жить. Только вот ломка — полный отстой. К тому же Пятый притащил из прошлого полудохлого Дэйва, в попытке сделать никчёмную жизнь Клауса лучше. Вопрос конечно хороший. Можно ли сделать и так никчёмную жизнь куда более никчёмной, когда буквально всё обещает быть прекрасным? Можно. И Клаус, с упорностью барана, подтверждал, что жизнь может быть отстоем, даже когда всё хорошо. Кто будет ругаться с новообретённой любовью всей своей жизни из-за какой-то глупости? Клаус. Кто будет сбегать от новообретённой любви всей своей жизни? Клаус. Кто будет сбегать от новообретённой любви всей своей жизни в какой-то Богом забытый притон? Клаус. Кто будет заваливаться домой обдолбанным до невменяемости, после почти двухмесячной трезвости? КЛАУС. Клаус. Клаус. Клаус. Все эти дурацкие призраки чего-то от него хотят. А он хочет всего лишь минуту тишины. Чтобы за окном не гудели машины, не пели птицы и не кричали дети, чтобы мама не пыталась накормить его каждые пятнадцать минут, чтобы Ваня не играла на скрипке, чтобы Лютер и Диего наконец решили все свои разногласия, а лучше вообще сдохли. Чтобы мир хоть на секунду заткнулся! Лишился звуков! Секунда полной тишины — это что, так много?! Ну, видимо, в его семье это так. Только Пятый, вот удивительно так удивительно, не издавал лишнего шума и, пока, был любимым родственником.  — Получил удовольствие? — спросил, сидящий на подоконнике, Бен. Клаус пробурчал что-то невнятное в подушку. Почему все не могут просто помолчать? Никто не видит как ему плохо?  — Ты получил Дэйва. Живого, даже в основном невредимого и на радостях решил укуриться? — гневно кивал Бен. Ну, да, в момент ссоры его не было. Он занимался какими-то своими супер-важными призрачными делами. Клаус снова пробурчал что-то невнятное в подушку. Мда. Ну сказать, что Клаус мудак — не сказать ничего. Если бы за мудачество вручали денежный приз — он был бы миллиардером. Рыцарь мудачнейшего образа. Ну почему всё всегда идёт плохо.  — Я не собирался укуриваться! — пискнул Клаус из-под подушки.  — Ну да, ты всего лишь засунул в себя все виды наркотиков, какие только смог найти в час ночи в баре, — если бы сарказм Бена был человеком — он бы тоже говорил какой Клаус отстой, потому что Клаус отстой. Клаус издал гневный звук, больше напоминающий крик павлина, и швырнул в Бена подушкой. В призрака. Подушкой. Конечно же она пролетела сквозь него и улетела в открытое окно навстречу новым приключениям. Бен хихикнул и замолчал. Дверь осторожно открылась. Ну и кому захотелось нарушить его самобичевательную самоизоляцию? Мама стучалась, Эллисон и Ваня тоже, Диего и Пятый ворвались бы без предупреждения. Лютер бы тоже открывал дверь осторожно, но его приближение можно было услышать задолго до появления перед дверью. Так кому захотелось нарушить его покой, только если…  — Диего сказал, что ты долго не употреблял, — тихо отозвался Дэйв. Дэйв. Чёрт. Клаус молчал. Молчал и сильнее сворачивался в клубочек. Ухватить колени посильнее и вроде бы уже не так страшно. Нет. Нифига подобного. Было безумно страшно. Безумно страшно разочаровать Дэйва. Страшно так, что сердце безумно колотилось. Так громко, что слова Дэйва едва было слышно.  — И сказал, что ты страдал, — продолжал Дэйв. Клаус молчал. Теперь он молчал, потому что пытался не зарыдать. — Носил мои жетоны, пытался окончательно завязать. Клаус тихо всхлипнул. Жетоны всё ещё были при нём. И кошмары тоже были при нём. Ужас, запах пороха, кровь на руках и ненависть. Хотелось умереть прямо там. Прямо там рядом с ним. А он вон он. Прямо за спиной. Просто повернуться и сказать как сильно ты его любишь и как ты безумно хочешь остаться с ним навсегда. Только с ним. И наконец завязать с наркотиками, принять себя, разобраться со своими силами и совсем окружающим дерьмом. Разобраться вместе. А он просто лежит и рыдает, не имея возможности даже сказать, что не так. Потому что Клаус — слабак.  — И вот я тут — живой, что просто удивительно само по себе, с тобой в две тысячи девятнадцатом, что удивляет меня куда больше, чем факт того, что меня достали с того света, а ты первым делом ругаешься со мной и укуриваешься, — в голосе Дэйва смесь печали и сарказма. Почему просто не сказать.  — Давай, Клаус, скажи ему, — на подоконнике снова сидит Бен. Наверное, проверял благополучие подушки. От неё точно самоотдачи больше, чем от Клауса. — Скажи, что любишь его. Дэйв молчал. Клаус беззвучно рыдал. Бен яростно пытался поднять его с кровати. Конечно же у него ничего не получалось.  — Скажи, что он дорог тебе, — шипел Бен в самое ухо. Дэйв стоял на пороге у открытой двери. — Скажи хоть что-нибудь!  — Эллисон сказала, что, наверное, всего этого для тебя слишком много, — продолжал Дэйв. Он пытался вывести его на разговор. Он не видел, как в полутьме комнаты дрожат плечи Клауса. Дрожат от рыданий.  — Давай, Клаус, двигай челюстями, напряги голосовые связки, — Бен продолжал свои попытки.  — Наверное для меня это тоже слишком много… — наконец отозвался Дэйв и Клаус не выдержал. Он громко всхлипнул и уже по настоящему зарыдал. Дэйв вошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Клаус напрягся. Было страшно. Только непонятно почему.  — Клаус, — Дэйв осторожно тронул его за плечо и повернул к себе. Чёрт возьми. Почему ничего не может быть нормально?! — Почему ты плачешь?  — Я не знаю, — тихо пробурчал Клаус. Дэйв замер. Чего блин? Клаус сел, пытаясь привести себя в порядок. Получалось плохо. Наверное, потому что из его глаз продолжали литься беспричинные слёзы. Дэйв осторожно взял его за руку.  — Что?  — Я не знаю, — отозвался Клаус и захихикал. Мда. Он стал вытирать слёзы с глаз и хихикать как дурак.  — Господи, — Дэйв улыбнулся и потёр тонкую ладонь. — Зачем было так сильно меня пугать?  — Я не собирался тебя пугать, — пробурчал Клаус, снова ложась и откатываясь к стене. Даже призывно обернулся на Дэйва. Ну, с возвращением — Клаус.  — Меня война то не так сильно пугала, как ты сейчас, — продолжал Дэйв, вытирая мокрые щеки.  — Я не специально, — продолжал Клаус, глупо хихикая и улыбаясь. — У меня просто плохой день.  — Предупреждай о таких днях заранее, — улыбнулся Дэйв, утыкаясь в копну тёмных волос. — Не хочу снова думать, что же я сделал не так. Клаус улыбнулся, сильнее прижимаясь к Дэйву. Возможно этот день так плох. И если все плохие дни станут такими — его жизнь даже может стать вполне сносной. Надо только кровать пошире купить. А то эта какая-то слишком узкая. Тем более, что у Клауса появились просто сногсшибательные планы на Дэйва и его прекрасное тело.