Дорога домой

      Компакт-дисков в бардачке нашлось немало: Police, Hozier, REM, Fleetwood Mac... после того, как колонки в третий раз подряд завыли припев «lover boy», Мюриэль была согласна на что угодно — хоть русский шансон, хоть чикагский джаз. Но менять диски оказалось бесполезно — все они явно пролежали здесь больше двух недель, так что успели превратиться в «Лучшие хиты Queen».       — А почему Бентли так очарована Фредди? — спросила Мюриэль и сложила все диски обратно — к презервативам (зачем они, Кроули, господи?) и сигаретам. — Есть какая-нибудь история?       Провожая взглядом рекламный баннер ближайшей заправки, Кроули тщательно взвешивал все «за» и «против». Наконец пришел к выводу, что рассказывать все-таки не стоит. Мюриэль и так возмутил тот факт, что он трахался с людьми. А уж если до нее дойдет, что Фредди тоже в их числе...       — Детка злопамятная просто. Я ее оставил — и уехал с парнями на их тачке. Еще и за руль сесть посмел. Видимо, тот вечер припоминает. Ну... или не позволяет мне... забыть.       Кроули оставил мысль недосказанной. В молчании наблюдал, как Мюриэль снова роется в бардачке, будто надеется, что открытие-закрытие крышки чудесным образом поменяет его содержимое. Да если бы… Что это ее — презервативы заинтересовали? Хм... раз у нее с телесностью такая беда, может, она до сих пор не шарит?       — Их надувают. И машут проезжающим водителям, — немного безразличным тоном пробормотал Кроули.       Или его сейчас побьют, или будет весело.       «Да нет, солнышко. Их на член надевают, чтобы сперму в людей не засаживать. От нее дети появляются и заболевания. У людей их тьма тьмущая. И я все думаю: это ты такой о людях заботливый или такой брезгливый?»       Мюриэль хмыкнула, распотрошила пачку и кинула блестящий прямоугольничек Кроули на колени:       — Если ты из них шарики от скуки дуешь... Покажи как. А то я не умею. Научи. Это же наверняка очень весело? Вон, там как раз нам навстречу едут. Ус-с-сспевай. Безлюдная трасса какая-то, — и сощурилась. — ну?       Ауч... Ехидина мелкая!       Кроули щелкнул пальцами. Раздувшийся до невиданных габаритов презерватив ласково стукнул Мюриэль по лбу.       — М-м-м-м, с пупырышками, малиновый... Если мы надуем всю пачку гелием и в небо запустим, это будет считаться за благодеяние или вредительство, как думаешь?       — А помахать-то с-с-слабо? — Мюриэль высунула эту почти метровую розовую сарделину в окно, сделала рукой поступательное движение, как видела в порно. Проезжающая мимо фура бешено посигналила. Мюриэль весело фыркнула. Отпустила презерватив в свободный полет. Вот, уже и мусорить начала... Ай.       За стеклом проносились бесконечные поля. Ветер трепал зеленые кроны деревьев, как Кроули ее недавно по волосам. А Бентли все мчала и мчала от Лондона. В какую-то глушь. И зачем так далеко?..       — Честно, я думала, мы едем на пикник. Типа ты решил приударить и везешь меня на свидание. Земной кавалер-р-р-р-р. Там... Покрывальце, корзиночка, звезды сверху — как на картинках в Пинтересте. Я даже глаза накрасила! Ровно, что удивительно. Но чем дальше по дороге — тем все более теряюсь.       — Проницательный-проницательный ангел. — Кроули свернул на проселочную дорогу. Бентли чуть подпрыгивала, перебираясь с ухаба на ухаб. — Потерпи немного.              Он и правда припас все перечисленное. (Кроме звезд. Они даже от Кроули теперь не зависели. Особенно теперь. Особенно от него).       Из притаившейся в багажнике корзинки провокационно торчали горлышки бутылок. Но до их торжественного открытия надо было еще дожить. Как и до развалин замка у края обрыва, и до песчаного пляжа, и до головокружительного аромата цветущих в давным-давно одичавшем саду рябин.       Кроули повернулся к морю бампером, несколько минут сосредоточенно выруливал. Только остановившись и заглушив двигатель, снова нарушил молчание:       — Несколько лет назад тут была действующая вертолетная площадка. Отсюда летали панорамные туристические вертушки. Потом начался ковид... без туристов площадку забросили. Пока она еще в приемлемом состоянии, как раз пригодится нам. Уж тут ты мне Детку угробить не должна.       — Какое «угробить Детку?» — Мюриэль округлила глаза. — Ты что, за руль хочешь меня посадить? Твой тайный план, чтобы я потом тебя бухого с вечеринок забирала?       — М-мм… Когда это ты видела меня на вечеринках? Я с этим лет сорок как завязал. — Кроули распахнул водительскую дверь. — Хотя, если ты подружишься с рулем… Заманчиво-заманчиво. И помни, — он наставил палец на Мюриэль: — Ты — второе живое существо за вычетом меня самого, что когда-либо усаживало свой зад на это кресло. И первое, кому я предлагаю сам.              «Я тупая» — это единственное, что вынесла Мюриэль из урока вождения. Тупая и трусливая. А еще она так толком и не поняла, как работает сцепление и почему «классика-механика лучше современного автомата». Автомат же проще. И это нечестно!.. Кроули вообще такими вещами не заморачивался. Просто жал педали и крутил баранку. А с нее затребовал всего и сразу. У-у-у-у-у-у-у. Скорости переключать, на горку взбираться... Господи, она трижды на этой горке глохла!       Когда импровизированный урок вождения закончился, Мюриэль с трясущимися коленками и Кроули с корзинкой для пикника доковыляли до берега. Некогда это была частная территория, но от ограды давным-давно остались только воспоминания, сад превратился в лес, отделенный от лазурного морского полотна тонким песчаным росчерком. Эх, красота.       — Смотри, ангел. Ну, что нахохлилась?       — Смотрю, — пробубнила Мюриэль. — Вон, чайка твоя любимая в небе орет. Прям как я полчаса назад. Похожи, а? Орем, белокрылые. Ух. Сколько общего.       Не дожидаясь, пока Кроули расстелет покрывало, Мюриэль бухнулась на песок. Да, там... Так не бухнешься: галька в спину вопьется, о стекло случайно порезаться можно... Но там все равно не хуже! Не хуже, я сказала! Приподняв голову, Мюриэль всмотрелась в силуэт Кроули — тёмную тень на фоне бархатистого неба. Заговорила с вызовом:       — Мы же вернемся в резонанс? Это была не разовая акция уборки? Я буду домогаться до тебя. По-ангельски. Пока тебя не изведу, и ты не согласишься.       Кроули чуть «эврика» не заорал: ему наконец стало ясно, что происходит в этой кудрявой головке. А он-то все гадал... Опустившись рядом с Мюриэль сначала на корточки, а потом и на колени, он ласково огладил костяшками пальцев ее скулу.       — Ты думаешь, мне так не понравилось, что я второй раз не уговорюсь? Глупый-глупый ангел, — сказал, пробежался пальцами по ее шее до воротника блузы. Из петельки выскочила пуговка, и Кроули стал вращать ее в пальцах. — Глупый-глупый ангел, — повторил совсем шепотом. — Это место мне просто нравится. Оно мирное, тихое, далеко от людей. Ну и референс тебе. И чистый пляж. Ты хотела. А там до чистого еще как до луны.       — Спасибо, успокоил. Буду просто наслаждаться вечером. — Мюриэль задумчиво прислушалась к ощущениям от пальцев Кроули. Вроде приятно так гладит. Щекотно немного, но приятно. — Мне нравится галька. Башенки можно строить... Тебе галька больше песка подходит. Не спрашивай почему. Да и не нужны мне референсы. Я ж не создатель — а уборщик. Как моллюск. — Мюриэль легла набок. — Прикол, если в моллюска песчинка попадет или другая фигня, он из нее жемчуг сделает. Не. Ты не думай. Я на жемчуг не претендую, так... Просто аналогия... Ладно, забей. Давай, разливай винишко и иди ко мне под крылышко.       — Сегодня для разнообразия без крылышек, — мягко сказал Кроули и, предупреждая возмущения Мюриэль, вскинул ладони. — Не дуйся. Проведем один вечер как люди. Вдруг тебе понравится? В ангельском я профан, а здесь… моя стихия.       Взметнувшееся покрывало повлекло за собой небольшую песчаную бурю. Мюриэль тут же перебралась на него, сунула любопытный нос в корзинку.       — О, дорого-богато. Бокалы притащил — даже не пластиковые стаканчики.       — А то… — Несколько секунд Кроули задумчиво смотрел на темную линию горизонта. Потом покосился на Мюриэль. — Хм… Хочешь жемчужину, значит?       Он закрыл глаза. Хрен найдешь подходящего моллюска в здешних холодных водах. Придется распыляться сознанием дальше. А чем дальше, тем сложнее. Бр-р. Хоть Кроули и не находился на дне морском физически, ему все равно стало зябко. Он передернулся, удвоил усилия. Не то, не то, не то!..       Ну наконец-то!       Время поиграть в фокусника.       Азирафаэль любил играть в фокусника.       Вот... черт!.. Не думать-не думать-не думать. Ни в коем случае! Ни сейчас, ни... когда-либо ещё.       Ангел ушел, в сердце, голове, в жизни Кроули ему больше нет места.       Нет и не будет.       Аминь.       Кроули поспешно щелкнул пальцами, одновременно с этим открывая глаза. В его ладони возникла невзрачная раковина. Мокрая и холодная. Кроули сжал кулак, чудом переместил ненужные части молюска в море. Теперь в его руках осталась только неправильной формы жемчужина — маленькая, аккуратная, мутноватая. Очередной щелчок пальцев — в жемчужине появилось небольшое отверстие. В него змейкой скользнула чудеснутая из ближайшего ювелирного золотая цепочка..       — Бытовое демоническое чудо. — Кроули протянул Мюриэль получившееся украшение.       Выпендрежник, ой, какой выпендрежник! Пиздец. Перед Азирафаэлем, любопытно, так же бахвалился?.. И твердыня устояла? Серьезно?       — Ангел в восхищении, я в восхищении, — протянула Мюриэль и отсалютовала бокалом. — Спасибо. Но как же вечер «на человеческом?» Надо было нырять, прелесть.       — Хочешь загнать меня в ледяную пучину? — передернулся Кроули. — Я там и так ментально околел. Предложи лучше тост. А то пьем без тоста и не чокаясь. Гм…       — Ты и так со мной чокнешься по жизни, зачем тебе еще и бокалами?.. — фыркнула Мюриэль. — Ладно, шучу. Выпьем же за хлам, который я накуплю нам в гнездо, и на который ты будешь демонстративно брюзжать, но не посмеешь выкинуть. За Змейку, которая тяпнула меня за палец, когда я умилилась питончику в магазине, и за потрясающего тебя, готового погреть и прикрыть мне зад, нарисовать утят и сварить кофеек, когда мне лень вставать. Не ленись и дальше. А вообще, выпьем еще за... Ай, ладно, хватит пока. Я на следующем бокале наболтаю.       Остатки вина Мюриэль осушила залпом. Это Кроули катает каждый глоток на языке и смакует с умным видом. Фрукты там какие-то распознает, траву, дубок. Даже год урожая может назвать, страну — сомелье недоделанный! А сейчас, наблюдая за Мюриэль, он закатил глаза, да еще и руку к груди приложил — сердечный приступ, кажется, имитировал.       — Это Tappit Hen Vintage Port, ангел, черт возьми.       Мюриэль хрюкнула в бокал. А ей-то какая разница? Сладенькое, красное — ну и хорошо! Пусть еще наливает. Но Кроули наливать, похоже, не собирался. Напротив, принял позу мыслителя и состроил очень умное выражение лица... Ой все... сейчас точно начнет ныть или лекцию устроит по истории виноделия. Вот этого точно не надо!       Мюриэль поспешно выдала первую пришедшую на ум хрень:       — Хочешь, пошучу, что в темноте ты и без крыльев симпатичный?       — А после второй бутылки вообще стану красавчиком.       Кроули со вздохом отставил коллекционный портвейн. М-да, две из трех попыток впечатлить Мюриэль — в молоко. И с каких козырей еще заходить?       Тут в его голову стукнула, иначе и не скажешь, не очень умная, но вполне забавная мысль. Кроули покрутил ее так и эдак и, сочтя пригодной к употреблению, бодро скомандовал:       — Раздевайся до трусов, душа моя. Сейчас я тебя закапывать буду.       Пока Мюриэль недоуменно моргала, Кроули начертил в песке подходящий прямоугольник: пять с половиной на два с половиной фута. Шикарный участок получился, почти по госту.       — О, год мечтал это сделать, — приговаривал Кроули. Тем временем покорный демонической воле песок разогревался и образовывал отличную комфортабельную могилку.       Могилка не внушала Мюриэль доверия. Как и Кроули, который целый год, оказывается, мечтал хоронить ангелов на английском побережье.       — А ты точно хочешь раздеть меня таким изуверским способом? А где же человеческая классика? О, Мюриэль, я сгораю от страсти. Ага, разбежалась. Мюриэль, ложись, щас тебя зароем. Ладно, хрен с тобой. Видишь, как я тебя слушаюсь? Пусть тебе потом будет стыдно.       Мюриэль поставила бокал на покрывало, строго на него взглянула: «Не падай. Цыц». Потянулась к пряжке ремня. Стеснение у нее было атрофировано напрочь. К тому же, Кроули все равно уже видел ее голой. Вряд ли зрелище его впечатлило. Тело и тело, по образу и подобию. Ничего принципиально нового.       На самом деле Кроули рассчитывал на влияние метки: если уж Мюриэль иногда шипит, то и любимую змеиную забаву должна оценить по достоинству. Он свернул из пары полотенец импровизированную подушку, чтобы у Мюриэль был какой-никакой обзор, и чтобы песок потом из волос не пришлось вытряхивать. Наконец объяснился:       — В самом начале на земле я провел так очень много времени. Зарывался и спал в барханах. Тепло, хорошо, никто не докапывается. Расслабься, душа моя, и получай удовольствие.       Взгляд — и поверх Мюриэль ровным слоем распределилось рассыпчатое песчаное одеяло. Закончив и с нажимом проведя рукой по песку там, где пряталось тело Мюриэль, Кроули проворковал:       — Теперь никакая селедка тебя точно не спасет, ангел. Ты поймана, обездвижена и отдана мне на милость.       «Селедка? — удивилась Мюриэль. — А причем тут... Селедка?» Он про ту рыбу из резонанса, что ли? Гм... все равно непонятно. И ладно.       Переставив блюдо с фруктами и сырами с подстилки на песок между собой и ангелом, Кроули выбрал ломтик ананаса, поднес его к губам, принялся медленно смаковать, пробежал языком по пальцам.       — М-м… сладкий. — И подмигнул. — Хочешь?       Мюриэль только усилием воли не закатила глаза. Кроули романтичных комедий пересмотрел? Да-да, солнышко, вперед. Изгадь себе руки липким соком, потом мои губы изгадь, а потом уже и до песка на зубах недалеко. И в трусах. Ну в трусах ладно, оно уже.       Мюриэль поерзала, проверяя, сможет ли высвободить руки. Змейкой, наверное, в песке неплохо. А когда у тебя щель между ног, складки, выемки и всякие местечки, куда песок легко забивается... В общем, другая, несколько отличная от вытянутого шланга форма, воспринимается такое развлечение явно по-другому.       «Но он же так старается!»       «Со странными кинками, но старается».       — Мм... Давай? — вопросительно протянула Мюриэль, а потом смущенно кашлянула, поменяв интонацию: — Давай, хочу. Все это... Трепещу. Ропщу? Ну, короче, клади уже в рот.       Кроули отставил блюдо.       — Да блядь… — Рухнул с ней рядом, закатив глаза. — Тебя ничем не проймешь, ангел? Я же собрал все, на что ты залипала за последнее время! Сдаю мандат, ухожу на покой. Похороните меня на этом пляже. Змей-искуситель обломал зубы. — Он на несколько секунд призадумался. — Вот оставлю тебя тут крабам на съедение, будешь знать. Придет прилив… Ты, кстати, умеешь плавать?       — Брось на глубину — всплыву, значит, умею, — хмыкнула Мюриэль.       М-гм. А хорошая пытка. Зарыть человека и оставить приливу. Есть в этом извращенная красота.       — Ты закончил? — спросила Мюриэль и получила в ответ что-то нечленораздельное. Ну ладно. Призвала силу, разрыла себя из песочка. Все сама, все сама, раз у Кроули сейчас по расписанию страдания. Отряхнулась, как смогла, плюхнулась рядышком, подтянув к себе колени. — А разве люди просто не целуются для начала?       — Э-э? — Кроули вытаращился на Мюриэль, как на чудо света. Да нет, скорее, чудовище света. Ангельского такого. — Шлюхи в губы не целуются. Слышала такое? «Искуситель» — оно только звучит круто, а на деле... — Он опустил взгляд, дотянулся не до бокала, а до первой попавшейся бутылки, приложился к горлышку. И правда… Что элитный портвейн, что бормотуха из тетрапака — все один хрен. — Знаешь... скольких я трахал… это вопрос из разряда «сколько звезд на небе». А вот скольких целовал можно по пальцам одной руки сосчитать. И еще останутся… О, два останется! С половинкой.       Мюриэль нахмурилась, забрала у Кроули бутылку и обняла ее, прижав к разгоряченной щеке. Ладно, два с половиной — это уже на два с половиной больше, чем нужно, но Кроули же больше не будет?.. Или она ему пальцы отрубит. Г-хм. Чтоб не считал.       В корзинке оставалось еще немало вина. Кроули взял себе новую бутылку — пробка вывинтилась сама собой. М-да… начали за романтику, с бокалами и фруктами, а закончили за попойку. Клас-с-с-сика.       — Я уже раз обломался с поцелуями этими гребаными. — Он сделал нервный глоток, утер губы запястьем. — Второй раз на те же грабли — ну на хер. Чтобы получить ангельское всепрощение?       Придвинувшись ближе к нему, Мюриэль для симметрии забрала себе и вторую бутылку.       — Да не, я тебя точно прощать не буду. Я злопамятная, так что не бойся, целуй. Если хочешь.       Когда Кроули перестанет изумляться этой ее простоте? Он вдохнул запах Мюриэль, сдул несколько песчинок с ее плеча. Полностью одетый Кроули и она, голая, на прохладном ветру...       — Не холодно, ангел?       Она как-то невразумительно мотнула головой, зябко вздрогнула. Кажется, не уверена, и за напускной бравадой скрывается… что?       Красивая. Сейчас так особенно. Доверчивая, выжидающая. Для нее это в первый раз. И, наверное, это важно. Как первый глоток воды, сделанный на Земле, как первый сон и первая еда. Прядка волос Мюриэль сцепилась с цепочкой. Кроули ласково их распутал.       — Не закрывай глаза, Ангел, — прошептал почти в ее приоткрытые губы, и наконец прижался к ним своими.              Холодно-жарко-стремно-хорошо. Смешанные впечатления.       Губы у Кроули мягкие, а послевкусие поцелуя легонькое, винное... «Чмок» и все?!       Спина начала мерзнуть, покрылась гусиной кожей. А Кроули так пристально смотрел Мюриэль в глаза, будто искал в них соринку. Нет там никакой соринки! Уф! Ладно-ладно, это Мюриэль тупая и не поняла всю торжественность момента. Она — третья с половиной. До Феллини не хватает пятерки.       Мюриэль перебралась на колени Кроули.       — Давай еще, — потерлась ставшей неожиданно чувствительной грудью о ткань его рубашки. — Ничего не поняла, так что давай снова. Учи меня долго и дотошно.       — Какое похвальное рвение, — тихо выдохнул Кроули в шею Мюриэль, прихватил нежную кожу губами. Он старался делать все осторожно и медленно — не давить, не торопить события. Никаких грязных демонических увеселений. Легкая эротика, рейтинг R.       Кроули на секунду прикрыл глаза, убирая рубашку под кожу, потом откинулся на спину, утягивая Мюриэль за собой. Сколько он уже даже в бордель не наведывался? Ох… долго. Теперь это играло против него. Член завозился, предвкушая нечто интересное. Цыц там!       Вообще Мюриэль было приятненько. Несомненно. Тело отзывалось на касания, странное томление скапливалось внизу. Уже знакомое, но на этот раз оно ощущалось... Тяжелее, что ли. Гуще? Что ж, значит вот оно какое — человеческое возбуждение.       Наверное, стоило хоть раз себе передернуть: погладить себя, проявить детское любопытство, выяснить, что между ног у этой, своей, оболочки. Не рассмотреть сотни вагин в интернете, а изучить одну — конкретную. Но, к сожалению, все умные мысли приходят как-то опосля, когда затвердевший член уже ощущается лобком.       У-у-у-у-у. Кроули же затолкать его внутрь должен. И подвигать. Поступательно. Как маятник, туда-сюда. И в идеале это кончается чем-то совместным и хорошим. У людей, по крайней мере, так.       Мюриэль поймала участившееся дыхание Кроули губами, толкнулась в его рот языком. Чего как девочки-то губами возимся, я же знаю (видела!), что можно смелее. И уж ты-то наверняка можешь смелее. Или не нравлюсь?       Ладно, робкий романтичный демон. С кулончиками, дорогим вином и уроками вождения. Один ангел динамил тебя шесть тысяч лет и в конце, скорей всего, щелкнул по твоему очаровательному носу. Ты же Азирафаэля в половинку записал?.. А я отдамся, не торгуясь ни за крылья, ни за тело. Что с тобой торговаться-то? Это пусть смертные на рынке делают. Или тот ангел.       Мюриэль сама положила руку Кроули себе на грудь — почему не трогает? Многообещающе скользнула задом по ширинке.       — М-м-м-м, поласкаешь меня рукой? Так сказать, сходи для своего лучшего друга на разведку.       А тут уже можно отстраниться, втянув влажную губу напоследок, и поймать напрочь расфокусированный взгляд. Смотри на меня, смотри. Ты же хотел смотреть. «Не закрывай глаза, Ангел».       Кроули мягко стиснул упругий зад, выгибая спину и притираясь сквозь джинсы.       — Не рукой.       И перекатился, заблаговременно материализовав одно из покрывал под спиной Мюриэль. Навис над ней, легонько куснул за губу, сорвав удивленный вздох.       — Ангел. Ангел, ангел, — дорожкой поцелуев от подбородка до ключиц. Какая горячая кожа!.. А жемчужинка прохладная. Кроули покатал ее кончиком языка. — Ангел. — Обхватил губами левый сосок, пальцами — правый. — Ангел. — В джинсах стало невыносимо тесно. Не джинсы, а гребаные тиски — к сатане их!       Поймав ладонь Мюриэль, Кроули переплел пальцы, сжал, приподнял голову, чтобы поцеловать запястье и встретиться взглядами. Точно ли все хорошо? Точно ли нравится? Не терпит? Не испугалась?       Он повидал многих женщин. В разные века они и ухаживали за собой совершенно по-разному. Были у него и Египтянки, чьи волоски до единого служанки выщипывали пинцетами, и гречанки, не гнушавшиеся выжигать лишнюю растительность, были и заросшие, и с косичками… Но…       — Пушок? Какой мягкий…       Ангельский. Невесомый. Красиво и нежно, и совершенно ничего лишнего. Теплый — зарыться носом, повести ниже…       Теперь Мюриэль стало понятно, зачем людям нужен язык: точно не для того, чтобы разговоры разговаривать. А вот... Для этого. Чтобы вылизывать и просовывать как можно глубже. У Кроули это отлично получается. Талантливо. Даже слишком.       Да она же с лица его теперь не слезет. Какого хрена он творит?!       Ляжки повело, когда Кроули сделал языком уж какую-то больно витиеватую хрень, втянул что-то в рот. «Клитор» — (спасибо, услужливое сознание!) маленький женский член, которым не отодрать, но которым шикарно тереться о послушный язык. И почему такой послушный?..       Нет, точно угодливый негодяй. На малейшее движение в волосах реагирует, подстраивается. И довел же! И даже не до белого каления.       По телу прокатилась дрожь, Мюриэль протяжно застонала. Между ног приятно запульсировало, но язык теперь казался лишним. Все. Спасибо. Рас-с-с-с-сходимся.       — Творишь оргазмы, да? — Мюриэль приподнялась на локтях, а Кроули с перемазанным блестящим лицом еще оставался между ее ног. Это слюни? Или... она так текла?!       — М-м-м… Вытворяю.       — Шикарно у тебя получается.       Кроули прилег рядом с Мюриэль, стал вырисовывать неясные знаки на ее спине, стараясь держать. Себя. В руках. Не вспугивать маленькую хрупкую птичку, хотя от возбуждения крышу сносило напрочь. Черт-черт-чер-р-рт. Кроули выгнулся, прижавшись твердым членом к горячему ангельскому бедру. Перед глазами звездочки засверкали.       — Можно… й-а?       — Льзя, — передразнила Мюриэль.       Главное сейчас к нему в трусы пробраться... Как-нибудь. Хотя почему «как-нибудь?» У Кроули прогрес-с-с — сегодня вжимается в ляжку, а не в диванную подушку, не стесняется, как было при линьке. И даже позволяет трусы приспустить. И в руку дается, и даже в эту руку толкается. Ух, какой самостоятельный!       Недолго, правда, потолкался. На три толчка хватило и слился. Во всех смыслах.       — Фаталити, — объявила Мюриэль голосом Саб-Зи́ро и с любопытством поднесла забрызганную руку к носу. Интересно, сперма у демонов необычная какая-нибудь?.. Попробовала на язык. Фи, даже не жжется. Вытерла остатки о покрывало. — Когда на второй раунд позовешь?       — Шустрая…какая… — выдавил Кроули сквозь все еще сбитое дыхание. И только теперь понял, как чувствовали себя все те смертные, от которых он сразу же уходил: деловито, с шуточками, не размениваясь на телячьи нежности. От Мюриэль не уйдет! Он заграбастал ее, прижал к себе и ногу сверху закинул для верности. Ткнулся носом в волосы. Нежить. Гладить, лениво целовать макушку.       — Не торопись, ангел. Хочешь второй раунд? Уже? Ты бы не нарывалась. Я тебе покажу и второй, и сотый. Ты не знаешь, с кем ты связалась, — неразборчиво бормотал в маленькое прохладное ушко. — О, у меня такие планы, такие планы, ангел. На кухню, на крышу, на машину, на спальню… а в более обозримом будущем — на вон то море. Что скажешь, душа моя?       Что ж, оказывается, демона тоже несложно осчастливить, да?.. Всего лишь полюби его — и вот, он уже радостно пушится и чирикает, как самый обыкновенный... ангел?       В этот миг Мюриэль испытывала даже большее удовлетворение, чем от недавнего оргазма. Воодушевленный, так запальчиво болтающий Кроули что-то в ней задевал. Что-то очень личное, чего она сама себе не могла объяснить.       А прощать его никому не надо. Не нужно ему это прощение. Найдет для себя другие смыслы.