Дорогой, я дома

Около восемнадцати лет назад. Лондон. Они несутся сквозь Гайд-парк, распугивая белок, запах свежескошенной травы гонится сквозь ограду, бежит за остановку 55-го автобуса, мелькает в отливающих вечерними огнями витринах. Прогорклый бензин раздражает слизистые, стоит срезать через лабиринт пробки. Дорога сквозь узлы перекрёстков взрывается гудками, матом таксистов, тиканьем светофоров. Следом автобус-автобус-автобус, пока не укачает до позеленения. Четыре тени летят по дверцам цокольных этажей, росписям граффити. Скорость сбивают пачки сигарет, чипсов, консервных банок, свалявшаяся блевота на асфальте. На месте раскуроченного мусорного пакета Теону месяц назад отсасывали. Значит, они почти у цели. Пройти под теменью моста, и упрёшься прямо в клуб. — Ещё десять минут, двери, как обычно, откроются с опозданием. Нормально, можно сбавить ход. — Робб заскакивает в толстую полоску света. — Санса, держись рядом, — подтягивает её к себе, озираясь по сторонам. Теон посмеивается. Ист-энд свыкся со смогом и вонью ещё со времён промышленной революции. Одноэтажное социальное жильё, вытекающее из стеклянных высоток, жалко кренится книзу, провожая кроссовки без ярлычка бренда. Старки не любят кичиться. Теон щеголяет в своих новеньких «Прада». «Ты понтуешься шире поп-звёзд» Зато Робб — сын образцовых представителей среднего класса. Без оглядки на то, что каждый из семейного древа учился в Оксфорде, ЛШЭ или Сент-Эндрюсе, а если прошерстить архивы, окажется, что у средневековых Старков был герб. Тем не менее Робб избегает золота, громких названий и не просит у отца новую машину после разбитой. Теон же носит туфли в три учительских зарплаты, разбивает ёбла на рейвах, в будние дни таскает Робба по ресторанам с позолоченными унитазами, на выходных ― по подпольным петушиным боям. «Без меня такой сладкий мальчик, как ты, никогда бы здесь не оказался» В начале пути попадаются небоскрёбы, сдавливающие карликовые крыши, навстречу плетутся мигранты, взмыленные мужчины и женщины, спешащие накормить детей. Они пропадают в неосвещённых отрезках улицы. Не худшая поляна для концерта. Поблагополучнее последнего выступления местечковых The Trixxxters, на котором он был в прошлую субботу, — потные панки, наводнённые дерьмом туалеты, прыгающие сиськи, забитые кончёй презики. Половину ночи Теон рылся в трусах у какой-то девчонки, а вторую сваливал от её парня. Вот куда Робб точно бы не приволок сестричку. — А ты можешь идти быстрее? Мы только тебя ждём. — Санса цокает так же недовольно, как её «Мэри Джейн». — Нахуя мы её взяли, она даже не слушает эту группу?! — Теон отстаёт на пару сантиметров от Джона, плетущегося справа. — Ты собираешься по кругу этот диалог крутить или что? Санса уже здесь, тебе придётся смириться. Как всему клубу, когда её первой на кого-нибудь вывернет. Нечего взять, кожа да кости — рыжую манду снесёт от затяжки. — Ну почему концерт не мог случиться до твоего возвращения из интерната для благородных девиц? Потому же, почему Сансе нельзя гулять позже девяти до совершеннолетия — спасибо Неду Старку. Теона всегда это смешило. Яра сбегала через окно, когда у неё ещё не заколосились волосы на лобке. По приезде из школы Санса топила размякшие хлопья в молоке неделю, прежде чем её выпустили из клетки под чутким надзором старшего брата. Жаль, скуксившееся личико не растрогало Робба настолько, чтобы тайно отпустить её с подружками. «Во-первых, это опасно. Во-вторых, ты не умеешь врать, значит, родители рано или поздно узнают. В-третьих, ты для этого слишком хорошая». В-четвёртых, Санса напялила капроновые колготки и корсет, превратившись в тарталетку. Уболтала братьев зайти в «Тиффани» выбрать серёжки, ещё присмотреть браслет, во-о-от ту милую подвеску тоже. Не забыть посверкать новым платьем по центру Лондона, чтобы в конце нестись через весь город, лишь бы успеть к началу концерта. — Мог бы остаться дома, никто бы не расстроился. — Она оттягивает голубую юбку вниз, злобно фыркая. Теону хочется сплюнуть на подол ком жвачки. — Окстись, я душа этой вечеринки. Никто бы не расстроился, если бы дома осталась ты. Санса издаёт звук, напоминающий писк мыши с зажёванным хвостом. — Теон! — Робб раздражённо оборачивается. — Что?! Она же первая ко мне полезла. — Да, но тебе не пятнадцать, в отличие от неё. — Вечер обещал долго жить, блядь. — Теон обгоняет Джона.

***

К моменту, как мелкой занозе перестаёт хотеться подставить подножку под высокий каблук, очередь продвигается. — Помирись с ней первым. Не порти себе вечер. — Неоновая вывеска подкрашивает суровое лицо Робба фиолетовым. Теон со вздохом отходит к выпирающему на улицу бару. — Я хочу танцевать, пока задница не отвалится, а не думать о том, как плохо, что ты здесь оказалась. Предлагаю перемирие, — он передаёт Сансе бутылку с розовой этикеткой. — Что это? — Что-то клубнично-алкогольное. — Издеваешься? — Складка топорщится между бровей Робба. — Брось, ей трястись в этом жутком корсете и на каблах всю ночь, ей нужна дозаправка. — Теон отмахивается, оглядывая толпу девчонок впереди. Санса пригубливает, молчит пару секунд. — Вкусно. — Это ты ещё ничего крепче не пробовала. Очередь развеивается, Теон пробивается сквозь галдящих людей к подносу шотов — «Камикадзе» для разбега. Когда клуб распухнет от толпы, польётся текила. Для бодрости. Водка, чтобы уютно отключиться в такси. — Не налегай, ничего даже не началось. — Джон наблюдает за тем, как синяя гуща исчезает по глотку из каждой стопки. — Не учи бабулю сосать яйца, эмо-Джон, чтобы тебя не снёс мош, нужно, чтобы конечности УЖЕ были расслабленными. — Ломтик лимона промакивает губы. — В этом нет смысла! — Джон перекрикивает бас, медленно разгоняющий полупустой танцпол. — Послушай гуру. Пей, — Теон подвигает поднос. Синий свет ламп квасится в стакане. Санса смеётся над шуткой Робба, Джон улыбается после третьего шота. Send More Paramedics выходят, когда гаражный рок с херовым звучанием наконец раскачивает толпу. Всхрап гитар пробивает пол, Теон прыгает выше всех, толкается локтями. Фронтмэн рычит про зомби, жрущих твою плоть, Теон сталкивается с Роббом. Они подмывают Джона взмахнуть волосами в стиле Оззи Осборна. — Давай, эмо, зачем ещё их отращивать? — Вы все просто варвары! — Санса перекрикивает рёв колонок. Робб затягивает сестрёнку в качающийся круг, она морщится на скрежет гитар. — Почему на микрофоне ещё не висят лифчики?! — Теон выкрикивает девчонкам на два ряда впереди. Кто-то по соседству обливается пивом, замешивается петушиная возня. Здоровый охранник швыряет двух лысых мудаков к выходу, Робб отводит Сансу подальше. Теон утягивает её танцевать. Они прыгают, пока мозги не взболтаются, словно в шейкере. Жар скачет с дребезжанием струн, Теон чмокает взмокшую щёку Робба. Блеск прожекторов гуляет по горлу золотистыми пятнами. — Я щас обоссусь, а вы? — Теон кричит поверх припева. Орава напирает, заслоняя проход к туалету, Робб пропихивает Джона и Сансу вперёд. Коридор залит неоново-красным под стать амстердамскому притону. Теон разглядывает пару шлюшек впереди себя — залаченные высокие хвосты, чёрная помада, жирные стрелки. Ботфорты блестят алой сеткой на складках латекса. Грейджой облизывается. С платиновой блондиночкой он обязательно потрётся на следующей песне. — Я сейчас задохнусь, мне даже стоять тяжело, — Санса пыхтит, не в силах сгорбиться. — А тебя все предупреждали, не надевай его. Обопрись. — Робб укладывает на себя, морщится на щекочущие подбородок волосы. Блонди поглядывает в их сторону. Сканирует из-под наращенных ресниц, как персиковый корсет стягивает живот, поддерживает маленькую грудь. Ухмыляется. Теон подползает, чтобы расслышать, что она говорит чёрной подружке: «Она… идёт… если… одеты… интереснее» — Куда бы я его ещё надела? Он бы пролежал у меня в шкафу, пока я бы не сморщилась, как наша бабушка. О-боже-не-могу-дышать, — Санса сипит. — Похоже, тебе весь вечер придётся танцевать с ним в обнимку. — Джон делает шаг вперёд с очередью. — Или отдай его мне, — Теон развязно улыбается. Замес алкоголя с музыкой спешит к высокому градусу, идея вкатиться в народ затянутым в бронелифчик кажется ужасно весёлой. — Чего? Но ты же парень, — Санса кривится. — Ты серьёзно? — Робб следом. — Эй-эй, мы разве с вами не на родине Боуи? И вообще, сейчас двухтысячные, гламур прописан всем. — Чему вы удивляетесь? Это же Грейджой, — Джон закатывает глаза. — Серьёзно, снимай, я хочу показать этим детишкам, кто здесь главная сука. Разворачивайся. Шнурки не поддаются, блондинка с дикими стрелками проходит мимо, пока Теон потеет сильнее, нежели в моше. — Ты серьёзно развязал только верхнюю часть? — Джон пропускает очередного человека вперёд. — Если до хуя умный, то помоги! — Теон зыркает исподлобья. Джон уверенно дёргает за шнурки, затем ещё. Верхняя часть снова затягивается. — Ам, ты не можешь просто снять его? — Он тянет каркас вверх. — Ай-ай! Больно! — Санса вскрикивает. — Так, дайте сюда, неучи. Робб заканчивает, когда парни возвращаются из туалета. Санса горбится, разглаживает вмятины на бархатном платье. — Кажется, я похудела, — ощупывает талию. Запихать Грейджоя в корсет всё равно что натянуть туфельку Золушки на злобную сестру — легче пятку отрезать. Подклад прилипает к нему на каждом дюйме, а когда на спине наконец сходится корсетная сетка, Теон чувствует себя тюбиком зубной пасты, из которого выжимают остатки. Футболка с курткой остаются на попечение эмо-Джона. Рычание музыки дребезжит о стянутые кости, пара парней морщится, глядя на бантик и рюши, ползущие по окантовке чашечек. Теон юркает в бурлящий суп визгов, сбоку доносится свист: «Смотри, какая у него задница!» Углы каркаса впиваются в лопатки, Теон пошатывается в такт разбегающемуся ритму. Краска румянит скулы, грудную клетку. Людей взрыхляет сырым треском колонок, Теон отрывается от земли вместе со всеми, грудь чуть подпрыгивает в чашках — стянутой она выглядит на крепкую двоечку. Пурпурная подсветка расползается по напряжённым мышцам рук. Влажная кожа лоснится, подобно латексу ботфортов той блондинки из очереди. Теон не находит её напомаженный хвост, гладит Робба поперёк живота. — Увидишь, что меня хотят отпиздить, — спасай. — Ухмылка красит ярче белой вспышки фонаря. Теон отплывает подальше под громкое «не нарывайся», качает бёдрами. Духота сгущается, с уголка подбородка срывается блестящая капелька пота. Сцена утопает в бесконечном потоке тел, Теон притирается к кудрявой девчонке в коротеньких шортах, мацает жирную задницу, пока чужой язык мажет под мочкой уха. Он пробует клубничный блеск, прежде чем девушка исчезает у бара. Её удаляющуюся фигуру на секунду окропляют красные точки. Он двигается правее, осматривая мулатку с огромными кольцами в ушах, девку в одном лифчике, парня с греческой горбинкой на носу. То что нужно. Пространство между ними растягивается, как лента Мёбиуса. Серьги, браслеты, волосы, пирсинги, рты, сцена склеиваются в одутловатый ком жвачки. Теон падает вперёд. Ком отпружинивает его как мяч, что-то пищит, просветы между фигурами заволакивают рассыпчатые тени. Углы корсета вонзаются в него словно вилки — Теон чувствует себя уткой на рождественском столе. Воздух встаёт поперёк носоглотки. Я не могу дышать. Земля стремительно приближается, будто он несётся с крыши высотки, — Теон часто слышал от знакомых, как какого-нибудь неудачника затаптывали на рейвах. Один раз видел такое сам. Кто-то волочит его, как мешок камней. Затылок опрокидывается назад, сверху кружат Робб и Джон. Пропадают так же резко, как номер пролетающей мимо фуры. — Отойдите! Расступитесь, блядь, ну же! — Робб вытаскивает его, где меньше людей. Недотягивает до бара — у Грейджоя закатываются глаза. — Не теряй сознание, не теряй сознание, слышишь меня! — Твою мать, да расступитесь! Здесь и так нет воздуха, — Джон отпихивает зевак. — Ды-ы-ыш-шать… не могу-у, — Теон хрипит, его переворачивают на бок. Шнурок горячо сечёт под ногтем, Робб оттягивает петли в разные стороны. Узлы закручиваются крепче. — Стой-стой, всё делаешь не так! — Санса старается распутать верёвки ближе к копчику. — О, чёрт-чёрт-чёрт. — Она защипывает тонкий слой кожи, пытаясь ухватиться за скользкую ленту. Теон оседает на пол, глазные яблоки мечутся под веками. — Не отключайся, не… — Робб трёт большими пальцами у него за ушами. — Не могу развязать, оно застряло, просто застряло, — Санса тихо всхлипывает. — Свали с дороги, — Джона пихает какой-то парень. Он оказывается около Теона. Санса отшатывается, продолговатое нечто на секунду сверкает голубым в цвет её платья. — Что ты творишь?! — Робб не успевает перехватить его. Нож вспарывает шнурки снизу вверх, пилит там, где они слишком туго затянуты. Мышцы спины вздрагивают поверх изогнутых косточек. Парень оттягивает отделочную резинку, взрезает оставшиеся нити с тихим щелчком. Клочки сворачиваются между лопаток, будто дождевые черви. Теон чувствует, как глубокий вдох поднимает что-то увесистое и тёплое. — Поздравляю, красавчик, ты будешь жить. — Незнакомец убирает пропитанную потом ладонь с чужой спины. — О господи, спасибо, вы-ы… Ты просто герой. — Санса вытирает слёзы с ресниц. — Не за что. — Нож болтается в небрежном обратном хвате. Джон всплывает рядом с сестрой, Робб придерживает поперёк талии, отпинывая корсет. Теона мутит, будто в приступе морской болезни, — он зеленеет, холодные капли скатываются с висков на грудь, язык утыкается в сухое нёбо, крошки грязи с пола поскрипывают во рту. Словно нажрался песка. Низкое рявканье заставляет поморщиться: — Эй ты! А ну пошёл отсюда, пока я тебе ноги не сломал. — Охранник, здоровый лысый бугай. Влёгкую даст фору Шварценеггеру в количестве вен на бычьей шее. — Так в Лондоне благодарят за спасение человека? Ох, говорила мне матушка: «Не езжай в столицу, тут одни самодовольные гондоны и завышенные цены», — парень оскаливается на манер акулы. — Спокойно-спокойно, в чём дело? — Джон встаёт между незнакомцем и надвигающимся охранником. — А ты как думаешь, сопляк? Сюда нельзя проносить оружие, а у этого ублюдка ножик побольше твоего хера. Джон подгибает колени, когда широкий лоб почти упирается в его. — Ты. На выход. — Толстый палец упирается ему за спину. — Ого-о, какой он грозный, я весь трясусь. — Парень поднимает пустые ладони, вздрагивая нарочито крупно. — Легко, наверное, угрожать парням вдвое меньше тебя. Скажи, а ты в перерывах от работы охранником у детей конфетки отбираешь? Мужик дёргается, Джон шоркает кроссовками. Теон бубнит: «Он начистит им до кровавых соплей», туже повисая на Роббе. Тело постепенно становится твёрже, но сблевать «Камикадзе» себе на обувь всё ещё охота. — Вы шутите? Он только что спас человека, а где были вы? — Голосок Сансы рябит в раскалившемся добела воздухе. Она вытягивается, без того ужасно высокая на толстых каблуках. Дрожит, как задетая струнка. — Заткнись, а то вышвырну вместе с этим мешком дерьма! — Мужик скашивает огромное, будто коробка из-под допотопного телика, хлебало. Теон шипит: «Да-господи-блядь», теряя опору. — Не разевай пасть на мою сестру. А этот парень, между прочим, вашу работу выполнял, — Робб теснит Джона. Незнакомец подтаскивает его за футболку — Джон всё ещё держит шмотки Грейджоя, — шепчет что-то на ухо. Мужик напирает. Теон смаргивает пёстрые пятна, сжимая кулаки, — лучше вмазать первым, чем последним. Его с остальными сгребают два охранника, как ковши экскаватора. Писк, пыхтение, выкрики, желчное «можешь пожёстче, а то я ничего не чувствую» незнакомца раздаются до чёрного входа. Второй мужик убеждает никого не бить, но парень в кожанке всё равно жёстко приземляется на асфальт. Вечерний холод ставит запотевшие, словно бонг, мозги на место, вонь мусорных мешков колышет шоты, смешавшиеся с поздним ужином. Теон поднимается на ноги, похрустывая позвонками. — Пиздец, конечно, как пить хочется. — Разминает затёкшие конечности, наконец чувствуя себя человеком, а не растёкшимся по асфальту харчком. — В следующий раз посижу дома. — Джон швыряет в него одежду. — Да брось, не так плохо было, вот когда я ездил в Вену, свалил от родаков и познакомился с одной секси-сутенёршей… — Заткнись, умоляю, просто заткнись. Они перебрехиваются, пока Джон не сворачивается на корточках. — Серьёзно, ты можешь помолчать хоть минуту. Теон самодовольно улыбается. Остальные болтают возле запертой железной двери. — Спасибо, что помог ему. Мы без тебя просто суетились, как маленькие дети. Извини, что испортили концерт. Как тебя зовут? — Робб пожимает руку. — Рамси. Не за что, честно говоря, вы стали самым мощным шоу этой ночи, Send More Paramedics надо у вас поучиться. — Рамси ухмыляется, разворачиваясь на пятках. — Кстати, миледи, а ты у нас-с?.. — Санса, — она привычно тушуется. — Санса. Красивое имя. Я верну тебе должок за корсет, скажи только, какой хочешь. — Рамси мягко смотрит на её зарумянившиеся щёки. — Ой, не думай об этом, — она хихикает, — считай, ты вернул его, когда спас Теона. — А-а, вот и звезда вечеринки. — Рамси оборачивается, приветливо улыбаясь. — Ага, виновен. Я обязан угостить тебя пивом за спасение. — Теон сканирует его сверху вниз. Тёмные вьющиеся волосы, бледноватый тон лица, странноватая внешность. Такая запоминается с первой встречи. — И сигаретами. Я недослушал до своей любимой песни. — Рамси выдыхает, преувеличенно печально. — Тогда какого хрена мы тут встряли? Они отходят от двери чёрного входа. Рамси благодарит Джона за геройство, прежде чем смешливо сказать, насколько у Теона «шикарная грудь». — Серьёзно, если бы ты всё ещё был затянут в корсет, то соблазнил бы того мудака-охранника вырезом. Смех катится по тротуару — непрерывный и шумный, как роликовые коньки.

***

Кружки взмывают вверх, свиные шкурки скользят между жирных пальцев, пивная пенка расплёскивается на усыпанный ошмётками пол. — Ну и кто это уберёт? — Санса морщится, словно задев шматок мокрых объедков из слива. — Бля-я-я-я-ядь, я съем это, если ты перестанешь мандеть. — Теон швыряет жареную картошку в её полупустую тарелку. — Грейджой, я тебя! — Она шипит сквозь стиснутый заборчик зубов. — Все деньги на тебя, Санса, кончай его. — Рамси утаскивает «Гиннес» из-под носа Теона. «Забытая армия» ютит запах солода, ветеранов Второй мировой и отёчные хари, отсвечивающие кожным салом. Кто бы мог подумать, что будущие студенты Кембриджа с золотой ложкой во рту остановятся именно здесь. Рамси говорит, что из всех троих на будущее империи походит Джон — серьёзный, надутый, смазливее всех девок в радиусе километра. — А вот как ты угодил на инженерию, огромный вопрос. Решил поступить, чтобы перетрахать всех однокурсниц? — Рамси делает глоток тёмного пива. — Неужели нашёлся человек, который меня понимает, — Теон хмыкает. — Так как ты попал именно в Кембридж? — Подкинул монетку. Она упала в карман Старков, а в следующую секунду он уже надрачивал вступительные тесты под чутким руководством Робба-зудящей-занозы-в-жопе. Разговор перепрыгивает вместе с песней в проигрывателе. Старки почти всю жизнь прожили в Харроу-он-зе-хилл, Теон болеет за «Арсенал», Робб — за «Челси», совершая драматическую ошибку. — В универе эмо-Джон наконец найдёт себе слепую тёлку, которая согласится с ним встречаться из-за «чистой любви», а не потому что он круто трахается, — Теон смеётся, — ведь Джонни трахается, как мой мёртвый дед. — Но, в отличие от тебя, я не засыпаю через три секунды, — Джон нахмуривается. — Оу-у, посмотрите на него! Теон Грейджой — два, Джонни — один. Хорошо, ты пробуждаешь во мне спортивный интерес. — Теон шлёпает его по спине. — Вы двое как престарелая парочка из ситкома, — Рамси посмеивается. Он из Уэльса, примерно год назад получил бакалавра в бизнес-школе Вейстминстера. В перерыве от работы в семейной компании клеит кисок в Сохо. Теон рассказывает о попойке у коммуняк, заодно о том, как он наблевал в сумку проститутке на свой восемнадцатый день рождения. Рамси в годы старшей школы вырвало в стакан незнакомого парня в баре. — Я просто хотел познакомиться, — он невинно разводит руками. Огоньки подсвечивают донце зрачков, рыжеватые пятна света переползают на другую половину лица, когда Рамси раскатисто смеётся. Старички за соседним столом оборачиваются, скосив седые брови. — Ты посмотри на них. На то, чтобы ходить без палочки, силёнок не хватает, а на выпивку хоть отбавляй. Обожаю эту страну, — Теон сдавленно хихикает. Пластинка сменяется. Бархатное «любовь обжигает, закручивается в огненное кольцо» расходится до загривка. «Я угодил в кольцо огня, оно затягивает меня всё глубже и глубже» — А что за предвзятое отношение к старикам? Ты на их месте тоже будешь рано или поздно, — Джон укоризненно смотрит на Теона. — Заткнись, играет Джонни Кэш. О-о-о, какая песня! Все за мной, встаём-встаём, живо! За пару секунд они оказываются в середине зала. Вокруг покачивается жиденькая компания пенсионеров, мамочек за сорок, две бойкие американки, явно приехавшие на каникулы. Джон старается скрыться за рябью лысых макушек, Санса танцует с Роббом. Теон качается вслед за Рамси, мурлыкая: — «Кольцо огня. М-м-м, кольцо огня», — нащёлкивает ритм. Рамси играет пальцами по невидимым клавишам, напевая. Связки подхрипывают, умасленные алкоголем, ноты разглаживаются с каждым словом. — Ни хрена себе, ты петь умеешь? — Теон шепчет ему на ухо. — Заткнись, а то я ничего не слышу. — Рамси увлекает за собой. Мимо пролетают фотографии Томаса Мура, дряхлые доски, табличка «Не курить». Мышцы снова натягиваются в пружину, Теон плывёт за песней, за голосом, задевающим в районе скулы, мочки, ключицы — её изогнутый силуэт выглядывает из-под ворота футболки. «Это обжигает, обжигает, обжигает» Брожение вокруг занимается с новой силой, народ отчаливает от чесночных гренок, задорно стуча каблуками. — Шевели ногами. Ботинки отстукивают след в след, Рамси проводит Теона сквозь толпу, кружит, ведёт назад. Паб раскачивается. Стук-стук-шаг-ещё! Теон путает ноги, слышит смех, пока тёплая рука ловит его поперёк живота. Волоски на боках шевелятся. «Это обжигает, обжигает, обжигает» Внутри всё подпрыгивает, звук гитар разливается поверх галдежа. Старков нигде не видно. Всё за пределами танцпола растекается в длинные линии цвета. Теон быстро перебирает ногами, не отпуская Рамси, его лицо влажно блестит, словно облитое глазурью. Рамси опоясывает его живот, Теон чувствует, как нагревается тело там, где они соприкасаются. Песня доигрывает. Нутро приятно печёт, даже когда Рамси отпускает его. — Неплохо, в том дерьмовом клубе ты так же танцевал? — Теон ерошит размокшие на лбу кудряшки. — Не-а, там все были слишком тухлыми. — Рамси утаскивает его к столу. Старки встречают громким свистом. Бокалы успели опустеть, Робб с Сансой буйно перешёптываются. Она мельком поглядывает на Рамси, пока тот не подходит ближе, Робб многозначительно поднимает брови. — Будь осторожен, похоже, Грейджой решил влюбить тебя, — Джон усмехается. — Хах, посмотрим, кто влюбится первым. — Рамси хлопает Теона по бедру. — Ну всё, сучки, я уезжаю с ним. — Теон приобнимает его за талию. Хохот накрывает, словно пузырь, сквозь не проникает ни соседская ругань, ни виниловое пошоркивание I Put a Spell on You.

***

Тепло помещения встаёт плотной подушкой между спиной и холодной улицей. Асфальт пахнет недавно уложенным битумом, дым сигарет вьётся к металлическому сиянию фонаря. Теон продолжает вертеть нож между пальцев, словно монетку. «Он острый, осторожно» Рамси скользит взглядом по его взлохмаченным волосам — сейчас они кажутся гораздо рыжее, чем на самом деле, — двухдневной щетине, голой шее. Теон запрокидывает голову, футболка расправляется, оттягивая ворот. В ложбинку между ключиц забирается серебристая капелька света. — Ты нравишься старшему братишке. — Рамси опирается на локти, его профиль огибают светящиеся полосы. — Это ты про кого? — Теон глядит на твёрдую линию челюсти под мягким слоем жирка. Рука почти тянется ущипнуть за щёку. — А это не очевидно? Про Робба. Он трясётся над своими птенчиками, хотя старается делать вид, что ему правда весело. — Край куртки шаркает по животу Теона, когда Рамси забирает нож. — Я не говорил тебе, что он старше Джона, и нравлюсь? П-ф-ф, ни в жизнь. — Лезвие проплывает мимо, словно шлейф платья. — Очевидно, что ты ему нравишься. Этот щенячий взгляд, когда он на тебя смотрит, ни с чем не спутать. — Рамси подползает поближе. Расцветшая на лице улыбка напоминает Теону Гринча. Похоже, он пришёл украсть Рождество на три месяца раньше. А что он там делает с непослушными детками? — Старк правда та ещё несушка. Но не-е-ет, Робб мой лучший друг, а я его, так всегда было, ещё когда ни у кого из нас яйца не опустились. К тому же он по женщинам, исключительно. — Теон лениво приваливается щекой к плечу. — Робб как-то подзабыл об этом, пока пускал слюни на то, как ты танцуешь, — Рамси вкрадчиво ухмыляется. Теон издаёт растянутое «ха-а-ах», роняя затылок вниз. Говорит: — Пошли в клуб на следующей неделе? Это будет лучшая ночь в твоей жизни. — От мысли о грохоте басов, стрингах-бабочках и двух белых дорожках внутри помаленьку затягиваются узелки, как под начало порнухи. — Ты настолько красивый, что я не могу отказать. Голос обволакивает без того плывущую голову, всё выпитое за вечер мажет Теона, как свежие чернила по бумаге. В висках приятно пульсирует остаточное: Ты настолько красивый. Ты красивый. Он прикусывает нижнюю губу. У солнечного сплетения подкипает что-то шипучее, как пузырьки игристого, когда Рамси возвышается на фоне расплёсканного фонаря. — Пойдём, вечер только начался. Я угощаю. — Он протягивает руку где-то очень далеко, но достаточно для того, чтобы расхлябанное тело Теона потянулось наверх.