I run into you physically

       С пассажирского сидения автомобиля Крэйг смотрел на небо, стараясь не думать ни о чем. Удавалось не слишком хорошо. Из непрошенных размышлений, однако, в какой-то момент выдернул голос водителя такси, оповестивший, что пункта назначения достигли.        Крэйг расплатился. Вышел. Дорога довольно долгая — успеваешь устать сидеть.        Был уже конец августа, а погода стояла по-прежнему тёплая. Однако здесь Крэйгу всегда становилось холодно. И тоскливо. Это место будто бы высасывало все эндорфины из крови.        Мурашки по коже.        Крэйг приезжал сюда каждые выходные на протяжении трёх с половиной месяцев. Родители и сестра иногда сопровождали его, но от их мрачного молчания в пути все казалось ещё более безысходным, поэтому он все же предпочитал добираться самостоятельно.        С одной стороны дороги — зловеще шуршащий лес, с другой — монолитный забор. И никого…        В выходные дни у обочины было припарковано больше машин, чем в будние. В одной из них его неизменно ждали родители Твика. Без них на территорию не пускали…        После всего случившегося на ферме Маршей в тот злополучный день, когда ребята собрались там, чтобы оттянуться, смотреть мистеру и миссис Твик в глаза Крэйгу было крайне сложно. Они не осуждали его, конечно, но он мог поклясться, что никогда в жизни не испытывал ничего подобного: всепоглощающий стыд. Такой, от которого немел язык. Даже пресловутое «здравствуйте» не выговорить!        Заметив юношу в зеркале заднего вида, они вышли из машины, двинулись навстречу. Улыбнулись ему, приветствуя. Однако Крэйг наверняка знал, что радость эта фальшивая. Нечему им радоваться здесь.        Каждый раз одно и то же: долгий проход через КПП с соблюдением тысячи формальностей. Затем — по главной аллее до угнетающего своим видом невысокого здания возле часовни. Оно походило на морг, на крематорий. От него так и веяло болезнями и смертью, то ли за прошедшие месяцы Крэйг совершенно разучился мыслить рационально.        Люди, встречающиеся тут Крэйгу — все, как один, обречённые. Они никогда не улыбались и одинаково тоскливо смотрели на друг друга и на него пустыми глазами. От этого усиливалось чувство собственного бессилия перед обстоятельствами. И этот пугающий факт угнетал.        У не слишком ухоженной клумбы перед домом родители Твика и Крэйг расходились по разным сторонам, не говоря друг другу ни слова. Его дальнейший путь лежал через небольшую рощу, и почему-то именно на этой протоптанной между деревьями тропинке ему становилось особенно не по себе. Возможно, она слишком сильно напоминала ему дорогу от дома Марша до проезжей части… Ту самую дорогу, на которой Твик перестал дышать.        Тогда его хрипы сменились глухой тишиной, и белая кожа стала стремительно синеть. Выбросить из головы это воспоминание Крэйг не мог, и, видя это лицо Твика во снах, он просыпался в ледяном поту с ощущением тяжести обмякшего тела того на собственных руках. Настоящее сумасшествие.        До сих пор Крэйг не понимал, как сумел в тот миг сообразить опустить Твика на землю и оказать ему хоть какую-то помощь. Он наверняка не знал, сколько надавливаний на грудь делать (и нужно ли), сколько воздуха вдыхать в отказавшие легкие, но делал это так усердно, что силы стремительно покидали. Не позволяли упасть, пожалуй, только крики Клайда, звонящего по экстренным номерам снова и снова, чтобы узнать, когда прибудет скорая. И иступленное желание услышать вой сирен.        А потом все полыхнуло.        Крэйг остановился, почувствовав навалившуюся на него невозможность идти дальше. Мысли настолько вязкие, что не дают пошевелиться. Как в болоте. Он тряхнул головой, зажмуриваясь. От этого навязчивого ужаса, видимо, не избавиться.        Заставив себя сделать шаг, Крэйг двинулся дальше, старательно отгоняя от себя застилающие глаза воспоминания о той ночи, превратившейся в персональный круг Ада для него. Впрочем, он наизусть знал, как дойти до небольшой реки (ручей даже, а не река), слушать тихое журчание которой привык часами. Именно там находилась единственная резная скамья, выглядящая неуместно изысканно для этого места. Но, честно говоря, Крэйгу она нравилась.        Он сделал ещё несколько шагов.        — Как ты? — не здороваясь, поинтересовался.        Светловолосый юноша, сидящий на скамье, обернулся к нему, улыбнулся.        — Крэйг? — вскинув брови, произнёс Твик. Он удивлён, потому что для него эта встреча — неожиданность… По правде, для него теперь почти все — неожиданность.        От вида друга в глазах Крэйга встали слёзы, и он несколько секунд провёл в тупом разглядывании его. Твик сильно похудел за это время, стал более бледным. Лицо осунулось, пролегли под глазами синяки. Но, пожалуй, самое жуткое — его глаза. В них совсем не было понимания, что происходит.        Сглотнув режущий горло комок, Крэйг приблизился к нему.        — Не ждал меня? — заставляя себя дружелюбно улыбнуться, спросил он, садясь рядом. Твик пах горькими лекарствами и местным дегтярным мылом. Нужно будет привезти ему какой-нибудь гель для душа. Со сладким запахом. С запахом карамели и молочного шоколада, наверное…        Твик непринужденно пожал плечами.        — Не ждал, но рад видеть, — ответил он сдержанно, продолжая всматриваться в лицо Такера, словно ища какой-то подвох. Разумеется. Он не знал, с чего бы Крэйгу приходить сюда после всего, что случилось на той вечеринке.        Крэйг мысленно обозвал себя идиотом за то, что задал этот идиотский вопрос. Ему прекрасно известно, что Твик не ориентируется ни в днях недели, ни во времени. Ни к чему было убеждаться в этом снова.        То, что Твик оказывается в этот час на этом берегу каждые выходные — заслуга врачей, приводящих его к полюбившемуся месту для встречи с родными и близкими. Сам он не может понять, что к нему должны прийти посетители. Не может вспомнить об этом. Как и о многом другом.        Скорая тогда ехала долго. Слишком долго.        Несмотря на усилия Крэйга, Твик уже не дышал совсем, когда его грузили на носилках в машину. А в больнице прозвучали следующие слова: интоксикация, угнетение дыхания, кислородное голодание мозга… Крэйг едва помнил подробности. Как в тумане все. Однако это никак нельзя сравнить со случившимся с памятью Твика после того, как в реанимации врачам удалось вернуть его к жизни.        Хоть так, бля…        Антероградная амнезия — так назвали эту его невозможность запоминать происходящее в течение дня. Тяжелое нарушение, возникшее вследствие продолжительной гипоксии. При том, что Твик узнавал родных, друзей, знал о них и о себе все, он не мог сказать, что ел на завтрак, что видел час назад, о чем минуту назад думал. И эта его глобальная потерянность в окружающей реальности выглядела совершенно ужасающе. И не помочь ничем.        — Что-то не так? — обеспокоено спросил Твик, наклоняясь, чтобы поймать взгляд Крэйга.        Внутренности того сжались. Отвечать настолько же бессмысленно, как говорить со стеной. Крэйг не раз рассказывал Твику о том, что чувствует. Как корит себя за то, что был мудаком. Как жаждет отмотать время назад и исправить все-все от начала и до конца. И как боится, что Твику лучше не станет никогда, и сделать уже не удастся ничего… И Твик вроде понимал, вроде пытался ободрить: говорил, что все обязательно будет хорошо и они вместе справятся со всем. А потом он забывал об услышанном и становился вымученно беззаботным. Присутствие Крэйга его, как и прежде, продолжало еле заметно напрягать. За три месяца не изменилось ничего, потому что о постоянных проявлениях любви Такера Твик не мог вспомнить.        — Все нормально, — криво улыбнулся Крэйг, посмотрев на лицо юноши рядом с собой. Ему дают какие-то таблетки, которые уменьшают тонус мышц, и нет больше непроизвольных подергиваний, нет тиков. И без этого Твик больше не казался собой. Совсем чужой. — Я просто соскучился по тебе. — Говорить это, как и многое другое, стало несложно — все равно Твик позабудет.        — Я скоро вернусь домой.        Не вернётся. Состояние здоровья Твика слишком запущенное для того, чтобы лечиться амбулаторно. Плюс, у него наркотическая зависимость, требующая серьезного лечения тоже. О результатах фармакотерапии и психотерапии каждую неделю отчитываются родителям Твика врачи, с которыми те беседуют несколько часов, прежде чем проведать сына. Крэйгу хватило услышать о слабой динамике всего раз, чтобы понять: в ближайшее время Твик не поправится. Поэтому он предпочитал просто находиться с ним все то время, что мог.        — Дай мне руку, пожалуйста, — попросил Крэйг, протягивая юноше ладонь.        Взгляд Твика стал чуть более настороженным. Он помнил все, что было до того, как ему стало плохо. Всю ту кошмарную ночь. Капли крови и беспричинный страх, туманящий рассудок. Но о том, что Крэйг отчаянно пытался спасти ему жизнь, вдыхая в его ледяной рот воздух снова и снова, до головокружения, он не знал. Не знал и о том, что не способный быть эмоциональным Такер рыдал возле реанимационной. Что Крэйг не спал и не ел двое суток, пока состояние Твика хоть сколько-нибудь не стабилизировалось. Что он приезжал к нему каждый ебаный день, забивая на учёбу и другие дела. Блять, где раньше была его забота?        Твик помнил только то, что им удалось поговорить в тот день. И он до сих пор не был уверен, что между ним и Крэйгом есть что-то настоящее, хоть тот совсем недавно обнимал его в кровати так ласково…        — Мы же здесь одни, — оглядевшись, заключил Твик.        — Тем лучше, — безрадостно хмыкнул Крэйг.        Для Твика их отношения все ещё прежние. Для Твика Крэйг все ещё прежний. И даже, если тот скажет, что любит и любил как-то по-своему всегда, это забудется.        Пальцы Твика несмело скользнули по его ладони, и Крэйг чуть сжал их, будто боясь поломать, откинулся на спинку скамьи. Все могло кончиться гораздо хуже. Рука Твика тёплая — нужно радоваться этому и не ждать прогресса, не надеяться. Бессмысленные мечты о том, что вот-вот настанет тот момент, когда болезнь отступит, только лишь причиняют боль, разбиваясь о крайне суровую реальность.        Твик положил голову на плечо Крэйга, но, не успев расслабиться, встрепенулся, чуть отстранился, посмотрел в глаза.        — Мы же здесь одни, — повторил он с тем же выражением, что и в первый раз. Крэйг наблюдал такое не впервые, но каждый раз ему становилось не по себе. Будто баг в игре. Будто плохая склейка кадров фильма.        — Тем лучше, — выдавил он из себя снова, мягко притягивая Твика к себе. Губы пришлось поджать, чтобы не дрожали, сделать глубокий вдох, чтобы сдержаться и не заплакать.        Твик расположился на его плече вновь и, почувствовав прикосновение губ Крэйга к своей макушке, улыбнулся.        — Я тоже скучал по тебе сегодня, Крэйг.        Тот не поверил своим ушам. Сегодня…

***

       Кайл посмотрел на уносящуюся вдаль дорогу, кажущуюся в лучах закатного солнца позолоченной. Еще только минут через пять на горизонте должен был показаться автобус, но Брофловски поднимал взгляд постоянно, отрываясь от пролистывания переписки в телефоне. Переписка, правда, подразумевает диалог, а на экране его мобильника только отправленные… Без ответа.        Бинты с рук Кайла сняли уже давно, но иногда боль ещё возникала. Однако это ощущение было несравнимо по болезненности с пониманием, что расплывчатые шрамы от ожогов на кистях навсегда останутся напоминанием о той ночи… Ночи, которая за секунду стала слепяще светлой.        Стэн Марш — идиот. Кайл считал так и в этом факте не сомневался. Но в то мгновение, когда ноги Стэна охватило пламенем, Кайл понял вдруг, что нет во всем мире ничего важнее этого придурка.        Брофловски выдернул друга из огня настолько быстро, насколько смог, а затем оглох от раздавшегося крика того. Вопля даже. Страх дезориентировал абсолютно, и Кайлу показалось единственным правильным решением любой ценой затушить ползущий по джинсам Стэна огонь. Тогда боли Кайл не почувствовал. Он смело ударил несколько раз ладонями по пламени, но бестолку. Прошли бесценные секунды, прежде чем он сообразил стянуть штаны с бьющегося на земле тела друга. Покрывшиеся волдырями пальцы едва слушались, а впитавшая капли бензина ткань отлипала от ног Стэна вместе с кожей…        Кайла затошнило, и он, заблокировав телефон, прошёлся вдоль остановки. Автобус, который он ожидал, должен был привезти Стэна обратно в Южный Парк.        Три с половиной месяца назад ферма Маршей загорелась по вине младшего из них. Прибывшие туда вместе с бригадой пожарных полицейские, конечно же, сочли это умышленным поджогом. Чуть позже назвали хулиганством. Несмотря на попытки Рэнди убедить суд снять обвинения с сына, оставить Стэна безнаказанным не удалось. Девяносто дней принудительных работ в исправительном учреждении для подростков штата Колорадо.        Кайл писал Стэну каждый день. Пальцы болели нестерпимо, но он печатал сообщения все равно, морщась и едва сдерживая плач. Вот только Стэн не отвечал. Прочитывал каждое, но не отвечал. Наверняка не из-за того, что было запрещено, а из-за того, что не хотел. Все ещё злился. Справедливо. Вот только от этого не легче.        Брофловски оставалось лишь считать дни до возвращения Стэна домой. Мягкое наказание для того, из-за которого произошло то, что произошло. Да, Кайл не строил иллюзий по поводу случившегося: во всем виноват только он. Он предал лучшего друга худшим из возможных способов. Тот психанул, и это Кайл оправдывал полностью, несмотря на то, что сам пострадал при пожаре. Поделом.        Сначала послышался гудящий звук мотора старенького автобуса, а затем показались его очертания вдалеке, и сердце Кайла забилось быстрее. Он давно решил, что жизнь продолжается, несмотря на все случившееся дерьмо, но мыслей Стэна он узнать не мог. Тому досталось неслабо. Кайл мог только молиться, чтобы Марша колония не сломала окончательно. И ещё тихо он просил Бога о том, чтобы Стэн его простил, хоть почти и не надеялся на это…        Когда двери остановившегося автобуса открылись, Кайл замер в оцепенении перед ними.        Стэн шагнул на тротуар и остановился напротив.        — Привет.        — Привет.        И больше ни слова.        Парни молча смотрели друг на друга, пока автобус, гудя, отъезжал. И ещё немного после того, как он скрылся за поворотом.        — Как добрался? — первым заговорил Кайл, старательно скрывая дрожь в голосе за беззаботностью.        — Быстро, — поморщившись от света солнца, ответил Стэн. Он поправил висящую на плече сумку с вещами и огляделся.        Марш ничуть не изменился: выглядит понуро, отводит взгляд, когда не знает, что сказать. А что тут, собственно, скажешь? Кайл даже представить не мог, какие мысли в голове у человека, в истерике поджегшего родительский дом и из-за этого проведшего три месяца в заключении. Не в тюрьме Стэн отбывал наказание, конечно, но все же…        — Ты домой? — поинтересовался Кайл, нервно пригладив волосы.        Глупый вопрос. Куда же ещё?        Стэн кивнул, мельком глянув на него. Каково ему сейчас смотреть на того, кто был виноват в том, как закончилась та кошмарная ночь?        — Отец заберёт меня у школы, — пожал плечами Марш, непринужденно осматривая город. То ли соскучился по местным пейзажам, то ли не хочет видеть глаза Брофловски.        Кайл переступил с ноги на ногу от необъяснимого волнения. Пиздец. Все сложнее, чем казалось.        — Могу пройтись с тобой?        Стэн посмотрел на него со странным выражением, не поддающимся интерпретации. И снова пожал плечами. Вроде спокойный, а вроде бы нервничает тоже.        — Пойдём. — Он поправил вновь сползший с плеча ремень сумки и двинулся вдоль улицы. Кайл последовал за ним.        Вопреки ожиданиям, неловкая тишина не длилась слишком долго. Пока Брофловски перебирал, с чего бы начать разговор с лучшим другом, Марш заговорил.        — Что я пропустил? — спросил он чуть сдавленно. Вероятно, осознавать, что провёл лето в исправительной колонии было непросто. Малолетний преступник, блять. И все же Кайл считал моральным уродом себя, а не Стэна.        — Почти ничего, — так же сдавленно ответил он, отменно делая вид, что все как прежде. — Твика из городской больницы перевели в частную клинику для наркозависимых где-то на границе Штата. Там хорошие врачи, но Крэйг говорит, что Твику все ещё плохо.        — Хреново.        В ту ночь первая прибывшая машина скорой помощи забрала чуть живого Твика. Следующая приехала вместе с пожарными. Стэн отделался лёгкими покраснениями и точечными ожогами на голенях, в то время как кисти Кайла пострадали от огня значительно. И все же их обоих забрали в больницу тоже, а остальных ребят после беглого осмотра доставили в полицейский участок для дачи показаний. Избежать этого сумели только Картман и Тёрнер, уехавшие на такси за несколько минут до начала пожара.        — Как Хайди? — поинтересовался Стэн, мельком глянув на идущего рядом парня.        Кайл помедлил с ответом. Убедился, что не чувствует уже ничего.        — Хайди вместе с родителями уехала из города.        — В самом деле?        — Месяц назад ей стало плохо, и ее родители узнали о беременности, — пояснил Брофловски. — Был большой скандал. Они обвиняли школу. Мол, учеников не научили предохраняться на уроках полового воспитания.        — Забавно, — саркастично хмыкнул Стэн. Ох, как не хватало Кайлу этой извечной иронии Марша. — А что сделал Эрик?        — Ничего, — развёл руками Кайл. — С тех пор, как Такер избил его у тебя дома, он почти не выходил на улицу. В школе появлялся редко. Все лето играл в комп. О том, что он отец ребёнка Хайди, так никто не узнал. Это известно только тебе, мне и Венди. — Кайл осекся, чуть замедлился, посмотрел на профиль Стэна.        Лицо того не изменилось. Забыл? Навряд ли. Просто делает вид, что равнодушен.        — Стэн… — набрав воздуха в грудь, начал Кайл. Им нужно было это обсудить. Здорово притворяться, что ничего не было, но недоговорённость висела над шеей, как готовое сорваться с креплений лезвие гильотины.        — Она звонила мне, — отозвался Стэн. Безрадостно усмехнулся каким-то своим мыслям. — Сказала, что мы с ней больше не вместе.        — И все?        Стэн желчно улыбнулся, но продолжил говорить уравновешенно, беззлобно:        — Еще сказала, что после наших с ней отношений ей нужно развеяться, поэтому уезжает в Европу на все лето. — Он покачал головой. — Столько пафоса. Можно подумать, она сама решила туда поехать, а не ее родители.        Кайл кивнул, не находя слов. Очевидно, Венди умолчала о некоторых деталях. Например, о том, что в начале лета она предложила Брофловски встречаться и даже в эту самую Европу позвала с собой.        Он отказался.        Каким бы прекрасным ни было то, что произошло между ними в доме Маршей, это было ошибкой. То ли опьянение сказалось тогда, то ли обоюдное желание попробовать новое… Кайл много думал о случившемся. Но влюбленности среди причин повести себя так, как повёл, не нашёл. Венди — хорошая девушка, но ради неё он не готов жертвовать отношениями с другом. Или Стэн не друг уже теперь… Неважно.        В общем, разошлись они с Венди вроде мирно, и все же следующий учебный год предвещал некоторые проблемы из-за всех этих инцидентов, всех этих неправильных разговоров. Но пока Кайла волновало совсем иное.        — Послушай, Стэн… — Он взял его за руку, останавливая. Ощутив прикосновение шершавой, покрытой шрамами кожи к своей, Марш поежился, опустил хмурый взгляд на изуродованную кисть Брофловски. Тот отдернул руку.        Кайл резко растерял всякую уверенность в собственных силах. Сложнее, чем обсудить его связь с Венди, было только обсудить то, что произошло на том самом поле, которое сгорело полностью.        — Я в тот день…        — Забей, чувак, — торопливо проговорил Стэн. — Мы все поплатились за то, что учудили тогда.        Кайл поджал губы.        — Я о другом, — сказал он, сглатывая возникший в горле ком. О том, как поцеловал Стэна, Кайл тоже думал много. Задавал себе миллионы вопросов. То укорял себя за безрассудство и пренебрежение заветами иудаизма, то оправдывал, осознавая, что, как велят учения, сказал правду: он хотел это сделать.        Глаза Стэна округлились. Судя по всему, он понял, о чем речь. Напрягшись, отвёл взгляд. Вон дом семьи Брофловски на другой стороне улицы… Интересно, Кайл пойдёт с ним до школы или оставит здесь? Стоит спросить, чтобы не говорить о «другом».        Кайл сделал к нему шаг, открыл было рот, чтобы заговорить, и Стэн выпалил первое пришедшее на ум:        — Отец сказал, что ты помогал ему на ферме, пока меня не было. Спасибо.        Кайл слабо улыбнулся, остановившись. Правда в том, что от него и от его рук толку почти не было, но Рэнди Марш хотя бы не скучал летом в одиночестве. Это меньшее, что он мог сделать в качестве негласных извинений.        — Брось. — Кайл махнул рукой, тоже посмотрел на свой дом. Стэн пытается намекнуть, что дальше им не по пути, или совпадение? — Я просто болтал с ним, пока рабочие вспахивали сгоревшие участки.        Несмотря на то, как мощно все полыхало, Рэнди Марш не лишился и половины урожая. Полностью сгорело несколько полей, но на производстве это почти не сказалось. А строения, к счастью, огонь затронуть не успел. Однако Кайл был уверен, что Рэнди весел и бодр не из-за этого. Он просто был рад, что никто не пострадал, поэтому не злился абсолютно ни на ребят, ни на дурака-сына.        — А ещё ты жизнь мне спас, — чуть тише проговорил Стэн, возвращая друга из размышлений к реальности.        Кайл посмотрел в его голубые глаза. Спас… Ерунда же! Он бы поступил так снова, если бы понадобилось. И снова. Жизнь бы отдал ради того, чтобы со Стэном все было в порядке. Это настолько Кайлу ясно, что, кажется, должно быть очевидно для всех.        — Стэн. Мы херни столько наделали. — Внутренности Брофловски скрутило. — Мы все ещё друзья?        А вот и тот вопрос, который в мыслях у обоих звучал постоянно.        Стэн вдохнул и не выдохнул.        — Я не знаю, — сказал он. Ремень сумки начал сползать. — Как думаешь?        Кайл приблизился к Стэну, поправил ремешок и оставил свою руку на его плече, чуть сжал пальцы, глянул на свой дом. Сколько раз они в детстве играли там… Ссорились ведь тоже. И мирились. Вопреки всему.        — Знаешь, — произнёс Брофловски, — если сейчас за нами из окна смотрит моя мама, она потом меня убьёт, но… — Он шагнул вперёд, встретился с растерянным взглядом Стэна, и тёплыми губами коснулся щеки, задевая уголок его губ. Отпрянул и смущённо улыбнулся, опуская глаза. — Но, по-моему, я теперь готов к чему-то кардинально другому. Каким бы оно ни было.        Стэн ошарашено моргнул несколько раз. К другому? Он порывисто обнял Кайла, стиснул его в руках. Сумка, соскользнув, повисла на локте.