Ангельская пыль

Очередная пустая бутыль гулко стукается о столешницу и откатывается вперед. Рассеянным взглядом Винчестер прослеживает ее путь и тут же закрывает глаза, едва бармен ловким движением спасает емкость от падения и убирает куда-то вниз. Обрывками перед глазами мечутся расплывчатые кадры из недавнего прошлого. Впрочем, ничто не задерживается в сознании надолго, быстро промелькивая яркими вспышками. Звуки навязчивой музыки впитываются в кожу вместе с вибрацией от басов и безнадегой потери. Дин оглядывается, судорожно всматривается в лица многочисленных людей вокруг. Он ищет, но не видит того, что ищет. Пальцы методично сминают уголки потертого фото, вытащенного ранее из портмоне. А в голове одно лишь слово, отдающее кинжальной болью где-то под ребрами: один. Еще недавно Винчестер имел все, что ему было необходимо для поддержания жизни: любимых людей и цель. Теперь у Дина на руках старый синий галстук, бумажка с новым номером Сэма, оставленные на переднем пассажирском Импалы — последнего оплота привычного прошлого, и удушающая ненависть к себе, ведь когда он был нужен, он не смог сделать ничего. — Текилы. — Бармен ставит на стол «лошадку», но Винчестер поднимает ладонь. — Давай всю... Перед ним появляется целая бутыль Сильвер Патрона, и Дин, не задумываясь, сдергивает пробку. Глоток. Внутренности сжимаются, напоминая хозяину о его нелюбви к высокому градусу, но он плюет на это, как и плевал несколько дней назад, когда купил первую бутылку: ранее он провел не одну бессонную ночь в объятиях кошмарного полубреда впервые в одиночестве, без Сэма, надеясь, что и в этот раз вывезет. Не получилось. Приложившись к горлышку еще раз, на этот раз подольше, он зажмуривается и подносит бутылку к лицу. Искры царапают веки, заставляя с усилием их приподнять. Одним глазом заглядывая в горловину, Дин решает, что хуже быть не может, и большими глотками оставшаяся жидкость затекает в саднящее горло. Он чувствует, как она обволакивает его изнутри густым ядовитым маслом. Пустота точно так же обнимала еще живые участки тела, скрывая их под чернотой навсегда. Бутыль с противным звоном опускается вниз. Нутро опаливает жар, и перекошенная физиономия Винчестера скрывается меж лежащих на столе рук. — Дерьмовый день, приятель? — голос звучит прямо над его ухом, и Винчестер медленно доворачивает голову, морщась от помутневшей картинки перед глазами. Оставшейся силой воли гоня пляшущих в глазницах чертей, он смотрит сквозь нависшую над ним фигуру. — Какое… твое собачье дело…? — Попытки разглядеть незнакомца проваливаются, и Дин чувствует полнейшее бессилие. — Могу помочь. — Слепая ярость охватывает тело, но Винчестер сдерживает порыв и стискивает голову в ладонях. Мысли, чувства, которым не было дано даже шанса, чтобы уложиться в голове, протравленные спиртом, гноились до этого, как затертые наскоро раны, но теперь вспыхивают вместе со злобным хрипом. — Отвали… — С молчанием обоих, картины боли снова затмевают сознание, и Дин медленно разворачивается обратно. — Жаль, я думал, ты хочешь их вернуть. — Слова, как выстрел, заставляют дернуться. Винчестер сквозь пелену тумана резко выпрямляется и несколько раз моргает. Он ослышался. Больной рассудок на адреналине прочищается, и на пару мгновений гниющее подобие Дина — снова человек. — Что…? — Некто кивает в сторону руки с зажатой между пальцев фотографией. — Ненадолго, конечно, но можешь попробовать. — Дин поднимает взгляд и впитывает высохшими роговицами расплывающееся лицо. Тот ухмыляется: в оскверненных надеждой глазах читается привычная для него мольба. — Как? — Ему кивают в сторону служебного выхода. Винчестер еле поднимается и послушно бредет сквозь толпу и яркий свет в темноту коридора. Он не задается вопросами, сомнения и вовсе не посещают. Проснувшийся в нем обиженный на весь мир ребенок цепляется за призрачную возможность что-то исправить любой ценой. На задворках — никого. Темные барачные склепы окружают тихий закуток кривой улицы, уходящей в тупик. Дин видит перед собой черную спину и, как слепой котенок, тянется к вселяющему уверенность ориентиру, не обращая ни на что внимания. Наконец двери с исходящим из них тусклым светом — далеко, незнакомец останавливается и разворачивается к Дину. Из кармана он выуживает смятое подобие листа, и небольшая упаковка с неизвестным наполнением трещит от разрываемых ее рук. — Вижу, тебе совсем хреново. — Легким движением часть порошка оказывается на бумажке. — 10 граммов с тебя хватит. Иди сюда. — Винчестер на автомате делает шаг вперед, придерживаясь за стену. — Что это? — Уповавший пару мгновений назад на странного незнакомца, как на архангела, Дин потерянно озирается и вновь вглядывается в темноту. Некто криво улыбается. — Ангельская пыль, парень. Я торговец раем. — Обволакивающим дымом странные слова врезаются в разум. Дин вздрагивает. Его ангел мертв. А рай… Ему не дано знать, что там. Но может быть все же........ ........есть хоть шанс??? Винчестер молча кивает. На краю обрыва, за которым вечность, Ты стоишь один во власти странных грез. — Вдыхай одной ноздрей и зажми другую. — Покорно исполняя волю своего палача, Винчестер неумело резко вдыхает мягкий порошок с поднесенного ему не дрогнувшей рукой листка и возводит глаза к небу. И, простившись с миром, хочешь стать беспечным, Поиграть с огнем нездешних гроз. — Потребуется еще — я внутри. — Дин уже не слышит его. Некто обходит его кругом и удаляется вон. Руки ослабевают и виснут вдоль тела. Попытка поднять правую — напрасно. Голова идет кругом, и темная яма неба падает с грохотом вниз, меняясь местами с землей. Грязь под ногами — грязь в небесах, Дин чувствует, как немеют пальцы, и жилы стынут, треща под натиском боли. Он инстинктивно садится и прикрывает глаза. Захваченная металлическими крюками плоть бесчувственна к боли, словно ее не существовало, но сдавливающая горло невозможность пошевелиться заставляет тряхнуть ногами, что не помогает ослабить хватку. Вокруг кроваво-красные всплески неизвестной материи кровоточат сгустками плавящейся лавы под телом и над. Дин принюхивается, но ни запахов, ни звуков не слышит. Он чувствует. Как-будто все рецепторы разом отмерли, и на их место пришло нечто новое, неопределенное, но вполне ощутимое. Он чувствует гарь, исходящий от тела жар, и больше не предпринимает попыток вырваться, зависая в пространстве. Он чувствует животный ужас, но не может смирить приступ, как обычно привык это делать. Попытка закричать проваливается — из сухого рта не издается ни звука, но Винчестер явно чувствует крик. Немыслимо. Висок намокает — он ощущает что-то тягучее теперь и на лбу. Глаза закатываются в попытке разглядеть, но нечто заливается в уголки глаз, и длинные ресницы покорно складываются. Масса быстро оказывается у губ, и язык непроизвольно цепляет раздражающие капли: металл крови обжигает. Дин плюется, но ее больше и больше, тело вскипает в агонии и погружается во мрак. Наконец ты счастлив как никто на свете, Ангельская пыль тебя уносит вверх. Тьма сменяется всепоглощающим светом. Рывок. Дина вскидывает вверх, в чистое эфемерное поднебесье. Боль и страх остаются позади, и ощущение безопасности и легкое покалывание в сердце захватывают рассудок. Дин распахивает глаза, не чувствуя более груза капель на лице, и видит небо впереди насколько хватает глаз. Только ей подвластны и восторг, и ветер, В жидких небесах звучит твой смех. Оставаясь в одиночестве, Винчестер иногда садился на капот Импалы и смотрел наверх, в голубую гладь вечности, думая о маме. Но какая-то другая щемящая нежность охватывает его, и Дин оглядывается назад. Тень от антрацитово-серых пепельных крыльев смахивает свет с уставших черт лица Винчестера. Кастиэль стоит прямо перед ним. На его синих глазах как будто не было слез, а разведенные в стороны плечи не опадали от боли. И…этот чувственный взгляд, направленный только на Дина… Живой. Винчестеру достаточно сделать единственный шаг, чтобы стать ближе, но Кас будто читает его мысли, и первым оказывается рядом. Они не говорят — лишь смотрят. Мягкий скользящий наблюдающий взор Каса против запуганного неверящего — от Винчестера: он все еще боится смотреть вниз, ему кажется, он вот-вот упадет. Кастиэль мотает головой, опять предвосхищая чужой подползающий страх, и обнимает. Крепко. Тепло. Дин прикрывает глаза и впивается в ответ в ткань привычного плаща всем своим существом, каждой молекулой врастая в ангела. Ангельская пыль, Это сон и быль! Умиротворение и покой поглощают остатки сожженной дотла души, заботливо заполняя ее пустоты. Винчестер распахивает глаза и едва размыкая губы шепчет в любимое плечо, боясь нарушить тонкую оболочку тишины. " Я т е б я л ю б л ю " Глупо. Ведь Кас это знает, Дин уверен. Но его отстраняют, и Винчестер пропадает в омуте двух океанов средь окаймляющих их дрожащих ресниц. В них нет удивления, есть только немой вопрос. Дин не знает, какой именно из тысячи накопившихся, но тихо прижимается лбом к его лбу, ведь в любом случае ответом станет «да». Они близко, чужие глаза сливаются в одну синеву, и Винчестеру хочется провести так не меньше, чем вечность. Безумец, беглец, дороги нет. Ты видишь неверный свет. Щелчок. Синь радужки сменяется на угольную черноту, и Дин стремительно летит вниз. Твой ангел зажег мираж огня, Он хочет убить тебя. Гудящий в мозгах гомон вынуждает дернуться. Винчестер вдыхает — легкие спирает приступом кашля, и вместе с рвотными массами он высвобождается из ослабевшей груди. Наваждение проходит, и осознание нереальности происходящего до этого мощной волной смывает загнанное в угол подсознание. Боль. Она везде. Дин приподнимает скрюченные пальцы с оплеванной земли и подносит к глазам. Челюсть непроизвольно отвисает до сводящей мышцы рези, и изо рта вылетает сухой шипящий крик: все существо его кричит вместе с ним. Здесь, в темноте, лежа на асфальте, Дин снова один, и он снова облажался. — Дин, вставай… — Винчестер вздрагивает. Голос отца он не забудет никогда. Попытка подняться, еще одна — ему удается опереться о часть облупленной стены и встать. Четкость взгляда прорезает пленку слез, и ошалелый взор возносится вперед, упирается в стену. — Папа? — Эхом в пустоту убегают неуверенные слова. — Да, сынок? — Винчестер судорожно оглядывается по сторонам, но снова никого. — Эй… — Он оборачивается и пятится назад. Перед ним Джон. Вернее то, что от него осталось. Запах плесени и тлена врезается в нос. Полуразложившийся живой труп улыбается остатками зубов и ступает к нему, протягивая костлявую руку. Винчестер срывается с места в противоположную сторону. Каждый шаг дается с болью, Дин морщится, но продолжает, прихрамывая, нестись вперед. Высокие, обрамляющие его мир черные ограды нависают над узким проходом. — Дин? — Вопреки всему он вновь останавливается, потому что… — Мам? Мама! — Метания поиска хаотично бросают Винчестера по сторонам, но чужое прикосновение заставляет отпрянуть и остановиться. Медленный поворот головы. Бобби, мама, Джо, остальные — Дин с ужасом качает головой, наблюдая приближение живых останков своих самых дорогих людей. — Дин… Губы непроизвольно разжимаются для крика, и дикая полусогнутая поза вынуждает споткнуться перед тем, как, пересилив себя, побежать. Инстинктивно выбранное направление на свет выводит его из-за здания на широкую улицу. Действительность растекается мерзкой лужей, и Винчестер готов был упасть на колени, лишь бы голова не кружилась так сильно, но стоящая в нескольких метрах Импала оживляет восприятие, возвращая толику медленно уходящей жизни. Мелкими беспорядочными шагами ослепленный фонарями Дин достигает цели и опирается о машину. Пальцы гладят полированную поверхность боковых рамок окон, и на мгновение Винчестер ощущает прилив сил. Но… в раздраженные глаза бросается синяя ткань, бережно сложенная на сидении — звук удара разверзает мир. С разбитых об асфальт костяшек стекают алые струи. Еще один приступ тошноты. Сквозь изжигающие потоки пламени из грудной клетки Дин дышит. Снова. Но зачем? От жестокой стойкости не остается и следа. В разрушающейся оболочке ныне нет ничего, на чем держались остатки великого охотника. Пыль. Он, словно пыль, рассеивается по ветру, с изощренным удовольствием давая внутренним демонам дожрать остатки самообладания. Секунду Дин не думает ни о чем, но следом — полный решимости выдох. Кас. Ему нужно к Касу. Страх испаряется, сменяясь обволакивающим опустошением. Винчестер открывает дверь и хватает галстук, прижимая к сердцу. Напоследок он возводит глаза к небу. Звезды. Холодные и тусклые. На краю обрыва песня неземная, Музыка богов и голоса богинь. Темный переулок заглатывает шатающийся силуэт и ведет строго вперед. Голоса слышатся отовсюду: Дин жмурится и бежит, стискивая зубы до хруста. Проходят мгновения, но для него, кажется, минует вечность. Влетая обратно в дверь, Винчестер натыкается на фигуру и хочет пройти далее, но его хватают за рукав и разворачивают на сто восемьдесят. Ты паришь над миром, но торговец раем Вынет душу из тебя за героин. — Ну как, понравилось? — Дин опускает голову: даже блеклый свет тамбура его слепит. Но он понимает: перед ним его спаситель и Бог. — Мне надо… — Он сглатывает, начиная трястись от внезапно подступившей тревоги. — А? — Голос издевательски кривит, и некто берет Винчестера за подбородок. — Мне надо еще! — Изо рта вырывается отчаянный вопль, и незнакомец хрипло смеется, пока расфокусированный взгляд Дина мечется по полу. — Хорошо, малыш. Но…ты знаешь, бесплатно только первый раз… — Повисает молчание, и Дин замирает, колеблясь… Ключи от Импалы легко ложатся в чужую ладонь, и некто хлопает его по плечу. — Пошли. В объятиях гигантских крыльев уютно и тепло. Они обволакивают шею, плечи, спину, а если подуть на бархатные перья — мелко вздрагивают. Дин нежится в объятиях и тянется к ним. Руки Каса, родные и тоже теплые, держат крепко и бережно, гладят по скулам, треплют непослушный ежик на голове. Низкий голос, тихо, но настойчиво твердящий что-то… » — Проснись, Дин…» » — Проснись, Дин…» » — Проснись, Дин…» Белое помещение наполнено лекарственным специфическим запахом. Приборы жизнеобеспечения методично пищат, и этот звук гулко отбивается от стен. Капельницы, трубки, провода — все тянется к груди и рукам, впивается в бледную кожу катетерами и присосками, стараясь вложить еще хоть что-то в израненное тело. Оно сливается с белоснежной постелью, и лишь кровоподтеки создают контраст. Поседевшие за ночь волосы, сбитое дыхание… Дин приоткрывает глаза. Старания проморгаться тщетны. Мутный блеск не рассеивается, и Винчестера выгибает дугой. Приборы начинают агрессивно пиликать. Через секунды в палату врываются врачи, тут же начиная процесс экстренной стабилизации. Некоторое время Дин смотрит в потолок, корчась в припадке, но что-то заставляет повернуть голову в сторону. Сквозь громкий звук приборов и криков, бегающих вокруг людей, суету он видит Каса. Тот тихо стоит в углу комнаты и смотрит, привычно наклонив голову в бок. Дин пытается приоткрыть губы, но те плотно слиплись, не пропуская и стона. Веки опускаются, затем открываются вновь, и лишь одна слеза стекает в уголок глаза, исчезая затем в белых подушках. Звуки растворяются в шуме ударов сердца, и тишина. «Пятнадцать восемнадцать — фиксируйте время смерти. "