Стертые

Меня угнетала погода, крап дождя по окну, в комнате преобладали серые краски, которые будто вытягивали все живое, что осталось во мне. Шум ветра и гул грома заставляли почувствовать себя героем хоррор-истории. Где его сначала запугивают в темноте, а потом сжирают неведомые человеку и кому-либо живому силы. И так продолжалось практически все утро. Могу поклясться, если бы не тот пушистый черный ком, который, по нелепой случайности, я встретил под лестницей, я завыл бы волком. Себастиан. Природа, без единой помарочки, выкрасила кота в черный цвет. Надо отдать должное, Себастиан был красавцем. Темная шелковистая шерстка идеально сочеталась с зелеными глазами. Ими мы с ним и похожи. Время близилось к трем часам, и я отчетливо слышал шаги снизу, как захлопнулась соседняя дверь, это значило, что Очако вернулась из академии. Я же сидел на кровати с блокнотом в руках и незатейливым движением выводил невесть что, а именно глаза. Те, наполненные холодном, но в то же время, как мне на долю секунды показалось, добрые, с фиолетовой бахромой радужки глаза парня, которого я едва знаю. Собственно, скоро узнаю больше, но все никак не могу подобрать правильные слова для разговора с сестрой. С одной стороны, желание узнать, почему она скрывала от меня знакомство с Хитоши? А с другой — стыд, зачем лезть к ней с расспросами. Если она не захотела говорить, следовательно, на это есть причина. Но мое любопытство берет верх над здравыми мыслями, и я откладываю блокнот, спугнув кота с нагретого им места. Шаркая по полу ступнями, ноги несут меня к двери комнаты Очако. Я поднимаю руку, для того чтобы постучать, но не решаюсь. Все же, это глупо лезть в чужие дела, я ведь уже не маленький, должен знать личные границы. Я спустился вниз, какого было мое удивление, когда я увидел Очако с кружкой чая в руках, сидящую за столом и обернутую в плед. — П-привет, с тобой все хорошо? — увидев ее состояние, я сразу же отогнал мысли о глупом расспросе. — А? Да…да, Изу-чан, все нормально, — ее лицо было слишком озабоченным, чтобы я смог поверить в слова, сказанные растерянным голосом. — Ты неважно выглядишь, что-то в академии случилось? Или тебя кто-то обидел? — я ощутил тревогу. Она невольно улыбнулась, и взглядом карих потухших глаз пригласила сесть на стул. Я покорным шагом прошел к столу, и сел рядом, по левую сторону. Собрав в себе все силы и подавив смущение, приобнял девушку, и ощутил, что она была хрупче, чем кажется на самом деле. Сначала Очако дернулась от такого жеста с моей стороны, но затем прильнула ко мне, положив голову на мое плечо. Я почувствовал облегчение, меня не отторгали, я могу кому-то помочь своим присутствием, я не бесполезен. — Знаешь, Изу-чан, я…я никогда, — всхлип прервал ее, от услышанного я начал паниковать, она плачет? — Я не часто думала, что со мной м-может произойти это, н-нет, я знала об этом, я знала, что кода-нибудь это с-случится, — снова всхлип, сестра уткнулась в мое плечо и разразился плач. Мое сердце сжалось. Я прижал ее крепче, пытаясь дать то же тепло, что и Канаги давала мне в тот раз. Поглаживал ее по спине, что бы то ни было, именно сейчас я понял, что хочу защитить эту девушку от всех и вся. Чтобы никогда больше не чувствовать скребущую боль внутри, от рыдания близкого человека. — Тише-тише, все хорошо, я рядом, — пытался повторить реплики Канаги. Мне никогда не приходилось успокаивать кого-то, но все когда-то бывает впервые. — Очако, если я могу тебе чем-то помочь, только скажи… Я ждал. Не шевелясь, еле дыша, чтобы не потревожить успокоившуюся в моих объятиях шатенку, она чуть заметно подрагивала, но уже не плакала. Дыхание ее было прерывистым и тихим. — С-спасибо тебе Изуку, — шепотом она выдала благодарность. — Расскажи, тебе станет легче, — я боялся давить на нее, но все же решил действовать. Она отстранилась от меня, взяв в руку кружку, отпила, и взглянула снова мне в глаза. Ее — карие, красноватые от слез, мои — изумрудные и обеспокоенные. — Т-ты же уже з-знаешь, что я про-герой, — пауза. — С-сегодня у нас был патруль, как в-всегда. П-произошло нечто ужасное, — она снова всхлипнула и, заикаясь, продолжила. — Когда мы с Кьекой, м-моей ах… — она снова поддалась меланхолии, выпустив болезненный стон наружу, уронив слезы на пол. — Тише-тише, с твоей напарницей? — я уже начинал догадываться, что могло произойти на том злосчастном патруле, но все же пытался гнать мрачные мысли прочь. — Она, б-была мне не только напарницей, ах…она была моей подругой, м-моей самой близкой подругой, она…она мертва — последние слова были сказаны взахлеб. Мурашки стаей пронеслись по всему телу. — Ох, Очако, мне так жаль… Я чувствовал ее боль, как горит ее душа, как она тоскует по этому человеку. Самое страшное было то, что я не знал, как ей помочь. Это нужно просто принять, ведь так? Время лечит? — Кьека…она угодила в-в ловушку к этим ч-чудовищам, к лиге, ах… — я чувствовал, как ткань футболки, в области плеча, пропиталась соленой влагой горючих слез. Лига… Что-то знакомое мелькает в памяти, но не так ясно, чтобы вспомнить. — Я…я сразу же отправилась з-за помощью, но…но когда мы вернулись б-было уже поздно, Изуку! Поздно! — она ударила меня по руке, но так слабо, ее жест выражал боль и безысходность во всей ее красе. Мне ничуть не жаль своей руки, только бы ей стало легче. Мне не знакомо это чувство, когда ты теряешь дорогого тебе человека. Многие чувства мне еще не приходилось испытывать заново, если конечно тогда я их испытывал… И я чувствую, понимаю, что ни за что на свете, не хотел бы оказаться на месте Очако. — Е-если бы я…если бы я могла что-то сделать, м-могла остаться с ней, Изуку! — недавнее действие повторилось, и она вцепилась пальчиками в мою руку так, будто утопающий хватается за спасательный круг, за последнюю надежду выжить. — Не вини себя. Ты сделала все, что могла, — я не мог подобрать нужных слов. — Это могло произойти с кем угодно, жизнь героя всегда висит на волоске… — она всхлипывала. — Очако, стань сильнее ради нее, я уверен она будет наблюдать за тобой с улыбкой, — я вскинул голову вверх, к потолку, и сестра повторила за мной. — И-изуку… — Я обещаю, что помогу тебе, и мы отомстим вместе, — а в голове прокрадывались воспоминания про эту Лигу или как ее там. Конечно, нам Зачищенным предоставляли информацию о ситуации в стране, о бандах злодеев, о многочисленных группировках по типу «Восемь Заветов», не обошлось без упоминания самого главного злодея ВЗО, предупреждали остерегаться и держаться от каких-либо районов подальше. Сердце на секунду екнуло, а в голову пришла противная мысль. А что если… А что, если я когда-то был одним из них, что если я так же отнимал жизни людей, которые лишь хотели защитить мирных жителей. Бззз-бззз… 4.5 — 4.2 Черт. Очако испуганно дернулась и перевела взгляд на мою руку, где завибрировало «Лево». — Ох, нет, Изуку, прости…прости, — она судорожно смахивала слезы рукой с лица. — Я с-совсем забыла, что тебе нельзя волноваться. — Нет, не извиняйся, я в норме. — Ты…я обязательно отомщу за Кьеку, милая Кьека, ах… — она закрыла ладонями лицо. Бззз-бззз… — Она будет гордиться тобой, — облегчение, она больше не плачет. — Бог мой! Изуку, Очако! Что у вас происходит? — из-за всего происходящего мы совсем не заметили вошедшую на кухню маму. Женщина кинула мокрые сумки с продуктами и подбежала к нам. — Мама… Канаги выслушивала то же самое, что я слышал часом ранее, она так же прижимала дочку к груди, поглаживая каштановые спутанные волосы, так же шептала успокоения на ушко девушки. А я лишь наблюдал. Вот она — искренняя любовь.

***

От потрясений за вчерашний день, я не мог отойти до сих пор, но выйти из своей комнаты мне прийдется. Промозглое чувство, пожирающее меня изнутри, настигало новыми волнами ежечасно. Я никак не мог отогнать эти глупые (а может и нет) мысли о своей принадлежности к преступной группировке в прошлом. Мне хотелось бы верить, что по великой случайности я оказался в больнице, на хирургическом столе. Из-за нелегких дум, мне едва удается позавтракать в тишине, лишь часы слишком громко тикают. А я слишком громко молчу. И еще это противное бззз…бззз преследует меня все утро. Канаги все же вызвали на работу. А Очако не пошла в академию. Она отправилась проводить в последний путь свою напарницу, подругу… Возможно она была для нее кем-то еще, кем-то ближе чем близкой подругой, но эти мысли мне кажутся неправильными, я допиваю безвкусный чай. По пути наверх ловлю Себастиана, который не против полащиться о мои руки. Черной мордой трет и трет мою левую руку. Меня прошибает будто током, такое знакомое, но далекое чувство. Я смотрю на кота, а он на меня, он не понимает моего испуга и дальше трется. Правая уже почти не болит, Канаги разрешила снять бинты, но карандаш в нее не возьмешь, что расстраивает. В голове мелькнула странная идея, но почему бы и нет? Дойдя до комнаты, я взял в руки блокнот, сел на кровать. Гипнотизируя левую руку, которой так неумело держал карандаш, я думал, что же мне попробовать нарисовать. На ум приходил только один человек, что казалось мне неуместным. Ладно, была не была… Спустя пару часов, с белого листа, линиями графита на меня смотрел знакомый парень. А Хитоши все же симпатичный… Моему удивлению не было границ, левой получалось намного лучше. Штрихи были легче, линии умелей. Карандаш, левой я держал впервые. Я правша, не может быть ошибки, или же может? Свое открытие я все же решил держать в тайне. Возможно это моя слабость или же наоборот сильная сторона, во всяком случае, пока никто не должен знать. Я отложил блокнот и взглянул на Себастиана. Что еще для счастья надо? Кот тихо- мирно посапывал у меня под боком, от чего хотелось обнять его и присоединиться к отдыху, что я вскоре и сделал. Все равно мне нечем больше занять себя. Увы, еще один факт, Зачищенным нельзя пользоваться мобильными до 18 лет. И единственное развлечение для меня — рисунок. Мокрый песок. Ноги вязнут. Меня преследуют. Снова я бегу к стене с кирпичами. Выкладываю вновь башню, взбираясь все выше. А тот человек в капюшоне все ближе и ближе. Сильный поток ветра чуть не столкнул меня вниз. Если упаду, вероятно разобьюсь о тысячу мокрых песчинок, и я цепляюсь что есть силы в кирпич и стараюсь удержать равновесие, жмурю глаза. Ветер промозглый, с запахом морской соли. Он пробирает до костей, завьюживая лицо песком. Тишина. Открываю глаза. Кричу, но звука нет, я будто актер немого кино. Незнакомец в плаще передо мной, его лица не видно, лишь чернота в объятиях капюшона. Ползу по мокрому песку толкаясь ногами назад. Но тщетно. Меня хватают за руку. За левую руку. Я рвусь, что есть мочи, но моих сил не хватает. Босые ноги тонут в песке. Песчинки липнут к стопам, к пальцам, зарываются между ними. Незнакомец берет кирпич. Он бьет по моим пальцам, а те с хрустом гнуться в разные стороны. Я рву глотку, захлебываясь в слезах, адская боль пробирает все тело. Я рву глотку, а вокруг немое кино. Я подрываюсь в холодном поту, пугая кота, левую руку сводит судорогой, а «Лево» бешено вибрирует. Снова кошмар проявился в другом ключе, каждый раз добавляются новые детали, а я и не знаю, хорошо это или же плохо. Неужели моя работа левой рукой вызвала такой подтекст сна? Было настолько все реалистично, знакомо, будто и вовсе не сон - дежавю. Взгляд пал на часы, я проспал полтора часа и не ощущаю особого прилива энергии, скорее наоборот, сон вымотал меня сильнее. Судя по тишине, дома еще никого не было, либо же до моих ушей просто не доходит звук жизни. Первым делом я спустился вниз, как и ожидалось на кухне никого, в гостинной и спальне Канаги тоже пустая тишина. Оставалась комната Очако, которую я не решился проверить сразу же. Стук наверху, я встрепенулся, тихими шагами взбегая по лестнице. — Себастиан? — я толкнул дверь, но увидел не только его. — А-а Изуку, прости, что вторглась без спроса, — на кровати сидела Очако, а в руках у нее был мой блокнот. Черт, я забыл совсем про него и его содержимое. — Эм, это… — меня перебили. — Очень красиво, Изу-чан, — она не отрывала взгляда. — Я его просто встретил снова…в среду, на собрании. Я хотел…нет, ничего. Очако, как все прошло? — я боялся затрагивать все из тем, что приходили мне на ум, но эта была в приоритете. — Я надеюсь она будет спать спокойно. Всемогущий позаботится о ней там и не даст больше в обиду… — она держалась молодцом даже голос не дрожал. — Ты же хотел спросить о Хитоши, верно? — Не…не хочу лезть к тебе с расспросами, — смутившись, я начал отмахиваться. — Ничего, прости, Изу-чан, за то, что я захотела скрыть от тебя наше знакомство с ним… Понимаешь, раньше мы близко с ним общались, он был мне как младший брат. Но всем свойственно ссориться, расставаться, и с нами случилось так же. Я не хочу вдаваться в подробности конфликта, просто теперь Хитоши для меня не является кем-то особенным, как и я для него. Мама не знает о нашем разногласии, поэтому прошу сохрани это в секрете. Хорошо? Я не ожидал от нее большего, поэтому просто кивнул. Повисла неловкая пауза. — Изу-чан, а меня нарисуешь? — А? О н-ну я попробую, — для меня это было неожиданно, никто еще сам не просил изобразить его. — Т-ты можешь распустить волосы? — Конечно, — она сняла заколку. — Как мне лучше сесть? Я окинул ее взглядом взяв блокнот. — Думаю и так сойдет, в любом ракурсе ты красивая, — от моих слов девушка слегка улыбнулась. Этому лицу не идет грусть. — Я буду рисовать впервые кого-то вот так, не из памяти, прийдется посидеть смирно, я постараюсь закончить, как можно скорее. — Тогда я готова, — она снова озарила меня своей улыбкой и села поудобней опираясь на подушку.

***

— Ах, Изу-чан, я устала, — девушка слегка проныла. — Уже готово, держи, — я протянул ей свою работу. Рисовал я правой, ведь мне больше ничего не оставалось делать. Рука ныла, но это стоило того, получилось очень реалистично. — ААХ, Изу-чан! Это великолепно, как ты это делаешь?! Можно мне забрать? — ее карие глаза светились, я был удивлен ее реакции, еще никому не приходилось меня так хвалить. — Н-ну конечно… Стук в дверь. — Изуку? Я дома. Ох, как я рада, что вы проводите время вместе, — в двери протиснулась Канаги. — С возвращением, — почти в унисон произнесли мы с Очако. — Вау, какая красота, Изуку, это ты так постарался? — она взяла мой блокнот, а молился об одном, хоть бы Шинсо не было видно. — Д-да, мне впервые приходилось рисовать вот так, вживую, — я почесал затылок. Смущение да и только. — Детка, ну как ты? — теперь внимание было переключено на ее кровную дочь. Она сделала сострадательную гримасу. — Все хорошо, мам, все хорошо… — девушка заметно потускнела. — Не стоит о грустном, ужин? — Ах, точно, я купила продуктов, приготовлю сегодня карри*, кто желает помочь прошу за мной! — она развернулась, как солдат и вышла из моей комнаты, на что Очако лишь хихикнула «Есть». Остался теплый осадок на душе, от заботы друг о друге царившей в этом доме. — Хм. Карри? — моя наверняка глупая улыбка выдавала меня с потрахами. — Это вкусно, вот увидишь, пошли? — Ага.