С понедельника по воскресенье

      — Умоляю, прости меня.              Услышать от Дотторе нечто подобное, такое унизительное, сравнимое с неким раскаянием, казалось Скарамучче почти невероятным. Он никогда бы не подумал, что этот человек, почти сломавший его жизнь, будет стоять перед ним на коленях с виноватым выражением лица — с самым грустным из всех, что он мог изобразить.       Скарамучча никогда не видел Дотторе таким, он редко извинялся за свои мерзкие выходки, не говоря уже о том, чтобы вот так унижаться…              — Я знаю, что виноват перед тобой… — негромко произносит Дотторе, поднося ладонь к лицу Скарамуччи, желая провести по щеке. И одного этого касания парню хватает, чтобы мысленно содрогнуться из-за приступа отвращения.              — Я знаю, что совершал нечто ужасное, но я старался только ради тебя… — кончиком большого пальца Дотторе проводит по губам юноши, которые тот слегка поджимает, стараясь выдержать эти несколько отвратительных секунд…              — Мы оба знаем, что у тебя всегда была возможность уйти, но каждый раз ты оставался. Ты всегда возвращался ко мне, потому что я единственный, кто знает, что тебе на самом деле нужно… — произнося это, Дотторе заводит свободную руку за спину Скарамуччи, скользнув ладонью к его ягодицам и слегка сжав…              — Я знаю, ты скучал по мне, — делая тон голоса чуть тише, продюсер приближается к лицу юноши, который в ответ подаётся вперёд, руками взявшись за его плечи, облачённые в ткань белой рубашки. Скарамучча аккуратно за неё хватается пальцами, опускаясь к лицу мужчины, готовый будто вот-вот ответить на его действия…              — Я знаю, как сильно ты нуждаешься во мне… — шепча прямо в губы парню, Дотторе слегка прикрывает глаза и, чуть сильнее, чуть резче сжав тело Скарамуччи в своих руках…              — Я тоже… Я так люблю тебя, мой Дзуши. Прости меня, пожалуйста, прости…       Он произносит это тихо, томным взглядом касаясь слегка раскрытых губ Скарамуччи, намереваясь податься вперёд и накрыть их своими, но…       — Простить тебя?              Вместо ответа и нежного поцелуя, вместо ласковых касаний худых пальцев на своих плечах, вместо ожидаемого послушания… Дотторе внезапно различает сменившийся тон голоса, а затем…       — Простить тебя? После всего, что ты сделал? — Скара вдруг позволяет своим губам растянуться в полуулыбке, увидев которую мужчина в недоумении раскрывает глаза. Это была та самая реакция, которую Скарамучча хотел увидеть больше всего — он мечтал застать ублюдка врасплох, осадить его и наказать за всё, что он делал и продолжает делать до сих пор…       — Как самонадеянно… — слегка опустив голову, Скара сжимает руки на плечах мужчины, всё ближе сводя их к его шее, тем самым заставляя Дотторе вздрогнуть и в попытке отстраниться…              — Ты думал, что, придя сюда, у тебя получится разговорить меня, да? — не позволяя продюсеру уйти, парень грубо хватается за воротник его рубашки, начав сжимать ткань так сильно, словно желая придушить мерзавца.              — Ты правда думал, что я стану тебя слушать? Твои мерзкие «умоляю» и «прости»? — приближаясь к лицу мужчины, Скара пристально вглядывается в его глаза, продолжающие отображать тень явного изумления…              — Ничтожество… Ты такой тупой и никчёмный, — срывается парень, начиная ощущать разливающуюся внутри ярость, желание высказать этому уроду абсолютно всё, до последней мелочи. О том, какой он жалкий, какой он мерзкий и что, даже стоя на коленях и вымаливая прощение, он ничего не сможет исправить…              Не после всего, что Скарамучче пришлось пережить, не после всех слёз, угроз, насилия и попыток его удержать. И что тогда, что сейчас Скара прекрасно всё это понимал, только теперь… что-то в нём переменилось.              — Дзуши…       — Заткнись и никогда больше не называй меня так, — Скарамучча вдруг дёргает руками, тряхнув голову Дотторе так сильно, что тот, спохватившись, вновь пытается отстраниться от разъярённого парня.              — Что?! Не ожидал?! — повышая голос, Скара начинает выговаривать слова прямо в лицо ублюдку. — Думал, что я снова прибегу к тебе?! Что я попрошусь обратно?!              Он всё громче и громче выпаливал фразы, не понимая, что именно сейчас движет им… Это не было похоже на желание оскорбить или унизить, это не было чем-то вроде словесной мести, это было нечто другое…              — Ты отвратительный, мерзкий уёбок, Дотторе. И я тебя не боюсь, слышишь?! — весь дрожа от охватывающей его истерики, Скарамучча продолжает трясти ублюдка, почти душа его. — Ты думал, что я сдохну, да?! Надеялся, что я сдохну… Но я выжил, сукин ты сын!              Никогда ещё прежде Скара не чувствовал такой уверенности в том, что делает в отношении Дотторе. Он никогда не был так близок к желанию не просто избить ублюдка, он знал, что после всего этого ему ничто не будет угрожать.              — Я жив, Дотторе…              Было ли дело в том, что теперь Скара лечился от депрессии, или, может быть, в том, что он находился в здании, вдоль и поперёк охраняемом людьми Нин Гуан, или, может, дело было в ней самой и тех, кто теперь его окружает? Все эти люди, находящиеся рядом с ним, его новые коллеги из «ANEMO», его друзья, его Кадзуха и его опекуны, его психотерапевт и её коллеги… Они все пришли сюда только ради Скарамуччи, только потому, что он хоть что-то да значил для них.              — И я буду жить дальше, слышишь?!              Именно это, наличие этих людей рядом, и давало ему уверенность в том, что он справится. Что он сможет противостоять своему самому большому страху… И не просто сбежать, как это было всегда, а дать ему отпор…              — Больше никогда не приближайся ко мне, ублюдок, — процедив сквозь зубы, Скара отпихивает удивлённого мужчину от себя и в довесок ударяет его по лицу, едва сдерживаясь, чтобы не избить его прямо здесь.       — Ах ты мелкий… — оскалившись, Дотторе поднимает к парню тот самый яростный взгляд, который обличал его настоящего…       — Ну и что ты сделаешь?! Попытаешься меня убить? Давай! — расставив руки, выпаливает Скарамучча. — Давай, попытайся тронуть меня, уёбок, — широко усмехается он, зная, что Дотторе не станет ничего подобного с ним делать. Надо быть конченным идиотом, чтобы намереваться навредить человеку в здании, вдоль и поперёк напичканном полицейскими…              — Ха-ха-ха-ха… — Скарамучча вдруг закатывается громким смехом, наблюдая за униженным, сидящим на полу Дотторе, который и слова сказать не мог в ответ. Он, вероятно, был так сильно поражён тем, что Скара просто издевался над ним, не позволяя ответить…              Успокоившись, но всё ещё удерживая улыбку на своём лице, парень отходит в сторону, направляясь обратно к двери. Он чувствовал какую-то необъемлемую лёгкость и уверенность в том, что вполне может просто взять и уйти, оставив ублюдка Дотторе одного, но…              — Давай, беги… — выдыхает вдруг мужчина, усмехаясь — …беги к своему любовнику, — проговаривает он, наконец вставая с колен, — ты просто… просто променял одну золотую клетку на другую, Скарамуш.              Услышав это, Скарамучча вдруг замедляется, застывая на месте прямо перед дверью, ведущей в коридор. Улыбка с его лица вмиг пропадает, а его голос становится мрачнее…              — Не смей даже упоминать его, — не оборачиваясь к Дотторе, холодно произносит юноша, — если ты хоть пальцем тронешь Кадзуху, — он хватается рукой за ручку двери, чтобы наконец выйти.              — Клянусь, я сам тебя убью.              

12:40

             — Вау.       Едва только выйдя из помещения уборной, Скарамучча вдруг натыкается на стоящую у двери Шэнь Хэ, вальяжно упирающуюся плечом о стену со сложенными руками на груди. Увидев своего психотерапевта, Скара осекается, застывая на месте от внезапности этой неожиданной встречи…       — Что вы здесь делаете? — по какой-то инерции спрашивает парень, беглым взглядом осмотрев женщину в попытках понять, слышала ли она всё происходящее за дверью уборной или нет…       — Просто наблюдаю за тобой, — с лёгкостью отвечает Шэнь Хэ и, опустив руки, подходит к Скарамучче чуть ближе, заставляя того слегка смутиться и сделать шаг назад.       — Тебе не о чём переживать, — подойдя к нему, произносит психотерапевт и, аккуратно подняв руку, укладывает ладонь на его плечо, будто в приятельском, совершенно необязательном жесте.              — Я просто хотела сказать, что ты молодец.              Услышав её короткую похвалу, показавшуюся парню на мгновение весьма искренней, без всевозможных уловок и хитростей, на которые Шэнь Хэ была способна, Скара замирает, удерживая пристальный взгляд на лице этой женщины…              — Я очень горжусь тобой, Скарамучча, — произносит она и вдруг мягко, очень осторожно и сочувственно… улыбается. И это был первый раз, когда Скара в принципе видел на её лице нечто подобное, будто такое сокровенное, доступное только в этот самый, немного странный, но всё же очень приятный для него момент.              — Это только начало, — договаривает Шэнь Хэ, видимо, понимая, о чём именно он думает, — уверена, ещё не раз ты удивишься тому, насколько можешь быть сильным.              Слегка оторопев, Скарамучча молча наблюдает за Шэнь Хэ, не зная, что ему такого сделать или произнести в ответ. Он одновременно был смущён и сбит с толку, но где-то внутри теплилось какое-то странное, приятное осознание…              Он действительно справился с тем, чтобы послать Дотторе…?              — Спасибо, — наконец отвечает Скарамучча, вкладывая в эту короткую благодарность, вероятно, немного больше смысла, чем могло показаться. И Шэнь Хэ это прекрасно чувствовала.              — Иди, — убрав с чужого плеча руку, женщина отходит чуть в сторону, предоставляя Скаре возможность пройти вперёд, — он очень переживает за тебя.              Услышав о «нём», Скарамучча едва заметно вздрагивает и, кивнув Шэнь Хэ, торопливым шагом начинает ступать вдоль коридора, желая как можно скорее сократить дистанцию до дверей того самого кабинета.       Он всё ещё не понимал, что именно сейчас произошло, но отчего-то ему было так тепло на душе. Возможно, Шэнь Хэ просто знала, что Скарамучче очень важно было услышать всё это.              Пока юноша направлялся обратно в кабинет, он на мгновение решился оглянуться назад, заметив, что Шэнь Хэ, отвернувшись и вновь сложив руки на груди, так же продолжает стоять у дверей уборной, вероятно, намереваясь поговорить с кем-то ещё…              Оставив эту мысль позади и не желая больше к ней возвращаться, Скара ускоряет шаг и, наконец добравшись до двери кабинета, резко открывает её, почти влетая в помещение…              — Скара…?              И едва только заметив встревоженного Кадзуху, Скарамучча несётся к нему и, вопреки всякому смущению и стыду перед другими людьми, бросается прямо к парню…              — Ты чего…? — Кадзуха, слегка обеспокоенный происходящим, крепко обнимает юношу, жмущегося к нему так, словно хотел ощутить тепло его тела. Будто это единственное, что сейчас волновало его и было так необходимо.              — Всё в порядке…? — уложив ладони на спину Скарамучче, Каэдэхара начинает осторожно поглаживать ими в попытке унять мелкую, едва различимую дрожь в его теле. Скара в ответ лишь коротко кивает, вжавшись головой в крепкое плечо Кадзухи.       Ему было всё равно, что прямо сейчас за ними наблюдает кто-то со стороны, ему было плевать, что буквально пять минут назад он послал Дотторе, угрожал ему, уверенный в том, что ублюдок больше не посмеет тронуть ни его, ни Кадзуху, но теперь… его окатывает какое-то чувство лёгкой слабости и желания убедиться, что всё происходящее реально.              — Дзуши…              Что прямо сейчас он стоит в объятиях любящего его парня и, подняв взгляд к его бархатным, алого цвета глазам, он наблюдает, как тот, поднеся руку к своим губам, мягко целует её, тихо прошептав:              — Всё хорошо, милый. Я рядом.              

13:02

             — Тц…              Дотторе сердито хмурится, оторвав суровый, мрачный взгляд от бумаги перед собой, которую он наконец закончил подписывать. Он делал это неохотно и очень медленно, аккуратно выводя каждую букву своего имени, тем самым соглашаясь на расторжение проклятого контракта — единственного, что до этого момента его связывало с Куникудзуши.              Бумага, которую Чжун Ли и Нин Гуан проверили вдоль и поперёк, оказалась и в самом деле простой копией договора, с одним каким-то нелепым условием, под которым Скарамучче необходимо было подписаться ещё раз. И едва только стоит документу попасть в его руки…       — Наконец-то, — ухмыляется он, замечая холодный, почти рассерженный взгляд своего бывшего продюсера, который, помимо этого дурацкого договора, должен был терпеть ещё и некоторое унижение в виде того, что Скарамучча себе позволял…              Когда несколько минут назад Дотторе вернулся в кабинет вместе с Шэнь Хэ и остальными, ему пришлось наблюдать, как Скара, явно раззадоренный угрюмым видом своего некогда мучителя, внезапно решается побесить его ещё больше, садясь прямо напротив него и… умещаясь на коленях Кадзухи.              Скарамучча повернулся к Дотторе боком, плечом трепетно прижавшись к гитаристу и позволяя себя приобнять за талию так, словно желая позлить продюсера и намекнуть, что больше он ему не принадлежит.       Кадзуху, как и большинство присутствующих, подобное только забавляло. Скарамучче прощалась эта шалость, учитывая, сколько всего ублюдок-Дотторе успел с ним сделать, и поиграться на его чувствах в ответ — это меньшее, чем Скара мог ему ответить.       — Мм… — слегка поелозив бёдрами по чужим коленям, Скара подаётся чуть вперёд, укладывая руки на столе, чтобы наконец подписать договор. Он берётся пальцами за ручку, которую в очень неоднозначном жесте прикладывает к своим губам, дразняще раскрывая их, зная, что подобное развязное поведение — это именно то, что Дотторе нравилось в нём больше всего. Его покорность и соблазнительность даже в таких мимолётных, но очень заметных вещах.       И однако теперь всё это великолепие умещалось в руках совершенно другого человека — Кадзухи, который, желая поддержать Скарамуччу в его маленьком представлении, намеренно и по-собственнически начал поглаживать юношу по талии, прижимая его к себе, тем самым возводя в Дотторе ещё больше бешенства.       Наблюдать за ним, пытающимся подавить в себе гнев от безысходности ситуации… было просто потрясающе. — Хм… — пройдясь глазами по пунктам договора, который Скарамучча видел уже не впервые, парень подписывает его в двух экземплярах, а затем… — Мистер Зандик, — обращается он к сидящему напротив Дотторе, — я бы хотел уточнить кое-что: когда я смогу забрать свои вещи?       Мужчина ещё гуще мрачнеет, замечая тень победного довольства в глазах Скарамуччи, который, казалось, только и ждал, когда сможет произнести эту фразу.       — Хоть завтра, если, конечно, ты не боишься появляться в моей квартире, — холодно отвечает Дотторе, взглядом опускаясь к Кадзухе, что смотрел на него очень въедливо, источая в своих алых глазах столько презрения и тихой ярости, что в одно мгновение Дотторе становится будто не по себе.       — Хорошо, тогда завтра и заберу, — игнорируя подобие угрозы, спокойно соглашается Скара и, вернувшись к договору, подписывает каждый ещё раз.       — Теперь, что касается денег… — начинает один из юристов, — вы передали сумму в банк, верно?       — Да, — подтверждает Нин Гуан, вытягивая из стопки документов расписку, которую она сразу же передаёт Кадзухе. Теперь была его очередь подписывать документ, подтверждающий перевод денег на счёт Дотторе.       Отсев слегка в сторону, Скара позволяет Кадзухе приблизиться к столу, чтобы взять ручку и расписаться. И, пока он это делает, юноша ласково прижимается к нему, ладонью касаясь его плеча и шеи, будто в мимолётной благодарности за то, что прямо сейчас происходит…       Он делает это намеренно, зная, что Дотторе следит за каждым его движением. И, несмотря на странность этого театрального действа, работало оно на ура: Дотторе, очевидно, психовал и едва сдерживался, чтобы не разразиться каким-нибудь колким, гадким комментарием.       — Отдай, — выхватив из рук Кадзухи готовую расписку, мужчина наскоро подписывает её и, почти швырнув в сторону своего юриста договор, резко встаёт из-за стола. Его действия в одно мгновение напрягают всех присутствующих, продолжавших очень пристально наблюдать за человеком, который мог выкинуть вообще всё что угодно…       — Всего хорошего, — холодно бросает Дотторе, колким взглядом напоследок обводя довольно усмехающегося Скарамуччу, что так же сидит на коленях Кадзухи, позволяя себя крепко обнимать.       — Прощай, Дотторе.       Доносится в спину уходящему и униженному ублюдку, которого абсолютно все присутствующие провожают долгим, пытливым взглядом. И стоит только мужчине уйти, как буквально каждый расслабленно выдыхает, начиная поздравлять Скарамуччу и друг друга с завершением этих долгих и неприятных «переговоров».       — Ты в порядке? — поднимаясь с кресла следом за Скарой, спрашивает Кадзуха.       — Да… — кивает юноша в ответ, позволяя своим губам растянуться в очень лёгкой, почти незаметной, но всё же улыбке, с которой он, оглядывая всех присутствующих, произносит немного смущённое, но такое необходимое:              — Спасибо вам.       

Среда, 12:45

             — Мх…              Ощущая прилив приятного, тягучего тепла где-то внизу, Кадзуха размыкает губы в тихом полустоне и открывает глаза, в то же мгновение опуская голову…              — Дзуши… — он находит сонным, томным взглядом уместившегося между его бёдер Скарамуччу, прижавшегося губами к его затвердевшему члену, истекающему капельками предэякулята.       — Доброе утро, — игриво улыбнувшись и проведя кончиком языка по упругой головке, которую Скара в то же мгновение, причмокивая, вбирает в рот, юноша встречается с Кадзухой взглядом — слегка прищуренным и хитрым…       — И правда, доброе… — тяжело выдыхает Каэдэхара, прижимая ладонь к своим губам и на мгновение прикрывая глаза — от слишком ярких ощущений чужого влажного язычка и мягких губ, которыми Скарамучча любовно водил по всей длине. Он делал это аккуратно, робко, словно боялся спугнуть остатки сладкой дрёмы, в которой Кадзуха пребывал незадолго до этого…              После вчерашних переговоров уставшие и эмоционально измождённые Кадзуха и Скарамучча вернулись домой, и, проведя остаток дня за учёбой и бытовыми делами, они рано свалились спать.       Кадзуха уже давно не спал так спокойно и долго, будто зная, что за углом больше не поджидает никаких опасностей, хотя и это… было не то чтобы полноценной уверенностью. Ну а теперь…              — Ах… — теперь Кадзуха просыпается под столь чувственные ласки своего возлюбленного, так трепетно прижимающегося губами к его твёрдой, изнывающей от возбуждения плоти, которую он полноценно освобождает от мешающей ткани пижамных штанов.       — Скара… — Каэдэхара прикрывает глаза, пылко выдыхая имя юноши, который в то же мгновение начинает основательно вбирать его член в рот, пропуская головку чуть глубже, прямо по влажному язычку…              Свободной рукой Кадзуха касается волос Скарамуччи, вплетая пальцы в мягкие пряди и слегка сжимая их, пока парень начинает двигать головой. Он делает это плавно и медленно, совсем не торопясь, будто растягивая жгучее удовольствие, что с каждой секундой растворяло утреннюю дрёму.       — Мх… — открыв глаза, Кадзуха опускает к Скарамучче взгляд, начиная наблюдать, как юноша с упоением сосёт его член, всё глубже и глубже вбирая его в рот, помогая себе руками и юрким, ловким язычком, кончиком которого Скара игрался с упругой головкой, ласково обводя её и смакуя каждое своё движение…              — С чего вдруг такая щедрость, Скара… — нежно поглаживая парня по волосам, выдыхает Каэдэхара, — да ещё и с самого утра… — он вдруг резко вздрагивает, ощущая, как своими влажными губами юноша опускается до самого основания, вбирая внутрь всю длину…       Кадзуха отклоняет голову чуть назад, упираясь ею в подушки и зажмурив глаза от этого горячего, такого опасного удовольствия, что разливалось по всему его сонному телу…              — Дзуши…!              Не говоря ни слова в ответ, Скарамучча продолжает активно двигать головой, тихо постанывая в процессе, явно переживая не меньшее удовольствие от собственных действий. Размеренных, ловких, становящихся с каждой секундой всё резче и глубже… Скара очень старался подарить Кадзухе это заветное наслаждение, даже сквозь дискомфорт, желая принять его член так глубоко, чтобы заставить возлюбленного ещё больше изводиться…              — Ах… — Кадзуха прижимает пальцы к своим губам, пытаясь сдержать очередной жаркий стон, который вырывается из его груди, опалённой тягучим теплом. Каэдэхара вонзается зубами в ребро своей ладони, чувствуя, как всё тело напрягается, словно струна, готовая вот-вот порваться… Это ощущение было невероятным, будто сладкий, самый прекрасный сон, который на деле был явью, и этого становилось ещё приятнее…              — Скара… — он вновь вздрагивает, слегка подавшись вперёд, будто в непроизвольном движении толкаясь в жаркий, влажный ротик Скарамуччи. Удерживая ладонь у его головы, Кадзуха делает ещё одно движение, чуть резче и глубже, позволяя себе с силой сжать волосы юноши между пальцев, тем самым ещё теснее прижимая его лицо к своему паху.              Начиная немного задыхаться, Скара весь содрогается, руками держась за бёдра Кадзухи, впиваясь ноготками в кожу, желая оставить на ней маленькие царапины в отместку за эту грубую ласку, от которой на самом деле Дзуши мог окончательно потерять голову…              Он так любил ощущать эту тяжесть у себя во рту, чувствовать, как по щекам скатываются слёзы и как внутри него распаляется жар из-за нехватки воздуха…              — Мой хороший… — срывается с губ Кадзухи, стоит только ему начать активнее двигать бёдрами, в какой-то момент переставая всячески сдерживать себя. В ответ Скара позволяет ему иметь себя в рот, подставляясь под каждое жадное движение, закрывая глаза и вжимаясь носом в гладкую кожу лобка, приходя в восторг от того, что с ним Кадзуха делает…       Это происходило каждый раз, когда они предавались этой близости и, полноценно доверяя друг другу, знали, что оба получат искомое удовольствие…              — Дзуши… — Кадзуха выпускает свой член, позволяя Скарамучче наконец глубоко вдохнуть и отдышаться после короткого удушья, заставившего парня так же сильно возбудиться. Он вновь тянется руками к упругому стволу, начиная любовно поглаживать его пальцами, зная, что этих нескольких коротких секунд Кадзухе хватит, чтобы кончить…              — Постой… — Каэдэхара укладывает ладонь на лицо возлюбленному, будто в попытке остановить его, ведь каждое действие неминуемо приближало Кадзуху к оргазму. Такому скорому, но вместе с тем такому желанному…              — Скара, стой, я сейчас… — парень наблюдает, как Скарамучча припадает к влажной головке его члена губами, начиная целовать её, кончиком проникая в напряжённую уздечку…              — А-ах… Скара…! — Кадзуха замирает и, слегка изогнувшись, весь покрывается колкой дрожью, позволяя скорейшему оргазму охватить себя. Прикусывая нижнюю губу, парень кончает, изливаясь прямо на лицо Скарамуччи, пачкая его волосы, алые от слёз щёки и тонкие пальцы, которыми он продолжает ласкать вздрагивающий член Кадзухи.              — Прости… — шумно выдохнув, извиняется гитарист, замечая капельки белёсого семени на лице юноши и даже его волосах. Каэдэхара хватается за ткань покрывала, чтобы помочь возлюбленному убрать весь этот беспорядок, который он устроил…              — Мм… — проводя кончиком языка по своим губам, Скара в ответ лишь улыбается, позволяя Кадзухе помочь ему, а затем он вдруг приподнимается, чтобы на короткое мгновение оказаться у лица гитариста и, поцеловав его в шею, тихо прошептать:              — Пойдём лучше в ванную? Там и продолжим.              Шумно выдохнув, Кадзуха мягко улыбается и, обняв Скарамуччу, вместе с ним поднимается с кровати, чтобы прямо сейчас направиться в ванную комнату за продолжением этого чудесного утра…       

13:02

             — Мх…              Оказавшись резко вжатым в стену душевой кабины, Скарамучча прикрывает глаза и, прикусив губу, довольно улыбается в предвкушении того, что прямо сейчас будет происходить…              — Что это было…? — прижимаясь к спине парня своим телом, Кадзуха обводит его талию руками, ладонями скользнув к бёдрам, с которых он начинает стаскивать ткань чужих мешающих пижамных шорт.              — Благодарность, — усмехается Скарамучча и, чуть отклоняя голову в сторону, позволяет Кадзухе прижаться губами к своей шее, которую Каэдэхара начинает покрывать жаркими поцелуями:       — Ах, вот как… — улыбается он, шепча возлюбленному прямо на ушко, — значит, ты и такое умеешь… — произносит Кадзуха и, едва только договорив, вдруг замирает…              — А…?              До парней внезапно доносится дверной звонок, который громкой трелью раздаётся по всей квартире, заставляя обоих от неожиданности вздрогнуть и застыть на месте…              — Ты кого-то ждёшь? — оборачиваясь к Кадзухе, спрашивает Скарамучча, не сводя пристального взгляда с двери ванной комнаты.       — Нет… — переживая откровенное недоумение, отвечает Каэдэхара, предполагая, может, кто-то просто ошибся дверью, но… спустя пару секунд по всей квартире вновь раздаётся трель проклятого звонка…              — Блять.              Выругавшись, Кадзуха отстраняется от Скарамуччи и, схватив ранее брошенные на полу пижамные штаны, наскоро надевает их, чтобы выйти в коридор, в сторону входной двери, и взглянуть на того, кто прямо сейчас внезапно решился нагрянуть с визитом.              И стоит только парню открыть дверь…              — Приве-ет…!       …Кадзуха первым же делом встречается с лицом радостного Итэра, который едва ли не сносит Каэдэхару с ног, влетая в его квартиру, словно не виделся с другом целую вечность.              — Привет, — раздаётся следом со стороны стоящего на пороге Сяо, — извини, что так внезапно. Мы вас не разбудили?       — Вы охуели…?              Парни резко оборачиваются в сторону коридора, замечая посреди него стоящего растрёпанного, недовольного Скарамуччу в одних кое-как натянутых на ногах пижамных шортах.              — Скара! — увидев парня, Итэр отходит от Кадзухи и направляется к другу, что в ответ выдаёт резковатое:       — Итэр, какого чёрта? Вы что тут делаете? — несмотря на недовольство, Скарамучча позволяет юноше обнять себя, хоть и не сразу…       — Мы хотели помочь с переездом, — объясняется Итэр, — ну, знаешь, Сяо сказал, что ты планировал сегодня от Дотторе съехать, — улыбается он, в ответ получая только вымученный вздох.       — А вы ещё спали, что ли? — наклонив голову вбок, интересуется менеджер, оглядывая весьма потрёпанный вид Скарамуччи, который сердито складывает руки на груди.       — Блять, ну как бы тебе сказать… — начинает ухмыляться парень, явно готовый высказаться на тему того, что именно произошло. — Вас никто не просил…       — Да, мы только встали, — перебивает его Кадзуха, чуть мягко улыбаясь, и, подойдя к Скарамучче, берёт юношу за руку, чтобы увести его обратно в ванную комнату.       — Извините. Подождите минут десять, мы соберёмся и поедем.       — Десять?! — возмущается Скарамучча, которого Кадзуха уводит из коридора, вопреки его протестам и недовольствам. И стоит только двери ванной комнаты закрыться, как в помещении становится непривычно тихо…       — Что это… с ними? — поднимая взгляд к Сяо, спрашивает Итэр, на что Алатус, тихо вздохнув, отвечает:       — Познали нашу участь.       

19:56

      

«Давай, как только запишем первый альбом, мы пойдём на Завод и там нахуяримся? Обещаю, никакой самбуки в этот раз!»

      Танцующий рыжий парень, одетый в узкие джинсы и весь обвешанный цепями, рядом с ним высокая, фигуристая блондинка с кривой улыбкой накрашенных ярко-алых губ, а между парочкой идущий куда-то юноша, от души смеющийся и держащий в руках недопитую бутылку водки…              Это была небольшая, слегка помятая фотография, которую Скарамучча, аккуратно сжимая в руке, рассматривал, разбирая свои вещи посреди уже хорошо знакомого ему балкона. Именно сюда Кадзуха разрешил отнести коробки с книгами и тетрадками, в основном исписанными стихами и кусками песен, которые Скара придумывал, будучи солистом «FATUI».       И посреди всего этого Скаре в руки попадается фотография — та самая, которую они с Аяксом и Розалиной сделали после дебюта. Они так тогда сильно напились, что Дотторе пришлось забирать их из полицейского участка, потому что эти трое, дай только повод, ввязались в какую-то историю с дракой прямо на улице…              Это было удивительное время, ещё не омрачённое проблемами и попытками Скарамуччи сбежать от Дотторе. Он тогда ещё не подозревал, на что подписался и куда эта история его приведёт, но а теперь…              Имело ли это хоть какой-то смысл? Эти воспоминания, эти долгие четыре года, которые он бы навсегда хотел забыть…              — Скара, это последняя.              Мысли юноши вмиг прерывает знакомый голос. Кадзуха, входя на балкон, ставит недалеко от дверей ещё одну коробку с книгами, на что Скарамучча слегка кивает в знак благодарности за помощь. Каэдэхара сегодня весь день таскается с этими коробками, и, если бы не помощь Сяо и Итэра, они со Скарой провозились бы до глубокой ночи. А этого допускать не хотелось никому.       Перед тем, как приехать в квартиру к Дотторе, Кадзуха позвонил ему. Тот сообщил, что к семи уже будет дома и что он настоятельно рекомендует Скарамучче не попадаться ему на глаза. Поэтому ребята достаточно быстро собрали остаток вещей Скары и, побросав их в коробки, как можно скорее уехали.              — Чем занимаешься? — подойдя к Скарамучче чуть ближе, интересуется Кадзуха, замечая в его руках фотографию.       — Ничем, думаю выкинуть всё это нафиг, — пряча фотографию в задний карман джинс, парень пожимает плечами и слегка отворачивается.       — А что здесь? — спрашивает Каэдэхара, заглядывая в коробку с различными записями и бумагами.       — Не знаю, какой-то хлам, — безразлично бросает в ответ Скара, замечая, как Кадзуха тянется рукой к коробке, доставая из неё какую-то тетрадь…       — Это ведь текст для твоих песен, — заключает Кадзуха, — уверен, что хочешь выкинуть их? Я бы почитал…       — Ещё чего, — делая к парню шаг, Скара вырывает из рук Каэдэхары тетрадь и запихивает её обратно в коробку, — ни за что.       — Но почему…? — усмехается гитарист. — Может, там есть что-нибудь интересное на будущее?              Скарамучча вздыхает, опуская взгляд к злосчастной коробке, которую он и в самом деле с удовольствием бы выкинул, вслед за воспоминаниями о своей карьере в «FATUI» и всем тем, через что ему пришлось пройти…              — Скара… — Кадзуха приближается к парню, рукой аккуратно приобнимая его за талию, — ты в порядке…? Если хочешь, я прямо сейчас выкину всё это.       Юноша слегка нервно поджимает губы, опуская взгляд к руке, которой прижимает его к себе.       — Всё нормально, — отвечает он спустя пару мгновений, не желая прямо сейчас пускаться в какие-то глубокие и тяжёлые мысли. Это и правда всего лишь остаток прошлого…       — Да? Тогда ты позволишь мне почитать твои тексты? — Кадзуха улыбается парню, наклоняясь к его лицу, готовый поцеловать прямо в уголок губ.       — Я же сказал нет, — улыбнувшись, отвечает Скара, пальцем тыкнув в плечо гитариста, — и вообще… — вдруг кое-что вспоминает Скарамучча, — ты мне свои стихи так и не показал, так почему я должен?       — Ах, ну если проблема в этом, — издав короткий смешок, Кадзуха отстраняется от Скары и, подойдя к небольшому шкафу, достаёт маленькую коробку с полки, которую протягивает юноше. Скарамучча, удивлённый этим внезапным желанием Кадзухи показать ему свои стихи, принимает в руки коробочку и почти сразу же открывает её, только вместо нормальных листов он находит там какие-то обрывки бумаги, запачканные чёрными разводами из-за попавших на чернила капель воды.              Кадзуха коротко пожимает плечами, замечая чуть недоумённый взгляд Скарамуччи, который принимается выуживать из коробки бумажные клочки, пытаясь разобрать на них какие-то слова…

«Мягкой синью ложится туман…»

      Он начинает медленно перебирать часть обрывков, местами совсем не понимая ни смысла строчек, ни слов…

«Окропляя алтарь алым цветом…»

      Но даже те короткие фразы, оставшиеся целыми… кажутся Скарамучче невероятно красивыми…

«Средь размытых закатных теней…»

      — Что…?

«…последним возможным рассветом…»

      — Кадзуха, что это такое…? — явно смущённый прочитанными строчками, Скарамучча обращает взгляд к чуть отошедшему в сторону Кадзухе, что в ответ лишь мягко улыбался…       — Эти стихи я посвятил тебе.       

«Млечный путь полон быстрых комет…»

«Пыли искренней, тонкой надежды…»

      — Ты серьёзно…?       

«Среди… вечных небес …»

      — Конечно, — не убирая с лица улыбки, кивает Кадзуха и, подойдя к стене напротив, на которой была доска с фотографиями…       

«Пламя — истинная безмятежность…»

      — А это мы повесим сюда, — произносит Каэдэхара, держа в руках ту самую фотографию, которую он, вероятно, просто украл…?       — Ты… зачем это? — прижимая к себе обрывки стихотворений, Скарамучча дрожащим взглядом наблюдает за тем, как Кадзуха вешает фотографию на стену, прямо в середине.       — Это — воспоминания, Дзуши, — сделав шаг чуть назад, произносит гитарист, оглядывая доску с фотографиями, — тебе больше нет смысла сбегать от них.              Он договаривает это и, вновь коротко, ласково улыбнувшись Скарамучче, уходит, оставляя его одного — наедине с чувством непомерной любви, разливающейся в груди так, будто одного-единственного слова Кадзухи хватало, чтобы вмиг разрушить всякие тревоги и сомнения, чтобы отвернуть в сторону все плохие воспоминания…

«И Небесная лазурь его глаз,

Что ласкает мою душу любовью,

В ней гроза и живительный дождь,

Что омыл белый мрамор росою…»

      Возможно, теперь, спустя четыре года, в жизни Скарамуччи начинается совершенно другой, новый рубеж.