С понедельника по воскресенье

«Куникудзуши…»

             — Ха…              Услышав своё настоящее имя, Скара на мгновение замирает, а затем вдруг отворачивается, будто резко застеснявшись. Впервые за весь вечер он был рад, что не видит Кадзуху, и что тому не удаться понять по его глазам, насколько он сейчас растерян…              — Куникудзуши…              Скару давно так никто не называл. Он перестал быть «Куникудзуши» много лет назад и терпел это имя только официальности ради, но сейчас…              — …не прячься от меня, милый.              Тихий голос Кадзухи, который Скара слышит прямо у своего ушка, в миг заставляет юношу слегка содрогнуться. Этот опаляющий горячий шёпот, за которым следуют ласковые торопливые поцелуи вместе с нежными прикосновениями к его плечам и шее — всё это казалось настолько трепетным, словно попыткой не просто расслабить Скарамуччу, а добраться чуть глубже…              Прямо в его душу, раскрыв её ещё больше.              Кадзуха лишь догадывался, почему Скара прямо сейчас отворачивается от него, почему подносит к своим губам ладонь, будто переживая невероятно сильное смущение, которое алым, пестрящим румянцем выступает на его лице.              — Тебе не нравится твоё настоящее имя? — спрашивает Кадзуха, аккуратно беря руку Скарамуччи в свою, чтобы прижаться губами к чужим тонким пальцам, одарив их сладким поцелуем с глубоким придыханием и желанием, которое проскальзывало даже в такой нежный момент.              — Нет, я… — Скарамучча вздрагивает вновь, ощущая поцелуй на своей руке, который, кажется, окончательно доводит его до трясучки: юноша уже ни черта не понимает и готов просто потеряться в собственных мыслях и чувствах.       Он сильно смущён происходящим, потому что лежит перед Кадзухой совершенно обнажённый посреди прохладных, смятых простыней, весь сгорающий от нетерпения и возбуждения, такой открытый, уязвимый и слишком чувствительный…               — Тогда… ты позволишь мне называть тебя «Куникудзуши»?              Скарамучча замирает, слегка напрягаясь от касания чужой руки внизу своего живота, прямо у напряжённого паха, по которому Кадзуха смело ведёт пальцами словно ещё больше желает поддразнить юношу.              — Ммм…              Скара ничего не отвечает, он не в силах даже осознать толком, что происходит. Он слишком взбудоражен и распалён собственным смущением. Словно кто-то раскрыл его маленький секрет, и теперь…              — Твоё настоящее имя кажется мне таким красивым.              Кадзуха отпускает чужую руку, чтобы провести ладонью по талии Скары, задевая её изящные изгибы, в который раз находя их невероятно соблазнительными. Их хотелось сжимать до побеления костяшек на пальцах, до мелкой дрожи в любимом теле…              — Таким звучным… — голос гитариста становится всё тише и ниже, и эта вибрация, раздающаяся у самого ушка, в которое Кадзуха горячо шепчет, доводит Скарамуччу до тихого, приглушенного стона. Он пытается сдерживаться, но любовные поглаживания рук Кадзухи и его чертовски приятный голос…              — Таким нежным…              Скара не выдерживает и на ощупь тянется руками к Кадзухе, желая коснуться его крепкой груди, его плеч и его рук, которыми в ответ гитарист скользит к бёдрам Скарамуччи, чтобы, крепко удерживая их в ладонях, начать разводить ноги юноши в стороны, прижимаясь к его упругим ягодицам своим пахом — давно уже затвердевшим членом, дразнящее упирающимся прямо в ложбинку, истекающую смазкой.              — Таким чувственным… — губами Кадзуха снова касается мочки чужого ушка, проводя по покрасневшей коже кончиком языка, — таким же, как ты сам.              Скарамучча протягивает едва слышное мычание — то единственное, на что он сейчас способен, пока его тело содрогается в предвкушении заветной близости, а разум…       Любая мысль казалась ему сейчас слишком тяжёлой для понимания — он едва мог выдержать эти невероятно приятные и нежные ласки: поглаживания любимых рук и горячий шёпот, что пробирался слишком глубоко, отзываясь приятной тяжестью внизу живота…              Скарамучча готов был поклясться, что это всё из-за чёртовой повязки. Это из-за неё он ощущает себя настолько уязвимым и чувствительным…              Так он думал.              — Куникудзуши, — снова произносит Кадзуха, чуть ближе прижимаясь к Скарамучче, руками притягивая его тело к себе ещё ближе и ещё теснее, — позволь мне называть тебя этим именем.              Скара коротко выдыхает, пытаясь перебороть этот невероятно тяжёлый и такой откровенный для него момент: он ощущает осознания того, насколько близко Кадзуха смог подобраться к нему. Ведь сейчас Каэдэхара не просто прижимается всем своим телом к Скарамучче, он не просто целует его за ушком, не просто касается пальцами его ягодиц, скользя по влажной от смазки ложбинке, готовясь наконец войти в него.              Кадзуха словно был гораздо ближе, гораздо глубже…              — Ах…              Скара срывается на приглушённый стон, который следует ответом на горячее, в миг доводящее молодое тело до дрожи распирающее чувство, что разворачивается где-то внизу из-за твёрдой головки члена, которой Кадзуха прижимается к промежности и делает неспешное, но уверенное движение вперёд…              — А…              Скарамучча ещё крепче хватается обеими руками за плечи Кадзухи, умещая ладони на его спине, мгновенно прижимаясь к нему, желая прочувствовать любое, даже самое мимолётное сокращение мышц на его теле.              — Ммх… — томно выдыхает Кадзуха, неспешно проникая внутрь, тем самым давая юноше привыкнуть к ощущениям внутри себя. Даже несмотря на выпитый алкоголь и сильнейшее возбуждение, он не хотел портить момент резкостью движений, которые могли бы принести Скарамучче боль. В каком бы состоянии Каэдэхара не был, он никогда не позволит себе этого.              — Кадзуха… — Скара чувствует, как изнутри его начинает распирать долгожданным чувством заполненности. Оно приносит совсем лёгкую, тягучую боль, что постепенно растворяется из-за ощущений горячих поцелуев на своей шее, которую Кадзуха начинает целовать, слегка небрежно водя по коже губами и кончиком языка, иногда задерживаясь, чтобы оставить очередной засос.              Скара чуть выгибается в спине, постепенно расслабляясь и подставляясь под начавшиеся, неспешные, ровные движения, которые Кадзуха начинает совершать, проникая всё глубже и глубже…              — Ах…              И эта мысль, это ощущение, эти касания, томные вздохи, его голос, его руки — абсолютно всё сейчас приносит Скарамучче удовольствие.              Какое-то особое желание открыться Кадзухе ещё больше…              — «Дзуши», — вдруг выдыхает Скара, опрокидывая голову чуть назад, словно пытаясь сбежать от собственных слов, от имени, которое позволяет себе произнести. Ему так странно вспоминать его, так слегка боязно и волнительно, но… — можешь называть меня «Дзуши»…              Он искреннее хочет, чтобы Кадзуха называл его именно так. Именно это сокращение, что когда-то стало его оплотом безопасности — маленькой, едва ощутимой пылинкой света в бесконечной темноте его прошлого, именно его он хочет услышать. Чтобы Кадзуха, только он, произнёс это имя.              Скарамучча пытается найти хотя бы крохотную надежду… на своё существование.              — «Дзуши», — мягко улыбаясь в губы юноши, повторяет за ним Кадзуха, словно пробуя милое сокращение его имени на языке. И оно кажется ему таким очаровательным, нежным и почему-то знакомым, словно гитарист знал его всю свою жизнь, — прелестный, — шепчет Каэдэхара, замечая, как щёки Скарамуччи стали ещё более пунцовыми после озвученного комплимента.              Скара сгорает от смущения, он не выдерживает всего этого: не может понять откуда в его груди прямо сейчас теплится это чувство — такое приятное и особенное, которое просто распирало его изнутри. Он не мог внять всего этого, не мог осознать, насколько глубоко он позволил Кадзухе добраться до него… настоящего.              — Мой Дзуши…              Скарамучча начинает теряться в постепенно нарастающем наслаждении: он цепляется за шею Кадзухи руками, пытаясь удержаться за него, словно боясь сорваться в пучину безумия, которое охватывало его от распаляющего изнутри тепла. Оно нарастает с каждым новым проникновением, которое Кадзуха совершает, крепко удерживая тело юноши в своих руках. Сперва Каэдэхара двигается неспешно, позволяя Скарамучче пережить остатки дискомфорта, с которым он справляется достаточно быстро, начиная отвечать на действия возлюбленного — двигаться ему навстречу.       Скарамучче наплевать на возможную боль, потому что ему было невероятно жарко: он просто уже не выдерживал собственного возбуждения, желая, как можно скорее заполучить заветное, сладкое чувство эйфории.              Которое сегодня почему-то желалось Скарамуччей по-особенному.              — Ты такой нетерпеливый, Дзуши, — ухмыляясь на ушко юноше, произносит Кадзуха, не прекращая двигаться ни на мгновение. Он начинает толкаться всё глубже, с каждым новым заходом делая всё более размашистое движение бёдрами, которое отзывается крупной дрожью в теле Скарамуччи, горячими стонами, что рвано срываются с его губ и мокрым звуком — громким шлепком, раздающимся эхом по просторной спальне.              — Ммх…!              Скара задыхается: он изгибается в спине всё сильнее, готовый просто с ума сойти от того, насколько чувствительно и ярко он ощущает каждое проникновение внутри себя. Он не понимает, почему настолько отчётливо испытывает всё это, почему его тело стало таким податливыми в руках Кадзухи, почему все его мысли занимают это удовольствие, это раскаляющее ощущение твёрдой плоти внутри него…              — А-ах… — Скара не выдерживает, позволяя раздаться громкому, звучному стону, вырвавшемуся прямо из груди — ответу на прикосновение горячей ладони к своему члену, что истекает крупными каплями предэякулята. Кадзуха несильно сжимает головку в своей руке, с некоторой нежностью оглаживая уздечку кончиком пальца, слегка на неё надавливая.       Скара цепенеет от того, насколько ярко он чувствует все эти простые касания к себе — ему кажется, что всё дело в повязке, наличие которой одновременно ограничивает чувства и вместе с тем обостряет их.              — Кадзуха…              Скарамучча начинает двигаться навстречу ещё быстрее, стараясь как можно глубже насадиться на член Кадзухи, ещё ближе прижимаясь к парню, не переставая водить по его спине ладонями, царапаясь и впиваясь в кожу ноготками, постепенно забывая о том, что он может причинить Кадзухе боль, но…              Скара уже откровенно перестаёт соображать, извиваясь под уверенными, ровными, жаркими и жадными движениями, которые становились всё быстрее и быстрее. Он сходит с ума, лёжа под Кадзухой, он сгорает от того насколько счастлив ощущать его в себе, ощущать прикосновение упругой, крупной головки к тому самому заветному месту, ощущать необходимость в этой близости, ощущать желание, исходящее от своего возлюбленного.              — Дзуши…              Кадзуха в ответ начинает теряться не меньше, он постепенно перестаёт выдерживать то сильнейшее наваждение, которое прямо сейчас подстёгивает его двигаться всё чаще и резче, всё сильнее и быстрее, проникая неприлично глубоко внутри, туда, где мягкие стеночки с лёгкостью принимают его, порой сжимая так сильно, что это кружило ему и без того не очень трезвую голову.              — Ещё…              Он слышит мольбы своего драгоценного юноши, он чувствует жадные касания его рук, чувствует, как он царапает кожу на его спине, но даже эта боль была наслаждением…              — Кадзуха, ещё…              Голос Скарамуччи звучит в голове Кадзухи так сладко и желанно, словно эхо, которое оттеняет его и без того помутнённое состояние, толкая его к чему-нибудь вновь для себя неизведанному. Кадзуха постоянно открывает новые грани себя в близости со Скарамуччей, который в ответ приходил от этого в восторг — и именно это и стало причиной, почему Каэдэхара сегодня решился напиться.              Он прекрасно знает свой предел, знает, сколько ему нужно выпить, чтобы оставаться в рассудке, но при этом… позволить себе чуть больше, чем обычно. Он хотел сделаться чуть более открытым и грубым, хотел стать для Скары идеальным партнёром, которого не пришлось бы лишний раз просить о чём-то подобном.       — Мой прекрасный…              Кадзуха на всё готов пойти ради удовольствия Скарамуччи, ради того, чтобы слышать его искрение сладкие стоны…              — Аа-ах…              Скара откровенно начинает сходить с ума: ему слишком сильно нравится ощущать эту грубость движений, глубину и темп, что прямо сейчас вынуждает его хватать губами воздух…              — Громче… — просит Кадзуха, будучи до беспамятства влюблённым в звонкий голос солиста, в его умение так красиво и звучно растягивать гласные.              — А-а-ах…       Скарамучча не смыкает губ, он и не в состоянии этого сделать, потому что просто не может выдержать накатывающего на него наслаждения, которое становилось всё тяжелее и глубже, которое не в силах было вынести…              — Кадзуха… — невольно срывается с губ юноши, когда он в очередной раз переживает резкое проникновение внутри себя. Скарамучче безумно нравится то, каким Кадзуха был ненасытным и грубым прямо сейчас. Как жадно он имеет его, с силой вжимая его тело в постель, лаская его член, целуя его шею и осыпая её мокрыми, жаркими поцелуями.       Скарамучча сам уже начинает приходить в некоторое опьянение от всего этого, ему было невероятно хорошо с Кадзухой, настолько, что…              — Ещё… — сбивчиво просит он, — ещё…              Ему хотелось большего, хотелось ещё глубже ощутить наслаждение, хотелось просто потерять рассудок, хотелось…              — Кадзуха… — Скарамучча делает глубокий и прерывистый вдох и вдруг сильнее прижимается к парню, сводя свои ладони к его лицу, желая спешно притянуть Кадзуху к себе, чтобы встретить его губы своими и впиться в них горячим поцелуем.              — Ммх… — Кадзуха тянется к юноше, отвечая и подставляясь на его внезапное, но такое приятно-дурманящее действие: Скара начинает глубоко и даже требовательно врываться в жаркую глубинку его рта, при этом не позволяя отстраниться, ещё сильнее притягивая Кадзуху к себе.       Каэдэхару поражает это рвение и жадность Скары, но едва ли он может отказать ему, едва ли он прямо сейчас может разорвать этот долгий, тяжелеющий с каждой секундой поцелуй — Кадзуха в очередной раз просто в не силах противостоять желаниям Скарамуччи, который, видимо, испытывает какую-то острую потребность в грубых и небрежных поцелуях.              В таких, в которых спустя несколько секунд Кадзуха начинает чувствовать нехватку воздуха: у него не было возможности полноценно вдохнуть, потому что его губы были заняты чужими, от чего сам Скара тоже начинает задыхаться…              — Ха…              Скарамучча покрывается дрожью, пальцами впиваясь в шею Кадзухи, не позволяя ему прерваться, лишь сильнее и яростнее прижимая его к себе, пока каждая секунда этого поцелуя становилась словно всё медленнее, а ощущение жара в голове всё тяжелее. Кадзуха замедляется, чувствуя что-то очень странное… Будто его сознание мутнеет, пока ему самому становится тяжелее дышать. Он намеревается отстраниться, уголком рассудка задевая мысль, что происходящее прямо сейчас начинает приобретать совершенно другой оттенок — не просто страсти и опаляющего желания, а чего-то опасного… Такого, что отражается крупной, нарастающей дрожью в теле Скарамуччи — ему ощутимо нравится происходящее, потому что Кадзуха чувствует, как юноша ещё сильнее сжимает его член внутри, как его пальцы глубже впиваются в шею Каэдэхары, как его тело откровенно содрогается от этого душащего его поцелуя, который он сам не желает прекращать, но его инстинкты…              — Ха-а… — Скара рефлекторно отстраняется от Кадзухи, начиная глубоко и жадно глотать воздух, постепенно расслабляясь после короткого удушья. Но даже этого недолгого момента хватает, чтобы в голове Кадзухи прямо сейчас начала образовываться догадка…              Кадзуха вдруг вспоминает, как в первую их встречу в клубе, когда он помогал Скарамучче после избиения, он заметил на шее солиста отметины — ярко-алые полосы вероятно от крепкой хватки чьей-то руки. Тогда Кадзуха сделал всего лишь предположение, но он и подумать не мог, что это окажется правдой.              Впрочем, осознание этого с наблюдаемой им сейчас картиной — тяжело дышащего Скарамуччи, который снова отворачивается, видимо, не желая, чтобы Кадзуха видел его лица, не вызывает у Каэдэхары смущения или вопросов.              Скорее наоборот.              — Чёрт… — Скара вдруг дёргается и закрывает своё лицо ладонями… Он понимает, что поддался моменту какого-то безумия и позволил себе открыться ещё больше. Уже второй раз за вечер Скара был рад тому, что его глаза скрывала повязка, потому что он не хотел видеть реакции Кадзухи. Он бы просто не вынес, возможно, растерянного или даже напуганного чужого взгляда на себе. Он бы не смог вытерпеть подобное…              — Дзуши, — Кадзуха осторожно приближается к парню снова, аккуратно берясь пальцами за его подбородок, чтобы повернуть любимое личико к себе и вновь накрыть его губы своими, прошептав мягкое: — не отворачивайся от меня, милый. Всё хорошо.              Скарамучча слегка вздрагивает, позволяя Кадзухе поцеловать себя сквозь это странное чувство смятения из-за безмолвного признания в том, что ему нравится удушье. Скара достаточно редко практиковал подобное, потому что в большинстве случаев просто не доверял партнёрам, но сейчас…              Сейчас, вдруг ощутив, как своей рукой Кадзуха скользит к его шее, аккуратно обхватив её и ласково, бережно проведя пальцами по выступающим мышцам, Скарамучча замирает, до конца не веря в то, что Кадзуха самолично готов пойти на это…              — Тебе это и правда нравится? — спрашивает Каэдэхара, желая убедиться в том, что он правильно всё понял. Ему совершенно не хотелось причинить юноше боль или дискомфорт из-за недопонимания…              Однако в ответ он получает короткий, утвердительный, хоть и слегка неуверенный кивок, который становится зелёным светом для него: будучи трезвым, Кадзуха бы вряд ли на подобное решился, но сейчас, когда его любимый юноша открывается ему, делая это почти неосознанно…       

«Я хочу, чтобы ты доверял мне…»

             …он готов пойти на всё, чтобы принести ему удовольствие. Готов напиться, переступить собственные принципы, если придётся, отречься от убеждений или чего-то подобного — всё это было слишком малоценно по сравнению с чувством искренней любви, что он испытывает к этому юноше.              — Очаровательный… — тихо шепчет Кадзуха прямо в губы Скарамуччи, мягко улыбаясь в них, но не целуя, позволяя ему надышаться перед тем, как…              — Ах! — Скара моментально напрягается, чувствуя, как Кадзуха совершает медленное движение, неглубоко проникая внутрь него, и вместе с этим осторожно проводит по его шее рукой, аккуратно надавливая на слегка выступающий кадык пальцем, любовно и ласково обводя его перед тем, как чуть увереннее сжать тонкую шею. Совсем несильно, словно на пробу, с бережностью подбираясь к этому опасному, но особенному для Скарамуччи удовольствию.              — Кадзуха… — с трепетом выдыхает парень, рефлекторно хватаясь за чужую руку, которой гитарист начинает ещё сильнее сдавливать его шею в своей ладони, снова совершая движение бёдрами — неглубокое проникновение, которое ярким разрядом удовольствия расходится по молодому телу вместе с ощущением…              — Ах… ха…              …с ощущением рассыпающегося в прах рассудка из-за переживаемого им жаркого наслаждения — странной ответной реакцией тела на крепкую хватку руки, что прямо сейчас начинает душить его. Скарамучча невольно выгибается в спине, не в силах двинуться и совершить хотя бы одно действие на встречу начавшимся движениям — участившимся проникновениям и распирающей его изнутри раскалённой плоти.              — Дзуши… — сбивчиво выдыхает Каэдэхара, не в силах выдержать горячности ощущений, потому что Скара начинает сильнее сжимать его член внутри себя.              И это до дрожи, до тягучей тяжести внизу живота, до очень странных невнятных желаний, как и всё, что касается Скарамуччи, сводит Кадзуху с ума.       — Кадзу…ха… — из груди Скары вырывается хриплый стон — то единственное, на что он был способен сейчас, потому что всё его естество начинает наполняться ярким, глубоким удовольствием.              Скарамучча понемногу перестаёт ощущать реальность, упуская любую мысль из своей головы, которая становилась всё тяжелее из-за нехватки воздуха. Скара изводится от сдавливающего ощущения у своей шеи, до конца не веря в сладость момента, что он сейчас переживает. Он продолжает удерживать Кадзуху за руку, подставляясь под грубые движения, темп которых нарастает с каждым новым соприкосновением внутри, с каждым оглушающим мокрым шлепком, с каждым томным вздохом, слетающим с чужих губ. Это всё доводит Скару до невидимой грани, и лишь лёгкое послабление чужой руки, благодаря чему он мог немного хоть дышать, отрезвляет его и останавливает от откровенного помешательства.       Скара пытается отвечать на действия Кадзухи, постепенно двигаясь ему навстречу, с каждой секундой почему-то желая лишь большего: он подмахивает бёдрами и вытягивается почти дугой, продолжая подставляться под явно жёсткие и быстрые фрикции. Эта страстная грубость была тем самым долгожданным, горячо желанным для Скары удовольствием — моментом единения не просто с хорошим любовником…              …а с Кадзухой.              И эта мысль, что сейчас сворачивалась клубком жара в груди — это было осознание и принятие простой, но очень важной истины.              Скарамучча влюблён — и именно это и заставляет его чувствовать любое прикосновение к себе сегодняшним вечером слишком ярким, слишком особенным. До него добирается это понимание только сейчас — в момент настоящего доверия, когда он поддаётся наслаждению, даже краем мысли не переживая о последствиях.       Он уверен, что их просто не будет.              Даже сейчас, пока Кадзуха сдавливает его шею, пока грубо и безжалостно имеет, он остаётся осторожным и внимательным, он старается быть аккуратным, и Скара это прекрасно чувствует, потому что он не испытывает боли, потому что не доходит до того самого порога, который иногда ему приходилось терпеть…              — Ха… ах…              Как же так вышло? Почему Кадзухе удалось подобраться к нему так близко? Настолько, что Скара прямо сейчас вверяет ему своё тело и почти свою жизнь…              — Сильнее… — хрипло стонет юноша, — сожми сильнее, — истошно просит он, ноготками впиваясь в руку Кадзухи, которой тот сдавливает тонкую шею парня в своих пальцах чуть крепче. И это сводит Скарамуччу с ума, лишает его абсолютно всяких мыслей: настолько тяжёлым и сладостным был для него этот момент эйфории.              — Ха… — Скара раскрывает губы, пока всё его тело сводит сильнейшей судорогой, предвещающей о скором исступлении — оно подбирается слишком быстро, от чего противостоять ему было почти невозможно.              — Кадзуха…              Скара жалеет лишь о том, что он не видит лица Кадзухи прямо сейчас. Как бы ему хотелось взглянуть на него в этот самый особенный момент, наполненный любовью и желанием друг друга, как бы ему хотелось увидеть его в алых глазах ответ на происходящее…              — Дзуши… — хрипло и тихо стонет Кадзуха, выпуская шею юноши из своей руки, чтобы накрыть его губы своими в горячем поцелуе, тесно прижимаясь к парню всем своим телом, вжимая его в кровать ещё сильнее, чтобы совершить несколько особенно резких, агрессивных движений, вгоняя член до самого упора, до смачного, звонкого шлепка, до оглушительного стона, срывающегося с губ Скарамуччи… Он цепенеет, весь сжимаясь мелко подрагивая в преддверии яркого финала, подбирающегося всё ближе и ближе… С каждым новым движением, с каждым оглушающим сознание разрядом, один из которых взводит чувство удовольствия до предела, окатывая горячим жаром всё тело.              — А-ах…!              Скара кончает и изводится громким, пошлым стоном, разрывающим его глотку — он откидывает голову назад, руками прижимая Кадзуху к себе ещё ближе, впиваясь ноготками в его спину, до глубоких ран, которых Каэдэхара попросту не чувствует, потому что переживает приток сильнейшего, невероятного удовольствия — такого же громкого оргазма, что подбирается к ним обоим почти одновременно.              Скарамучча замирает, ощущая разливающееся тепло чужого семени внутри себя, мгновенно приходя в восторг от этого чувства заполненности. Такого особенного, такого сокровенного момента…              — Ммх…              Скарамучча слышит тяжёлое, сбивчивое дыхание у своей шеи, которую Кадзуха, спустя уже мгновение, начинает мягко целовать, впиваясь губами в тонкую кожу. Скара устало опускает руки, утомлённый пережитым оргазмом: он едва мог существовать в этот момент, потому что абсолютно всё казалось словно в глухом тумане… Его хватало только на то, чтобы ответить ленивый, медленный поцелуй, которым Кадзуха внезапно одаривает его губы, а затем спрашивает тихое:       — Выдержишь ещё разок?              Скарамучча приходит в откровенное удивление на предложение Кадзухи, потому что ещё толком не отошёл от только что произошедшего…              — Почему ты всегда такой жадный? — с проскользнувшей едкостью в голосе интересуется Скара, слегка отпихивая парня от себя.       — Это всё твоя вина, — усмехается Кадзуха прямо в губы юноши, а затем снова целует его, не позволяя тому и слова сказать в ответ. Скара слегка недовольно мычит в поцелуй, ладонями чуть отпираясь от гитариста, но его настойчивость и крепкая хватка рук, которыми он берётся за запястья парня и прижимает их к постели по обе стороны от его головы, заставляют Скарамуччу всё же поддаться и смириться со своей участью.              На самом деле ему безумно нравится ощущать исходящую от Кадзухи нетерпеливость и нотки собственнического поведения. Как минимум, это было интересно…              — Ммм…              Мысли в голове Скарамуччи путались, пока он, будучи прижатым к кровати, кое-как поспевал отвечать на горячий поцелуй, которым Кадзуха терзал его губы. И предчувствуя вновь нарастающее возбуждение, Скара спешно пытается оборвать его, чтобы…              — Кадзуха… — всё-таки останавливает его Скарамучча, решаясь попросить о кое-чём, — развяжи, — солист чуть мотает головой, как бы намекая на повязку, что мешает его глазам, — пожалуйста… я хочу тебя увидеть.       — Ммм, — как-то неоднозначно протягивает в ответ Каэдэхара, не прекращая покрывать поцелуями уголок чужих губ, — хорошо, но у меня будет условие.              Скарамучча чуть напрягается, но молчит. Впрочем, ему уже было плевать, на что соглашаться — он и в самом деле безумно желает увидеть Кадзуху.              — Как только я сниму повязку, тебе нельзя будет прятать взгляд или закрывать глаза.              Скара едва заметно хмурится, не в силах сейчас выяснять подробности этого странного «условия». Он не в состоянии думать и оценивать происходящее, поэтому просто кивает в знак согласия, готовый уже самолично снять ткань, но…              — Не так быстро, — шепчет Кадзуха, резко останавливая юношу, и напоследок мягко целует его в губы, прежде чем привстать, руками помогая парню подняться с постели следом. Скара тянется за Кадзухой, поддаваясь на его действия и попутно переживая лёгкий дискомфорт из-за стекающего семени по его бёдрам, но едва успевает подумать об этом, потому что гитарист берёт его на руки, а затем, повернув к себе спиной, усаживает его на свои бёдра, упираясь твердеющим членом прямо в хлюпающую от семени и смазки ложбинку между ягодиц.              — Кадзуха…?              Скара чувствует себя очень странно — словно куклой в чужих руках, которой игрались, как хотели. Впрочем, не то, чтобы ему не нравилось подобное, просто…              — Ммм… — он вздрагивает, ощущая тесное прикосновение чужого крепкого тела со спины: Кадзуха обнимает его, помогая удобнее уместиться на себе, и Скара совсем уже ничего не понимает, к чему эта странная поза, почему Кадзуха вдруг…              — Готов? — Каэдэхара касается губами до ушка юноши, горячо шепча, — помни про условие, Дзуши. Ты не должен отворачиваться или закрывать глаза.       — Мгм, — кивает Скара, уже с лёгким опасением начиная что-то подозревать. И стоит ему только почувствовать, как узел повязки становится слабее, а ткань спадает с его лица, он наконец открывает глаза и, взглянув перед собой…              — Ах…?!              Зеркало?!              Скарамучча сильно вздрагивает от внезапного, резкого проникновения внутрь — от движения, которое Кадзуха делает, с размаха проталкиваясь сквозь растянутое колечко мышц, врываясь слишком глубоко…              — Аа-х…!              Скара резко вытягивается, изогнувшись в спине, словно в попытке привстать, но крепкая хватка чужих рук на его талии не позволяет ему этого. Юноша с испугом обращает взгляд перед собой, чтобы убедиться, что ему не показалось: он и в самом деле прямо сейчас находится напротив огромной зеркальной стены, что располагается недалеко от кровати. Скара беглым, напуганным взглядом осматривает себя в отражении, жутко, просто невероятно сильно смущаясь от картины, которую он прямо сейчас перед собой наблюдает.              Распалённый, раскрытый и откровенно-развратный он сидел на бёдрах Кадзухи, что обнимал его со спины, крепко удерживая в своих руках. Его шея располосована алыми синяками от недавней хватки крепкой руки, его плечи и ключицы усыпаны засосами — беспорядочным количеством меток, которые иногда перебиваются отметинами от редких укусов, таких же ярких, как и на внутренней стороне его бёдер, перепачканных смазкой и…              Чёрт возьми…              — Ах…              Из его груди снова вырывается громкий, пронзительный стон — от такого же глубокого проникновения, которое юноша помимо ощущения может ещё и увидеть — отчётливо пронаблюдать за тем, как член Кадзухи скрывается внутри него, и это…              — Ха…              Скарамучча резко отворачивается, не в состоянии больше вынести всего этого. Он был невероятно сильно смущён, он не мог поверить, что Кадзуха делает с ним подобное…              — Тебе нельзя отворачиваться, помнишь? — шепчет Каэдэхара, хватаясь ладонью за личико юноши, чтобы снова повернуть его в сторону зеркала.       — М… — Скара чуть мотает головой и закрывает глаза, не в силах выдержать этого. Он хватается рукой за запястье Кадзухи, готовый сойти с ума от того, что его заставляют делать…       — Открой глазки, Дзуши, — горячим шёпотом требует Каэдэхара, — разве ты не хотел взглянуть на меня?              Скарамучча глубоко, рвано выдыхает, всё-таки приоткрывая глаза, чтобы перевести взгляд на Кадзуху, на лице которого в тот же момент расцветает красивая, довольная улыбка. Скара замирает, в отражении зеркала наблюдая за тем, с какой любовью и вожделением Кадзуха смотрит на него в ответ. Как жадный взгляд алых, потемневших глаз обводит его тело, рассматривая каждую деталь, каждый маленький синяк на его коже. В этой раскрытой позе было видно всё, даже самые сокровенные места, не оставшиеся без внимания…       И это было настолько странно — ощущать на себе столь влюблённый взгляд, наблюдая его со стороны. Это казалось чем-то удивительным, чем-то настолько проникающим глубоко в сознание, чем-то таким потаённым и особенным.              — Кадзуха…              Скара вздрагивает, ощущая, как изнутри его распирает чувством тяжести и жара, как всё его тело покрывается дрожью от попадания упругой головки по той самой заветной точке внутри. Кадзуха двигается неспешно, придерживая Скарамуччу за бёдра, позволяя ему приподниматься и насаживаться на член всё ниже, и каждое движение отзывается какой-то странной, но такой приятной сладостью…              — Аах… — Скара прижимает ладонь к своим губам, наблюдая за тем, как в отражении зеркала его тело содрогается от уверенных, грубоватых действий Кадзухи, доводящих юношу до необычного удовольствия. Видеть себя таким в чужих руках, видеть, как человек, в которого он влюблён, откровенно любуется им…              Скарамучча не выдерживает, снова предпринимая попытку отвернуться. Это происходит невольно, так же, как и хватка его рук, которыми он упирается в бёдра Кадзухи, словно пытаясь удержаться в той позе, в которой находится.              Ему было так стыдно смотреть на себя…              — Ну же, Дзуши… — горячо шепчет Кадзуха на ушко юноше, — только посмотри, какой ты красивый…       — Перестань… — дрожащим тоном просит его Скарамучча, сжимая губы, тем самым стараясь удержать свой собственный голос, который выдавал его возбуждение. Он никак мог справиться с ним…       — Разве я могу? — Кадзуха пылко, но с проступающей нежностью целует его шею, продолжая удерживать чужое личико в своей ладони, — я обожаю любоваться тобой, — жарким шёпотом признаётся Каэдэхара, замечая, как юноша открывает свои невероятно красивые аметистовые глаза, встречаясь ими взглядом с Кадзухой в отражении зеркала, — ты так прекрасен, Дзуши…              Он произносит всё это и продолжает двигаться, начиная быстрее вколачиваться внутрь юноши, который в ответ вздрагивает, стараясь подавить в себе слишком откровенные и пошлые стоны, что так и норовили вырываться из него. Потому что на самом деле ему чертовски нравится всё это, и слышать голос Кадзухи, которым он пробирается куда-то вновь слишком глубоко, туда, где скрывались все самые сокровенные желания…              — Извращенец… — тихо выпаливает Скара, чуть мотнув головой. Его продолжает дико смущать происходящее, но ему было слишком приятно ощущать внутри себя Кадзуху, а ещё…              Он постоянно задевал взглядом лицо возлюбленного, который не переставал с очевиднейшей любовью и страстью смотреть на него, целовать его, руками оглаживая его бёдра, помогая ему удерживаться, пока Скара начинает постепенно двигаться в ответ.              — Это тоже твоя вина, — усмехается Каэдэхара, слегка лизнув мочку ушка юноши, — тебе ведь нравилось дразнить меня фотографиями, которые ты делал у зеркала…              Скарамучча содрогается, вдруг вспоминая, как неделями ранее он и правда делал нечто похожее. Тогда он просто хотел поиздеваться над Кадзухой, подразнить его интимными фото в ответ на его раздражающее беспокойство, но теперь…       

      «Каэдэхара совершенно точно не оставит эти издевательства просто так, он не позволит Скаре подобным наглым образом дразнить его…      

      Что он там просил сегодня? Придумать, куда бы им сходить на следующее свидание…?

      

      О, Кадзуха обязательно придумает…»

                    А теперь…              — Кадзуха…              Теперь Скара прыгал на его члене, сгорая от извращённого удовольствия, от наблюдения за всем этим со стороны. Он видел, как его дырочка с лёгкостью, почти до конца принимает в себя чужую плоть, видел, как его собственный член, истекая вязкой смазкой, вздрагивает от глубоких проникновений, видел, как его тело невольно поддаётся, как он старается опуститься всё ниже и быстрее…              Скарамучча цепляется пальцами за бёдра Кадзухи, слегка царапаясь словно в отместку за всё происходящее…              — Ммм… — Кадзуха протяжно выдыхает, вдруг подхватывая Скару под коленями, стараясь удержать парня в своих руках, чтобы в то же мгновение приподняться самому, устав из-за не очень удобной позы, которую он решается сменить и пронести Скару к зеркалу поближе.              — Постой… — вскрикивает Скарамучча, не очень ведая, что именно задумал его любовник. Оказавшись к зеркальной поверхности стены настолько близко, что ему пришлось упереться в неё руками, он чувствует, как Кадзуха опускает его ноги на пол и берёт его снова сзади.       — Ах… Подожди…              Скара едва в состоянии был удержаться на своих ногах, которые слегка затекли от предыдущего положения и теперь чуть дрожали с непривычки.       Кадзуха грубо хватается за его талию, помогая юноше удержаться и снова входя в него — с громким, резким движением, выбивающим из Скарамуччи жаркий стон. Он выгибается в спине, руками опираясь о зеркальную стену, в страхе боясь поднять голову, дабы случайно не задеть взглядом собственное отражение…              — Кадзуха…              Скара стонет имя возлюбленного, словно пытаясь дозваться до него, но на самом деле переживая откровенный восторг от всего, что Кадзуха делал с ним прямо сейчас. Он продолжал грубо трахать его, умещая одну руку на его ягодицах, а вторую Кадзуха укладывает на голову Скарамучче, зарываясь пальцами в его волосы, чтобы слегка оттянуть за них, тем самым заставив парня выгнуться ещё сильнее и приподнять голову.              — Не прячься, милый, — пылко шепчет Кадзуха над ушком Скары, встречаясь с его помутнённым взглядом в отражении зеркала. Солист смотрит на себя, вновь переживая приток смущения: его поалевшее лицо с приподнятыми вверх бровями, со слегка прикрытыми, блестящими от влаги глазами и пошло раскрытыми губами, которые он не мог сомкнуть из-за постоянных, разрывающих его горло стонов.              Откровенных, искренних криков удовольствия, что он испытывает прямо сейчас. Так ярко, так глубоко, так насыщенно и особенно… любимо.              Скарамучча задыхается, от того, насколько он счастлив видеть взгляд рубиновых любимых глаз на себе, ощущать уверенные, сильные шлепки любимых рук на себе, слышать пробирающий до глубины души любимый голос:              — Мой драгоценный Дзуши…              И всё это вместе с неистовым, сладким наслаждением, готовым свести Скарамуччу с ума, столкнуть его в эту бездну, помешаться от своих чувств, от своей влюблённости и страсти, от желания быть ближе к Кадзухе, ещё больше открыться ему и позволить себе мечту, в которой он будет счастлив рядом с ним…              Его будущее, о котором он никогда не задумывался, как о чём-то действительно возможном.              — Кадзуха…              Скара напрягается, ещё сильнее упираясь ладонями и царапая чёртово зеркало, с которого его руки постоянно соскальзывали, и он сам весь едва мог устоять на ногах от дикого, грубого темпа…              — Только посмотри, как ты восхитителен, — произносит Кадзуха, опускаясь к юноше чуть ниже, уводя руку от его головы к его шее, которую он слегка оглаживает прежде чем аккуратно схватиться за неё и… сжать.              Скара дёргается от ощущения чужой руки, которая вновь начинает перекрывать ему воздух, и это… становится его последней каплей.              — Я без ума от тебя, Дзуши…              Скарамучча издаёт хриплый, буквально сдавленный стон, раскрывая губы ещё шире, ощущая, как его тело сводит сильнейшей судорогой, как всё его сознание плавится от блаженства…       Он поддаётся навстречу, начиная двигаться быстрее, желая, чтобы Кадзуха врывался в него ещё жёстче.              — Ещё…              Он мечтает прямо сейчас раскрыться окончательно, позволив себе податься своим самым потаённым желаниям. Быть отраханным Кадзухой настолько, чтобы на завтрашний день он не чувствовал своей задницы, чтобы следы на его теле были настолько глубокими, что не сошли бы ещё целую неделю…              — Быстрее… — молит Скара, чувствуя, как внутри него становится очень тесно из-за того, что он сильнее сжимает член Кадзухи, которым тот толкается неприлично глубоко и быстро.              Скарамучча содрогается в сильнейшей дрожи, в подступающем к нему оргазме, расходящимся пульсацией в голове от наслаждения и нехватки воздуха, от вбивающегося чувства раскалённой плоти внутри, от голоса, которым Кадзуха шепчет пошлости, от горячих поцелуев, которые он чувствует на своей шее, от резких, смачных шлепков сильной ладони на своих ягодицах…              — Ах…              Юноша чувствует сильнейшую вибрацию по всему телу, чувствует, как Кадзуха, совершая несколько финальных толчков, с силой сжимает его бёдра, откровенно уже насаживая юношу на свой член, желая, как можно скорее заполучить удовольствие…              Скара не выдерживает больше всего этого, срываясь на сладострастный крик, который удаётся ему только из-за послабевшей хватки чужой руки на своей шее. И с ощущением близкого, совсем скорого исступления, Скарамучча почти вжимается в поверхность зеркала, весь дрожа и…              — Аа-ах…!              …вместе с Кадзухой испытывая яркое, неистово глубокое наслаждение — одновременно окативший их двоих оргазм, заставляющий Скару протяжно застонать и закатить глаза, а Кадзуху прижаться к юноше ещё сильнее, впившись в его шею жарким поцелуем…              — Ммм…              Кадзуха снова изливается внутрь, от чего Скара изводится ещё сильнее, чувствуя, как тёплое семя скатывается по его дрожащим бёдрам. И это ощущение кажется добивает его окончательно, от чего он готов был просто рухнуть на пол, устало сползти прямо по зеркалу… но Кадзуха, хоть и тяжело дыша, продолжает удерживать парня, не позволяя упасть от бессилия.       — Тише, тише… — успокаивающе шепчет Каэдэхара, целуя юношу в дрожащее плечо.              В ответ Скара и звука издать не может, он просто не в состоянии был даже сообразить, что с ним происходит. В голове оставалась совершенная пустота, выбившая всякую мысль…              Скарамучча томно выдыхает, ощущая, как Кадзуха аккуратно обнимает его, разворачивая и обводя рукой его плечи, а в второй аккуратно заведя вниз, под чужие дрожащие колени, чтобы взять юношу на руки.              Скара не в состоянии был отвечать Кадзухе и держаться за него. Он просто безвольно умещается в его руках, позволяя нести себя, куда угодно… Он готов был сознание потерять от бессилия и усталости, что сейчас окутывало его тяжёлое тело. Ему было уже всё равно, что Кадзуха собирается делать, он просто…              — Ты в порядке? — спрашивает у него Кадзуха, нежно целуя его в макушку головы, которую Скара непроизвольно укладывает на чужое плечо. Солист ничего не отвечает, он просто прикрывает глаза, пытаясь отдышаться и хоть немного прийти в себя…                    Ха…       Скара раскрывает глаза лишь тогда, когда чувствует подступ мягкого, нежного тепла к своему телу… Он ощущает прикосновения горячей воды, которой его ласково моют заботливые руки, ведя по слегка саднящим ягодицам и бёдрам.       Скара постепенно приходит в себя, чувствуя тепло исходящее от крепкого тела рядом, к которому он ещё сильнее льнёт, словно котёнок, идущий ласки.              — Дзуши…              Ему так приятно находиться в объятиях Кадзухи, который бережно оглаживал его тело, пока усаживал в ванную, на свои бёдра, прижимаясь к юноше со спины.       Скара открывает глаза, видя перед собой тёмную из-за отсутствия освещения воду в просторной ванной, в которой он сидел, слегка поджав ноги.              — Всё хорошо?              Слышит он нежный, слегка взволнованный тон голоса, что раздаётся позади него, прямо у его шеи, которую Кадзуха начинает покрывать неторопливыми, легкими поцелуями.              — Да… — тихо произносит Скарамучча и снова прикрывает глаза. Все его тело поддавалось сейчас сладкой неге, что разливалась до самых кончиков пальцев…              Ему было так приятно, так невероятно хорошо прямо сейчас от этого тяжелеющего чувства тепла и заботы, которой его окружает Кадзуха.              Он давно не был ни с кем так открыт и расслаблен. Так невероятно…              А происходит ли это всё на самом деле? Не спит ли Скарамучча снова в ванной?       Может, ему всё это привиделось, и на самом деле сегодняшний вечер был и остаётся его сладкой фантазией? Такой, в которой он видит идеальный сюжет событий: его любимый Кадзуха приглашает его на крышу, полюбоваться прекрасным видом на город и распить вкусного вина, а затем…              Затем они занимаются не просто горячим сексом, а настоящей любовью — тем, чем обычно занимаются влюблённые.       Но в отличие от нежных и простых близостей, их была особенной, такой, от которой Скара до сих пор не мог отойти, и саднящее горло, и синяки, и укусы на его теле — были тому подтверждение, но…              — Кадзуха…              Спустя несколько минут молчаливых ласк, Скара оборачивается к парню, желая взглянуть на него и коснуться его лица ладонью, словно пытаясь убедиться, что он в самом деле находится в реальности, а не пребывает в сладком сне, который вот-вот может прерваться очередным надоедливым звонком телефона.              — Да, мой ненаглядный?              Но озвученная нежность и последующий за ней ласковый поцелуй, которым Кадзуха касается ладони, что Скара кладёт на его щёку, в момент даёт осознать юноше, что он не спит.              Только Каэдэхара может без тени смущения называть его подобными литературными словечками.       

«Драгоценный, ненаглядный, восхитительный…»

             — Ммм… — протягивает Скара и приближается к Кадзухе поближе, чтобы накрыть его губы своими и сладко, медленно, хоть и устало поцеловать.              Это был не просто поцелуй в понимании Скарамуччи. Он не просто хотел поблагодарить Кадзуху за сегодняшний вечер, за красивое свидание и жаркий секс, который пускай и был частью его маленького плана мести…              Он хотел вложить в этот поцелуй нечто особенное — такое, что он испытывал сегодня весь вечер… он не мог пока сказать этого, но признаться…              Хотя бы в своих мыслях.       

«Я люблю тебя, Кадзуха…»

             Влюблён с надеждой на то, что в будущем, он сможет озвучить это вслух.              А если нет…              Тогда, у него снова не остаётся выбора…? Или…              — Дзуши…?              Он постарается.       

«Я смогу. Я выдержу. Я справлюсь…»

      Наверное.