С понедельника по воскресенье

18:10

      

      Личные сообщения Кадзуха — Венти

             Венти, 17:58       Кадзуха! Я жду тебя в баре!              Убрав телефон в карман своей куртки, Кадзуха выходит из машины такси и внимательно осматривается по сторонам, пока начинает неспешным шагом идти по разбитой асфальтированной дорожке, ведущей прямо к невысокому кирпичному зданию. Оно отличалось от рядом стоящих полуразрушенных построек своим более-менее сохранившимся фасадом и ярким неоновым светом от горящей вывески бара, а также раздающимися сквозь стены заведения грохочущей музыкой и оживлёнными разговорами.              Кадзуха никак не ожидал увидеть на месте «студии», где обычно репетируют «FATUI» — территорию уже ныне неработающего машиностроительного завода. Это место казалось весьма странным и опасным — оно находилось почти загородом, теснённое с двух сторон лесополосой и полупустым шоссе, на котором ничего, кроме близлежащей заправки и пустыря, оставшегося от когда-то действующей промзоны не было. К тому же сейчас, уже ближе к вечеру, погружаясь в синеву сумерек, здешние места казались ещё более жуткими…              Подходя к дверям бара ближе, Кадзуха невольно начинает морщиться, испытывая некоторый дискомфорт от подступающего хаоса из звуков: он слишком отчётливо слышал громкие возгласы и ругань, звон стекла, смех и топот — и всё это сквозь оглушающий рёв тяжёлой рок-музыки.              Поэтому перед тем как открыть дверь и войти внутрь бара, Кадзуха позволяет себе минуту задержаться на улице, чтобы перевести дух и подготовиться к ожидавшему его потоку из беспорядочных звуков и шумов. Из-за плохого сна в последние несколько дней, он чувствовал себя не очень хорошо: голова болела и казалась воспалённой, а все чувства и реакции словно в несколько раз обострились, будто таким образом, поддаваясь инстинкту самосохранения, организм пытался обезопасить Кадзуху, выкручивая все функции органов чувств на максимум.              Но своё слегка подбитое состояние сейчас мало волновало его: в голове без конца и толка ворошились мысли о предстоящем вечере. И даже несмотря на антураж пьяного веселья (в будний-то день) и предвкушение встречи со своей музой, Кадзуха находился в весьма растрёпанных чувствах…              …потому что его ждал, возможно, очень тяжёлый разговор.       Разговор, который должен был внести хоть какую-то ясность в происходящее. В то, о чём последние несколько дней Кадзуха переживал большего всего остального: больше, чем о своём здоровье, учёбе и даже больше, чем об усложнившихся отношениях с друзьями. Всё это не имело сейчас смысла, потому что важнее всего нужно решить надвигающуюся проблему в лице Дотторе. И если сегодня Кадзуха не сможет выяснить хотя бы толики правды… придётся действовать против воли Скарамуччи. А этого Кадзухе делать совершенно не хотелось.       Наконец, толкнув входную дверь бара и сделав несколько шагов через порог, Кадзуха постарался натянуть более-менее приветливую улыбку, взглядом ища Венти, который сквозь окативший Кадзуху шум и гам, смог дозваться до друга, громко прокричав его имя:              — Кадзуха!              Гитарист замечает знакомую макушку где-то в стороне длинной барной стойки, за которой было битком народу: да так, что бармен с трудом справлялся с большим количеством гостей, то и дело подгоняя свою помощницу, высокую девушку в корсете, которая очень ловко и юрко бегала между загруженными столиками, разнося напитки.       Кадзуха быстрым взглядом проходится по залу бара, отмечая для себя весьма недурно обставленный интерьер, который казался куда более сохранившимся, чем фасад — все та же кирпичная кладка с вынесенными наружу коммуникациями, трубами и приглушенным светом, мнимо дарящим тепло: никакого уюта, только оголённая брутальность старого завода, достопочтенно пережитого свой век.              Кадзуха пробирается сквозь столики к барной стойке: во всём помещении это место казалось самым освещённым и обжитым. За спинами у работников бара находился длинный стеллаж, до отказа заставленный алкоголем на любой вкус и цвет, и при взгляде на этот бесконечный ряд из бутылок, Кадзуха невольно вспоминает о том, что ему нужно приобрести одну из них — в качестве подарка Скарамучче…              — Приветик! — Венти пожимает подошедшему Кадзухе руку и жестом приглашает его присесть рядом, на свободный высокий стул, который бард охранял специально для своего друга, — нормально добрался? — он слегка улыбается, подмечая лёгкую напряжённость в лице Кадзухи, который на вопрос своего коллеги просто коротко кивает. Сквозь творящийся хаос из звуков говорить было ещё сложнее, чем слышать.       — Ой, вижу тебе совсем фигово… — громко, но с пониманием в голосе произносит Венти, наклоняясь поближе к Кадзухе, чтобы тот его отчётливо услышал.       — Всё нормально, — отвечает гитарист, удобнее устраиваясь на барном стуле, и краем взгляда тут же подмечая движение со стороны: через стойку к парню приближается бармен — высокий, широкоплечий мужчина с ярко-огненными волосами, собранными в высокий хвост.       — Венти, твоему другу есть восемнадцать? — без какого-либо приветствия спрашивает он, вызывая у барда негромкое хихиканье:       — Вы не изменяете себе, мастер Дилюк!       Кадзуха на этот вопрос лишь издаёт короткий смешок, который не уходит от внимания осмотрительного бармена. Со стороны он казался совершенно невозмутимым, однако всё равно чувствовалась исходящая от него какая-то пассивная агрессия. Впрочем, ничего удивительного: работая в таком баре, сложно оставаться абсолютно спокойным.       — Не волнуйся, — Венти улыбается бармену, кладя ладонь на плечо приятелю, — это мой друг, Кадзуха, и он учится со мной в универе, всё нормально.       На удивление, Дилюк верит на слово, кивая на слова барда, а затем вновь обращается взглядом ярко-алых глаз на Кадзуху, чтобы спросить:       — Будешь что-нибудь?       — О, нет, ему нельз… — начинает отшучиваться Венти, но гитарист вдруг перебивает его:       — Дайте мне бутылку хорошего виски.              Венти с барменом остаются в лёгком недоумении от запроса Каэдэхары, и каждый по своей причине: Дилюк, видимо, от того, что молодо-выглядящий студент сходу просит целую бутылку крепкого виски, а Венти потому что знает, что у Кадзухи с этим проблемы…              — Это для Скары, — сразу же поясняет Кадзуха, замечая вопросительный взгляд своего друга, который, услышав объяснение, хлопает себя ладонью по лбу:       — А-а-а! Точно же!       Каэдэхара чуть усмехается, подмечая лёгкую растерянность в словах и действиях Венти. Видимо, пока он ждал Кадзуху, он уже успел накидаться…       — Дилюк, есть у тебя что-нибудь особенное для нашего Скарочки? — обращается к нему бард, довольно улыбаясь, на что бармен лишь молча кивает и уходит куда-то в сторону, оставляя Кадзуху и Венти вдвоём.       — Так, значит, ты всё-таки решился его «разговорить»? — не убирая лукавой ухмылки со своего лица, спрашивает Венти.              Слыша этот вопрос, Кадзуха слегка заметно сникает: ему всё ещё было очень паршиво от себя самого и осознания, что ему придётся спаивать Скару, дабы вытянуть из него хоть какую-то информацию. Эта затея казалась Каэдэхаре всё ещё очень сомнительной и неправильной, но за неимением других вариантов, у него, видимо, просто не оставалось выбора, потому что в открытую Скара никогда не поделится с ним своими проблемами. И как бы Кадзуха не старался завоевать его доверие, за столь короткий срок — у него ничего ни черта не получится.        А после того самого ночного звонка Дотторе, который пускай и не открыто, но угрожал Кадзухе, парень понял, что времени у него осталось совсем немного. Пора было принимать хоть какие-то меры, чтобы банально обезопасить Скару.       Но из-за того, что Кадзуха не знал всех подробностей, не знал, почему Скарамучча всё ещё терпит этого ублюдка, почему он не пытается освободиться (или пытается, но безуспешно?), и какие вообще отношения связывают их — он ничего не мог толком поделать, боясь оступиться или усугубить ситуацию. И вот сейчас, чтобы распутать этот огромный клубок, нужно было начать с малого — с откровенного разговора, который, по заверениям Венти, возможен только под действием крепкого алкоголя.              Со стороны эта ситуация — полный хаос и абсурд, но времени искать другие решения уже не было, потому что Кадзуха, как и при любой приближающейся непогоде, отчётливо слышал стремительно надвигающуюся бурю.       — Не знаю, Венти, — наконец находит что сказать Кадзуха на ранее заданный вопрос своего друга, который в ответ не успевает и слова произнести из-за вернувшегося за барную стойку Дилюка:       — Вот, — мужчина с лёгким сомнением во взгляде (видимо, переживая из-за дороговизны алкогольного напитка в чужих руках) аккуратно протягивает Кадзухе небольшую, но достаточно увесистую бутылку виски, — Скаре нравится многолетний, односолодовый, — бармен едва заметно хмыкает, слыша, как Венти громко присвистывает, обращая внимание на марку алкогольного напитка:       — Он же охренеть какой дорогой…       Кадзуха лишь вздыхает, осматривая в руках эту злосчастную бутылку, до конца не веря в то, что он собирается сделать. Неужели эта вещь и в самом деле поможет ему решить серьёзную проблему, к решению которой у него никак не получается подступиться самому? Это даже не смешно, скорее просто нелепо.              — Цена не проблема, — сообщает наконец Кадзуха, поднимая взгляд на бармена, — я оплачу.       Дилюк с присущим ему равнодушием пожимает плечами и возвращается к работе, попутно прося свою помощницу принять платёж.       — Завидую я Скаре, вот бы мне кто-нибудь такие подарки делал… — мечтательно вздыхает Венти, наблюдая за тем, как Кадзуха достаёт свой телефон, чтобы оплатить покупку.              Может, Венти и находит всё происходящее достаточно забавным, но сам Кадзуха… Он никак не мог утихомирить шалящие нервы, не мог собраться с мыслями, не мог взять себя в руки и подготовиться к разговору, придумать ряд вопросов, которые он будет задавать, чтобы выяснить у Скары все подробности. И вся эта история с бутылкой виски, давящей на слух громкой музыкой в баре и смех довольного Венти…              Кадзуху откровенно начинало всё это раздражать.              Впрочем, это было совершенно неудивительно — он и в самом деле очень плохо спал последние несколько дней, и причин тому было множество: помимо надвигающегося пиздеца в лице Дотторе, у Кадзухи появились переживания за Скару, касаемо его странного поведения в последнюю их прогулку, когда, сидя на мосту, на огромной высоте, солист просто выключился на какое-то время, словно выпал из реальности. Что это было — Кадзуха не понимал до сих пор, но и эту проблему он пообещал себе обязательно решить.              А ещё Кадзухе чертовски плохо спалось из-за беспокойных мыслей и душащего его чувства вины перед Горо и Хэйдзо.       После недавнего очень сложного разговора в его взаимоотношениях с друзьями всё пошло наперекосяк: Сиканоин начал игнорировать Кадзуху, и за последние пару дней он не обмолвился с ним даже словом (разве что только при друзьях, сидя в большой компании, он допускал какие-то комментарии в адрес Кадзухи), совершенно не скрывая своей неприязни к другу (?), видимо, дожидаясь пока тот, наконец, открыто поговорит с Горо. Но Кадзуха не желал пока выяснять отношений с ним, потому что сейчас ему было совершенно не до этого…              — Эй, Розария, когда «FATUI» уже играть-то будут? У них там всё нормально?              Из глубоких размышлений Кадзуху вырывает внезапно услышанный вопрос к помощнице бармена одного из гостей, сидящих за стойкой.       — Чёрт его знает, будут ли они вообще сегодня выступать, — девушка чуть пожимает плечами и проходит за стойку к Дилюку, который в тот же момент замечает вопросительный взгляд Венти:       — Что-то… случилось?       — Понятия не имею, — равнодушно отвечает бармен, — но они сегодня весь вечер ругаются, — он поднимает глаза наверх, указывая на второй этаж, — я их крики даже отсюда иногда слышу.              Кадзуха моментально напрягается, обращая встревоженный взгляд на Венти, который ничего не произнося, кивает на металлическую лестницу в дальнем углу зала, как бы намекая, что, возможно, стоит пойти и проверить, всё ли там у Скары ребят в порядке. Кадзуха встаёт из-за барной стойки, попутно хватая купленную бутылку виски, и быстрым, ровным шагом направляется прямо к лестнице. Он понятия не имеет, куда ему идти и где искать Скару, но чувство тревоги, преследовавшее его последние несколько суток, кажется, прямо сейчас достигает своего пика, подгоняя Каэдэхару как можно скорее выяснить, что именно случилось у «FATUI».       Возможно, Кадзуха зря себя накручивал, и Скара в очередной раз просто дурачится с Тартальей, а возможно, прямо сейчас Скарамучча получает по лицу от продюсера, который не брезгует избивать своего солиста в публичных местах, наверное, получая от этого какое-то извращённое удовольствие.              Поднимаясь по слегка скрипящим металлическим ступеням лестницы, Кадзуха успевает проиграть в голове уйму вариантов и продумать столько же исходов: что он будет делать, если прямо сейчас ворвётся в помещение, где застанет Скару снова в крови, а Дотторе…              Чёрт бы его побрал.              Проходя по небольшому коридору и приближаясь к одной единственной двери, сквозь которую были неразборчиво слышны крики и ругань (и это при отдалённо громкой музыке, доносящейся из зала), Кадзуха сильнее сжимает бутылку виски в руке, вдруг допуская неприятную мысль, что ему, возможно, придётся разбить эту несчастную бутылку прямо об голову ублюдка, если Кадзуха застанет его издевающимся над Скарой. Это было совершенно не похоже на Каэдэхару, который обычно не прибегает к подобным решениям проблем, считая, что насилие — это последнее к чему стоит обращаться. Но сейчас Кадзуха был настроен очень решительно: он был уверен, что его рука даже не дрогнет, если придётся защитить Скарамуччу, потому что…              Никто не смеет причинять боль его музе.              — «Да пошли вы нахуй!»              Стоит только Кадзухе подойти к двери и услышать знакомый, звонкий голос, заставляющий в момент напрячься ещё сильнее и схватиться за ручку двери, чтобы скорее открыть её и ворваться в комнату, как вдруг…              — «Сам иди нахуй! Хватит уже!»              …до Кадзухи доносится женский голос, кажется, принадлежавший Синьоре, которая продолжает что-то кричать, оскорбляя Скару сквозь почти истеричный смех Тартальи.              — «Это я-то хватит?! Это вы заебали постоянно ныть…»              Кадзуха слышит в голосе юноши отчётливую агрессию, причём настолько явную, что гитаристу становится даже как-то не по себе.              — «Ты совсем охренел, мальчик?! Это, между прочим, из-за тебя мы ввязались в работу, за которую нам даже не заплатят…»       — «Розалина, успокойся…» — раздаётся знакомый голос Тартальи, который, кажется, наконец-то перестал смеяться.       — «Отвали! Ладно этот мелкий, но ты-то какого хрена согласился?! Почему я из-за вас, двоих долбаёбов, должна пахать, как проклятая?!»       — «Ты заебала уже», — выпаливает Скарамучча, — «Либо ты работаешь, либо ты идёшь нахуй! Ты тут не одна, кто пашет сутками напролёт…»       — «Да что ты, Скара? Правда?! Это ты будешь мне говорить?! Ты нихуя не сделал, чтобы…»       — «Так стоп, Роза», — резко перебивает её Тарталья, — «Слушай, Дотторе ведь дал добро, окей? Если бы он не хотел…» — пытается что-то вразумить подруге парень, но та совершенно не намерена его выслушивать:       — «Да какая нахуй разница, что там думает Дотторе, Аякс?! Проснись, блять! А-то ты не знаешь, что стоит только Скаре повилять своей задницей, он и мать родную продаст!»       В комнате наступает короткое, неловкое молчание, которое вскоре перебивается голосом Аякса:       — «Роза, блять, перестань…»       Но девушка, явно взбешённая и распалённая нарастающим конфликтом, выпаливает вдруг очень гневное:       — «Что?! А тебе не надоело делать вид, будто не знаешь, что происходит…»       Что…?       — «Мне надоело это всё, меня заебало, что ему нихуя делать не приходиться, пока я задницу свою должна рвать и наблюдать, как Дотторе платит ему раза в три больше, чем нам с тобой!»       — «Что, блять…?!» — срывается на очередной крик Скарамучча, — «Это условия моего с Дотторе контракта…»       — «Да-а-а, конечно…» — язвит Синьора, — «того самого контракта с дополнительными услугами…»       — «Розалина!», — Тарталья уже откровенно начинает злиться на подругу, потому что Кадзуха слышит, как он то ли встаёт, то ли начинает ходить по комнате, — «сейчас же прекрати!»       — «Нет! Заебало! Слышите, вы оба?! Один — тупой придурок, а другой — потаскуха, которому даже стараться не надо! Дотторе ему вообще что угодно позволит и простит…»       Кадзуха замирает на месте, пока слышит все эти весьма неприятные подробности…       Неужели Скару и Дотторе в действительности связывают подобные отношения? Ни то, чтобы Кадзуха сильно был удивлён, он не осуждал Скарамуччу и ни в коем случае не находил это чем-то отвратительным, он предполагал нечто подобное, но одно дело — вертеть эту мысль в своей голове, а другое — услышать наяву.              — «Блять…»              Кадзуха отчётливо слышит громкое, агрессивное, но насквозь пронизанное нотками обиды «блять», на которое Аякс сочувствующе говорит что-то вроде: «Роза, это пиздец, это перебор…» и «Скара, прости…», но, кажется, солисту уже было плевать на эти извинения…              — «Катитесь к чёрту, вы оба…», — после этой фразы до Кадзухи неразборчиво доносится какое-то очередное оскорбление, которым Скарамучча бросается в своих коллег, а затем резко смолкает. Каэдэхара пытается прислушаться, но не слышит ничего кроме внезапного: «Ненавижу вас…» и отчётливо раздавшихся совсем рядом с ним шагов…       Чёрт…!       Каэдэхара едва успевает отшатнуться назад, ощущая подступ тревоги, возникшей из-за звука резко открывающейся двери, являя на пороге рассерженного, почти до края взбешенного Скару, лицо которого моментально, словно по щелчку, меняется, стоит ему только наткнуться взглядом на ошарашенного Кадзуху, так и замершего на одном месте.       — Ты…?       Каэдэхара готовился уже найти какое-нибудь оправдание этой внезапной встречи, но он смолкает, вдруг замечая, как в тёмно-синих глазах Скарамуччи проблёскивает резко подступивший ужас. Солист замирает на месте, пока поражённым, испуганным взглядом упирается в лицо совершенно ничего не понимающего Кадзухи.       — Прости, я не… — начинает произносить Каэдэхара в попытке объясниться, но он не успевает договорить фразы, потому что в лице Скарамуччи вновь что-то меняется, будто прямо сейчас его охватывает безмолвная паника, подстёгивающая к тому, чтобы словно в страхе сделать шаг назад, а затем вдруг дёрнуться с места вперёд, руками с грубой силой отталкивая Кадзуху, дабы быстрыми, уверенными шагами, срывающимися на бег, проскользнуть мимо него. Но Каэдэхара вовремя успевает схватить парня за руку, не давая ему уйти, на что Скара моментально выпаливает громкое:       — Нет! Отпусти!       Этот раздавшийся возглас привлекает внимание подлетевших к двери Аякса и Розалину, на которых Кадзуха даже не обращает внимания, потому что пытается удержать вырывающегося Скарамуччу.       — Отпусти меня! — его громкий голос почти срывается на отчаянный крик, который сквозит страшнейшей обидой и горечью вместе с подступающей истерикой. И замечая вздрагивающие губы на искажённом от ужаса лице, Кадзуха вздрагивает, рукой собираясь сильнее сжать чужое запястье, но не успевает ухватиться крепче, из-за чего Скаре удаётся выскользнуть и рвануть вперёд по коридору, прямиком к узкой металлической лестнице, ведущей куда-то наверх.              — Скара, стой! Не надо! — кричит ему вдогонку Тарталья, пока вместе с Кадзухой они тут же подрываются со своих мест, направляясь за убегающим юношей, который очень быстро пересекает несколько метров узкого пространства, ловко запрыгивая на звенящую конструкцию винтовой лестницы, по которой он слишком шустро поднимается и вскоре скрывается где-то наверху.       — Блять, он побежал на крышу… — останавливаясь перед лестницей, сообщает Аякс в спину спешащему за солистом Кадзухе, — там очень опасно, Кадзуха!       Каэдэхара лишь на мгновение обращает взгляд на обеспокоенного Тарталью, но ни слова не говорит ему, продолжая стремительно и быстро бежать по очень шатким ступеням, игнорируя жуткий скрежет старого металла.       Всё же поднявшись наверх, в помещение перед крышей, пол которой был частично обвален, Кадзуха вдруг с ужасом осознаёт, что скрипящая под ногами лестница — это лишь малая часть испытаний, которые ему предстоит преодолеть в попытке догнать Скарамуччу, который с удивительной лёгкостью переступал металлические пласты почти прогнившей крыши по сохранившимся балкам, ни на мгновение не дёрнувшись, словно в идеале знал, куда именно ему стоит ступить, чтобы не свалиться вниз.       Кадзуха успевает лишь мысленно выругаться, кажется, начиная уже откровенно сердиться с того, что Скара в очередной раз вытворяет: снова сбегает от него в очень опасном месте, где любое лишнее движение могло закончиться весьма плачевно.       — Скара!       Пробегая по балкам, Кадзуха старался как можно быстрее нагнать парня, чтобы тот не успел скрыться, но Каэдэхара едва успевает уследить за Скарой, который, оказавшись на улице, кинулся по лестнице ещё выше, прямо к перекрытиям и трубам, ведущим на возвышенность, фасад которой казался ещё более ветхим, чем само здание.       Кадзуха искренне не понимает, от чего и куда Скара бежит. Почему так резко сорвался с места? Почему он прямо сейчас практически рискует своей жизнью? Ради чего? Чтобы сбежать от вопросов? Разговоров? Что его так напугало в конце-концов? Неужели из-за того, что Кадзуха мог что-то услышать…       — Скара! — пытается дозваться до него Кадзуха, ощущая какое-то неприятное чувство дежавю. Сколько раз он уже бегал вот так за ним? Сколько раз звал его по имени, в попытках остановить его? Почему до сих пор, спустя так много времени Скарамучча продолжает просто сбегать?       На мгновение Кадзухе кажется, что Скара оборачивается на него, пока перебегает по хрупким, трясущимся под его ногами конструкциям, лишь на одно мгновение задержавшись на месте, чтобы и в самом деле мельком взглянуть на Кадзуху, который очень быстро подбирался к парню, кажется, наплевав уже на все правила безопасности. Кадзуха не боялся высоты, не боялся свалиться и провалиться — в голове не было ничего, кроме…       Что случилось?! Что с ним снова происходит?!              Стоит только Скарамучче оказаться на самом верху, на просторной крыше, откуда выхода, кроме как перепрыгнуть на навес рядом стоящего здания — больше не было, он в некотором сомнении, но всё же решается броситься прямо к парапету, чтобы взобраться по нему и спрыгнуть вниз.       — Не смей! — раздаётся громкий возглас Кадзухи, который с ужасом наблюдает, как юноша подбирается к краю крыши, готовый и в самом деле зайти настолько далеко, чтобы…       — Прекрати! — но вовремя подоспевший Кадзуха, хватает парня обеими руками и оттаскивает его от края, — прекрати, я сказал! — Каэдэхара тянет брыкающегося Скару, который без разбора яростно выпаливал просьбы:       — Нет! Не подходи! Не трогай! Отпусти!       — Успокойся, прошу тебя, — Кадзуха с трудом удерживает в руках солиста, который начинает бить кулаками по его рукам, что вынуждает Каэдэхару опустить парня ногами на землю, а затем резко развернуть его к себе лицом, крепко, почти намертво сжимая его предплечья в своих руках.       — Нет! Пусти меня! — Скара продолжает кричать и вертит головой, пытаясь вырваться из сильной хватки, на что Кадзуха слегка трясёт парня за плечи, словно пытаясь его привести в чувства:       — Скара, ты что творишь? Ты с ума сошёл?! — в голосе Кадзухи отчётливо было слышно страх и глубокую тревогу, которые прямо сейчас сдавливали его грудную клетку, словно он начинал задыхаться от всплеска адреналина после столь опасной погони.       Какого чёрта он снова вытворяет?!       — Отпусти! — просит Скара вновь, начиная руками колотить Кадзуху по груди, в попытках отстранить его от себя, — отпусти, отпусти, отпусти… — его голос окончательно срывается в истерике, пока Каэдэхара стоически терпит удары — несильные, постепенно слабеющие с каждым новым до тех пор, пока Скара окончательно не сдаётся, сильно вздрагивая, готовый будто вот-вот расплакаться…       — Скара… — Кадзуха ослабевает хватку своих рук, пытаясь заглянуть в лицо юноше, и понять хотя бы толику того, что сейчас с ним происходит.       — Нет, нет, нет… — словно в каком-то припадке повторяет Скарамучча, словно в отрицании, словно пытаясь избавиться от действительности, в которой он прямо сейчас находится перед Кадзухой, будто не желая видеть его, не желая, что бы Кадзуха видел его.       — Успокойся, прошу тебя, — встревоженно повторяет Каэдэхара, ощущая, как ещё мгновение, и Скара просто сорвётся на громкие слёзы, — взгляни на меня, пожалуйста, — просит он, чуть приближаясь к юноше, который продолжает слабо, неуверенно вырываться и отворачиваться, поджимая губы и весь дрожа в попытках спрятать мечущийся взгляд, словно желая зацепиться им за что-нибудь по сторонам. Куда угодно, только не на Кадзуху, только не на него…       — Скара… — вновь произносит его имя Каэдэхара, не успевая договорить своей просьбы, потому что:       — Как… Как много ты услышал?! — вдруг срывается с губ Скарамуччи, который тут же снова сжимает их в попытках сдержать громкий всхлип.       Ах, вот оно что…       Кадзуха замирает, наблюдая за тем, как страх, охватывающий Скарамуччу, проясняется на его испуганном лице: ресницы и веки дрожали, а влажные от подступающих слёз глаза выдавали уйму оттенков ужаса, паники, отчаяния…       Неужели он…       — Скара, я ничего не слышал, — уверенно заявляет Кадзуха, решая, что юноше не нужно знать всей правды. Ему страшно. Страшно, что Кадзуха мог что-то услышать. Страшно, что теперь в его глазах он…       — Что…? — голос солиста дрогнул, стоило ему только услышать ответ, заставляющий его моментально расслабить напряжённые плечи, которые всё ещё редко вздрагивали.       — Там играет очень громкая музыка, как по-твоему я мог что-то услышать? Я только хотел зайти спросить, всё ли у вас в порядке…       Хэйдзо был прав: он и в самом деле лжец.       — Ты правда ничего…? — Скара повторяет эти слова, будто пытаясь себя убедить в их правдивости. Возможно, он не верил в них до конца, но, наверняка, сейчас это единственное, что могло усмирить в нём колкую тревогу.       — Ничего, — вторит ему Кадзуха, внимательно всматриваясь в любимые сапфировые глаза, на которые слегка спадали сбившиеся прядки тёмных волос, чуть покачивающиеся из-за несильного прохладного ветра.       В лице Скарамуччи начинает проясняться какая-то осознанность, будто он постепенно выходил из состояния шока, будто липкое и едкое чувство страха понемногу отпускало его…       — Послушай, — Кадзуха аккуратно выпускает из рук чужие плечи и переводит ладони на лицо юноши, — даже если бы я что-то и услышал, — он приближается к нему ближе, вновь заглядывая в синеву любимых глаз, — это бы ничего не изменило.       Скара приоткрывает губы, на мгновение замирая от касаний тёплых ладоней, которыми Кадзуха слегка поглаживает юношу по лицу, стараясь развеять и прогнать остатки всяких сомнений и переживаний.       Каким бы лжецом Кадзуха себя не чувствовал, сейчас он говорил абсолютную правду: не обманывая ни себя, ни тем более Скарамуччу. Ему было всё равно на то, что он услышал в том разговоре. Всё равно, потому что ни статус Скары в группе, ни его отношения с Дотторе, ни контракт, который, видимо, и удерживал парня — ничего из этого не могло изменить чувств Кадзухи.       Потому что он любит: искренне и без остатка, так сильно, что ночами спать не мог. Поэтому он не собирается ни осуждать, ни углубляться в дела давно минувшего чужого прошлого. А если что-то из этого преследует Скару до сих пор — он найдёт способ решить и эту проблему.       — Всё хорошо, — шепчет Кадзуха и продолжает аккуратно удерживать его лицо в своих ладонях, слегка поглаживая по разгорячённой коже щёк кончиками пальцев. Скара снова коротко рвано вздыхает, всё ещё очень сбивчиво дыша, пытаясь наглотаться холодного воздуха, а затем вдруг подаётся вперёд, чтобы молча и слегка неуверенно прижаться к Кадзухе, робко умещая голову на его плече и закрывая глаза.       Не сказав ни слова, Каэдэхара неспешным движением рук осторожно заключает юношу в некрепкие объятия, начиная мягко проводить ладонями по чужой спине, пытаясь хотя бы так утихомирить крупную дрожь в худом теле, которая сопровождалась всё ещё тяжёлыми, рваными вдохами — попытками урвать губами воздух. Скара не обнимал Кадзуху в ответ, но он очень тесно и крепко льнул к нему, словно в невольном желании согреться теплом чужого тела. И только сейчас Кадзуха замечает, что Скарамучча выбежал на улицу без верхней одежды, и теперь после забега по крыше, кожа его тела начала постепенно остывать из-за вечерней прохлады и влаги. Поэтому Кадзуха лишь крепче начинает обнимать Скару, прижимая его к себе настолько близко, насколько это было возможно, желая согреть и укрыть от всех тревог, защитить не только от ветра, но и от всего, что хотя бы на одну сотую могло опечалить или напугать его.              Кадзуха медленно, но всё же начинал понимать, от чего именно Скара бросился в бегство. Он всегда так делал, в попытках избежать неприятных и сложных разговоров, которые касались его: его прошлого, его настоящего, его сокровенного, которое он до сих пор никак не мог открыть, потому что не умел доверять, и, наверняка, не мог свыкнуться с тем, что кто-то готов принять его настоящего: ранимого и чувственного…       Скара очень боялся открываться, боялся выглядеть слабым в глазах других людей, что уж говорить о ситуации, в которой кто-то (а именно Кадзуха) мог узнать нечто очень неприятное из его прошлого, такое, что вне контекста звучало бы просто отвратительно.       «Ты ведь прекрасно понимаешь, как именно он получил место солиста в группе…»       Но даже несмотря на стыд и страх, бегать по старой, почти развалившейся крыше и в попытке скрыться, решиться на то, чтобы прыгнуть с неё — это было уже слишком.       Что-то здесь явно не то. Чего-то не хватает.       Спустя несколько минут молчаливых объятий, Кадзуха начинает чувствовать, как тело Скары в его руках постепенно расслабляется, а дыхание совсем немного восстанавливается, из-за чего вдохи и выдохи становятся тише и плавнее. Совсем по чуть-чуть юноша приходит в себя после пережитой истерики, но от Кадзухи он не отходит, видимо, не желая так скоро отстраняться и испытывая какое-то самому ему неведомое желание побыть ещё немного вот так: в почти полной тишине, которая перебивалась шелестом ветра и приглушенными, отдалёнными звуками музыки откуда-то снизу и приятно согревающим теплом объятий.       Единственное, о чём начинал переживать Кадзуха — это о прохладной погоде, из-за которой рано или поздно Скара начнёт замерзать, даже если будет тесниться и крепко прижиматься. Но пока он просто согревал юношу своими руками, сохраняя в его теле остатки тепла и успокаивая его долгими, аккуратными поглаживаниями ладоней, ласково, очень бережно проводя ими по волосам и спине Скарамуччи.              — Кадзуха… — вдруг тихо шепчет Скара, уткнувшись лицом в чужое крепкое плечо, — после фестиваля… я уйду из группы.       Кадзуха замирает, прекращая в момент гладить юношу, который начинает упираться в чужую грудь, видимо, желая отстраниться:       — Я хочу с… тобой, — произносит Скарамучча, поднимая на Кадзуху взгляд, полный сомнений и смущения, но вместе с какой-то едва поблёскивающей надеждой, — в смысле… работать. Ты вроде хотел, чтобы я стал солистом вашей группы?       Кадзуха практически цепенеет от немого удивления, оставаясь совершенно растерянным от того, что сейчас услышал. Он одновременно был просто безумно счастлив услышать, что Скара действительно готов уйти из «FATUI» и стать солистом «ANEMO», но он не мог просто взять и… поверить в это?       «После фестиваля» — это ведь неделя. Всего лишь одна неделя. Так мало отделяет Кадзуху от его цели, от момента, когда он сможет… признаться.       О, Боже…       — Хорошо… — чуть отойдя от шока, с мягкой улыбкой тихо проговаривает гитарист, стараясь оставаться спокойным, что давалось ему с откровенным трудом, — возможно, я могу тебе чем-то помочь? — спрашивает Кадзуха, робко скользя ладонью по лицу юноши, ласково поглаживая и убирая с глаз и щёк маленькие прядки волос.              — Нет, я сам, — более уверенно заявляет Скара, — просто дай мне немного времени, — он обводит взглядом лицо Кадзухи, который в этот самый момент, как полный (но абсолютно счастливый) придурок начинает улыбаться, даря юноше самую ласковую, искреннюю улыбку:       — Конечно, как скажешь.              Уверенный, но мягкий тон, с которым Кадзуха отвечает Скарамучче, заставляет солиста вздрогнуть, а затем вновь отвернуться, пряча проясняющийся взгляд. И сначала Кадзуха не понял этого жеста, но стоит только лёгкому, едва заметному оттенку смущения появиться на мягких щеках, и Каэдэхара в момент приходит в умиление.       Какой же он очаровательный…       — У тебя есть закурить? — спрашивает вдруг Скара, так и не подняв взгляда, на что Кадзуха коротко кивает и тянется в карман куртки за пачкой сигарет. Солист то ли от холода, то ли от после недавней истерики всё ещё слегка дрожащими пальцами тянет сигарету из предложенной пачки и прикладывает её к своим подрагивающим губам, на что Кадзуха, заботливо протягивая зажигалку и прикрывая её ладонью, тем самым защищая пламя от ветра, аккуратно подпаливает кончик сигареты, позволяя Скаре наконец затянуться и протяжно расслабленно выдохнуть.       И на этот очередной заботливый жест юноша не говорит ни слова благодарности, лишь коротко хмыкает, вновь уводя взгляд куда-то в сторону. Кадзуха и не ждёт от него никакого «спасибо», продолжая беспокоиться лишь о его состоянии, и замечая, что прямо сейчас он начинает слегка замерзать, решается снять с себя свою куртку, бережно укладывая её на худые чужие плечи под слегка изумлённый взгляд синих глаз.       — А ты…? — негромко спрашивает Скара, обращая внимание на то, что Кадзуха остался в одной толстовке.       — Не переживай об этом, — Каэдэхара снова улыбается и помогает парню укутаться в тёплую вещь, в которой он почти утопал из-за её оверсайз-размера, и слегка обняв себя одной рукой, Скара снова делает долгую затяжку, а затем вдруг…       — А это что…?       Парень обращает внимание на слегка увесистый карман, и случайно коснувшись пальцами содержимого, находит там небольшую бутылку виски, про которую Кадзуха и думать забыл.       — А… — Каэдэхара слегка тушуется, пытаясь придумать себе какое-нибудь оправдание, но… — это бутылка виски.       — Я вижу, — Скара слегка приподнимает бровь в недоумении, смотря на Кадзуху, — и часто ты носишь в карманах дорогущий вискарь…?       — Ну я же музыкант… — парень неловко улыбается, потирая ладонью свою шею.       — Придурок…? — хмыкает Скара, рвано выдохнув затяжку куда-то в сторону, — я знаю, что тебе нельзя такое пить.       — Откуда? — Кадзуха в момент замирает, в лёгком изумлении приподнимая свои брови.       — Венти сказал, — спокойным тоном сообщает солист, а затем обращает взгляд на бутылку в своей руке.       Кадзуха вздыхает, слегка покачивая головой, мысленно прямо сейчас проклиная Венти за его длинный язык. Нет, он в самом деле сказал Скаре об этом? А в чём смысл тогда?       — Ты эту бутылку из нашего бара стащил? — слышит парень вопрос от Скарамуччи, который чуть прищуривает глаза, пока вглядывается в лицо Кадзухи.       — Я её купил, — отвечает гитарист, на что Скара слегка вытягивает своё лицо, приходя в откровенное удивление:       — Ты… ты с ума сошёл? Этот виски очень дорого стоит.       — Да, но я… просто хотел предложить тебе выпить после выступления, — не очень уверенно объясняется Кадзуха, совершенно не в силах сейчас привирать и придумывать нелепую легенду, откуда в кармане его куртки оказалась бутылка дорогого алкоголя. Отчасти это было, конечно, правдой, но…       — То есть ты купил её для меня? — делает предположение Скарамучча, и не дождавшись ответа, продолжает, — только не говори мне, что ты хотел меня споить, — внезапно выдаёт он, ударяя Кадзуху бутылкой прямо в грудь, на что гитарист откровенно удивляется, поражаясь тому насколько Скара смог угадать его намерения.       — Нет, что ты, я не…       — Ты совсем не умеешь врать, — перебивает парня Скарамучча, устало вздыхая, — тебя Венти надоумил? Или Аякс? Кто-то из них тебе рассказал, что я болтливым становлюсь, если много выпью?              Кадзуха остаётся в полной растерянности от того, насколько его «план» оказался очевидным. Ну, а чего он, собственно, ожидал? Скару не просто так обмануть, он совсем не глуп, да и нужно быть полным идиотом, чтобы не увидеть какого-то умысла во всех этих нелепых совпадениях.       Но почему-то, даже несмотря на то, что затею Кадзухи разоблачили в пух и прах, он был… этому очень рад. Наверное, потому что ему не хотелось в очередной раз подтверждать своими действиями слова Хэйдзо, который назвал его… лжецом.              Скара почти сердито хмурится, делая последнюю затяжку, чтобы сразу после выкинуть окурок прямо через парапет крыши, куда-то вниз. Кадзуха внимательно следит за чужими действиями, предвкушая, что прямо сейчас Скарамучча выдаст какой-нибудь очередной колкий комментарий, но его намерения вдруг перебиваются звонком телефона.       — Блять…? — Скара сначала даже не понимает, откуда именно раздаётся звонок, по привычке прощупывая карманы куртки, и вспомнив, что она принадлежит не ему, наконец, достаёт свой телефон из кармана джинс.       — О боже… — вздыхает он, обращая внимание на имя того, кто ему звонит, и снова закатывая глаза, неохотно, но всё же отвечает на звонок, — что надо?       — «Скара, ты с Кадзухой? Ты там в порядке?» — из телефона раздаётся знакомый Кадзухе голос Аякса, который, как ему показалось, был весьма обеспокоен.       — Лучше всех, — не без сарказма отвечает Скара, — давай быстрее, ты мне мешаешь.       — «А! Прости-прости! Я хотел сказать, что мы тут это… с Синьорой идём в бар, вы с нами не хотите? Я плачу!»       Скара поднимает взгляд на Кадзуху, который лишь пожимает плечами, а затем переводит глаза на бутылку виски, которую всё это время держал в руках.              — Нет, мы тут сами как-нибудь, — резко бросает в ответ Скарамучча, собираясь уже сбросить звонок, но потом вдруг останавливается, — слушай, придурок, раз ты сегодня провинился, будешь мальчиком на побегушках.       — «Да-да, ваше высочество?»       — Принеси льда в комнату минут через десять.       

18:48

             — Венти, может тебе хватит уже? — Дилюк протягивает парню уже чёрт знает какой по счёту коктейль за сегодняшний вечер, — даже часа не прошло…       — Да, ладно тебе! — отмахивается от заботы бармена Венти, громко посмеявшись, — сегодня такой хороший день!       — В хорошие дни ты не напиваешься вусмерть, — хмыкает мужчина, на что бард лишь молча пожимает плечами, загадочно улыбаясь и отводя взгляд куда-то в сторону, давая понять, что не намерен больше это обсуждать. Бармен вздыхает, коротко покачав головой, и уходит, оставляя Венти одного. Ну, почти одного: с бокалом, доверху залитым коктейлем из какого-то сладкого сиропа и водки.              И едва только парень собирается приложиться к напитку, как вдруг он слышит громкий хохот откуда-то со стороны дверей, мельком узнавая лица вошедшей в бар компании: громко смеющийся Итто со своими друзьями, среди которых Венти замечает Куки и… Горо?!              А?! Что он…тут делает?!              Венти на мгновение замирает, пока внимательно следит за передвижениями ребят, направляющихся к одному из столиков, за которым уже сидело пару человек. Бард настолько увлекается слежкой за своими знакомыми, что не замечает появления Хэйдзо прямо перед собой, и стоит только ему обратить внимание на друга, как он тут же вздрагивает от неожиданности:       — Боже, блять! Напугал!              Хэйдзо ничего не отвечает и с мрачнеющим видом садится рядом с Венти за барную стойку.       — Ты что тут делаешь? Ты с Горо пришёл? — интересуется бард с любопытством поглядывая то на коллегу, то на друзей Итто, которые рассаживаются за стол и обмениваются крепкими рукопожатиями.       — А сам как думаешь? — бросает ответ Хэйдзо, через плечо оглядываясь на эту весёлую компанию.       Венти усмехается и начинает активно потягивать коктейль через трубочку, приходя в лёгкое волнение от возможного исхода сегодняшнего вечера…       О, чёрт…              — Венти, — слыша знакомый голос бармена, парень оборачивается к подошедшему Дилюку, — а этому твоему другу есть восемнадцать? — сердитым тоном спрашивает он, в лёгком пренебрежении подбородком указывая на Хэйдзо.       — А у вашего бара есть лицензия? — быстро находит что ответить Сиканоин на весьма негостеприимное приветствие работника бара.       — Дилюк, спокойно! Это Хэйдзо, он тоже учится в универе, — улыбается Венти, а затем чуть тише добавляет, — …на юридическом.       Дилюк сощуривает глаза, пока встречается с не менее колким взглядом Хэйдзо, и спустя пару секунд всё-таки спрашивает:       — Что будешь пить?       — Бурбон, — резко отвечает Сиканоин, даже бровью не поведя, — со льдом.       — Ещё один… — вздыхает бармен и снова отходит в сторону, чтобы выполнить заказ.       Хэйдзо пристально следит за мужчиной, и в его взгляде читается столько пассивной агрессии, что Венти как-то даже не по себе становится.       — Хэйдзо, ты чего такой злой… — начинает говорить бард, но тут же вместе со своим другом вздрагивает от оглушительного, перебивающего музыку смеха Итто, раздавшегося за недалеко стоящим столиком. Венти обращает внимание на веселящуюся компанию друзей, среди которой Горо вёл себя… весьма открыто? Вау.              — А ты, что, водку пьёшь? — слегка дёрнув бровью, уточняет Хэйдзо, обращая взгляд на бокал, из которого бард потихоньку отпивал, — тебя же от неё разнесёт, — добавляет заключение Сиканоин, на что Венти слегка неловко улыбается, не находя ответа…              А что ему сказать? Что он сегодня весь день не может успокоиться из-за… того, что увидел утром?              — Не парься, я ещё днём заметил, — усмехается вдруг Хэйдзо, кивая подошедшему бармену, который молча пододвигает к парню стакан с бурбоном и льдом, который Сиканоин берёт в руку, — добро пожаловать в мой клуб, дружище, — с этими словами Хэйдзо протягивает стакан к бокалу Венти, чтобы со звоном коснуться его, а после, без колебаний, залить в себя глоток бурбона.       — В какой клуб, Хэйдзо? — смеясь, уточняет Венти, — ты ведь сам всё похерил… — он коротко кивает в сторону столика, за которым сидел Горо.       — А ты типа нет? — усмехается Сиканоин, намекая на ситуацию с Сяо, — ты же сам его бросил.       Венти вздыхает, подпирая голову рукой, собираясь сказать другу что-то вроде: «и без тебя знаю», но его намерения вдруг перебивает громкий возглас, раздавшийся прямо за спинами парней:       — Эй! Да это же Хэйдзо! Мой коллега по ударным, — на плечо барабанщика вдруг падает рука широко и довольно улыбающегося Аякса, который второй рукой жмёт ладонь Венти в приветственном жесте, — привет, дружище, а где Сяо и Итэр?       Венти обращает вопросительный взгляд на Тарталью, но Хэйдзо опережает его:       — А тебе они зачем? Хочешь всё-таки по лицу от Сяо схлопотать?       Аякс с Венти молча переглядываются, а затем начинают громко смеяться:       — Неплохо у нас вышло, а? — спрашивает Тарталья, хлопая барда по плечу.       — Ага, даже Хэйдзо не догадался! — отвечает Венти, пока Сиканоин непонимающим взглядом осматривает этих двоих:       — Вы о чём?       — Забей, — хихикает бард, — мне просто Аякс помогал свести Итэра и Сяо, — он вновь хватается за бокал с коктейлем, чтобы сделать из трубочки глоток, попутно краем взгляда вдруг замечая, что из-за стола, за которым сидел Итто с друзьями, куда-то пропал… Горо.       Ой-ой…       — А Венти с кое-чем помогает мне, — широко улыбается Тарталья, обнимая парня за плечо, на что Венти улыбается, пытаясь скрыть лёгкую тревогу из-за пропавшего с поле зрения Горо.       — Кстати, как там у Скары и Кадзухи наверху дела? — уточняет бард, — всё у них нормально?       — Блин, чёрт его знает. Вроде да, но…              — Что…?              Всё трое парней резко оборачиваются на знакомый слегка растерянный голос, который принадлежал… Горо.       О, нет…       Венти заметно напрягается, переглядываясь с Хэйдзо, который внимательно всматривается в лицо Горо, изображающее оттенок горького, неприятного удивления:              — Кадзуха… тоже здесь?