15 причин (по)любить тебя

      Скажи кто год назад, что я буду увлечён странноватой девчонкой из моего класса, я бы плюнул им в лицо за такое оскорбление. Как я, главный шутник школы, позитивный малый и общительный парень, могу заинтересоваться угрюмой бледнокожей тихоней, сидящей в конце кабинета? Когда одноклассники говорили, насколько мы похожи внешне и как мило смотрелись бы вместе, я желал заткнуть их, даже если слова принадлежали моим друзьям, и, откровенно говоря, бесился с их наивности.       Думая об этой девушке, я лишь находил причины ненавидеть её да как-то записал их в тетрадь по истории. Оказалось довольно просто перечислить нервирующие черты, качества, повадки и прочее белокурой, а вот отыскать её плюсы являлось гораздо более трудной задачей. Впрочем, я данную цель не преследовал. В итоге, получился список длиной в несколько страниц, состоящий из пятнадцати развёрнутых пунктов.       Я не отличался выдержкой и терпением, посему для моего приятеля Юджина было необычным лицезреть пепельноволосого, упорно выписывающего строки и в задумчивости грызущего ручку.       — Джек, что с тобой? — приземлившись подле меня в кафетерии, полюбопытствовал шатен. Обычно он не был столь внимательным к окружающим, но, вероятно, перемены в моём поведении настораживали. Я махнул рукой, безмолвно прося оставить меня в покое, однако Фитцерберт не утихал: — Если тебя опять отшила Мерида из параллельного, ты только скажи, я приду к тебе, и мы поедим мороженое.       — Друг, уймись, — я отложил канцелярию в сторону и взял с покоящегося на столе подноса коробочку сока, — никто меня не отшивал. К тому же, Мерида меня больше не волнует.       — А кто тогда? — Юджин засверкал глазёнками, оглядывая помещение и тыча на каждую женскую фигурку. — Лайла из группы одарённых? Менди из десятого? Скарлетт, дочь директора? Наша Туфианна? Неприступная Джулия Робинс? — он всё тараторил имена, я всё мотал головой, пока не услышал: — Неужто Эльза Разенграффе? — и в сердце подозрительно кольнуло. — Говорили ребята, а ты не верил в вашу с ней совместимость! Вот Рапунцель обрадуется: она ж самый ярый шиппер Джельзы.       Не успел я поперхнуться крашеной жидкостью, как шатен подскочил и устремился к возникшей у раздачи Короне, которая вмещает в себе роль миролюбивой оптимистки и девушки Фитцерберта. Казалось бы, они настолько противоположны, что их пара не должна была образоваться, ведь что общего между доброй блондинкой и приставучим хулиганом?       Тем не менее, вопреки стереотипам, подобно разноимённо заряженным частицам в физике, они прилепились друг к другу и не захотели расцепляться. Так циник превратился в весельчака, а вечное дитя — в иногда философа.       В то же время были я, не разобравшийся в собственных чувствах, и мой взгляд, вновь сам собой приковавшийся к тексту. Возможно, виной сомнениям были разговоры подростков, возможно, меня привлекала загадочность голубоглазой одноклассницы, возможно. Однако отложив треволнения, я с гордостью заявляю, что… я влип. Серьёзно, глубоко и надолго. У меня возникло ощущение, что я открыл пятнадцать причин полюбить тебя, Разенграффе.

***

      — Ты не замёрзла, Рапс? — обеспокоенно осматривая пришедшую с улицы подругу, прошептала Эльза на ухо, чтобы её не услышали. Я стоял около шкафчиков, читая книжку с идиотскими советами по типу: «Как понять, что вы влюблены?» Немудрено, что разговор одноклассниц не ускользнул от моего внимания. — Зима всё-таки, а ты без шапки ходишь, — она щёлкнула замком и вынула пакет в горошек. — Дарю, я сама сшила, — и девушка так тепло улыбнулась, что, в сравнении с лучезарной Короной, казалась гораздо ярче.       То, как Разенграффе заботится об окружающих наперекор своим желаниям и нуждам, нервировало, однако в какой-то миг начало восприниматься мною словно нечто до одури милое. Я бы сам хотел позаботиться о ней.

***

      — Но я не списывала! — продолжала упираться Мадлен, кареглазая шатенка с двумя забавными хвостиками и серёжками-мячиками, которые та получила в подарок от членов школьной сборной по женскому футболу после их безоговорочной победы на межшкольных соревнованиях.       Перемена давно кончилась, а девушка никак не могла угомониться. Всё дело в том, что миссис Чедвик, женщина весьма преклонного возраста, была абсолютно уверена: на её уроке математики ученица внаглую скатала контрольную работу у соседа. Доказательством тому служили совершенно идентичные ошибки в обеих работах. Однако Мадлен настаивала на своём, ведь иметь двойку, которая подпортит средний балл в четверти, ей не хотелось.       — Миссис Чедвик, вы ведь знаете, что Мадлен никогда не списывала и никогда не стала бы! — подскочив с места, воскликнула Корона: в ситуациях наподобие этой у неё всегда обострялось чувство справедливости.       — Рапунцель, не могла бы ты не встревать в разговор. Всё-таки это невежливо, в некоторой степени, — с последней парты подала признаки жизни Анабет, задержавшаяся после урока для просмотра «фильма», в финале которого главных героев в припадке растерзает злобная математичка; однако девушка, видимо, надеялась на сцену после титров, потому во всю распаляла разгоревшийся костёр.       Я преспокойно читал всё ту же книжку с советами, оперевшись о дверной косяк в ожидании Юджина, который оказывал моральную поддержку своей подружке.       — В данный момент встреваешь именно ты, Анабет, — по-змеиному шикнула Рапунцель, и меня невольно бросило в дрожь.       Справа от Короны уверенно подняли руку.       — Позвольте сказать, миссис Чедвик, Вы не обратили внимание на ошибку Марка в девятнадцатом задании, — тактично намекнула Эльза, подойдя к учителю и ткнув где-то в двух тетрадях, кои являлись предметом разговора. — У Мадлен же подобной ошибки нет.       Далее Разенграффе монотонно объясняла что-то, но я особо не вслушивался.       Её упорство и, притом, рассудительность каким-то образом побуждали меня становиться совершеннее.

***

      — Эльза, что это за синяки у тебя под глазами?       Рапунцель уже десять минут допрашивала подругу и уже десять минут испытывала мои нервы. Неужели нельзя оставить Разенграффе в покое, раз она не хочет говорить об этом?       — Ничего такого, — еле слышно сказала Эльза, — просто не спала ночью.       Корона подозрительно сощурилась: ей прекрасно удавалось распознавать ложь (удивительная способность, которая, между прочим, отучила одного моего друга от вранья). По всей видимости, на сей раз по обыкновению честная Разенграффе врала, и этот факт очень не нравился Рапунцель.       — Ну, ладно, — Эльза, глубоко вздохнув, продолжила: — ты моя подруга, потому скрывать от тебя что-то бессмысленно, не так ли?       Собеседница медленно кивнула, настроившись слушать. Я сидел на лестнице, по которой сновали ученики, и делал вид, будто читал учебник по истории (самому отвратительному предмету, если хотите знать моё мнение). Девочки стояли у окна, буквально в паре метров от меня. На них никто не обращал особого внимания, а я, каюсь, их разговором был весьма увлечён.       Эльза на ухо что-то шепнула Короне, отчего та буквально подскочила на месте. До моего слуха донеслись лишь обрывки, а как только начал звенеть звонок, я и вовсе ничего не услышал. Однако те честность и искренность, с какими Разенграффе общалась с подругой, тронули моё сердце намного больше, чем самая слащавая мелодрама, которую мне довелось недавно пересматривать (имеется за мной этот грешок, признаю).

***

      Шёл дождь. Лужи противно хлюпали под ногами. Отчего-то на душе было погано, ровно как и на дорогах, которые развезло от обильного количества воды. Я направлялся домой, движимый огромным желанием завалиться в кровать и беззаботно уснуть, но меня остановила картина, развернувшаяся справа от главной лестницы, в своеобразной нише, мало кем замечаемой.       Эльза, наклонившись над землёй, насквозь промокшая и улыбающаяся, бормотала что-то невнятное. Желание идти домой отпало, напротив, мне захотелось остаться здесь, застыть в моменте.       Подойдя ближе, я рассмотрел коробку с крохотным белым комочком, таким же мокрым, как Эльза, помимо того чем-то напуганным.       «Получается, Разенграффе успокаивает его», — рассудил я и стал близ «парочки» практически вплотную.       Чёрный зонт навис над блондинистой головой, укрывая девушку с котёнком от склизских капель. Кажется, она хмыкнула и потом прошептала: «Спасибо».       Только Эльза с вниманием проявила доброту и сострадание к пушистому чуду. Наверное, только моему взору была открыта эта её сторона.

***

      — Так кто возьмётся за подготовку актового зала к Рождеству? — наша классная руководительница мисс Адамс, относительно милая женщина, увлекающаяся хип-хопом и классической литературой, уже дважды задавала этот вопрос.       Каждый год повторяется одно и то же: на самое грандиозное шоу не хватает рабочих рук. То украсить гирляндами зал некому, потому что одна группа готовит плакаты, другая занимается организацией и рассылкой пригласительных почётным гостям, а третья вообще — вальс репетирует; то ёлку наряжать хотят лишь двое, заставили ещё одного, а нужны минимум пятеро: носить коробки, сочетать украшения, держать лестницу, пока кто-то водружает звезду на макушку. И это только малая часть.       — Я могу, мисс Адамс, я же уже говорила, — эта девушка, как торнадо, появлялась внезапно и столь же внезапно исчезала. Во всю внеклассную деятельность врывалась стремительно, что я и забыл, как ученики зовут её Снежной Королевой.       — Эльза, ты слишком часто этим занимаешься. Я имею в виду помощью со школьными мероприятиями. Иногда и отдых не помешает.       А вот я терпеть не могу эти формальные сборища, портящие всё веселье и атмосферу праздника. Надо видеть, с какой помпезностью и напыщенностью все принимаются за работу, точно убирают покои президента.       — Вы же знаете, мне несложно.       Разенграффе слишком много на себя берёт, а никто ей даже благодарности не окажет. Ох, не завидую я положению почётного ученика: кроме поручений студсовета и учителей ему приходится проявлять инициативу в массовых сборах, собраниях и прочем. Куда забавнее устраивать розыгрыши, особенно если их устраиваю я, или хотя бы разрисовывать стены граффити, как делал Райдер (прозвище Юджина из средней школы). Правда, год назад он завязал со своими «художествами»: Корона умела быть строгой и выглядеть угрожающе.       — Ладно, уговорила. Но не перенапрягайся и возьми себе в помощники, например, Джека. Джек, ты не против?       Уловив краем уха собственное имя, я кивнул… Стоп, что?       — Тогда тебе с Эльзой надо будет зайти в кабинет студсовета после уроков, — мисс Адамс посмотрела на наручные часы. — Скоро звонок, идите.       Собрание и вправду было в кабинете студсовета после уроков, а я и вправду на него пришёл. Однако увидеть старых знакомых не надеялся.       — Джек, тебя каким ветром сюда занесло? — с порога накинулся Юджин, с удивлением изучая мой внешний вид, затем состроив сочувствующую мину. Как говорится, друг поймёт без слов.       Рапунцель выглянула из-за его спины, бодро поприветствовав меня, и подбежала к подруге, пришедшей вместе со мной.       За круглым столом восседала Туф (мы с ней в детском саду в песочнице играли, весёлое было времечко) и пролистывала какой-то журнал с яркой глянцевой обложкой.       Вскоре все расселись по стульям. Собрание объявилось открытым.       Следующий час был самым мучительным и долгим часом в моей жизни. Сперва мы обсуждали общую концепцию украшения актового зала (Рапунцель воодушевлённо рисовала схему, больше походившую на холст с пейзажем, написанным масляными красками). Следом обязанности каждого в отдельности и всех в общем. В конце концов было решено, что парни раздобудут шарики и остальную мишуру, а девочки доработают план и развесят игрушки, пока мы будем их подстраховывать.       Вся наша «делегация», в том числе и я, проявила себя в качестве ответственной и надёжной ячейки общества (если не считать, сколько стеклянных сосулек мы разбили и скольких нервных клеток лишили нашего куратора).       Тем не менее, самой ответственной была Эльза, отнёсшаяся к делу со всей серьёзностью. К слову, именно она первой отозвалась на просьбу учительницы, а другие подтянулись позже.       Всё-таки Разенграффе потрясающая.

***

      — Не мог бы ты оставить меня в покое, Ханс?       Перемена перед пятым уроком. Среди однообразного шума шныряющих туда-сюда учеников я различил мелодичный голос одноклассницы. На лестничной площадке, между вторым и третьим этажом, стояла Эльза, почти вжатая в стену смутно знакомым рыжим парнем. По слухам, Вестергорд был из тех, кто напролом идёт к цели, игнорируя окружающих, и всегда добивается своего. В особенности это касается девушек. Очевидно, его жертвой стала Разенграффе.       — А не то что? — с угрозой произнёс Ханс, и мне захотелось вдарить ему промеж глаз.       Студенты равнодушно плыли по ступеням, не задерживая взгляда на парне с девушкой. Я, в свою очередь, негодовал от их безразличия и готовился в любой момент выйти из укрытия, дабы защитить Эльзу, которая, впрочем, отвечала со всей присущей ей вежливостью и спокойствием:       — Слушай, Ханс, мне приятно твоё участие, но скоро начнётся урок, а я не люблю опаздывать.       — Как скажешь, куколка, — фамильярное обращение резануло слух, — я много времени не отниму: остальным займёмся после уроков, — чёрт, он приблизился на непозволительное расстояние!       В ту секунду я, обычно тихий и безобидный (за редким исключением), почувствовал прилив адреналина и желание убивать. Выскочив из-за угла и стремительно перепрыгнув ступени, оттолкнул Вестергорда к противоположной стене, встав к Эльзе спиной. Звук от удара был смачным, мне даже показалось, что у этого кретина пара-тройка костей треснула.       Злобно сверкнув глазами, Ханс начал двигаться прямо на меня. Ни разу не участвовавший в драке и лишь видевший со стороны спарринги между Юджином и Алистером, приятелем из параллельного класса и, вместе с тем, молодым человеком Туф, я уже предвидел исход: кровь из носа от неприятельского кулака.       Так и случилось. К счастью для меня и несчастью для Вестергорда, за те пять минут, когда я едва не попрощался с жизнью от накатившей волны паники, Эльза успела привести завуча.       Ханса повели к директору, меня — отправили в медпункт. По какой-то неведомой причине Разенграффе увязалась за мной.       В комнате, пропахшей медикаментами, никого не оказалось. Прошарив по шкафчикам в поисках ваты, Эльза оперативно отыскала необходимое и, усадив меня на кушетку вместе с найденным, умотала прочь. Зря я надеялся пропустить урок в её компании: вряд ли примерная ученица станет прогуливать.       Скрипнула дверь, явив моему взору непривычно взволнованную и покрасневшую девушку. Она держала в руках стакан с водой. Протянув его мне, Эльза с облегчением выдохнула.       — Ты спасаешь меня уже во второй раз, — по помещению разлилась нежная мелодия женского голоса. — Наверное, целой жизни не хватит, чтобы отблагодарить тебя, — она хихикнула. — Я редко встреваю в неприятности, но всякий раз поблизости оказываешься именно ты, Джек, — Эльза мягко улыбнулась, ненадолго остановившись на моём, наверняка красном от смущения, лице.       — Н-ничего такого, — заикнувшись, я отвёл взгляд вправо, — любой бы на моём месте так поступил.       Она покачала головой.       — Ты не любой.       Эльза накрыла мои руки своими. «Такие холодные пальцы. Неспроста её называют ледышкой», — промелькнуло в голове прежде, чем я заглянул в голубые, напоминавшие озёрную гладь, покрытую ледяной коркой, очи и утонул в них.       Только сейчас я осознал, какая она красивая.       — Я люблю тебя, — слова слетели с языка, не давая задуматься о последствиях.       — Почему? — Разенграффе всхлипнула? Сильная духом и хладнокровная, самая умная на потоке, эта девушка плакала, и, видимо, я был тому причиной. — Почему ты меня любишь? Я ведь пустышка, — сорванно вскрикнула она.       — Ты не пустышка, — я сжал её руку крепче, чтобы поддержать морально, но недостаточно, чтобы навредить физически. — Не плачь, пожалуйста.       За сказанным последовал поцелуй. Со вкусом вишни, сладкий и тягучий. Самый первый как для меня, так и для Эльзы. Её губы словно выпускали нити холода из глубин сердца, а мои, подсказывали ощущения, теплом опаляли эти нити.       Через пару минут впервые сбежит с уроков лучшая ученица, сподвигнутая первым шутником школы. Их никто не осудит, даже не заметит отсутствия. Я покажу Эльзе тетрадь с аляповатым рисунком снеговиков. Она непонимающе посмотрит сперва на тетрадь, затем на меня. И я скажу:       — Здесь записаны пятнадцать причин любить тебя.