Эмпатия

От победы над Кайдо и до проигрыша мугиваре — один шаг. Кид делает его без сожаления, позади собственная гордость и немного отрывистого смеха. Апу не умер, он жив, и теперь Киду кажется, что этот странный человек дороже целого мира, он был рядом, он держал оборону, он пострадал за идею, за его, Кида, ебаную идею. До Апу был и Хоукинс — но с ним Киду нечего обсудить. Они оба молчат, и только ненормально громкая болтовня Мугивары мешает думать. Хоукинс слишком хорошо притворялся соратником Кайдо — или был им на самом деле, пока Мугивара не прервал этот дикий бред. Кид не любит и не умеет думать вообще — но сейчас он нуждается в решениях, нуждается в совете. И с завистью смотрит на резинового идиота: у того сила и ум переплетены в команде, как нити в полотне. Навигатор ловко настраивает компас. Археолог перелистывает старые страницы. Женщины — у Мугивары их две. Недаром все потные и преисполненные силы мужики не сводят с них глаз и стараются держаться поближе к солнечному кораблю. С рыжей Нами ему проще — Кид, когда раны сходят, прижимает ее к пыльной стенке, обжигая дыханием ее шею, шепчет глупости, делает вид, что не замечает, как ловко вытаскивает она его кошелек — он все равно пуст, и кошелек пуст, и сам Кид. Нами красивая и простая, как земля и хлеб. С ней надежно, а влагалище у нее узкое и теплое, как там — земля, хлеб, жизнь. Кид иногда спит с Нами и даже почти любит ее, а она обещает дать ему направление, но и только — с ним, с Кидом, Нами не пойдет, у нее свой путь, и заканчивается он на грани облаков, там, где ее еще ненарисованная карта останавливается. Помимо него с ней спит еще кто-то — но это не так важно, Нами, как настоящая пиратка, сама делает свой выбор, никто не осудит ее. Пока раны не заживут, ему нужна поддержка рыжей огненной женщины, если понадобится и дальше, он просто украдет ее. Кид настоящий пират. Нико Робин другая — и она отвергает предложение дать ему совет. Вместо того она рассказывает о правлении восьмого царя древней страны, и у Кида кружится голова — как можно заглядывать так глубоко в прошлое, если твое будущее горит в пламени, и целый мир считает тебя исчадием исторического ада?.. Странная — наверное, не такая уж и умная, просто играет или не играет, черт ее дери. — Можно, — отвечает она, подумав. От нее пахнет цветами и старыми книгами — и этот запах ассоциируется со смертью и с возрождением. Нами — жизнь. Робин — смерть. Мугивара правильно выбирал накама, он в таких вопросах никогда не ошибался. Киду тоже нужные такие на корабль — тот же самый Апу бы понял его, раз уж Хоукинс продолжает играть в свое благородное молчание, а Дрейк оказался все еще дозорным. — Зачем он спас меня? — силится спросить Кид. — Потому что ты ему нравишься, — просто отвечает Нами. — Потому что он нравится тебе, — мудро говорит Робин. Она обнимает тонкие плечи подруги, подталкивая ее к Киду или от него, — Потому что он король, а король тонко чувствует мир и живущих в нем. Кайдо хочет смерти. Луффи милостью короля одарил его ею. Это верно и тот, кто против решения короля, канет в небытие. Кид знает, что он уже канул туда, но Робин знает даже больше — она уводит Нами с собой — и в пламени костра эти двое, взрослая и юная, горят в диком танце. Раненный Апу смотрит с восхищением и болью — сам он уже никогда не станет танцевать. Хоукинс, который однажды предаст свой альянс и самого себя, молится своим богам — там, где смертные женщины пляшут под треснутую скрипку, его боги бессильны и слабы. Дрейку такое тоже бы понравилось — если бы он был рядом. И только мрачный Трафальгар Ло хмурится, старательно отводя Мугивару в сторону — он-то точно знает, чем грозит их альянсу такое обилие пиратов поблизости… Хоукинс любит. Любовь его сильна. Но любит он себя и свои мечты. Апу оказался выше и чище, как чище смертный крестьянин или его беременная жена. Киду повезло с альянсом — в нем спит и чертыхается Иисус и молится Иуда. Он бы с радостью принял в свой альянс и Дрейка, если бы тот захотел — какое счастье, что он все-таки предал сначала Кайдо, и лишь потом — себя и дозор. Кид думает об этом, когда смотрит на языческие пляски Нами и Робин — вспоминается собственное детство. Там темно и страшно, а у матери поволока на глазах, такая же будет и у его дочери, если он, Кид, не изменится, если он, Кид, не изменит этот мир. Ему мерещатся блики огня своих товарищей — он видит, как Киллер стягивает маску, чтобы лучше дышать. А потом смотрит на огненную Нами и мертвенную Робин — Мугивара, черт его дери, знал, кого брать в команду, инстинктивно сделал правильный выбор… — Спасибо, что спасли, — говорит Кид, Мугивара не слышит — горлопанит дурацкую песню, а Ло хмурится, ему такое не понять. Куда лучше было бы, если б Кид попробовал вскрыть ему брюхо или сжечь его корабль… Благородный Кид — выше любого понимания. — Я бы ради тебя и пальцем не пошевелил, — сказал Ло, и это была чистая правда. — А кто тогда спас? Мугивара? — Его команда так захотела, — кивает Ло. — Рыжая хочет потом тебе счет предъявить, а Нико-я считает, что лучше держать тебя рядом, под рукой. — Они настоящие пиратки, да? — Почище нас с тобой… Кид больше не слышит, что бурчит в темноту Ло, музыка прерывается, уставшая от своих тридцати или от своих знаний Нико Робин возвращается на свое место, мечник Мугивары недобро провожает ее взглядом — ревнует, и тут же смотрит вокруг. Рыжая, все еще кружась, неловко садится между ним и Ло, приценивается и делает выбор. — Проводишь меня, Траффи? — пьяно смеется она. — Я иногда боюсь темноты. Сегодня как раз такой день.