Крылья ласточки

      Мерзлый ветерок, промозглый и колючий, трепал черно-белые кудри, норовя лизнуть то лоб, то бледную щеку, а то и вовсе забраться под высокую кожаную стойку плотного ворота жакета. Подавив подспудное желание зябко повести плечами, она расправила их посильнее и, посмеиваясь, сама подставила лицо ветру. Он мазнул холодным поцелуем по губам. Те — темно-алый росчерк на белой коже — изогнулись в жутковатой полуулыбке.       Она глубоко вздохнула, ощущая, как приятно обхватывает ребра плотный, по фигуре, черный жакет. Морозный ноябрьский воздух остро пах влажной древесной корой и городской пылью, прибитой к асфальту ночным дождем.       Вместе с дождем, смешавшись с остатками туши, высохли недавние слезы.       Открыв поутру глаза — комната тонула в тусклых предрассветных сумерках, — она с удивлением прислушалась к собственному дыханию. Оно было глубоким и ровным.       В нем сквозило спокойствие.       Холодное, непривычное. Приятное.       Осторожно спустив ноги на пол, она поднялась со смятой кровати. Ступни покалывали редкие ворсинки вытертого половичка. Она вновь прислушалась к ощущениям. Ноги стояли твердо.       Мокрые помятые братья обнаружились на диване Джаспера, в самом уголке. Стиснув в объятиях спящего Мигуна и запрокинув голову на спинку дивана, Хорас похрапывал, приоткрыв рот. Подобрав одну ногу под себя — другая, длинная, как макаронина, протянулась едва ли не до середины комнаты, — Джаспер тоже крепко спал, уронив курчавую голову на грудь. Темные волосы от влаги закрутились еще сильнее. Мокрый Бадди сиротливо сопел на коврике в ногах у Хораса.       Вздрогнув — впервые с тех пор, как открыла глаза, — она обвела комнату взглядом и с облегчением — чуть менее искренним, чем следовало, — убедилась, что кроме них пятерых в доме никого нет.       Интересно, когда ушел он?       Она торопливо помотала головой, отгоняя глупую, совершенно неуместную мысль, и решительно направилась в ванную.       Бесформенная куча атласа по-прежнему ярко алела на старой кафельной плитке.       Осторожно тронув ее кончиками пальцев босой ноги, она негромко усмехнулась и покачала головой — той самой, которой, согласно уговору, предстояло в ближайшем будущем украсить магазинчик Арти.       Оставив платье валяться на полу, она шагнула к раковине и буднично уставилась в зеркало — уже ничуть не боясь. И прекрасно сознавая, кого там увидит.       Она — зеленоглазая, с картинно растрепанными черно-белыми волосами и змеящейся по губам едва заметной улыбкой — насмешливо взирала на нее.       Девушка моргнула и непроизвольно коснулась пальцами краешка рта.       Не «она».       Я.       Круэлла.       Она вздрогнула: это имя отчетливо прозвучало в голове.       Имя, произнесенное до боли знакомым, въевшимся под кожу, в самую душу, мужским голосом.       Внезапно, кажется, даже для самого себя, он назвал ее так.       Всего раз.       Круэлла.       Она вгляделась в бледное, с острыми чертами, лицо девушки напротив. Та терпеливо ждала, насмешливо изогнув бровь.       Это я.       Она повертела головой, разглядывая ее — свое — лицо со всех сторон. Высокие скулы — чуть острее, чем ей всегда казалось. Неожиданно резкий разлет темных бровей. Ярко-изумрудные глаза в обрамлении склеившихся от остатков туши ресниц.       Круэлла — это я.       Кру-эл-ла.       Она попробовала имя на вкус. Горьковато-соленое, жесткое, покалывающее холодом язык. Шершавое, как горстка морской гальки.       И все же... оно прозвучало неожиданно мягко, облаченное в негромкий, непривычно низкий, хрипловатый мужской голос — его немногословному обладателю, вероятно, давно не приходилось говорить так много.       Она вздрогнула. Отражение смотрело на нее расширившимися зелеными глазами. На мгновение ей показалось, что в изумрудных радужках промелькнула тень испуга.       «Я ненавижу тебя!»       Ее скрюченные, точно от судороги, пальцы. Короткие ногти царапают воздух в миллиметрах от его лица.       «Я не враг тебе»       Ее руки в его руках. Чудовищно крепкая — внезапно осторожная — хватка на тонких запястьях.       «Ублюдок!»       Ее искаженное яростью лицо, жгучее пламя, опаляющее ребра изнутри.       «Прости»       Его потемневшие усталые глаза, прикосновение к локтю сквозь рукав футболки.       Она резко прижала ладони к лицу: в стылой кафельной клетушке щекам неожиданно стало горячо. Чувство, смутно напоминающее стыд, так и подмывало сползти на пол и забиться, точно уличная шавка, в угол за раковиной.       Ну почему все так... так?       Поскорее затолкав гнетущие мысли поглубже в необъятную темень черепной коробки — вероятно, где-то там, будто привидение на чердаке, должно было водиться подсознание, — она торопливо умылась холодной водой из-под крана и вновь опустила глаза на бесформенную алую кучу у своих ног.       Ей вдруг сделалось смешно. Она бухнулась на корточки рядом с кучей и, запустив пальцы в волосы, принялась раскачиваться с пятки на носок и обратно, лишь чудом умудряясь сохранять равновесие и рискуя всякий раз опрокинуться на спину.       Право слово, она сейчас всерьез раздумывает над тем, как будет оправдываться перед Арти за испорченное платье? После всего, что она узнала вчера, всего, что роилось теперь под взлохмаченной двухцветной гривой, стукаясь изнутри о череп, словно сонные осенние мухи о стены темной комнаты? После того, как выяснилось, что убийцей ее матери была ее... мать? После того, как мужчина, к которому она была куда менее равнодушна, чем следовало бы, в долю секунды превратился в злейшего врага — затем лишь, чтобы в следующее мгновение внезапно стать спасителем ее никчемной, едва успевшей начаться жизни?       Она хрипло усмехнулась и устало привалилась плечом к сточной трубе под раковиной, вытянув ноги перед собой: босые ступни начинал покусывать холод кафельной плитки.       Да, она думала о проклятом платье — Круэлла думала.       Ворох красных складок на полу продолжал мозолить глаза — шелковистый, яркий. Осязаемый. В отличие от двух маячивших в темной глубине сознания человеческих фигур. Призраков ее прошлого.       Настоящего.       Призраков, с которыми ей рано или поздно предстояло встать лицом к лицу.       И если с первым — первой — все было до боли, до нетерпеливой дрожи в кончиках пальцев понятно, то со вторым...       Как быть со вторым, Круэлла — хладнокровная, жутковато-спокойная Круэлла, методично утиравшая вчерашние Эстеллины слезы, — не имела ни малейшего представления.       Ублюдок!       Я тебя ненавижу!       — Да чтоб тебя!.. — она больно прикусила кончик языка, жалея, что не сделала этого накануне — прежде, чем отпечатавшиеся в сознании проклятия успели сорваться с губ.       Не ненавижу.       Знаешь же, что не ненавижу.       Она тупо уставилась на бесформенную атласную кучу, обхватив себя руками за плечи и все яснее осознавая: если она не займет себя чем-нибудь — не подберет себя с пола вместе с платьем, не отнесет его в химчистку и не заглянет с повинной к Арти, — не миновать ей новой истерики.       Она наклонилась и подтянула платье к себе. Шурша по щербатой плитке, оно растеклось по полу алой лужей, тускло поблескивая в свете одинокой лампочки, словно густая, темная кровь.       Ее кровь.       Тряхнув двухцветной гривой, она торопливо поднялась на ноги, попутно сматывая платье в рыхлый валик.       Без малого час спустя ей удалось, наконец, избавиться от него в одной из ближайших химчисток, и теперь она, на удивление взбодренная морозным утренним воздухом, в кои-то веки перебирающим черно-белые пряди, а не искусственные — рыжие, стояла под дверью знакомого магазинчика, исполненная решимости выбить для себя отсрочку приговора. Ненадолго — пока не обделает одно... дельце.       В котором, если повезет, душка Арти даже согласится ей помочь.       На пороге магазинчика она слегка притормозила, мимодумно постукивая о каблук кончиком трости и ловя долетавшие из-за спины шепотки: немногочисленные утренние гуляки, бесцельно шатающиеся по Карнаби-стрит, вероятно, успели опознать в ней таинственную героиню свежих газетных статей.       Гадая, читает ли Арти газеты, она слегка дернула плечом, словно стряхивая прилипшие к рукаву чужие перешептывания, и толкнула дверь.       Ответ на свой вопрос она получила прежде, чем успел стихнуть раздавшийся над головой серебристый перезвон китайских колокольчиков.       Шлепнув на стойку утренний выпуск популярной желтой газетенки — на первой странице она, ни капли не удивившись, заметила собственную фотографию, — Арти выразительно облокотился о прилавок, обнажив в ухмылке ряд безупречно белых зубов.       — Я должен был догадаться, что ты не так проста, как кажешься, Золушка.       — Привет, Арти, — она отзеркалила его улыбку и неторопливо прошествовала к стойке. — Узнал, выходит?       Он снисходительно повел головой, отбрасывая в сторону упавшую на глаза челку.       — Я узнал платье, — и, понизив голос до театрального шепота, добавил: — Круэлла.       В ответ она шире растянула в улыбке темно-алые губы. Из уст Арти это имя прозвучало тихо и изысканно-зловеще, совсем иначе, не как у... у него.       И все же — ей понравилось.       Круэлла.       Я — Круэлла.       Арти тем временем неслышно выплыл из-за своей стойки, легонько пробежавшись по ней пальцами, непринужденно сложил руки на груди и прислонился спиной к прилавку, становясь полубоком к девушке. Взгляд голубых глаз оценивающе прошелся по затянутой в черную кожу фигуре, подмечая детали с хорошо знакомой Круэлле профессиональной въедливостью.       — Повернись-ка, дай рассмотреть тебя получше, — скомандовал Арти и, когда она повиновалась, довольно ухмыльнулся. — Должен признать, Золушка превратилась в принцессу. Выглядишь роскошно, — (она легонько пожала плечами, словно он сказал нечто совершенно очевидное). — А теперь признавайся, Круэлла, зачем тебе весь этот маскарад? — и он заговорщически поиграл бровями.       Вместо ответа девушка беззвучно усмехнулась и, скользнув кончиком языка по верхним зубам — зубы у нее были ничуть не хуже, чем у Арти, — посмотрела на него с загадочным прищуром.       Арти распахнул аккуратно подведенные глаза.       — Вот чертовка! — по выражению ее лица он понял, что пронзившая мозг догадка оказалась верной. — Маскарадом была Эстелла...       Круэлла, легонько постукивая алыми ногтями по набалдашнику трости, невозмутимо двинулась к тянувшемуся вдоль стены ряду вешалок.       — Эстелла неплохо справлялась, — она мимоходом потянула за рукав одно из платьев, скользнула по нему равнодушным взглядом и почти сразу запрятала обратно в слои шелка и бархата. — Была знатной мямлей, что уж там, но... — зеленые глаза, едва успев остановиться на манекене, облаченном не в алое платье, снова обратились к Арти, — в целом довольно полезной.       Арти склонил голову к плечу, молча ожидая продолжения. Впрочем, в прозрачных голубых радужках поблескивало плохо скрываемое любопытство, и Круэлла не сомневалась, что на языке у него вертится рой вопросов.       — Тебе все еще интересно, зачем мне это.       Арти привычным движением руки смахнул с глаз золотистую челку.       — Дай-ка подумать. Ты появляешься из ниоткуда, выпрашиваешь едва ли не самое дорогое платье в моем магазине, устраиваешь светопреставление на приеме у Баронессы фон Хеллман... И останавливаться, похоже, не планируешь, — он в притворной задумчивости постучал длинным пальцем по подбородку. — Так что, знаешь... Пожалуй, что да, интересно.       Круэлла, пугающе тихо ступая по полу на своих каблуках, медленно подошла к нему. Выбеленное пудрой лицо алым росчерком перерезала кривая улыбка.       — Ты ведь помнишь: я собиралась вернуть кое-что, что принадлежит мне.       Стоило отдать Арти должное: под взглядом изумрудных глаз, густо обрамленных угольной чернотой, он не повел и бровью.       — Вернула?       — Вернула.       Мне вернули.       — Значит, это Баронесса?.. — Арти сделал многозначительную паузу, однако продолжение оборванной фразы ясно читалось в его взгляде.       Она оскалилась шире.       — В точку, дорогуша, — он заметил, как женские пальцы сильнее стиснулись на блестящем черном древке трости. — Только вот ведь незадача... — она, кажется, даже не моргала, — как выяснилось, она задолжала мне куда больше, чем я предполагала.       Парочку жизней.       Арти сложил руки на груди и сощурил на нее свои голубые глаза.       — И что же... — в его негромкий голос вернулась прежняя театральность, — ты планируешь делать?       Круэлла тихо усмехнулась. Арти совершенно точно был заинтригован, а значит, шансы привлечь в его лице союзника и лишнюю пару умелых рук были не так уж плохи.       — Для начала, — ногти скрипнули по серебряному набалдашнику, — хорошенько поразвлечься, — она сверлила его пронзительным взглядом вспыхнувших изумрудной зеленью глаз. Арти терпеливо ждал продолжения. — Интересует?       Он выдержал паузу — Круэллу его склонность к излишнему драматизму потихоньку начинала раздражать, — после чего вдруг весело фыркнул, в который раз отбрасывая со лба норовившие залезть в глаза прядки волос.       — Я уж думал, не спросишь, — он небрежно облокотился на высокий прилавок, подпирая голову рукой. — И что же от меня требуется?       Девушка скрыла вздох облегчения. Расслабляться, впрочем, было рано: Арти еще предстояло узнать про платье. Она настороженно смотрела на него из-под густо накрашенных ресниц, старательно ловя малейшие изменения на его красивом лице.       — Все, что ты сможешь мне предложить. Я не привыкла привередничать, Арт.       — Ой ли! — ухмыльнулся парень. Несмотря на полное отсутствие внешнего сходства, он все больше напоминал ей Джаспера, чье беззлобное подтрунивание над нею доводило ее порой до белого каления. — По части платьев, помнится, ты та еще привереда.       В насмешливом прищуре голубых глаз ей на мгновение почудилось что-то лисье, словно Арти было известно нечто, неизвестное ей, однако она быстро отмахнулась от этих мыслей, и, подобравшись, непроизвольно стиснула в пальцах внезапно нагревшийся набалдашник трости.       — По поводу платья, Арт... — она кисло улыбнулась краешком рта, осторожно подбирая слова, — видишь ли...       Уголки его губ внезапно дрогнули, и девушка резко осеклась, не понимая, в чем дело. Заметив, что разоблачен, Арти, больше не скрываясь, улыбнулся от уха до уха и, явно забавляясь, заговорщически подмигнул опешившей Круэлле.       — В этом совершенно нет нужды, дорогуша, — промурлыкал он, наслаждаясь смятением на ее лице и продолжая улыбаться, точно кот, объевшийся густых сливок. — Впрочем, услышать подтверждение моей правоты из твоих уст будет весьма приятно, поэтому продолжай.       Вконец обалдевшая Круэлла с подозрением смотрела на Арти — уж не тронулся ли от скуки умом?       — Ты о чем? — бросила она, исподлобья глядя на него и непроизвольно перебирая по трости кончиками пальцев.       Арти изогнул бровь, зеркаля — намеренно или нет — ее настороженный взгляд.       — А ты?       — Да мать твою! — не выдержав, ощетинилась Круэлла. — Твои загадки, Арт, сейчас совсем не в тему, ей-богу! Говори!       Пропустив грубость мимо ушей, Арти отлепился от своей стойки и шагнул к девушке, не отводя подозрительного взгляда от ее лица. Та, нервно скривив краешек темно-алых губ, смотрела на него как на блаженного.       — А ну-ка скажи мне, красавица, — то ли не замечая выражения ее лица, то ли намеренно игнорируя его, Арти в изобличительном жесте наставил на девушку указательный палец, — ты ничего не знаешь, да?       Круэлле показалось: еще немного, и она ударит его тростью — не сильно, исключительно в целях профилактики идиотизма.       — Что именно, по-твоему, я должна знать? — процедила она, отмахиваясь от его руки.       Лицо Арти снова расплылось в улыбке. Он отступил на шаг — двухцветные волосы его визави начали, казалось, потрескивать от напряжения — и, сложив руки на груди, торжественно прокашлялся.       — Например, то, что полчаса назад некий джентльмен весьма представительного вида выложил всю сумму за платье, которое, пользуясь моей нечеловеческой добротой, позаимствовала у меня одна известная нам обоим юная леди.       * * *       Торопливо перебежав дорогу, не дожидаясь зеленого сигнала светофора — резкий звук одинокого клаксона противно резанул по ушам, — она на мгновение перевела дыхание и, быстро оглядевшись, юркнула в пустынный сероватый переулок с глухими кирпичными стенами. Сунув пальцы под плотный ворот жакета, оттянула его, поглубже вдыхая прохладный, с запахом влажной городской пыли, воздух, и устало привалилась спиной к стене, снова принимаясь барабанить ногтями по лакированному дереву трости и бездумно разглядывая прилипшие к острым мыскам туфель бурые обрывки палых листьев.       Голос Арти, мелодичный и обманчиво невинный, по-прежнему звучал в голове, словно парень, вместо того, чтобы изящно пожать плечами в ответ на ее брошенное напоследок «я найду тебя, когда понадобишься, Арт», увязался за ней, продолжая развивать и без того пространную мысль о том, как некий джентльмен не задумываясь отстегнул весьма баснословные деньги за ее платье, и о том, что все это могло бы значить. Произнося последнюю фразу, стервец нарочно растягивал слова, глядя на девушку с таким хитрым прищуром, что ей страшно хотелось то ли съездить по симпатичной физиономии чем-нибудь тяжелым, то ли срочно окунуть лицо в ледяную воду фонтана в Риджентс-парке, чтобы остудить вспыхнувшие под слоем пудры щеки.       Выходит, он не просто ушел, ни слова не сказав, с утра пораньше.       Он ушел прямиком в треклятый магазин, чтобы купить треклятое платье.       Для нее.       Она не сомневалась: благодарить следовало Джаспера, язык которого с пугающей регулярностью обращался в помело.       Мысленно сделав себе пометку при случае укоротить это самое помело — если понадобится, собственными портновскими ножницами, — она зажмурила на мгновение глаза и несколько раз легонько стукнулась затылком о шершавую кирпичную стену в слепой попытке хоть немного встряхнуть оцепеневший мозг.       Зачем ты это делаешь?       Какие цели преследуешь?       Ты и впрямь не с ней?       Ты...       ... со мной?       Резко распахнув глаза, она машинально прижала стиснутую в кулак руку к груди, к холодной коже жакета. Под пальцами гулко и рвано стучало, точно попавшая в западню птица билась изнутри о прутья клетки.       Ощущения, прекрасно знакомые Эстелле.       Для Круэллы — чуждые, непривычные... пугающие.       Отпрянув от стены, точно она вдруг раскалилась докрасна, девушка поспешно сунула трость под мышку и от души потерла щеки основаниями ладоней. Холод собственных рук слегка привел ее в чувство.       — Заткнись, Арти, — зачем-то буркнула она себе под нос, мысленно отмахиваясь от продолжавших дрейфовать в сознании плохо скрываемых намеков последнего. — Просто заткнись.       Собравшись с мыслями и тряхнув напоследок головой, Круэлла деловито смахнула кончиком трости налипшие на туфли прелые ошметки листьев и, гулко стуча каблуками, зашагала прочь из серой подворотни, в кирпичных стенах которой вместе со словами Арти тихо гасло эхо лондонского утра.       Неоконченными на сегодня оставались два... — неожиданно для самой себя она вдруг споткнулась о стык тротуарных плит и несколько раз моргнула, торопливо прогоняя внезапно застлавшую глаза пелену липкого, незнакомого страха, — одно дело.       * * *       Она сидела полубоком к столу, закинув ногу на ногу и чинно пристроив трость на коленях. Носок черной замшевой туфельки мерно покачивался в воздухе, весьма красноречиво демонстрируя полное равнодушие утренней гостьи к беспрестанным — и, говоря откровенно, не слишком тщательно скрываемым — перешептываниям за спиной. Под спадающей на плечи черно-белой копной, завладевшей вниманием раздражающе многочисленных — для некрупного желтенького издательства в воскресный день — присутствующих, зудели, проедая мозг и неприятно диссонируя с внешним спокойствием, совсем не радостные мысли.       Оставаясь истинным джентльменом даже в ее собственном воспаленном воображении, Джон — будь он неладен! — галантно отступил в тень, оставив на авансцене ту, чье имя продолжало смутно маячить в сознании, отливая темной рыжиной волос. Съежившись под колючим взглядом немигающих изумрудных глаз, она молча заламывала тонкие пальцы с незаживающими следами от булавок.       Ответный взгляд из-под стекол очков, потерянный и тоскливый, несколько отрезвил, и Круэлла невольно отметила, как разжались стиснутые до боли зубы, запрятанные под бесстрастно-вежливой, сухой полуулыбкой.       Разумеется, глупое, сродни детскому, малодушие, внезапно заставившее ее свернуть с намеченного маршрута, десятой дорогой обогнув знакомые ворота Риджентс-парка, могло принадлежать только Эстелле.       Круэлла едва заметно дернула уголком рта, не замечая, как расслабившиеся было пальцы вновь стискиваются на холодном древке трости.       Эстелле принадлежало не только малодушие.       Вся эта затея — бесполезная, никому не нужная сентиментальщина! — принадлежала ей.       Что до самой Круэллы...       Признаваться в этом не хотелось, но она попросту поддалась.       Поддалась, потому что...       Неважно.       Если Эстелле, вероятно, и было, что сказать, то Круэлле с Кэтрин Миллер говорить не о чем.       Она ведь ей даже не...       Глазам вдруг стало горячо, словно в лицо ей швырнули пригоршню перца. Резко выдохнув от неожиданности, Круэлла едва не уронила по-прежнему лежащую на коленях трость на пол. Поскорее избавившись от нее, прислонив к стулу, девушка цапнула с чужого рабочего стола первое, что попалось под руку, попутно едва не сверзив с края столешницы стаканчик с несколькими авторучками и парой остро заточенных простых карандашей.       Свеженький номер газеты все еще пах типографской краской, дешевая сероватая бумага была чуть шершавой наощупь.       С первой полосы, из-под заголовка теснящихся друг к другу крупных угловатых букв, словно пытающихся спихнуть друг друга со строки, нахально улыбалось похожей на оскал улыбкой лицо — бледное, худое лицо, словно перерезанное надвое темным изломом губ. Гриву черно-белых кудрей венчал нимб догорающих в воздухе искр.       Круэлла подавила внезапно вспыхнувший на кончиках пальцев порыв прижать к щеке холодную ладонь: взметнувшееся вверх пламя успело оставить на коже едва ощутимый, похожий на мимолетное дуновение горячего ветра, поцелуй.       Вглядываясь в невозмутимо-холодные глаза девушки на фотографии, она не заметила, как хрустнул в сжавшемся кулаке угол газеты.       Этот взгляд не мог принадлежать ей.       Или мог?       Быть может, следовало благодарить Аниту за удачно пойманный кадр?       Или она, за несколько мгновений до этого оказавшаяся в жгучем плену полыхнувшего белого кокона, и впрямь выглядела... так?       Она едва сдержалась, чтобы не передернуть плечами: по спине, вдоль позвоночника, словно кто-то невидимый провел холодным мокрым пальцем.       Интересно, что бы на это сказала ма...       О черт.       Короткое слово — живое, теплое, почти святое, — даже не прозвучав, внезапно оцарапало горло уродливой колючей ледышкой.       Никакая она мне не мать.       Не успев понять, к какой из двух женщин относилась больно полоснувшая по внутренностям непрошенная мысль, Круэлла вздрогнула: рядом раздалось негромкое деликатное покашливание.       Резко выдохнув, она решительно затолкала теснящийся в груди ворох невесть откуда взявшихся мыслей и чувств поглубже в темень сознания, решив, что разберется с ними позднее, и, ослепительно улыбнувшись, подняла глаза на подошедшую девушку.       — Анита Дарлинг, — глядя, как школьная подруга усаживается за стол напротив нее, Круэлла машинально расправила смятый уголок газеты и вернула ту на прежнее место. — Давно не виделись.       На смуглом лице Аниты проступила едва заметная улыбка. Сложив пальцы на столе домиком, она чуть помедлила, прежде чем заговорить.       — Я должна была догадаться. Узнать тебя еще там, на балу. Я ведь только потом поняла: это же она, Эстелла. Из средней школы.       Круэлла невольно поморщилась, вновь услышав это имя. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Аниты, по долгу службы привыкшей подмечать детали. Она вопросительно приподняла черные брови.       — Как ты понимаешь, — ее собеседница опустила пальцы на набалдашник прислоненной к стулу трости, — Эстелла осталась в средней школе.       Теперь меня зовут иначе.       Анита оставила это заявление без комментариев, успев заметить, как по лицу гостьи пробежала, точно легкая рябь по воде, едва уловимая тень.       — Ты устроила знатный переполох, Круэлла, — негромко усмехнулась она, невольно вспоминая, как девчонка с таким же именем, появляясь словно из ниоткуда, куролесила под сводами школы. — Знаешь, впервые на моей памяти Баронесса выглядела настолько... — она чуть замялась, подбирая слово, — нелепо. Полагаю, теперь она тебя ненавидит.       Круэлла медленно втянула носом воздух.       Она возненавидела меня еще до моего рождения.       Старательно удерживая на губах прилипшую к ним, точно сырой цемент, улыбку, она доверительно наклонилась поближе к Аните и понизила голос до театрального шепота:       — Думаешь, меня это пугает?       Анита невольно улыбнулась в ответ.       — В детстве мне казалось, что ты вообще ничего не боишься.       — С тех пор изменилось многое. Но не это.       Разве что от Риджентс-парка ты сегодня ломанулась как ошпаренная, гадливо усмехнулся внутренний голосок. Круэлла оборвала его, с глухим стуком опустив локти на столешницу.       Не подозревая о душевных терзаниях школьной подруги, Анита кивнула на свежую газету.       — Ты обеспечила мне двойной тираж.       Круэлла вся подобралась, радуясь, что Дарлинг сама затронула интересующую ее тему. Склонить ее на свою сторону будет, пожалуй, даже проще, чем Арти. Она посмотрела на Аниту, слегка сощурив ярко-зеленые глаза.       — Продолжим в том же духе?       Анита склонила голову к плечу, внимательно глядя на Круэллу.       — Ты хочешь?..       — Посбить с нее спесь, — девушка утвердительно кивнула, ощерившись на сей раз во вполне искренней, хоть и несколько устрашающей улыбке. Анита молчала, ожидая продолжения, и Круэлла, поймав себя на том, что ей не терпится увидеть реакцию собеседницы, извлекла из кожаного рукава припасенный заранее козырь. — Ты однажды сказала мне, что не будешь против, если у нее появится конкурент.