Крылья ласточки

      — Терпеть этих клуш не могу. Аж зубы сводит.       Девушка в накрахмаленном черном переднике испуганно опустила глаза. Руки, державшие на весу бархатную подушечку с золотистыми кистями по углам, совершенно затекли, и она изо всех сил пыталась заставить их не дрожать.       — Что с тобой? — скривив красивые темно-красные губы, женщина оторвалась от созерцания своего отражения в большом трехстворчатом зеркале и вскинула на нее глаза.       — Н-ничего, — пролепетала девушка, лишь на секунду подняв взгляд и тут же снова уронив его в пол.       В холодных голубых радужках промелькнуло плохо скрываемое презрение.       — Прекрати сотрясать воздух. Раздражает.       — Простите, Баронесса, — несчастная склонила голову еще ниже.       — Дай сюда, — фыркнула женщина, выдергивая подушечку из ее рук. — Иди.       От резкого рывка на пол чуть не посыпались бриллиантовые серьги и колье. Повторять дважды Баронессе не пришлось: еще раз пробормотав извинения и боясь издать лишний звук, девушка торопливо просеменила к выходу и выскользнула за дверь, закрыв ту так осторожно, будто она была сделана из китайского фарфора.       Опустив на мгновение веки и сжав губы в ниточку, Баронесса медленно выдохнула и снова подняла глаза, встречаясь взглядом с собственным отражением. На красивом лице с тонкими аристократическими чертами предательски проступало напряжение, которое не мог скрыть даже искусный вечерний макияж. Женщина мысленно выругалась: ежедневное общение с идиотами явно не шло ей на пользу. Она устало сжала переносицу большим и указательным пальцами, по-прежнему глядя в зеркало.       — О чем я говорила, Джеффри?       Отражение высокого парня за ее спиной, и без того прямое как палка, вытянулось, казалось, еще сильнее.       — О клушах, — не моргнув глазом отрапортовал он. Над туго застегнутым белоснежным воротником едва заметно дернулся кадык.       Мужчина, стоявший у двери, беззвучно хмыкнул. Ни Баронесса, ни Джеффри этого не заметили.       Женщина взяла с подушечки длинную серьгу, сверкавшую гранями бриллиантов, и теперь задумчиво вертела ее в пальцах. Камни время от времени вспыхивали красным, отражая яркий цвет лака для ногтей.       — А, — ее красивые черты исказила презрительная усмешка. — Да. Жалкое зрелище.       Джеффри нервно поджал губы, не зная, что на это ответить, и торопливым жестом поправил съехавшие на кончик носа очки. Джон, по-прежнему молча стоявший у двери, посмотрел на парня со смесью сочувствия и внезапного уважения: постоянно выглядя так, точно готов вот-вот рухнуть в обморок с высоты своего немалого роста, Джеффри в присутствии начальницы умудрялся сохранять строго вертикальное положение вот уже без малого год.       — Ни вкуса, — тихо цедила Баронесса, вдевая серьгу в ухо и щелкая замочком, — ни достоинства...       — Я прошу прощения, мэм, — решился Джеффри. — Учитывая их негаснущий интерес к вашим коллекциям... Словом, смею заметить, что вкус у них все же есть.       Джон мысленно усмехнулся. Баронесса медленно развернулась к парню, облокотившись о резную спинку стула, и посмотрела на него снизу вверх. Высокий Джеффри стал как будто ниже, даром что спина его осталась безупречно прямой.       — Подхалим из тебя никудышный, — в холодных голубых глазах вдруг полыхнула искра веселья, и он нервно провел рукой по тщательно уложенным темным волосам. Предательские очки снова медленно, но верно сползали по носу вниз. — Но за старания хвалю. Ты забавный.       Джеффри натянуто улыбнулся, пробормотав себе под нос что-то похожее на «спасибо». Вся его напряженная поза, однако, говорила о том, что понятие «забавный» в его личном рейтинге комплиментов если и фигурировало, то явно где-то в конце списка. И то при условии, что употреблялось оно не по отношению к самому Джеффри.       Продолжая молча наблюдать за ними со своего поста, Джон невольно отметил про себя, что в некотором смысле согласен с Баронессой. Стараясь угодить жесткой и беспринципной начальнице, ее молодой помощник порой льстил напропалую — иногда довольно неуклюже, — походя при этом на худого длинного суслика в дорогом костюме, что раскланивается перед коршуном, сидя перед тем на блюде.       — Вкус, — быстро потеряв интерес к Джеффри, Баронесса застегивала вторую серьгу, — и возможность носить дизайнерскую одежду — это разные вещи. Первое, в отличие от второго, на деньги толстосума-мужа не купишь, — покончив с серьгой, она ловко щелкнула замочком колье и поднялась на ноги, опершись ладонями о полированную поверхность трюмо. Из-под английского воротника жакета сверкнул крупный бриллиант.       Джеффри, которого собственное бледное отражение за спиной начальницы начинало нервировать, сделал небольшой шаг в сторону. Отражение послушно скрылось за рамой. Баронесса не обратила на телодвижения помощника никакого внимания. Про стоявшего у двери Джона она, похоже, вообще забыла.       — Сорить деньгами мужа, оставаясь его тенью... Бездумно восторгаться вещами, в которых ничего не смыслишь... — Баронесса криво усмехнулась, качая головой. — Жалкие создания.       Джеффри едва заметно раскачивался взад-вперед, предусмотрительно решив молчать: быть забавным ему совсем не понравилось. Кроме того, было не вполне понятно, к кому обращается Баронесса — к нему или к своему отражению в зеркале. Может, и вовсе к Джону? Парень скосил глаза. Застывший у выхода из комнаты мужчина стоял с совершенно невозмутимым видом, учтиво сложив руки перед собой и не выказывая ни малейшего интереса к происходящему. За ворот пиджака по шее бежала от наушника почти незаметная пружинка провода.       Продолжая исподтишка разглядывать старшего коллегу, Джеффри старательно подавил уже привычный приступ зависти. Из всех людей, ежедневно окружавших леди фон Хеллман, Джон был, похоже, единственным, кто ни капли ее не боялся. Маска каменного спокойствия на строгом лице и бесстрастное выражение глаз не мешали ему безупречно выполнять свои обязанности то ли начальника отдела безопасности, то ли личного телохранителя самой Баронессы — Джеффри за год так и не определил. Словно молчаливая тень, Джон постоянно находился где-то рядом, имел доступ во все — или почти все — помещения модного дома и время от времени отлучался по особым распоряжениям начальницы, пользуясь услугами одного из ее водителей. Недели три назад Джеффри столкнулся с Джоном, выходившим из маленькой неприметной комнатки: тот как раз вернулся после очередной таинственной вылазки в город. Парень, машинально кивнувший в знак приветствия, вздрогнул, успев заметить, как темноту крохотного помещения расчертили вспыхнувшие красные лучи охранной системы. В следующую секунду Джон захлопнул металлическую дверь и как ни в чем не бывало кивнул в ответ. В тишине щелчок автоматической блокировки замка прозвучал громче выстрела, и Джеффри предпочел поскорее убраться восвояси.       Попытавшись поначалу выяснить что-нибудь у других работников модного дома, Джеффри почти сразу отказался от этой затеи. На свои вопросы он всякий раз получал один и тот же — с небольшими, разве что, вариациями — ответ: «Когда я впервые пришел сюда, Джон уже был здесь». Складывалось впечатление, что Джон находился тут чуть ли не с начала времен, даром что на вид ему было не больше сорока пяти.       Хвостом следуя за леди фон Хеллман и беспрестанно поправляя очки, новоиспеченный личный помощник хозяйки модного дома размышлял, не связывает ли этих двоих нечто большее, чем просто рабочие отношения. Но и эту мысль пришлось довольно быстро отбросить: любые привязанности женщина презирала едва ли не сильнее, чем всевозможных идиотов и пресловутых клуш — лишенных вкуса обладательниц мужей-толстосумов. Способность самого Джона чувствовать хоть что-то и вовсе была под вопросом: нечитаемое выражение его глаз порой пугало похлеще хищных повадок Баронессы. У той, к тому же, когда-то имелся муж, правда, довольно давно — сам Джеффри в ту пору вовсю размазывал по тарелке ненавистную овсянку под строгим маминым взглядом и ни о какой работе, упаси Боже, не помышлял.       В конце концов парень уверился, что Баронесса просто отчего-то доверяет Джону несравнимо больше, чем другим, а Джон по неизвестной причине с прямо-таки поразительной ответственностью подходит к своим обязанностям. Первой, впрочем, это не мешало регулярно отпускать язвительные комментарии в адрес второго, а второму — до неприличия спокойно их игнорировать. Последнее, несомненно, являлось для самого Джеффри предметом особого восхищения и тайной зависти.       Предавшись своим мыслям, он не сразу сообразил, что Баронесса снова заговорила.       — ... богатый муж приносит куда больше пользы, находясь в могиле, — окончание фразы, произнесенной ровным сухим голосом, достигло мозга с небольшим запозданием.       Прежде чем поспешно обратить взгляд на начальницу, Джеффри с удивлением заметил, как по бесстрастному лицу Джона пробежала едва различимая тень.       Решив поразмышлять над этой странностью когда-нибудь на досуге, Джеффри сглотнул — от напряженного молчания в горле жутко пересохло — и уже открыл было рот, но от сомнительного удовольствия комментировать брошенное Баронессой неоднозначное заявление его избавил топот подошв за дверью. Джон молча шагнул в сторону за секунду до того, как та, распахнувшись, ударилась о стену.       — Баронесса! — на пороге стоял взмыленный управляющий с перекошенным то ли от гнева, то ли от благоговейного ужаса лицом. — Я только что видел Остин.       Женщина медленно развернулась к нему. Тот встал навытяжку, приобретая совсем уж нелепый вид.       — Что еще за Остин? — брезгливо проронила Баронесса, скривив губы. Вечно пресмыкающийся управляющий бесил ее похуже всех богатых матрон вместе взятых.       — Ту девчонку, — лицо у мужчины пошло рябью, — которую я отправил вам помогать. Она сказала, что вы ее выгнали, — он делал паузы почти после каждого слова, отчего казалось, что у него вот-вот начнется истерика. — Что эта... эта... Что она натворила? Я немедленно ее уволю!       Леди фон Хеллман скрестила руки на груди.       — Не утруждайте себя, — она холодно смотрела на управляющего, без особого энтузиазма пытаясь вспомнить его имя. Джереми? Джеральд? — Если уволить всех идиотов, в «Либерти» попросту будет некому работать, — красноречиво изогнутая бровь и немигающий взгляд, направленный прямо на него, заставили мужчину сникнуть.       — Благодарю вас, — ляпнул он ни к селу ни к городу, растянув губы в подобострастной улыбке, больше похожей на гримасу. Можно было подумать, что у него разом разболелись все зубы.       Джон скользнул по мужчине равнодушным взглядом. Джеффри за спиной Баронессы продолжал тихонько раскачиваться, будто камыш на легком ветерке, попеременно глядя на всех троих. Фон Хеллман молчала.       Несчастный управляющий, потерев влажные ладони друг о друга и сцепив руки в замок, предпринял еще одну попытку.       — Баронесса, — она прикрыла глаза, но Джон заметил, как раздулись ее ноздри. — Все уже собрались. Я имею в виду, гости, репортеры... Все в лучшем виде. Поэтому я... почту за честь, — паузы между словами управляющего стали длиннее, а по лицу то и дело пробегала нервная судорога, — сопроводить вас в зал. Если вы позволите, — он снова улыбнулся, отчего его еще больше перекосило.       Женщина пожала плечами и переступила с ноги на ногу. Тонкие шпильки почти до половины тонули в ворсе темно-бордового ковра.       — Нет, — произнесла она тоном, каким обычно говорят совершенно очевидные вещи. — Я в состоянии найти дорогу сама.       — Но...       — К тому же, — она смерила управляющего взглядом с головы до ног, — я бы предпочла, чтобы в одном кадре со мной не было... — указательный палец с длинным красным ногтем очертил в воздухе неопределенную фигуру, в которую мужчина вписался целиком, — чего-то подобного.       Дернув краешком рта, он подтянул узел галстука и решил уточнить:       — Вы показали на... меня?       Джону захотелось помассировать переносицу, но он сдержался. Джеффри, округлив глаза, таращился на управляющего, точно пытался силой мысли заставить того убраться от греха подальше.       Баронесса посмотрела на него как на блаженного и, памятуя о пагубном влиянии идиотов на ее внутреннее и внешнее состояние, от дальнейших комментариев отказалась.       — Джеффри, ты пойдешь со мной, — тот с готовностью сделал шаг вперед, становясь за ее правым плечом.       Джон поднял глаза, зная, что получит распоряжения следующим. Баронесса удостоила его коротким взглядом, бесцеремонно отодвигая с дороги проглотившего язык управляющего.       — Следи за порядком, Джон. Как мы только что выяснили, концентрация идиотов здесь... впечатляющая.       Джон кивнул и молча вышел из комнаты вслед за ней и Джеффри, на ходу поправляя наушник.       Управляющий с распахнутым ртом и поднятым кверху указательным пальцем остался стоять на краешке бордового ковра.       * * *       Клуши в рюшах Джона не волновали. Устроившись в одной из неприметных ниш и прислонившись плечом к стене, он спокойно смотрел, как поток шелка и бархата устремляется в сторону, откуда, как он знал, должна была появиться — и, судя по поведению гостей, уже появилась — Баронесса фон Хеллман.       Быстро отдав несколько распоряжений по рации и проследив за расстановкой охраны — по двое у каждого входа и еще четверо по углам условного квадрата, в центре которого находилась хозяйка вечера, — Джон сложил руки на груди и снова принялся наблюдать. Операторы привычными отточенными движениями расставляли штативы, журналисты торопливо вынимали из сумок диктофоны.       В море дорогих тканей и перьев, штурмуя волны, мелькали две макушки. Кудрявая черноволосая девушка тащила на буксире вторую, чья темно-рыжая шевелюра ярким пятном вспыхивала в толпе. Джон невольно дернул краешком рта: среди богато и, стоило это признать, безвкусно разодетых дам в возрасте «примерно от двадцати до восьмидесяти» эти юные женщины — очевидно, начинающие журналистки, — походили на двух бойких воробьев в стае распушившихся крикливых павлинов.       Воздух прорезал тонкий звон: леди фон Хеллман небрежно постучала аккуратным ногтем по краю своего бокала, призывая к тишине. Голоса тут же смолкли. Раздались первые щелчки затворов. Джон, позволивший себе на мгновение расслабиться, вновь подобрался, прекрасно зная, с чего начнет свою речь Баронесса.       Слова о безвременно почившем муже она умело сдобрила легкой дрожью в голосе. Джон подавил желание закатить глаза и плотнее стиснул руки на груди. Среди гостей пронесся сочувственный шепот, вскоре потонувший в звоне хрусталя и произнесенном нестройным хором «За Барона!». Сжав челюсти, Джон отвел взгляд от статной фигуры, первой поднявшей свой бокал.       Рыжая макушка маячила за левым плечом невысокого коренастого оператора. Быстро поправив тонкой рукой съехавший на затылок берет, девушка что-то сказала своей кудрявой спутнице, щелкавшей фотоаппаратом, отпила из бокала и, приподнявшись на цыпочках, принялась выглядывать из-за спины оператора то с одной стороны, то с другой. Балансируя на носочках, она довольно потешно покачивалась. Джон понял: девчонка жадно ловит каждое слово Баронессы, но отчего-то, в отличие от остальных представителей прессы, не спешит воспользоваться ни камерой, ни диктофоном.       Нахмурившись, он сделал шаг вперед, оставаясь в тени ниши. Лица рыжеволосой девушки ему было не разглядеть: на ее правое плечо спадали чуть растрепавшиеся огненные пряди. В ухе периодически потрескивали голоса охранников «Либерти».       Джеффри исправно суетился вокруг Баронессы, подбегая то к журналистам, то к кому-нибудь из секьюрити, и лишь чудом умудрялся не расплескать из своего бокала шампанское, к которому так и не притронулся. Затормозив рядом с оператором, за чьей спиной отчаянно подпрыгивала девушка в берете, он начал, выразительно размахивая свободной рукой, давать какие-то указания. Оператор кивнул, жестом подозвал к себе женщину в брючном костюме, сжимавшую в руке микрофон, и они вдвоем двинулись к одной из витрин. За стеклом струились, переливаясь в мягком свете ламп, атласные складки асимметричного платья в пол цвета индиго. Фирменный образ нынешней коллекции был Джону хорошо знаком. На ходу сказав что-то Джеффри, Баронесса небрежно махнула рукой и направилась туда, где телевизионщики уже настраивали освещение.       Толпа начала вновь рассредоточиваться по залу. Джон, сузив глаза, старался не потерять из виду темно-рыжую макушку. Небольшой фотоаппарат у девушки действительно имелся — болтался на накинутом на шею длинном ремешке, — но мужчина был совершенно уверен в том, что она, в отличие от своей спутницы, ни разу не притронулась к нему.       Девушки неторопливо двинулись в обратную сторону, время от времени огибая курсирующих по залу разодетых в пух и прах особ преимущественно женского пола. Джон отступил поглубже в тень, не сводя с них глаз. Рука непроизвольно дернулась к внутреннему карману пиджака, но он, заметив это, тут же остановил себя. Рация осталась лежать на своем месте.       Затормозив у одного из многочисленных столиков, рыжеволосая девушка поставила на край полупустой бокал и, порывшись в сумке, извлекла из нее небольшой блокнотик.       Глядя, как спутницы, склонив головы и изредка кивая в сторону окруженной операторами и осветительными приборами Баронессы, переговариваются между собой, Джон невесело усмехнулся себе под нос: в последнее время юные особы подозрительного вида прямо-таки повадились выводить его из равновесия. Сначала зеленоглазая блондинка с Хаттон-Гарден, теперь эта рыжая девчонка... Впрочем, справедливости ради стоило отметить, что в случае с блондинкой подозрения оказались совсем не беспочвенными. Небольшая заметка в «Таймс», которой мужчина обыкновенно сопровождал свой утренний кофе, подтвердила то, в чем он и так был практически уверен. Настырный внутренний голос, правда, еще долго вещал в голове, убеждая его, что отнюдь не своеобразный способ заработка неизвестной молодой женщины пошатнул пресловутое равновесие — по субъективному мнению самого Джона, в большинстве случаев крайне устойчивое. Привыкшего к холодной внутренней тишине мужчину голос неимоверно раздражал. Но еще сильнее раздражало то, что голос был прав.       Кудрявая девушка тем временем коснулась рукава спутницы, привлекая к себе внимание, и указала туда, где последние несколько минут находилась Баронесса. Проследив взглядом за ее рукой, Джон понял, что леди фон Хеллман покончила с интервью для телевидения. Очевидно, девушка предложила подруге поторопиться и постараться добыть пару эксклюзивных комментариев — обычное дело.       Вновь обратив взгляд на юных журналисток, Джон вдруг с удивлением заметил, как плечи рыжей на миг напряглись, а спина неестественно выпрямилась. Он оценил ее умение владеть собой: в следующую секунду она уже что-то непринужденно вещала, оживленно жестикулируя. Вторая девушка понимающе кивнула и направилась в указанном направлении одна.       «Кто же ты такая?» — успел подумать Джон, глядя на журналистку, не делающую фотографий, имея при себе камеру, и отказывающуюся от беседы с той, на чей вечер пришла. Рука сама собой потянулась за рацией.       — Роджерс, Смит, — сам не зная, почему, Джон сказал совсем не то, что велел ему профессиональный долг. — Левое крыло. Следите, чтобы не было давки.       Правое крыло, по которому отправилась в замысловатое путешествие таинственная рыжеволосая девушка, стремительно пустело. Двое охранников, занимавших пост у входа, снялись с места и, следуя за потоком гостей, двинулись в другой конец зала. Джон хмыкнул, заметив, как девчонка на мгновение обернулась к двери, оценивая обманчиво свободный путь к отступлению. Сделав для верности еще один крюк и ненадолго остановившись у пары манекенов — мужчина готов был поклясться, что в том, как она быстро провела рукой по складкам одного из платьев, сквозило сожаление, — девушка стремительно пошла к выходу, с которого он только что снял охрану.       Выйдя из тени, Джон позволил себе с полминуты понаблюдать за ее тщетными попытками открыть дверь. Девушка отчаянно толкала ту худеньким плечом, видимо, совсем позабыв, что означают слова «закрытое мероприятие». Несмотря на гул голосов в отдалении, Джону казалось, что он отчетливо слышит шелест ее длинной черной юбки. Дернув за ручку еще пару раз, девушка замерла. Чересчур прямая спина выдавала ее напряжение, а под рыжей копной явно шел бурный мыслительный процесс.       Поправив наушник, Джон направился в ее сторону. Шум в другом конце зала надежно заглушал звук его шагов. Остановившись за спиной девушки, он с мгновение помедлил. Пытаясь сообразить, что делать, она дышала часто и поверхностно, совсем как воробей.       Джон еще раз осмотрелся. Охраны поблизости не было.       — Я могу вам чем-нибудь помочь, мисс?       Нужно отдать девушке должное. Она не дернулась, не вскрикнула и не принялась с новой силой ломиться в закрытые двери. На долю секунды ее дыхание сбилось, но в остальном она не выказала никаких признаков испуга. Память услужливо воскресила в сознании образ блондинки с Хаттон-Гарден. Та тоже вела себя на удивление спокойно для человека, только что обнесшего ювелирный, пусть и на пару с подельником. Захотелось тряхнуть головой: блондинка, не ведая, что творит, тащила за собой целый ворох воспоминаний, которые здесь и сейчас были совсем не к месту.       Подавив неприятный зуд в грудной клетке, Джон усилием воли сосредоточил свое внимание на той, что стояла в эту секунду спиной к нему. Ее волосы отливали красным.       Девушка начала медленно поворачиваться вокруг своей оси, и Джон склонил голову, приготовившись встретить ее взгляд.       — О да. Могли бы, — начала она бархатно-медовым голосом. — Видите ли, мне срочно нужно...       Он едва успел прочитать имя на пресс-карте. Эмма Мартин. Выходит, ты у нас ласточка, а не воробей, мысленно улыбнулся Джон.       А потом она вскинула на него огромные ярко-зеленые глаза.       * * *       Эстелле показалось, что ее с головой макнули в густую и тягучую как кисель тишину. Шум, доносившийся из другого конца зала, резко стих. Лоб под рыжей челкой моментально покрылся холодной испариной.       Вежливо улыбаясь уголками губ, на нее смотрел высокий лысый мужчина средних лет, облаченный в дорогой черный костюм — слишком хороший для безликого охранника, пусть даже и в «Либерти». Если бы его фигура не поплыла перед взором Эстеллы, словно она только что сошла с палубы корабля после жуткого шторма, девушка, вероятно, заметила бы, как слегка дрогнули бледные губы, когда его ореховые глаза встретились с травянисто-зелеными ее.       Она смотрела на него в упор, продолжая улыбаться как полнейшая кретинка — лицо будто стянуло подсыхающим на воздухе цементом — и чувствуя, как плыть начинает весь зал, а мужская фигура наоборот приобретает все более четкие очертания.       Он вдруг стал еще выше — или сама Эстелла внезапно скукожилась вдвое? — и несколько помолодел, а пиджак, превратившийся в черный жюстокор образца восемнадцатого века совершенно неожиданно украсило пышное жабо, столь нелепо смотрящееся на этом суровом широкоплечем мужчине.       Пространство вокруг наводнили призраки, все как один в напудренных париках, в камзолах и платьях, в каких щеголяли при дворе кого-то из трех Георгов. Голой ноги над краем кеда — разве она надевала не ботинки? — коснулся жесткий мех. Бадди? Но ведь Бадди дома, вместе с мальчишками и Мигуном!       — Надевай, пока никто не увидел!       Этот странный мужчина на нее злится? Зачем он нахлобучивает ей на голову панаму? Она точно знает, что черно-белая шевелюра надежно запрятана под рыжим париком!       Где-то вдалеке звучит лай. Это не Бадди. Мелькают пятна. Черные пятна на белом полотне короткой гладкой шерсти.       В ушах звенит крик. Мамин? Или ее собственный?..       Сквозь крик пробивается холодный голос. Он шипит где-то под париком, отвешивая ей невидимую, но такую ощутимую оплеуху.       Очнись, идиотка! Приди в себя!       Инстинкты, выработанные за десять лет воровской жизни, по счастью, взяли верх. Эстелла моргнула, осознав, что прошло всего несколько мгновений. Одеревеневшие губы по-прежнему были растянуты в улыбке.       Он все так же смотрел на нее. Жабо испарилось вместе с разодетыми призраками, а она снова была ниже него всего на полторы головы. Где-то справа покачивалась в такт дыханию свисавшая из-под берета темно-рыжая прядь.       Жабо с жюстокором исчезли, но это, вне всяких сомнений, все еще был он. Тот, с кем разговаривала мама в ту злополучную минуту, когда двенадцатилетняя Эстелла — или все же Круэлла? — решила, что ничего страшного не произойдет, если она взглянет на таинственный бал одним глазком. Тот, кто поймал ее, улепетывающую от взбешенных пятнистых собак сквозь будущее море перьев и шифона, и отругал за двухцветные волосы, которые так ей нравились. Тот, кто знает, что она убила... убила...       Эстелла мысленно надавала себе увесистых пощечин и встряхнулась. Ей плевать, кто он такой. Ей плевать, как он здесь оказался. Надо отсюда сматываться, и побыстрее.       — Прошу прощения, — невидимая сухая корка, сковавшая губы, пошла трещинами, когда она заговорила и сделала новую попытку очаровательно улыбнуться. — Дверь почему-то не открывается, — помня заветы Джаспера, девушка решила косить под дурочку.       — Дверь заперта, — убийственная прямота его ответа вкупе с нечитаемым выражением лица вновь всколыхнула внутри волну паники, которую ей с грехом пополам удалось временно подавить.       Она невинно подняла брови, чувствуя, как желудок сжимает невидимая стальная рука: в его взгляде ей вдруг почудилась искра узнавания. Потенциальная возможность разоблачения несуществующего издания, в котором работала несуществующая Эмма Мартин, теперь казалась милым пустячком.       — А открыть никак нельзя? — придав лицу виновато-смущенное выражение, она для верности пару раз хлопнула ресницами и трогательно сжала кулаки на ремешке сумки.       Эстелле было невдомек, что, взглянув в ее глаза, мужчина действительно на секунду увидел перед собой девочку-подростка с черно-белыми волосами, что потеряла в суматохе свою большую вельветовую панаму. Но мгновение спустя, отчего-то совершенно не удивившись, узнал в ней совсем другого человека.       Перед ним стояла она — молодая воровка с Хаттон-Гарден. Без броского макияжа, без желтовато-блондинистых прядей, без одноглазой собаки и высокого кучерявого напарника. В очках на чуть вздернутом кверху аккуратном носу и небрежно сдвинутом набок берете, из-под которого струились по шее и плечам огненные локоны. В высоких армейских ботинках на толстой подошве и удивительно ладно сидящем костюме. В моде Джон поневоле разбирался и определить индивидуальный пошив был вполне способен. Но откуда? Неужели — сама?..       А она смотрела на него, не мигая, своими проклятыми зелеными глазами. Уловка, конечно. Трюк, рассчитанный на какого-нибудь туповатого амбала-охранника. Джон вспомнил, с каким самоуверенно-расслабленным видом девушка вышла в тот день из ювелирного. Очевидно, местный секьюрити отлично подходил под это описание и охотно поддался на чары симпатичной молодой незнакомки.       Джон мог бы с уверенностью сказать, что подобное на него уже давно не действует.       Если бы рыжая девица, так искусно-виновато улыбавшаяся ему в лицо и надеявшаяся в эту минуту на спасение, не смотрела на него глазами той, кого он спасти не смог.       Он принял решение, мысленно наградив себя парой нелестных выражений.       — Нельзя. Но если вам так срочно нужно уйти, я провожу вас к служебному выходу.       Эстелла на мгновение округлила глаза, не поверив своим ушам. Так просто? Спохватившись, она благодарственно прижала к груди сцепленные в замок руки и смущенно улыбнулась.       — Это было бы очень любезно с вашей стороны, сэр! Дело в том, что я совершенно забыла о времени, — мысленно морщась и борясь с комом в горле, защебетала она. — Жаль, что я не могу остаться, такой чудесный вечер... Ну прямо как Золушка, не находите?       Джон молча развернулся, приглашая следовать за ним. Возведенных к потолку глаз и кривой усмешки, тронувшей на миг его плотно сжатые губы, девушка не заметила.       Моля Аниту не вздумать прямо сейчас пойти ее искать, Эстелла припустила за мужчиной, едва поспевая за его широкими шагами.       Служебный коридор встретил их приглушенным светом и тишиной. Семеня вдоль бесконечных рядов одинаковых с виду закрытых дверей, девушка отчаянно пыталась заставить обезумевшее сердце перестать так неистово долбиться о ребра. Ей казалось, что если идущий впереди мужчина услышит его неровный дерганый стук, произойдет непоправимое.       Гипнотизируя его широкую спину, закованную в дорогую плотную ткань пиджака, девушка не забывала время от времени выглядывать из-за высокой мужской фигуры, высматривая заветную дверь. Когда та наконец показалась, Эстелла едва сдержала вздох облегчения. И не сразу поняла, что мужчина вдруг резко остановился.       — Должен сказать, что рыжий цвет идет вам гораздо больше.       От неожиданности она едва не ткнулась лицом ему между лопаток и тут же отпрянула, уловив смысл слов, что он произнес совсем тихо, не поворачиваясь к ней.       — Что вы сказали?..       Мозг заволокло вязким туманом. В голове, звуча его голосом, билась о стенки черепа единственная мысль.       Надевай, пока никто не увидел!       Она замерла, прижимая к себе сумку и чувствуя, как отнимаются ноги. Как ее верные сильные ноги, что столько раз уносили девушку от полицейских и охранников, отказываются ей повиноваться.       — Вы ведь не обчистили никого из гостей, мисс... — он слегка повернул голову, и она вперилась невидящим взглядом в его жесткий профиль, — Мартин?       — Что?!       Оторопев, Эстелла умудрилась возмутиться по-настоящему. Уверенная в том, что чертов таинственный незнакомец разглядел-таки в ней девчонку с двухцветной растрепанной копной, она никак не ожидала такой постановки вопроса.       Мужчина наконец обернулся к ней. Строгое лицо оставалось совершенно спокойным, что нервировало ее еще сильнее.       — Хаттон-Гарден. Три недели назад. Мне довелось проходить мимо.       Брови девушки взмыли вверх. Ей захотелось то ли рассмеяться от облегчения, то ли рвануть от него прочь. Он не узнал ее. Но узнал ту, другую. Ту, что помогла вынести из ювелирного украшений на баснословную сумму. Ту, что обманом находилась здесь. Сковавший ноги лед начал оттаивать, но уличные инстинкты заставляли оставаться на месте и тянуть время. Для чего? Она надеялась, что мозг не подведет и выдаст что-нибудь стоящее.       — О чем вы говорите? — насмешливо проронила Эстелла, не отводя взгляда от его лица, что давалось ей с немалым трудом.       — У вашего напарника был прекрасный пиджак, — склонив голову, заметил мужчина как бы между прочим. — Полагаю, ваша работа? Как и сегодняшний ваш костюм.       Девушка невольно дернулась, проклиная собственное тело, так редко ее подводившее.       Кто он, черт его дери, такой?!       — Спокойно, мисс, — мужчина едва заметно улыбнулся, заметив, что она готова сорваться с места. В его взгляде не было враждебности, и это не на шутку пугало. — В зале полно охраны. А за парадной дверью вы рискуете столкнуться с тем, чей пригласительный совершенно случайно оказался у вас.       — Чем ваша компания лучше? — процедила Эстелла, отбросив показную вежливость вместе с тщетными попытками блефовать.       Мужчина пожал плечами.       — Хотя бы тем, что я собираюсь открыть перед вами эту дверь и отпустить вас восвояси, как и обещал. При условии, конечно, что в вашей сумочке нет чего-то, что час назад принадлежало кому-нибудь из присутствующих в зале, — он чуть приподнял левую бровь, — или лежало в витрине.       — Почему?       Он уловил в ее голосе нотку совершенно искреннего удивления, которое она тщательно пыталась скрыть.       — Надеюсь искупить грехи прошлого, — сухо усмехнулся мужчина. — Такой ответ вас устроит?       — Не устроит, — Эстелла посмотрела на него исподлобья. — Но другого вы не дадите.       Он с секунду сверлил ее непроницаемым взглядом.       — Идемте.       В несколько шагов мужчина оказался у металлической двери. Лязгнул замок, тихо скрипнули петли. В коридор поплыли вечерние сумерки, пахнущие дождем.       Эстелла крадучись подошла к выходу. За дверью никого не было.       — Вы ждали отряд полицейских? — заметив ее колебания, поинтересовался мужчина.       — Обыщете хотя бы? — она спрятала удивление за гримасой легкого презрения и демонстративно протянула ему сумку.       — Вам непременно хочется, чтобы я вас обыскал? В зале, насколько я помню, осталась ваша подруга. Думаю, она подскажет, где вас найти, чтобы я в случае необходимости мог это сделать.       Эстелла мысленно выругалась, вспомнив об Аните.       — Она не моя подруга. Мы познакомились здесь. Около часа назад. Я обманула ее точно так же, как всех... — он насмешливо приподнял бровь, и ей захотелось ругнуться вслух, — почти всех, здесь присутствующих.       Он молча смотрел на нее. Эстелла вдруг почувствовала, как отяжелели плечи.       — Та девушка правда ничего не знает, — устало проронила она. — А здесь, — демонстративно пошарив в сумке, она извлекла из нее потрепанный блокнотик и пару карандашей, — правда ничего нет. Фотоаппарат еще был. Больше ничего.       Мужчина стоял, прислонившись плечом к дверной раме и сложив руки на груди.       — Я верю вам, мисс Мартин. К слову, свое настоящее имя вы мне, конечно же, не скажете?       Эстелла ощетинилась.       — С чего вы взяли что это — не настоящее?       Он выразительно посмотрел ей прямо в глаза. Взгляд девушка не отвела, но соврать отчего-то не смогла.       — Вы правы, — буркнула она. — Не скажу.       — Тогда всего доброго, — мужчина на мгновение улыбнулся своей едва заметной полуулыбкой. — И будьте осторожны, мисс Мартин, — он понизил голос, — в следующий раз.       Эстелла посмотрела на него как на сумасшедшего.       — Странный вы, — бросила она напоследок.       И быстрым шагом направилась прочь, юркнув в ближайший проулок. Свернув за угол и перестав чувствовать спиной его внимательный взгляд, Эстелла припустила бежать.       Посмотрев вслед быстро удаляющейся девушке, Джон устало потер между бровей костяшкой указательного пальца и поднял глаза к небу. С востока неслись рваные серые тучи. Мужчина вспомнил, что у рыжей незнакомки не было зонта.       «Лишь бы под дождь не попала», — неожиданно для самого себя подумал он, закрывая дверь.