Обнуление

      Всё началось со сказанного как бы невзначай: «А завтра уже Рождество».       И будь Гэвин Рид не так сосредоточен на написании отчётов, которые Джеффри Фаулер любезно спихнул на него ещё с утра, то, вероятнее всего, уловил бы мечтательные оттенки в словах Ричарда. Но, как однажды изрёк Конфуций, неважно, с какой скоростью ты движешься к цели, главное — не останавливаться. А цель у Гэвина была! В кои-то веки разгрести рабочий завал, не испепелив при этом монитор, разумеется, Фаулера, наглым образом прохлаждающегося в своём кабинете, и заодно бубнящего над ухом Ричарда, — и наконец отлепить отсиженный за день зад от стула. Как мелочна может оказаться мечта, когда на нежной коже ягодиц начинают появляться пролежни!              Но признаться, «двигаться» удавалось со скрипом. То приходилось лезть в файловые дебри, разбросанные на компе, то страдальчески кривиться, всякий раз заслышав крутящуюся на повторе Jingle bells — отдельное спасибо Тине и её фанатической любви к праздничной атмосфере, — то вспоминать добрым словом Ричарда, который, по ощущениям, за кофе добирался в соседний город — на своих двоих, в метель, — а не в комнату отдыха. Иной причины, почему каждую порцию надо было ждать по полчаса, Гэвин придумать не мог. То, что Ричарду тоже досталось — спасибо тому же Фаулеру и его желанию закрыть все гештальты полиции до Рождества, — Гэвин, понятное дело, решил проигнорировать.       — Требую надбавку за вредность! — пробурчал Гэвин, отлепившись от монитора.              — За твою? — поддел Ричард. Но пятый по счёту стаканчик кофе — ароматного, горячего, как девчонки из Playboy, — всё же принёс.              Гэвин фыркнул — перекидываться колкостями он предпочитал по понедельникам и исключительно с похмелья — и, сделав несколько жадных глотков, откинулся на спинку кресла. Мышцы, получив микродозу отдыха, приятно заныли.              На самом деле, ныло всё: и голова, ставшая словно чугунной, и поясница, и сам Гэвин — хоть и мысленно. День подходил к завершению, а объём работы и не собирался уменьшаться. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Гэвин медленно втянул носом воздух и помассировал виски.              Лысый хрен с вечно сердитой рожей — даже Гэвин не способен так долго держать морду кирпичом, хоть и искренне старался, тренируясь на коллегах день и ночь, — в общем, небезызвестный Фаулер давно зарекомендовал себя как весьма опытный манипулятор. То впихнёт в напарники Андерсону бракованного андроида, в один прекрасный день решившего расфигачить полбашни Киберлайф, то отправит бедолагу Коллинза отстаивать честь Центрального департамента полиции Детройта в спортивном состязании, то поручит Тине украсить опенспейс к грядущему празднику. Хотя с Тиной, скорее всего, всё вышло на добровольных началах. Да Гэвин бы поспорил на двадцатку, что инициатором в этом случае была как раз таки Тина, а крепость Фаулера позорно пала под женским натиском. Поэтому сегодня опенспейс сиял и мерцал — «мечта» эпилептика — в такт играющей из колонок рождественской музыке, а Гэвин как проклятый строчил весь день отчёты. А ведь всё началось с невинной просьбы дать ему несколько дней отгула, которую Фаулер, конечно же, не преминул использовать по полной программе.              И почему Гэвину не удавалось так искусно воздействовать на капитана, как Тине?..              — Кстати, о ней! — прервал его размышления донельзя довольный голос Ричарда. Видимо, последнее Гэвин произнёс вслух. — Тина звала в гости на ужин, — и, не получив должной реакции, на всякий случай пояснил: — Сочельник же.              Гэвин прикрыл веки, всё ещё кайфуя от короткого перерыва, и угукнул. Задолбанный муторной работой мозг смог выжать из сказанного главное: завтра долгожданный выходной. Наконец-то! Ура! А там и обещанный отгул… если каким-то чудом Гэвин вообще выползет из департамента. Чёрт!              Резко выпрямившись, Гэвин пожелал Фаулеру «всего наилучшего» и, шумно заглотнув остатки кофе, бросил смятый стаканчик в урну. Сосредоточенный взгляд упёрся в монитор, на котором то и дело отсвечивали яркие всполохи гирлянд, пальцы быстро застучали по сенсорной клавиатуре — кому Сочельник, а кому ноль без палочки. Судя по скудному проценту, с которым ему обычно везло, Гэвин относился ко второй категории везунчиков.              — Ну так что?              — Что «что»? — на автомате произнёс Гэвин и нажал на Print. Словив микропорцию дофамина от поставленной жирной точки в конце очередного сделанного отчёта, Гэвин приподнял плечи в безрезультатной попытке размяться и навёл курсив мыши на новый электронный бланк.              — …что ответ «Нет» не принимается, Гэв! — незаметно подкравшаяся Тина пристроила зад на край стола и, скептически оглядев Гэвина, сросшегося со своим рабочим местом, добила контрольным: — Тем более я замариновала твою любимую утку.              — Тина…              — Ой, не начинай, а! Либо ты соизволишь уже почтить мою квартиру своим присутствием, либо… — она задумчиво постучала светло-розовым ногтем по подбородку, — с тебя сотка. В качестве моральной компенсации… утке.              Чему всегда завидовал Гэвин — пусть и белой завистью, — так это сногсшибательной способности Тины уболтать каждого на любой кипеж. Если даже Ричард метафорически пищал от восторга при упоминании предстоящего праздника, а Фаулер давно танцевал под Тинину дудку, то кто Гэвин такой, чтобы отказываться? Да и сотка лишней не была, чтобы так просто ею разбрасываться. И утка у Тины получалась божественной — мягкой, сочной, с хрустящей поджаристой корочкой — объедение.              — Ну-у, если утке от моего присутствия станет легче… — затянул Гэвин интригу, с неким извращённым удовольствием наблюдая за Ричардом, замершим в ожидании, как опоссум.              — В девять! Жду! — отрезала Тина, так и не дав как следует помурыжить Ричарда, и, вспорхнув с края стола, направилась к выходу из опенспейса. Счастливица…              В груди каким-то непостижимым — абсолютно необъяснимым — образом потеплело. Всё же повезло ему с коллегой, а по совместительству — подругой: за хмурый вид и язвительные комментарии не осудит, где надо — поддакнет, где Гэвин перегибал палку — успокоит. Тина была на своей волне — на которой присутствовали исключительно позитивные ноты и звучала станция Detroit humor FM. А благодаря её домашней выпечке, отрабатывать которую, правда, приходилось в тренажёрном зале, Гэвин чуть ли не первым примкнул к обожателям её кулинарного таланта. Для холостяка, у которого в холодильнике водилось только пиво и просроченная пачка сельдерея, которую он купил на волне диетического энтузиазма, когда однажды увидел «плюс два кило» на весах, таких неоспоримых плюсов было достаточно, чтобы окончательно и бесповоротно пополнить ещё и ряды Тининых друзей.              В общем, всё это, конечно, радовало и вселяло надежду на прекрасное продолжение вечера, если бы не одно но…              Гэвин сжал зубы, вновь уставившись на бланк отчёта. Курсив мышки издевательски мигал, отсчитывая проведённые в безделье секунды. Ричард всё ещё стоял рядом, чего-то выжидая, от него пахло стиральным порошком — свежим бризом, немного мускусом — и архивной пылью. Не сводя глаз с монитора, Гэвин аккуратно вдохнул воздух, пропитанный этим запахом, и невольно сконцентрировался на ощущениях: напряжённые мышцы расслабились — чистое наслаждение. После стольких часов безвылазного торчания за терминалом почувствовать подобное оказалось… приятно? От этой мысли — совершенно невозможной, чертовски неправильной — мгновенно бросило в жар, будто кто-то невидимый плеснул в лицо кипяток и тотчас исчез, оставив Гэвина один на один с ненормальной реакцией собственного тела и Ричардом, считывающим подобное на раз-два.              Едва подавив желание оттянуть ворот рубашки, сглотнуть вставший в горле ком, нервно почесать затылок, украдкой посмотреть на Ричарда — в общем, пресекая на корню любые порывы, которые так или иначе окончательно бы выдали с потрохами, — Гэвин пошевелил мышку.              — Позволь помочь.              — Да ладно тебе. Я же видел, что кэп и тебя загрузил за компанию. — Гэвин внёс номер очередной улики в бланк и внезапно застыл, осенённый мыслью: — Так он же специально решил разделить нас, чтобы я эти отчёты до второго пришествия строчил. Вот же хрен моржовый!              Яростно ткнув пальцем в клавиатуру, Гэвин обернулся и напоролся на внимательный взгляд из-под тёмных кудлатых бровей. Ну разумеется, стоит, руки скрещены на груди, галстук нещадно примят, глаза сужены — бдит, зараза: кто, с кем и сколько раз! Чем не хрен?!              Гэвин выдавил оскал — умаслил начальство — и отвернулся. Некогда любезностями обмениваться: ему, в отличие от некоторых личностей в капитанских погонах, есть чем заняться.              — Согласен, — Ричард подошёл поближе и, встав за плечом, потянулся к клавиатуре. Через секунду на мониторе замелькали заполненные бланки отчётов. Благодать, честное слово. — Но я уже закончил. Тем более был стимул разобраться с делами побыстрее.              — Стимул? — на автомате повторил Гэвин, разомлевший от вида работы, которую делают за него. Всегда бы так.              — А ещё мне помогли, — заговорщически прошептал Ричард, чуть склонившись к уху. Обнажённую кожу шеи, не скрытую воротником рубашки, обдуло тёплым — тёплым? Нечестный приём, Ричи! — воздухом и тотчас защекотало от вороха пробежавших мурашек.              — Читеришь? — просипел Гэвин, стараясь сконцентрироваться. О каком из читов шла речь — то ли о таинственном источнике помощи, то ли о внезапно задействованном режиме подогрева, — он и сам вряд ли понял.              — Иногда полезно, — Ричард беззаботно приподнял уголки губ — диод на его виске подмигнул жёлтым — и не спеша отстранился.              Открытая вкладка с входящими задачами была девственно чиста — шикарный вид, не поспоришь.              Гэвин и не стал.

***

      Квартира Тины располагалась в спальном районе Детройта в двух остановках метро от департамента. Уютненький подъезд, одетый в клетчатый пиджачок седой, как Санта-Клаус, консьерж и несколько искусственных пальм в громоздких горшках — Тина, считай, выиграла джекпот, урвав квартиру в таком районе. По сравнению с этим местом, берлога Гэвина вообще затерялась в какой-то глухомани, до которой, кроме как на собственном транспорте или такси, не доберёшься. Хорошо, что в своё время Гэвин отхватил лакомый кусочек в виде Ямахи и поездка в департамент перестала быть непроходимой полосой препятствий, плохо — что Ямаха как раз находилась в ремонте и делать кульбиты до магазина, а затем к Тине, пришлось на такси. В любом случае от сотки, которую Гэвин так пытался сберечь, мало что уцелело.              Когда, интересно, он хоть куда-то наведывался не по работе? Может, ему действительно пора периодически снимать личину угрюмого одиночки и как следует отдыхать в компании запечённой утки? И когда только успел до ручки дойти — в гости ходить? Причём почти добровольно.              Ещё немного попрокрастинировав перед дверью в квартиру подруги, Гэвин поудобнее перехватил пакет: не с пустыми же руками приходить к девушке, обожающей Кьянти, маффины и кактусы?! Да и кактус именно с красным цветком, которого Тине не хватало для коллекции, едва удалось найти, но не будь Гэвин детективом полиции, если бы не справился с такой элементарной задачей.              Как и с поиском носков для Ричарда, коллекция которых по количеству ничуть не уступала Тининой. После девиации Ричард бросился во все тяжкие и скупал, казалось, всё, что хоть как-то относилось к носочно-чулочным изделиям. Невинный фетиш напарника Гэвин решил принять со здоровым пофигизмом: не ему же носить носки с утятами, и на том спасибо. Со временем пыл Ричарда поутих, а вот Гэвин — наоборот — втянулся в процесс и на каждый праздник пополнял коллекцию Ричарда очередной уморительной парой. На изумлённо-довольное лицо он при этом старался не сильно пялиться: просто подарок, просто до одури приятно осознавать, что стал причиной улыбки Ричарда…              Тяжело вздохнув, Гэвин постарался загасить вспыхнувшее смущение и нажал на звонок.              За дверью тут же закопошились, словно ждали, когда он перестанет мяться в коридоре. Очень похоже на Тину. Гэвин усмехнулся, почувствовав, как сковывающие его тиски непонятного волнения постепенно ослабли, позволив вдохнуть полной грудью.              — Привет, Гэвин! Только тебя и ждём!              В небольшой прихожей стоял Ричард — чёрно-белый пиджак сменился свитером с ёлочным принтом. Это выглядело так естественно, по-домашнему, что Гэвин несколько долгих секунд молча пялился на представшую картину. А едва Ричард протянул руку, чтобы помочь с пакетом, в нос ударил знакомый запах, а следом за ним нахлынули воспоминания о сегодняшнем помутнении. Под проницательным взглядом серых глаз, которые видели его насквозь — девиация никак не помешала Ричарду пользоваться всеми плюшками, которыми его снабдили при создании, — стало немного не по себе. Гэвин на автомате отдал пакет и, буркнув приветствие, протиснулся в прихожую. Весьма светлую и просторную — в стиле Тины. Особенно это касалось фотографий котиков, которые украшали единственную пустующую стену в коридоре, и, разумеется, километра гирлянды — ею Тина умудрилась обмотать всю мебель. Фоном играла музыка, которая успела задрать ещё в опенспейсе. Хотя после сотого прослушивания к Jingle bells Гэвин начал относиться с чисто мужским — философским — принятием.              — Тина как раз достаёт утку, — нарушил тишину Ричард.              Сзади послышался щелчок закрываемого замка, и Гэвин машинально кивнул, не решаясь обернуться. Находиться рядом с Ричардом в нерабочей обстановке оказалось… непривычно? Ново?              Волнительно?              Гэвин мотнул головой, прогоняя бестолковые мысли, и прислушался.              Где-то в глубине квартиры заливался соловьём Андерсон, явно уже принявший на грудь, звенел женский смех и охренительно — до слюнок и бурчащего живота — пахло домашней стряпнёй. Повезёт же тому мужику, который завоюет сердце Тины: от голода точно не умрёт.              — Гэвин, я…              Тихий — какой-то щемяще-нерешительный — шёпот был до того не похож на холодные ноты, обычно звучащие в голосе Ричарда на работе, что от неожиданности Гэвина продрало до самых костей.              — А вот и долгожданный гость! — Тина влетела в коридор и, подхватив Гэвина под локоть, утянула в гущу событий. К утке, пиву, кошке, тут же подбежавшей, чтобы скептически обнюхать новоприбывшего — степень важности с каждым пунктом убывала, — Андерсону и… Коннору?              Да Тина — настоящая мать Тереза: всех обездоленных пригрела! Ну, кроме Гэвина, разумеется: он пришёл исключительно из уважения к запечённой утке.              — Так, — Тина всплеснула руками. — Все в сборе. О, это мне? — она взяла у подошедшего Ричарда пакет и с нескрываемым триумфом вынула из него бутылочку Кьянти. — Гэвин, ты чудо!              — Не отрицаю.              Косой взгляд Андерсона через полчаса — а точнее, через несколько тостов за Рождество, за присутствующую здесь даму, «за нас», за здоровье Сумо и «за тебя, засранец, как бы ты меня ни бесил», — потеплел. Вместе с ним разморило и Гэвина. Даже Коннор перестал так раздражать, а от присутствия Ричарда за соседним стулом накрыло каким-то нереальным уютом. Разговор медленно перетёк в сторону полицейских баек и бурного обсуждения даты следующих посиделок.              Но как известно, самое интересное обычно начинается тогда, когда окончательно расслабишься и уже не ждёшь от жизни никаких подлянок.              Коннор и Ричард периодически перемигивались диодами, многозначительно стреляя друг в друга глазами. Причём «стрелял» преимущественно Ричард, а вот Коннор под конец вечера умудрился явить миру весь спектр эмоций: то настойчиво подсовывал Тине очередной кусочек утки, будто пытался откормить как минимум на размер, то наглаживал галстук, который не снял даже в неформальной обстановке, то периодически поглядывал на Андерсона — словно в поиске поддержки. В общем, вёл себя максимально странно, чем не на шутку напряг Гэвина.              Заинтригованный этой непривычной нервозностью, Гэвин невозмутимо жевал утку и старательно душил в зародыше дурное — прямо-таки скверное — предчувствие.              Детективное чутьё не подвело: атмосферу Сочельника как ветром сдуло, когда Коннор — да что же ты делаешь-то?! — аккуратно вынул из кармана джинсов обитую бархатом коробочку и шумно прокашлялся, привлекая всеобщее внимание. Глубоко в теории Гэвин догадывался, что за этим может последовать, но поверить в подобное?! Не-ет, Коннор не посмел бы покуситься на их Тину! Да и Тина вряд ли так низко падёт!              В воцарившейся тишине как гром среди ясного неба прозвучало робкое:              — Тина, ты выйдешь за меня?              Да чтоб его обнулило до базовых настроек! Железка озабоченная. К их Тине пластиковые яйца подкатывает!              В праведном гневе Гэвин предостерегающе скрипнул зубами, выдохнув при этом пару непечатных слов, залпом осушил бутылку пива и поражённо икнул, почувствовав прикосновение к ноге — горячее, буквально обжигающее своей внезапностью… и реакцией на него. Вспыхнувший жар затопил все мысли, напрочь выветривая из головы причину злости. Вообще, выветривая всё. Так быстро он ещё никогда не трезвел — обнулился, мать его.              — Гэвин. — Пальцы Ричарда на его ноге сжались чуть сильнее. — Спокойнее.              — Спокойнее? — возмущённо прошипел Гэвин, искоса поглядывая на творящийся перед носом беспредел и глубоко в душе радуясь, что никто не заметил манипуляций Ричарда.              — Да, — тепло скользнуло к колену — мучительно медленно и в то же время уверенно — и так же поднялось обратно.              До дрожи приятно.              Гэвин издал напоследок какой-то булькающий звук, напоминающий «твою мать», и в конце концов заглох, пришибленный то ли новостью, свалившейся на него как снег на голову, то ли неправильной реакцией собственного тела на прикосновение Ричарда.              Тина побледнела. Затем так же стремительно покрылась румянцем и коротко кивнула. Вот от кого Гэвин не ожидал такой подставы, так от неё, а ведь когда за ней приударил один чудик из криминалистического отдела, она весьма деятельно отбивалась. А здесь нате вам, здрасте, примите и распишитесь.              Ладно, Коннор: в Тину невозможно не влюбиться. Но она-то с какого дуба рухнула?!              — Чувствую себя вуайеристом, — пробубнил, как дряхлый дед, Гэвин, наблюдая, как Коннор надевает кольцо на палец Тины и — Гэвин чуть не подавился воздухом — тянется за поцелуем.              — Брак человека и андроида тебе так противен? — голос Ричарда дрогнул, а тепло руки, до этого лежавшей на ноге Гэвина, внезапно исчезло.              — Ч-что? — Гэвин опешил, ошарашенно уставившись на Ричарда. Грусть в ответном взгляде царапнула сердце, заставив его пропустить удар. — Просто… Просто…              Ричард терпеливо ждал, казалось, даже отключил систему дыхания. Диод светился напряжённым жёлтым.              — Просто что? — мрачно прошептал Ричард так, чтобы его слышал только Гэвин. — Андроид не может любить и быть любимым, не достоин завести семью? Может, недостоин… тебя?              Последний вопрос Гэвин практически прочёл по губам, в глубине потемневших зрачков заплескалась отстранённость, смешанная с затаённой болью.              Чёрт! Чёрт! Чёрт! Как глупо получилось. И жестоко по отношению к Ричарду.              — Ричи…              — Тост! — громыхнул Андерсон и грузно поднялся со стула.              Едва возникшая хрупкая связь разлетелась на осколки, и Гэвин скрепя сердце отвернулся от Ричарда.              Андерсон торжественно размахивал банкой пива, привлекая к себе внимание. Коннор и Тина наконец отлипли друг от друга, что вполне претендовало на статус лучшей новости за вечер.              — За будущую ячейку общества! Ура!              — Ага, ура, — обронил Гэвин и пригубил банку. Пить больше не хотелось.              Всем нутром он чувствовал, что упускал что-то действительно важное. С каждым новым тостом, которыми фонтанировал захмелевший Андерсон, с каждой пройденной минутой время неумолимо вытекало сквозь пальцы. От Ричарда, сидящего рядом, не доносилось ни звука, и, казалось, прижмись к нему — обоих накроет куполом из вакуума. Под рёбрами болезненно пульсировало, наказывая за бездействие, требовало предпринять хоть что-то, пока не стало…              …слишком поздно.              Когда ничего…              …нельзя будет исправить.              — Мы ненадолго.              Гэвин вскочил так резко, что стул жалобно скрипнул, проехавшись по инерции по паркету. Ухватившись за рукав Ричарда в немой просьбе пойти с ним, Гэвин с облегчением ощутил полную его покорность.              Под всеобщее молчание он вытолкнул Ричарда на лоджию и, ввалившись следом, плотно закрыл дверь.              Медленно обернулся к Ричарду, чувствуя, как смелость, вскипятившая кровь минуту назад, растворяется под выжидательным пасмурным взглядом.              — Я и-ди-от, — отчеканил Гэвин, словно вбивал гвоздь. — И тупые эмоции не сдержал, и тебя умудрился обидеть.              — Я не обижа…              — Нет, не перебивай! Иначе я так и не смогу… — Гэвин сглотнул. — Тина… и вся эта ситуация. Вот куда ей замуж?! У меня, считай, почти что младшую сестру прямо из-под носа уводят. И кто? Какой-то прощелыга!              Ричард предупреждающе прищурился.              — Ну, ты понял, — Гэвин примирительно вскинул руки перед собой.              — Коннор о ней позаботится, ты же знаешь.              — Знаю. Просто… я волнуюсь за неё. Всё кажется, что она та же зелёная девчонка, которая пришла в департамент десять лет назад. Она хороший человек.              — Как и Коннор. Хороший, — Ричард помедлил, будто подбирал слова, и зачем-то уточнил, отводя глаза: — Пусть и не совсем человек.              Гэвин неловко дёрнулся, толком ещё не осознавая, что собирается сделать. Тело действовало на инстинктах в обход волнению, сковавшему разум. Лишь когда подушечки его пальцев коснулись подбородка Ричарда — напряжённого и холодного, — тот болезненно зажмурился, а холод мгновенно сменился приятным теплом.              — Извини, не получается это контролировать.              — И не надо. — Гэвин судорожно сглотнул подступивший ком. В повисшей тишине собственное сердце колотилось о рёбра подобно набату. — Хочу ответить на твой вопрос.              Чёрные ресницы дрогнули, и Гэвина затопило вязкой обречённостью, затаившейся в глубине серых глаз.              — На какой из них?              К чёрту!              — На все сразу, Ричи.              Рука мазнула по скуле — гладкой и непривычно горячей, — и Гэвин зарылся пальцами в волосы на затылке Ричарда, неосознанно притягивая его к себе.              По мозгам хлестнуло плетью адреналина, когда дистанция между ними стёрлась в пыль — жарко, волнительно и до ужаса страшно, — Гэвин оцепенел.              Я ведь верно тебя понял? И не испоганю сейчас всё на хрен?              Голос разума твердил — умолял, настойчиво требовал — прекратить: сохранить хлипкие остатки их дружбы. Но предательское сердце отчаянно молило не останавливаться.              Этой короткой заминки хватило, чтобы Ричард сделал окончательный шаг, всё решив за них обоих.              Губы оплавило лавой — мягкой и податливой, — и Гэвин утонул в ощущениях, в восторге захлебнулся от правильности момента, от крепких рук, обхвативших его плечи, от упругого влажного языка, скользнувшего по кромке его зубов, — в безмолвной просьбе большего. От собственного безропотного подчинения.              Время застыло где-то за шумом грохочущего в ушах пульса, за постыдной — такой естественной — мыслью стать с Ричардом ещё ближе, ощутить обнажённой кожей идеальную имитацию мурашек на искусственном скине, которую Ричард не в силах будет контролировать.              Безумно хотелось остаться навечно в этом одуряюще совершенном моменте. Безумно хотелось большего.              — Постой.              Разорвав поцелуй, Ричард аккуратно отступил.              Опьянённый близостью, Гэвин машинально подался вперёд, на губах, тлея нестерпимым наслаждением, всё ещё ощущался вкус поцелуя.              Но Ричард выставил руку.              — Сюда идёт Андерсон.              Забавно, Гэвин никогда не замечал нот раздражения в голосе Ричарда, но сейчас оно сквозило в каждом слоге, в каждом недовольном мерцании диода.              За стеклянной дверью замаячила грузная фигура.              — Там, это, штрудель подали. Возвращайтесь уже, ждём.              Радовало, что Андерсон испарился так же быстро, как и пришёл: щёки горели огнём, а причёска давно растрепалась от настойчивых прикосновений. Впрочем, Ричард тоже не мог похвастаться идеальной укладкой.              — Я ответил на твои вопросы? — Гэвин запустил пятерню в волосы в попытке привести их в более или менее нормальный вид и хоть как-то отвлечься от пульсирующего под рёбрами острого желания продолжить.              — Есть ещё несколько нюансов, которые я бы хотел уточнить, — губ Ричарда тронула улыбка — открытая, искренняя и неимоверно доверчивая.              — Я бы обсудил их сегодня же. Например, у меня. Заодно вручу подарок.

      ***

      Флюиды радости, заразившие всех вокруг, всё же достигли и Гэвина.       Штрудель, как, впрочем, и всё, что готовила Тина, получился изумительно вкусным. Насытившись, Гэвин заверил хозяйку квартиры, что раз Коннор не сможет по достоинству оценить её кулинарные таланты, то он, как самый лучший и преданный друг, так уж и быть, по доброте душевной, конечно же, периодически будет к ним захаживать — для моральной поддержки и экстренной утилизации Тининых вкусностей.       Расчувствовавшийся от такой речи Андерсон умудрился даже прослезиться.       Сочельник определённо удался.