Пять раз

      Это была третья неделя учёбы в кадетском лагере. Момент, когда углы и границы первых симпатий и конфликтов начали стираться, и разбившийся на неоднородные компашки коллектив должен был перейти в фазу равномерной притирки ради дальнейшего сплочения. По крайней мере, коменданты всегда на это надеялись. Социум подростков невозможно подчинить строгим правилам.       Уже намечались устойчивые стайки по три-пять человек в каждой. Они претерпят лёгкие изменения (если кто-то вылетит) и останутся такими на время службы. Между стайками постепенно налаживалась сеть коммуникаций: один человек гармонично смотрелся сразу в нескольких группах, стайки сотрудничали друг с другом и могли сбиваться в стайку побольше.       Были и одиночки, как справедливое напоминание о том, что в мире существуют не только холерики и экстраверты.       — Энни, можно взять твой карандаш?       Энни, буравящая грифельную доску скучающим взглядом, медленно опустила голову так, что блекло-светлые пряди волос упали на недружелюбное лицо, и подтянула карандаш к себе, накрыв сложенными на парте руками.       Марко простодушно хмыкнул, не прекращая улыбаться.       — Ладно, попрошу у Жана.       В кабинете стоял оживлённый шум. Ближайшей перспективой и первым официальным испытанием для кадетов должна была стать контрольная работа на тему элементарной техники безопасности при использовании трос-манёвров. По словам инструктора, который вёл эту дисциплину, её умудрялись завалить тридцать процентов, а пересдать и остаться в училище удавалось только единицам.       «Это проверка вашей добросовестности и серьёзности, — сказал он накануне, — кто не способен усвоить базовые знания — ни в одной армии не приживётся».       — Я что-нибудь обязательно перепутаю, — в панике грызущая ногти Саша принялась агрессивно чесать себе спину.       — Эй! — Имир отшатнулась от неё. — Полегче, зверёныш, ты так мебель переломаешь. Что ты делаешь?       — Это… — Саша дрыгалась на скамье, раздирая кожу ногтями, — нервное… у меня…       — Или ты просто давно не мылась.       — Перестань, — миролюбиво одёрнула её сидящая рядом Криста и наклонилась к Саше. — Так ты точно ничего путного не напишешь. Приди в чувство и успокойся.       Саша тяжело сглотнула, замерев на месте, и безвольно опустила руки. Лицо Кристы озарилось улыбкой.       — Сделай глубокий вдох, — она положила руку ей на плечо, — и плавный выдох. Я видела, как ты зубрила конспекты последние два дня, у тебя обязательно должно получиться.       — Бла-бла-бла, — Имир закатила глаза, листая мятые, исписанные небрежным почерком листы блокнота. — Вот именно: она учила только два последних дня. В перерывах между жратвой. А до этого ворон считала на занятиях. Хорошо напишут те, кто с первого дня схватывал налету, пытался разобраться и учил вовремя.       Криста стушевалась от как всегда брошенной прямо в лицо неприглядной правды. Под её рукой плечо Саши напряглось.       — Может, и так, — мягко сказала она наконец. — Но ты ведь не претендуешь на высший балл? А для проходного будет достаточно того, что отложилось в голове за два дня.       Имир фыркнула, но Саша, кажется, успокоилась, хоть и безостановочно ёрзала.       Справедливости ради, Саша хотя бы пыталась подготовиться накануне. Справа от неё Конни, раскачиваясь взад и вперёд, держался за голову и бегал глазами по тетрадке в отчаянной попытке запомнить всё сейчас. Хотелось бы верить, что этот печальный опыт научит его впредь ответственнее подходить к усвоению теоретического материала.       — Чёрт, — проворчала Имир, подперев подбородок рукой, — какой смысл зубрить тонны текста, если на контрольной нам дадут какую-нибудь ситуативную задачку или вопросы с подвохом?       — Н-ну, они не должны так сделать, — несмело ответила Криста. — Для чего-то же были все эти лекции.       Имир засмеялась.       — Не знаю, кто наивнее: ты или Марко, который всерьёз решил что-то попросить у нашей тучной блондиночки.       Криста смутилась и уткнулась в свою тетрадь. В её записях царил абсолютный порядок: разлинованные карандашом листы были исписаны аккуратным бисерным почерком. Зарисовки она набрасывала схематично, а по вечерам в казарме придавала рисункам и схемам такую детальность, что Саша поначалу подозревала её в наклеивании иллюстраций из пособий. Важные положения были обведены в рамочку, то, что требовалось выучить наизусть, она подчёркивала, а каждую тему отмечала закладкой. На расчерченных полях змеились витиеватые узоры, цветы и бабочки.       — Имир.       Ледяной голос заставил Кристу вздрогнуть. В кабинете вдруг стало как-то холодно и темно. Имир скосила насмешливый взгляд на мрачную Энни.       — Будь осторожнее в выражениях.       Несколько мгновений между ними двумя висело гнетущее молчание, а потом Имир скривила губы в недоброй ухмылке:       — Как скажешь.       Сашу передёрнуло, и она вставила заговорческим шёпотом:       — Они могли бы убить друг друга взглядом. Мороз по коже. На кого бы ты поставил, Конни?       — Да отвянь ты, — прошипел тот, зажимая уши, чтобы снова сосредоточиться на зубрёжке. — На Энни, конечно.       Перелистнув страницу, Саша пожала плечами:       — Я бы поставила на Имир. Она находчивая.       — Вы заткнётесь или как? — раздражилась та, проигнорировав спонтанный комплимент. — Тратите время на какую-то чушь. У нас меньше десяти минут на повторение.       Задумчиво пожевав губу, Криста заскользила взволнованным взглядом по ровным строчкам. С самого утра тело ощущалось неповоротливым и чужеродным, как будто не желало одеваться и двигаться в сторону класса. Несмотря на то, что она только что поддерживала Сашу, в своих силах уверенности не было. Ей неплохо давалась работа с наглядными схемами, но не было никакой гарантии, что их включат в задание. А свободным владением теорией она вряд ли может похвастаться.       Что, если она что-то перепутает? Или попадётся то, на чём подробно даже на лекциях не останавливались? Или…       Криста прерывисто вздохнула.       Нет, вылететь ей никак нельзя.       — Я же так вылететь могу, — раздался сзади полный негодования голос. — Ещё раз посмотри.       — Да нет её здесь, — проблеяли в ответ.       — О, ещё одни истерики, — Имир упала спиной на стоящую позади парту, вальяжно закинув на неё руку. — Райнер свою девственность потерял?       — Нет, тетрадь, — хмуро буркнул тот и сложил руки на груди. — Не представляю, куда она могла деться.       Криста обернулась, в смятении дёргая себя за падающие на глаза пряди волос. Ей всё ещё было некомфортно находиться в обществе ровесников, не считая Имир, взявшей над ней опеку, и простаков вроде Саши и Конни, которые всегда были настроены дружелюбно. Все остальные в кадетском корпусе смущали её вниманием или поддёвками, безобидными, но непривычными до ужаса.       Суровых ребят типа Микасы, Энни, Райнера и Бертольда и вовсе хотелось избегать большую часть времени.       — Ты учил по ней дня три назад, она на койке валялась, — добавил Бертольд.       Конни и Саша вжали головы в плечи и обменялись шкодливыми взглядами.       — А, так это его тетрадь была, — шепнул Конни.       — Ты сказал, что это ненужный черновик, — прорычала Саша.       — А кто тетрадь с лекциями в койке оставляет? Горела хорошо…       — Да, и хлеб на таком костре вкусный получился, — мечтательно протянула Саша.       — Почему бы твоему анальному дружку просто не поделиться своим конспектом? — издевалась Имир.       Кристу бросило в жар от запредельной грубости. Как она не боится так разговаривать с людьми? В лучшем случае можно обидеть человека, в худшем — отхватить. Неудивительно, что все, кроме неё, избегают общения с Имир.       Но на Райнера, кажется, выпад не подействовал. Он угрюмо глянул на Бертольда и откинулся назад, вытянув немалой длины ноги. Кованый сапог задел Кристу под партой, и она испуганно подвинулась ближе к Саше.       — Ой, — напряжённо произнёс Райнер. — Извини.       — Всё нормально. Так, эм-м… Бертольд?       — Я… если честно… — сконфузился он, пряча взгляд. — Всё выучил. — Два указательных пальца прижались к коротко стриженным вискам. — Мне не нужны конспекты.       — И пишешь ты их как курица лапой, — охотно добавил Райнер и тут же сник. — Я, вообще-то, тоже учил. Но это когда было?       — У-у-у, — захохотала Имир. — Суровому деревенскому парню придётся вернуться на поля из-за просранной тетрадки.       — Если попадутся последствия неправильного использования трос-манёвров, я буду представлять твой труп.       — Ну, — подхватила Имир, — может, тогда у тебя получится всё правильно описать.       Криста пнула её под партой и осуждающе покачала головой.       В душе что-то всколыхнулось. Сомнения точили решимость изнутри, как червь — яблоко. Криста неуклюже положила задрожавшие руки на колени, чтобы не выдать смятения. Если даже Райнер, который упорно работал на каждом занятии, боится завалить контрольную, то на что рассчитывать ей?       — Вот, — она вцепилась в свою тетрадь, как будто это могло спасти от унизительной дрожи в пальцах, и, скромно улыбнувшись, протянула Райнеру. — Можешь повторить по моей.       Он замер, вперив в неё исполненный недоумения взгляд, а затем поднял глаза на Кристу, словно ожидал подвоха.       Настала очередь Имир пинаться под партой. Но Криста не обратила на это никакого внимания. Глядя куда-то в сторону, Райнер принял из её рук тетрадь и прочистил горло:       — Спасибо тебе.       Райнер посмотрел на неё в упор, открыто, и Кристе стало не по себе. Какой тяжёлый и тёмный взгляд…       Ничего не ответив, она развернулась к нему спиной, чувствуя себя сконфуженной. Он был удивлён услуге с её стороны, и это оскорбляло. Никто не ожидает помощи от слабачек. Ему даже смотреть на неё было неприятно.       Погружённая в невесёлые мысли, Криста залилась краской и стала смотреть в тетрадь Имир, раздосадованной и гневно сопевшей.       — Молчи, — попросила Криста.       — Он-то вернёт, время ещё есть, — отозвалась она с непривычной беззлобностью. — Но сначала поржёт с твоих цветочков и завитушек.