Мистерия | A mystery

Trxxsh Bedam — another love (slowed) Теодор никогда не трансгрессировал вблизи дома Дафны, он доезжал на машине, всегда припаркованной в одном и том же месте — у небольшого и уютного сквера, расположенного в трёх кварталах от нужной улицы. Магловский способ передвижения никогда ему не нравился: постоянный шум, похожий на гудение улья, частые пробки и суетливые водители выматывали его, отнимая драгоценное время, которого всегда не хватало. Но Нотт смирился с этим, не смея нарушать свое обещание. Два года назад, когда Гринграсс переехала в новую квартиру, её мать наложила множество скрывающих и защитных чар, дополнительно усилив их собственной магией крови. Стены здания укрепляли непробиваемые барьеры, и через них никто не мог пройти, не зная нужный пароль. Однако даже в таком безопасном убежище Дафна продолжала испытывать зреющее внутри чувство тревоги — страх, что оставленные рядом следы магии могут привести к ней тех, кого она старалась забыть. Её положение было столь хрупким, что одна только мысль о возможном их возвращении могла спровоцировать новый приступ неконтролируемой паники, делая её вновь беззащитной. Смотря в её измученные голубые глаза, когда-то сверкающие на солнце и напоминающее бескрайнее небо, Теодор не хотел рисковать в угоду собственной прихоти, поэтому дал Дафне слово, нерушимую клятву, имеющую для него ценность большую, чем Непреложный Обет. Он поклялся, что найдет способ защитить и исцелить её, даже если это подразумевает риск для его жизни. Но чем больше времени утекало, тем ясней становилось, что всё, что Нотт делал, было напрасным. Он продолжал двигаться по извилистому пути, всё дальше забредая в запутанный лабиринт, из которого всё сложнее было найти выход. Их связь с Гринграсс становилась крепче, но она и являлась его проклятием. Он зафиксировал телефон на панели автомобиля и взглянул на экран — ещё двадцать минут отделяло его от Дафны. Внутри, среди запаха искусственной кожи и едва уловимого аромата хризантем, царила тишина, поначалу казавшаяся умиротворяющей, но вскоре оборачивающаяся ощутимым напряжением. Снаружи мир жил своей жизнью, полной смысла и суеты, но для Нотта всё теряло свои краски, превращаясь в тусклые пятна на порванном холсте. Он давно не жил полноценно, постоянно разрываясь между работой и квартирой на Онслоу-гарден. Вечерами, возвращаясь в свои одинокие апартаменты, Теодор чувствовал опустошение. Всё, что его окружало, выглядело как постоянно меняющиеся декорации одного и того же фильма, включённого на повторе. Нотт не считал, что пребывает в депрессии, и никто, посмотрев на него, не мог сказать, что Теодор выглядит несчастным, но в нём зарождалась смесь из бесконечного сострадания и беспомощности, когда он вспоминал глаза, полные безутешной печали. «Что я делаю не так?» — постоянный вопрос, остающийся без ответа. Он всё ещё мог разглядеть в ней тот ослепительный свет, но в тоже время тьма, что окружала её, угрожала утянуть его в бездну. Тихо выдохнув, он повернул ключ зажигания, заполняя пространство нарастающим рёвом мотора. Этот звук сливался с ритмом его сердца, колотившегося так быстро, что он чувствовал, как оно норовило выпрыгнуть из груди. Мысли о Дафне накатывали словно волны, полные боли и сожалений. Нотт вспоминал прошлое: их смех, разговоры, объятия и встречи — всё это являлось частью крепкой, давно зародившейся дружбы, греющей ему душу, но иногда Теодора захлёстывало чувство вины за одно-единственное решение, послужившее роковым последствиям. Убедившись, что выезд свободен, Теодор выпрямился, поправил кожаные перчатки, которые всегда надевал, чтобы не касаться холодного руля, и выехал на проезжую часть, стремительно набирая скорость. Он знал, что для Дафны каждая их встреча — необходимость, существовавшая на грани между прошлым и настоящим. Когда он покидал стены её квартиры, то чувствовал, что его уход оставлял тяжёлый след — это напоминало о дне, когда он едва не потерял её навсегда. Остановившись на светофоре, Теодор задумался, и в памяти начали всплывать образы старого Хогвартса, где всё казалось таким простым и ясным. Дафна, полная надежд и мечтаний, грезила о том, чтобы начать работать у мадам Малкин. Сколько Тео её помнил, ей всегда нравилось создавать красивые и утончённые вещи. Каждая задумка Гринграсс превращалась в очаровательные образы из шёлка, пропитанные магией. Все блокноты были заполнены эскизами, где переплетались идеи и вдохновение, а мастерская в родительском доме ломилась от выкроек и уже сшитых изделий, ожидающих своего часа. Находя Нотта в его уединённых уголках замка — то в библиотеке с книгой с потёртым корешком в руках, то на балконе одной из заброшенных башен, откуда открывался захватывающий вид на Запретный лес, она могла часами с неподдельным восторгом и неземным обаянием рассказывать ему о том, каким видит своё будущее. О модных показах с её коллекциями, о маленьком доме у моря с уютным камином, о том, как она объедет весь мир, черпая вдохновение в разных культурах. В такие мгновения Дафна выглядела ещё более живой, чем обычно. Теодор никогда в ней не сомневался, и, когда Хогвартс остался позади, а стажировка в Твилфитт и Таттинг была назначена, он не раздумывая решил отметить это событие вместе с ней во Франции. Он всегда знал, что Дафна любила эту страну. Побывав там лишь однажды, она была очарована всем — нежным ароматом лаванды, взмывающей вверх Эйфелевой башней, свежими круассанами, шёлковыми облаками над Сеной, архитектурой и модой. Каждое воспоминание о том месте было как сладкая мелодия, которая звучала в её сердце, пробуждая радостные эмоции и искорки счастья. Гринграсс нашла в этом месте себя, и Нотт хотел подарить ей новые воспоминания, дополненные его осторожным признанием. Оно давно таилось в его душе, скрываясь за случайными прикосновениями, мимолётными взглядами и колкой, тягучей ревностью. Ему никогда не удавалось понять истинную природу своих необузданных чувств, ведь он всегда считал Гринграсс своей семьей. Ошибочно принимая свои зарождающиеся чувства за платоническую привязанность, Теодор постепенно раскрыл для себя истину: Дафна была той, кто похитил его покой и сердце, требующая сладостной исповеди. Но судьба распорядилась иначе, и трагической неожиданностью стала скоропостижная смерть его отца, потрясшая их обоих до глубины души, как внезапный шторм, разрывающий мирное небо на части. Гринграсс, полная доброты и понимания, настойчиво хотела остаться и поддержать его в этот мучительный период, однако Нотт убедил её отправиться в путешествие одной. Внутри него зрели неозвученные чувства, но он так и не нашёл в себе смелости признаться, решив, что для откровений не лучшее время, не предполагая, чем всё обернется. Когда Дафна вернулась, никто и представить не мог, что всегда жизнерадостная и неунывающая девушка изменится до неузнаваемости. Внезапная встреча на бескрайних лавандовых полях, где ветер шептал о любви и свободе, перечеркнул всё, отняв у неё ту чистую радость, которая когда-то наполняла её нутро. Когда её мир рухнул, Нотт ощутил пустоту от жгучей и угнетающей безысходности. Он чувствовал, как тьма ворвалась в жизнь Дафны, отравляя её своим ядом. Её сердце было истерзано, душа разбита, и больше там не было места для прежней жизни. Внутри всё сжималось в невыносимые тиски, когда он представлял, как она сидит в своей квартире в одиночестве, окружённая призраками прошлого, и вновь переживает свои душевные терзания, которые не торопились её отпускать. Дафна погрязла в собственных страхах, потерявшись в подземельях из травмирующих видений, и Тео никогда не знал, что его ожидает, когда он переступит порог её дома. Каждый километр, который Нотт преодолевал по направлению к ней, казался ему бесконечным, словно тянущийся во времени коридор. Пейзаж за окном стремительно менялся — цвета улицы, проезжающие машины, лица прохожих, не знающих, какой невыносимый груз он тащил на своих плечах. С каждым шагом, чем ближе он подходил к её двери, тем сильнее становилось давление в висках. Сколько Нотт ни пытался избавиться от собственного ужаса, ему всё равно всегда было страшно. Но он знал, что должен быть здесь ради неё. В душе продолжала таиться надежда, уверенность в том, что он обязательно найдёт способ вывести Дафну из мглы собственного разума, и Теодор не хотел её подводить ни сейчас, ни потом, сколько бы ещё времени ни потребовалось. Тихо открыв дверь и ступив в небольшую прихожую, он не успел сделать и шага, как к нему будто бы из ниоткуда бросилась Дафна. Она упала в его объятия, и её тело задрожало от беззвучных рыданий. Белоснежные, запутавшиеся волосы, падающие на плечи, создавали пугающий контраст с её бледным, измученным лицом, испачканным в туши. Скромное пространство коридора, обставленное парой пуфиков и потёртым ковром, выглядело уютным, но в этот момент оно наполнилось беспокойством. Вдыхая знакомый сладковатый аромат, смешивающийся с горьким запахом отчаяния, каждая клетка его тела откликалась на её боль. Он чувствовал, как в груди нарастает буря, сотканная из гнева — на тех, кто причинил ей столько невыносимых мучений, и на себя, допустившего это. Одной рукой Тео крепче прижимал её к себе, пытаясь защитить, а другой с лёгкой неуклюжестью достал волшебную палочку и закрыл за собой дверь, запечатывая их от внешнего мира. — Тео, — всхлипывая, позвала его Дафна, пытаясь отдышаться и сдерживая новый нарастающий приступ, окутанный невидимыми лапами подавляющего её ужаса. — Я здесь, всё хорошо, — прошептал Нотт, обводя печальным взглядом её фигуру. Она стала ещё более хрупкой. Дафна буквально таяла на глазах, продолжая терять в весе. Гринграсс прижималась к нему сильнее, ища спасения от демонов, бегущих за ней по пятам. — Они снова были здесь… — Её голос звучал еле слышно, полный отчаяния. — Снова следили за мной, но… но ничего не сделали. — Она сделала паузу. — Они просто наблюдали. Я знаю, что они были здесь, чувствую это… — продолжала надрывисто повторять Дафна. — Я верю тебе, — подбадривающе произнёс Нотт, стараясь проговорить эти слова с достаточной уверенностью, внутри осекаясь. Он знал, что никто не приходил к ней и не следил, но понимал, что сейчас важно её поддержать. — Давай, Дафна, пойдем, — обратился к ней Тео и нежно взял её за руку, немного отстранив от себя. Каждый шаг они делали медленно. Нотт чувствовал, как она продолжает дрожать, и сама мысль о том, что она так уязвима, разрывала его изнутри. Дафна, казалось, была окружена тянувшимися к ней тенями, которые искушали сдаться. Она резко остановилась, закрывая лицо руками, и крик, громкий и пронзительный, нарушил окружающую их тишину. Гринграсс скатилась спиной по стене и, не замечая ничего вокруг, зашептала несвязные слова, задыхаясь от новых подступающих слез. — Ты не одна, слышишь? — проговорил Нотт, садясь напротив и вновь прижимая девушку к себе. — Я рядом. — Он гладил её по волосам, пытаясь утешить. Сделать хоть что-то, чтобы вытянуть Дафну из кошмаров, атакующих её рассудок. — Я… я не могу, Тео. — Просто слушай мой голос, хорошо? — попросил он, поднимая её вслед за собой. Когда они оказались в ванной, наполненной мягким и приглушённым светом, Нотт бережно умыл лицо Дафны, смывая с её кожи грязные разводы. Он старался сделать это как можно более деликатно, словно Гринграсс была непрочной фарфоровой куклой, способной разбиться от любого неосторожного движения. Дафна молча наблюдала за ним затуманенным от усталости взглядом. Она чувствовала его ласковые касания, и призрачные образы отступали. Гринграсс постепенно возвращалась, но внутри ещё зрела отравляющая тревога, и, когда Тео осторожно начал снимать с неё вещи, испачканные в крови, она вновь зажмурила глаза, пытаясь избавиться от рвущихся наружу образов. В груди с новой силой нарастало ощущение, что она была частью ужасного спектакля, в котором не могла изменить ни одной сцены. Перед глазами виднелся длинный коридор, по которому ей нужно было пройти. Правило было простым — просто идти вперёд. И теперь, снова погрузившись в свой страшный сон, Гринграсс потерялась, не зная, где выход к свету. Тео помог ей забраться в ванну, наполненную водой, переливающейся под лучами холодного света лампы. Женственные линии её тела выглядели ещё более болезненно в подобном освещении. От Тео не скрылось, как она тряслась, погружаясь в успокаивающую влагу. Пальцы Нотта невесомо дотрагивались до её рук, когда он проводил палочкой по костяшкам, залечивая новые раны: каждое прикосновение было словно ласковое обещание, что всё хорошо. Он старался заглушить её боль собственным теплом. Пока они шли, Тео заметил раскиданные вещи и порванные книги, лежащие на полу, как безжизненные свидетели недавнего сражения. Разбитая посуда на кухне будто бы отражала её разрушенный внутренний мир. Подобные приступы не были чем-то новым и не удивляли его. Нотт знал, что ему требовалось лишь убрать последствия и помочь Дафне вернуться к нему, в реальность. Но ему было горько осознавать, что вскоре она может вновь лишиться себя, а он не всегда мог быть рядом. Дафна открыла глаза. Туман рассеивался, и она медленно возвращалась туда, где всё было таким знакомым, но в то же время далёким. Гринграсс сидела в тёплой воде, и часть её голого тела скрывалась под белым покрывалом персиковой пены. Она взглянула на Тео. Одной рукой он аккуратно держал её ладонь, переплетая их пальцы, а другой трепетно обмывал её плечи, бережно проводя мягкой губкой по контурам ключиц. Всматриваясь в задумчивые карие глаза, Дафна больше не находила там прежнего Теодора, её родного и верного друга. Да, он оставался таким же заботливым, как и прежде, и у них всё ещё были темы для разговоров, которые связывали их жизни. Нотт не перестал любить пиццу, заказанную по пятницам, и ходил в бар недалеко от её дома. Нотт продолжал делиться интересными историями с работы, находя радость в простых мелочах. И, конечно, его поиски лекарства для неё не прекращались — он упорно продолжал стремиться помочь ей, словно это было единственным смыслом его существования. Но с каждым новым днём Гринграсс всё чаще замечала, как в его глазах угасает нечто важное. Время, как неумолимый ветер, уносило скрытые от неё чужие надежды, отражающиеся последним сиянием на его лице. Чувствовала ли Дафна, как его свет угасает, когда она пыталась улыбнуться в ответ на его заботу, но получалось лишь выдавить полуулыбку, больше похожую на гримасу боли? Да, она видела, но не знала, что делать. — Зачем ты это делаешь? — Грубым движением выдернув свою ладонь из его слабой хватки, Дафна отодвинулась вглубь ванны, где вода постепенно остывала. Пар окутывал её, но внутри всё больше холодело. Она чувствовала себя маленьким животным, окружённым заботой и уютом, но беспомощным и трусливым. Теодор замер, его глаза, полные удивления, встретились с её напряженным взглядом. В этот миг он осознал, что впервые не знал, что ответить. Его сердце забилось быстрее под давящим весом её вопроса, заставляющим выйти на поверхность то, о чём Нотт до сих пор не смел сказать вслух. — Мама давно перестала приходить, смирившись, что я никогда не поправлюсь, но ты продолжаешь, зачем? — Она звучала так, словно каждое слово — это крик из глубины души, напоминающий о том, что её вера таяла, словно воск. Нотт подвинулся ближе, вытянув губку вперёд, и продолжил осторожно растирать мыло по её коже, вдыхая приятный фруктовый аромат и сохраняя молчание, тяжело повисшее в воздухе. Внезапно Дафна резко поднялась, и вода обрызгала их обоих, создавая радужные блики на кафельной плитке. Она возвышалась над ним, излучая неподдельную решимость. — Прекрати, — твёрдо сказала Гринграсс. — Прекратить что? — наконец вымолвил Тео, приподнимая брови. Не отрывая глаз, он наблюдал за мыльными пузырями, медленно стекающими по её влажному телу, цепляясь взглядом за неестественно выпирающие рёбра и за синяки на прозрачной коже. Зарубцевавшиеся порезы на руках заставили его на секунду прикрыть глаза. В душе щемило, и в горле застревали слова, выражающие его чувства. — Не строй из себя глупца, Теодор, ты знаешь, о чём я. — Её слова звучали как приговор, и в них проскользнуло отчаяние. Дафна смотрела на него полными боли и страха глазами, ожидая, что он наконец сломается под тяжестью её слов, но Нотт лишь продолжал, как и раньше, обеспокоенно всматриваться в её лицо, полное слёз и терзаний. — Нет, не знаю, — протянул Нотт. — Я просто… — Но его фраза оборвалась на полуслове. Гринграсс, не дожидаясь его объяснений, переступила через бортик, полностью вылезая. Полотенце, которое она схватила, и теперь обёрнутое вокруг неё, скрывало её наготу, но Нотт не мог забыть те изломанные линии, наполненные беззащитностью. Тишина затянулась между ними, натягиваясь как струна, готовая лопнуть в любой момент. — Возможно, ты не до конца понимаешь, — прошептала Дафна, всё ближе подходя к нему. — Я не хочу быть тебе обузой. Не хочу отравлять твою жизнь. Её ладонь коснулась его груди, и этот невинный жест запустил мурашки по спине Нотта, заставляя сглотнуть собравшийся ком. Он наблюдал, как маленькие капли воды скатывались по её ключицам, скрываясь под махровой тканью, а её грудь тяжело вздымалась. — Прекрати говорить чушь, — встревоженно проговорил Нотт, наконец понимая, к чему она клонит. Мутный взгляд Дафны лишь подтвердил его опасения, и он почувствовал, как внутри него что-то надорвалось. Она подошла ещё ближе, положив свою голову ему на плечо и обвив руки вокруг чужой талии так, будто искала опору, которая могла бы удержать её. — Я не могу наблюдать, как я порчу тебе жизнь, — начала Дафна, и её тон был наполнен тяжестью невыносимого откровения. — Я ведь прекрасно понимаю, что не смогу выйти с тобой за пределы этой квартиры. Сколько бы я ни пыталась, всё заканчивается одинаково. — Из её груди вырвался вздох, полный горечи, и она ближе прижалась щекой к его плечу. — А у тебя ещё всё может получиться без меня. Каждое сказанное ею слово врезалось в его сердце, словно острое лезвие. Нотт молча обнял её в ответ, а его руки нежно пробежались по влажным запутанным прядям волос. — Я не могу сделать то, что ты просишь, — отвечал на её скрытую просьбу Теодор. Цепляясь за секунды здравомыслия, Гринграсс понимала, что любит его — но даже этого чувства, спрятанного глубоко внутри и давно прорастающего в её душе, словно прекрасные цветы, было недостаточно, чтобы избавиться от оков прошлого. Каждый день напоминал ей о том, что она пыталась забыть. Несколько недель, проведённых во Франции, полностью раздробили её сознание на режущие осколки, собрать которые Дафне не удавалось. Она осознала, что пришло время отпустить его, принимая своё поражение, и это было тяжёлое, но необходимое решение. Гринграсс знала, что ничего не сможет её исцелить, и она не хотела обременять Нотта своей тенью. Её сердце разрывалось при мысли о том, что она стоит на краю пропасти, а он, наивно полагая, что сможет перешагнуть через этот разрыв, не знает, как близко находится к падению. Тео молча лишь сильнее прижимал Дафну к себе, ощущая, как её боль тяжёлым туманом проникает в воздух вокруг них. Он гладил её по макушке, и в этом успокаивающем жесте было больше признаний, чем он мог произнести вслух. Нотт не мог дать ей то, чего она так просила. Не мог просто уйти, оставив её совсем одну. *** Massive Attack, Horace Andy — Angel Лилит выкурила уже пятую сигарету подряд. Едкий дым обжигающе проникал в лёгкие и лишь больше начинал раздражать, впиваясь как острые иголки и не принося блаженное облегчение. Сквозь пелену табачного облака она наблюдала за дождём, монотонно стучащим по соседним крышам. Это был единственный звук в округе, вся улица словно замерла в ожидании. Выкинув окурок через железные прутья, она укуталась в мягкую шубу из искусственного меха и на мгновение ощутила тепло материала, но оно быстро ушло, вынуждая её вернуться в квартиру. Одним жестом Лилит сделала музыку громче — низкий бас тяжело завибрировал по стенам, разносясь глухим стоном, разрывающим тишину. Пространство внутри напоминало логово. Кухня, — если её можно было так назвать, — представляла собой маленький и мрачный уголок: навесной шкаф с открытыми дверцами, потрёпанная мойка и шумный холодильник, постоянно издающий странные хриплые звуки. Вдоль стены протянулся обитый изношенным бархатом диван, который покрывал тонкий слой пыли. Высокие шкафы стояли по углам. Их полки были полны зелий, древних магических книг и смертельных отваров, и все они, как призраки, с упрёком смотрели на неё. Лилит с лёгкой тоской взглянула на них, ощущая зарождающуюся горечь поражения, и ничто не могло затмить это чувство. Медленно подойдя к барной стойке, она провела ладонью по гладкой поверхности, изрезанной мелкими царапинами и испачканной пятнами от пролитого красного вина. Следы напоминали ей о неудачных попытках забыть собственные провалы. Она бросила взгляд в сторону и мысленно притянула себе в руку стоявшую на одной из полок в гостиной стеклянную банку с особой смесью трав. Тонкое стекло блестело изнутри, отражая яркие лучи света, подчёркивающие тени на её лице. Голубой лотос притягивал своим дурманящим ароматом, и шёпот тихих голосов призывал Лилит отдаться в объятия наступающей ночи. Решительно оторвав высушенные цветки, она аккуратно положила их на пергаментную бумагу, сворачивая в вытянутую трубку. — Ban m repons yo. Limyè wout la sou chemen nwa mwen an Прошептав заклинание, Лилит начала свой ритуал. Она плавно поднесла самокрутку к чёрным губам, а другой рукой подожгла, затягиваясь густым дымом, оседающим острой тяжестью в лёгких. Ведьма непроизвольно закашлялась, но каждая вспышка ярости, каждый сдавливающий спазм, каждое желание сбросить это удушающее бремя лишь подталкивали её к следующему вдоху. Снова она поднесла трубку к губам и вдохнула кислый привкус лепестков. Словно попадая в волшебный сон, Лилит погрузилась в состояние приятного и необходимого транса. Воздух наполнялся пряным ароматом, проникая под кожу и принося долгожданное успокоение. Она выключила весь свет, оставляя лишь неоновую подсветку, которая наполнила комнату мягким, мерцающим цветом. На пустых стенах танцевали разноцветные блики, переплетаясь с появляющимися тенями, образами навещающих её духов — странствующих между мирами душ. Лилит двигалась медленно и грациозно, её тело, словно порхающий мотылёк, привлекало к себе энергию застывших в мгновении звуков. С каждым движением рук, ласкающих её тело, она отдавалась течению вселенной, позволяя своему разуму уноситься за пределы обыденности, путешествуя между мирами. Легко скинув с плеч мех, её взгляд прошёлся по предплечьям, задерживаясь на развернувшемся зрелище. Она, наслаждаясь, наблюдала, как чёрная дымка смешивается с красными переливами света, отражаясь на коже. Её мысли пропитались больными фантазиями, и теперь перед глазами всплывали воспоминания, заставляющие Лилит учащённо выдохнуть. Теперь она была далеко за пределами комнаты, стояла голая среди трупов. Повернувшись к Араксу, скрывающемуся в темноте, она поднесла кубок к губам, наполненный особым зельем. Сделав несколько жадных глотков, она почувствовала, как наполняется силой и как Аракс притягивает её к себе, жадно целуя. Их тела сплетались между собой, разжигая пожар, смешанный из ярости и безумия. Яркие всполохи разлетались искрами от их губ, когда они прижимались друг к другу с неистовой силой. Красный дождь безжалостно обрушился на них, покрывая их фигуры алеющей кровью. В их глазах горел огонь, их охватывала необъяснимая жажда, пока они впивались укусами в кожу друг друга, оставляя глубокие следы. Ритуал искажал реальность. Находясь между двумя мирами, Лилит запрокидывала голову, проводя ладонями по упругой груди, чувствуя, как приятный холод волнами проносится через неё. Музыка звучала иначе, теперь касаясь каждого оголённого нерва. Её возбуждёные соски откликались на каждое дуновение ветра, просачивающегося через щели в окнах, посылая электрические импульсы по всему телу. Она тяжело дышала, а взгляд был устремлён в пустоту, но в душе бушевала буря, сотканная из потаённых желаний. Продолжая свой интимный танец с ночью, Лилит полностью отключалась от гнетущих мыслей, занявших слишком много места в её трезвом уме. Та девчонка, которую нашёл Аракс, не давала ей покоя. Никому ещё не удавалось спастись, попадая в их лапы, но её магия пробудилась. Пропитанная мощной энергией, она вырвалась наружу. Лилит прекрасно понимала, что никакой угрозы от этой самозванки нет, ведь она не знала, как управлять тем, что скрывалось внутри. Лилит чувствовала зудящий азарт, она желала вкусить эту силу, забрать её себе по праву, но все заклинания поиска, применяемые ведьмой за эти несколько суток, не давали результатов. Она будто бы растворилась в пространстве, рассеялась во времени, и Лилит это выводило из себя. Но сейчас, полностью отдаваясь власти чарующего голоса вокалиста, Лилит запускала пальцы в волосы, проводя подушечками по чувствительной коже. Тембр звучал проникновенно, закутывая её в мягкое облако из аккордов, вплетающихся в исходящую от неё магию. Её ступни утопали в мягком розовом мехе опавшей к ногам шубы. В эту минуту она как никогда была уязвима, и тот, кто стоял в тени, прекрасно это знал. Аракс, притаившись, наблюдал, как она извивалась, желанно и непристойно прикасаясь к каждому участку своего стройного тела. Он следил за движениями её рук, начинающих свой путь от шеи и скрывающихся между ног. Тонкие пальцы ласкали клитор и, вслушиваясь в тихие стоны, смешивающиеся с громкой музыкой, Аракс допил виски до дна и через секунду оказался за её спиной. — Ты жива, — утвердительно произнёс он рядом с её ухом и, положив ладонь на её живот, прижал Лилит к себе с особым остервенением, заставляя почувствовать тепло своего тела. — Наступила ночь, — прошептала Лилит. Тьма окутала их незримым покровом, скрывая их самые сокровенные тайны. Лилит ощущала присутствие Аракса, но терялась в иллюзиях, подаренных теневым лотосом. Аракс, заколдованный запахом её кожи, медленно провёл языком по смуглой шее, ещё больше вдыхая сводящий с ума аромат. Она пахла сумасшествием — своим неповторимым безумием, сладким и тягучим, как кровь, заставляя его замирать от восторга и жажды, разжигающей внутри огонь животного, неконтролируемого желания. Пробудившись спустя столь долгие годы сна, первое, что Аракс увидел, были её чёрные, как могильная земля, глаза. Лилит, словно живое воплощение ночи, не выглядела испуганной, глядя на восставшего мертвеца, вместо этого она громко и отрывисто засмеялась, и этот смех звенел в ушах сладостной мелодией, пробуждающей самые тёмные грехи. Именно тогда Аракс окончательно осознал свою одержимость. Лилит была его крестражем — воплощением страсти, властная и непоколебимая. Когда Аракс провёл ладонью по её волосам, крепко сжимая несколько прядей, дреды мгновенно трансформировались в шипящих красных змей, обвивающих его руку. Это было не просто прикосновение, а нечто более глубокое, вновь разгоняющее обжигающее пламя по венам. Он сжал их сильнее, натягивая её голову, и теперь Лилит, казалось, вовсе растеряла контроль. Она прижималась шеей к его плечу, а её глаза, в которых блуждали огни неона, были наполнены неведомым помешательством. Приоткрыв рот, Лилит облизала свои пухлые губы, хищно улыбнувшись, а губы Аракса растянулись в хитрой усмешке. Второй рукой он провёл по её бедру, обманчиво нежно поглаживая бархатную кожу и медленно поднимаясь к груди. Когда его пальцы зажали набухший сосок, Лилит глубоко вздохнула, сильнее прижавшись к его вставшему члену. Её пальцы перестали двигаться, замирая внутри. — Продолжай, — приказал Аракс. И Лилит повиновалась. Она быстрее начала проникать в себя пальцами, пока он сильнее натягивал её волосы на кулак. Сжимая покрасневшую ареолу, Аракс раз в несколько секунд наносил хлёсткие шлепки, оставляющие алеющие пятна на влажной, трясущейся груди. Его язык исследовал её шею, а зубы впивались в тонкую, манящую кожу, выпуская кровь. На каждое его движение Лилит откликалась лёгкой дрожью, становясь его живым холстом, на котором он мог рисовать все свои грязные желания. Наблюдая за её удовольствием, Аракс давно разглядел хорошо скрытую слабость. Очарованная его силой, Лилит становилась легкой добычей. Он помнил их первую встречу. Юная ведьма, дочь могущественной королевы Вуду, вдруг решившая, что способна подчинить все миры себе. Но не эти наивные мечты привлекли Аракса, а то, что таилось внутри. Лилит была истинным злом, с наполненной чернотой душой, не имеющая даже шанса на искупление. Её мысли были пропитаны безумием, а все методы состояли из нечеловеческой жестокости. Она была тем недостающим фрагментом в его собственных планах. Иметь рядом подобного верного воина давало Араксу возможности, и он приручил её. Это было легко. Ведь какой бы ужасающей ни представала перед всеми Лилит — она была женщиной. И в каждом её движении, в каждом взгляде он чувствовал те оковы, которые она сама же на себя наложила. Аракс воспринимал всё происходящее как увлекательную игру. Её желание власти и стремление к абсолютному контролю открывали перед ним двери, приближая всё ближе к её тёмной природе. Прогибаясь в спине, Лилит закусывала губу, продолжая дерзкие нарастающие движения пальцами. Он улыбнулся, ощущая, как её дыхание становится всё более прерывистым. Она закатывала глаза, а змеи извивались, громко шипя в такт её стонам. Лилит пыталась скрыть накрывающее её наслаждение, но он знал, что её тело никогда его не обманет. Наблюдая, Аракс восхищённо улыбнулся, чувствуя новую волну возбуждения от осознания собственного превосходства. — Остановись, — приказал он, отстранившись от Лилит и отходя в сторону. Он встал перед ней, изучая недовольство в горящих похотью глазах. — Зачем ты пришёл, если не за этим? — спросила она, начиная плавно проводить ладонями по изящным изгибам, будоража его воображение. — За тем же, зачем прихожу каждое полнолуние. — Твоя добыча сбежала, сам это видел, — пожав плечами, произнесла Лилит, вступая в новый танец в такт повторяющейся пластинке. В её голосе не было ни капли сожаления, только лёгкая, почти игриво-злобная ирония. Аракс видел, как Лилит наслаждалась моментом, вновь находясь в центре внимания. — И мне понравилось причинять тебе боль, — протянула она, обернувшись к нему через плечо. В её хищном взгляде искрилась острота, но в словах не было свойственной жестокости, скорее она нуждалась в необходимости доказать, что она всё ещё являлась хозяйкой собственной судьбы. Аракс усмехнулся, проводя по ней азартным взглядом. — Только потому, что я позволил тебе. — Или потому, что ты всё ещё слаб. Аракс замер от услышанной наглости, призывающей ярость. Это чувство закипало, как раскалённая лава, растекаясь по всему телу импульсами нарастающей злости. Его раздражала её нахальность, позволяющая проходить по лезвию ножа. Он стремительно пересёк и так короткое между ними расстояние и, не раздумывая, резким движением проник рукой между рёбер разрывая кожу. Его холодные пальцы коснулись пульсирующего сердца, однако Лилит смотрела с вызовом, не моргая, казалось, намеренно стараясь пробудить в нём ту скрытую ото всех сторону. Анимагия была его проклятием. В ночь, когда он получил этот дар, он всматривался в лицо своего брата — величайшего волшебника своего времени, — и в его сердце затаилась лишь жажда власти. Аракс не чувствовал жалости и сожалений. Брат, полный веры, смотрел на него с надеждой и неподдельным доверием, но Аракс следовал лишь по пути своих амбициозных желаний. Когда лёгкий испуг превратился в истинный ужас в голубых глазах, Аракс, охваченный всеподавляющей манией, пронзил грудь брата клинком. Тёмная возбуждающая кровь пачкала его пальцы и капала на белоснежный мрамор. Отбросив в сторону бездыханное тело, Аракс склонил руки к земле, и в воздухе повис шёпот древнего заклинания, призывающего незримую тёмную магию. Каждый его жест оставлял за собой алые разводы, а на холодном мраморном полу возникали символы — изящная пятиконечная звезда с изогнутыми концами, круг с поперечной линией, одна часть которого была закрашена, и цветок с шестью длинными лепестками, напоминающими трезубец. Эти магические знаки были не просто узорами, они являлись тремя арканами его личности, тайной силой, окутывающей всё пространство дьявольской пеленой. Аракс ощущал, как по венам начинает струиться невероятная мощь, однако с этой новой, будоражащей сознание силой пропадал контроль. Чудовище, поселившееся теперь в его разуме, требовало первенства: оно было бесстрашным соперником, и Араксу потребовалось больше года, чтобы приручить его, скрывая в темницах окклюменции. И сейчас, всматриваясь в самодовольное лицо Лилит, он давал зверю выбраться наружу. Острые отрастающие когти впивались в мягкую, эластичную плоть. — Рано или поздно я вырву твоё сердце, — произнёс он, и его голос пронёсся как гром, заглушая музыку и сотрясая стены. Но Лилит оставалась неподвижной, словно скала сопротивляющаяся буре. В её глазах сверкал вызов, и она широко улыбнулась, придвинувшись к нему ближе. Аракс чувствовал, как рука погружалась глубже в солнечное сплетение, и наблюдал, как кровь стекает по её подбородку, капая на ключицы и грудь. — Не переходи черту, — угрожающе потребовал Аракс, сильнее сжимая замедляющееся сердце. — Не думай, что ты незаменима. Лилит не дрогнула и с явным презрением плюнула ему в лицо. Капли крови, словно красные жемчужины, разбрызгались по бледной коже. Она не сдавалась, в её взгляде светилась непоколебимая уверенность, которая неприятно поразила Аракса, давая окончательно понять — она его не боялась. Возникшая между ними пауза была полна напряжения. Сейчас он держал её жизнь в руках, одно движение — и она пала бы перед его ногами, испуская последний вздох. Внутри боролось два начала — зверь, жаждущий разрушения, и человек, стойко знающий, чего хочет. Аракс выдернул руку, продолжая пристально смотреть на одурманенный взгляд. Он позволил ей залечить рану, и, пока кожа затягивалась, Аракс облизал свои пальцы, пробуя её кровь на вкус — терпкий, металлический и полностью пропитанный тёмной магией. Но это не утолило голод, лишь больше его разжигая. Резким движением он притянул Лилит к себе, заключая в объятия. Его ладони мимолётно огладили бедра, царапая нежную кожу, и устроились на упругих ягодицах, цепко сжимая. Она смотрела на него с вожделением, прижимаясь ближе своим обманчиво хрупким телом, и Аракс встретился с её губами, увлекая в поцелуй, полный яростного желания. Он был наполнен горьким ядом, проникающим в самые глубины его существа. Аракс толкнул Лилит, грубо прижимая к стене, и её стройные ноги обвили его торс. Продолжая терзать опухшие от укусов губы, он расстегнул ширинку, вытаскивая твёрдый член. Одной рукой проводя от основания до головки несколько раз, второй он раздирал когтями чужой затылок, добавляя новых свежих кровоточащих ран. Аракс не медлил, прелюдии вызывали в нём раздражение, отдаляя от желанного освобождения, и резким движением он сильнее раздвинул колени в стороны и сразу же проник внутрь. Лилит была до безобразия мокрой, покладисто принимая его в себя. Змеи вновь взбунтовались, извиваясь, шипя и выпуская свои клыки в попытке укусить его предплечья. Её глаза полностью заволокло чёрным, а тёмная, истинная магия растекалась по кругу, образуя окутывающий их кокон. — Больше. Не забывай. Где твоё место, — делая паузы между ожесточёнными толчками, грубо проговорил Аракс каждое слово. — Твои пешки падают к твоим ногам, как и я, но помни, что это моя воля, не твоя. — Твоя… — на выдохе проронила Лилит, закатывая глаза. Она цеплялась пальцами за его плечи, сильнее обхватывала ногами его талию, пока Аракс продолжал повышать амплитуду своих движений. Он никогда не был с ней мил, и каждый их секс был наполнен дикой похотью, смешанной с животным желанием. Аракс покрывал поцелуями её шею, всасывал покрасневший сосок и обдувал его жарким дыханием, заставляя Лилит дополнять звук мокрых шлепков протяжными стонами. Чувствуя возрастающее возбуждение, предвещающее скорую кульминацию, Аракс остановился. Он схватил Лилит за волосы и опустил на колени, с нажимом погружая член в её приоткрытый рот, и вновь начал наращивать темп, желая быстрее достичь желанного пика. Он полностью проникал в её глотку, чувствуя, как сжимаются стенки. Нещадно вдалбливаясь, Аракс наблюдал, как слёзы собираются в уголках её прикрытых глаз, но Лилит стойко продолжала принимать его, облизывая языком выступающие вены. Ещё несколько быстрых, грубых толчков — и он излился ей на лицо, размазывая головкой семя по губам. Грязно и мокро. Чудовище внутри ликовало, но требовало большего, продолжая подпитывать его желание убивать. Аракс выдохнул, на секунду прикрывая глаза, и начал возвращать себе контроль. Пока ещё было рано забирать эту тлеющую на закате жизнь. Он снисходительно взглянул на Лилит, которая продолжала сидеть на коленях перед ним. Поднеся ладонь к её скуле, он провёл пальцами по коже и приподнял подбородок. — Её имя — Гермиона Грейнджер, и ты обязана её найти, сделаешь это для меня? — Разве может быть иначе? Аракс отпустил руку, растворяясь в чёрном дыме и оставляя Лилит снова одну.