С миру по нитке

Я не мог уснуть. Впервые на своей памяти. Крутился, вертелся, искал удобное положение, чем сроду не занимался! Сколько себя помню — ложился, накрывался и отключался до утра. Для меня любое положение было удобным! Но только не сегодня. Я даже встал, заварил и выпил чашку чая, думая, что это мне поможет. Без толку. А я не могу позволить себе не спать ночь. У меня завтра куча дел, и нужна свежая голова и отдохнувшее тело. Что же такое… Я подошёл к окну и посмотрел на ночной Лондон. Может подумать о чём-нибудь скучном, что меня усыпит? Вздох. Напрасные мечты. Я знаю, что меня гложет и не даёт покоя. Джон Ватсон. Тот мальчик из компании беспризорников, с которым я познакомился сегодня. Он совсем недавно был обычным домашним ребёнком — это очевидно любому, тут не нужно быть гением дедукции. В пока ещё приличной одежде. Относительно новой и чистой, купленной или сшитой по размеру, а не с чужого плеча. Коренастый, можно даже сказать чуть полный. Не успел ещё исхудать и осунуться. Да и полным он только кажется, наверняка это не от того, что он много ест, просто комплекция такая. Думаю, когда вырастет, это будет этакий грибок-боровичок — невысокий, но плотный. Если вырастет. И в нормальных условиях. А с этими оборвышами… Я отвернулся от окна. Главное — взгляд. Выражение лица. Все эти мальчишки, что на улицах едва ли не с рождения, сироты при живых родителях, кто дожили до своих девяти-двенадцати лет, иначе смотрят. Иначе видят эту жизнь. И умеют уже её жить. Выживать. А этот ещё не умеет ничего. И дадут ли ему научиться? Или же… Я вспомнил, каким голодным он был. И с какой надеждой смотрел на меня. Он один высидел в засаде целый день и помог мне выследить преступника. Он хотел, чтобы я забрал его с улицы. Но куда? Я осмотрелся. Да, в моей каморке может найтись место для ребёнка, но вот в моей жизни… Меня может не быть дома неделями. Да и когда я здесь, тут даже еды нет. И потом, его ведь не только кормить нужно будет, а ещё учить. Школа… и туда ходить регулярно. И документы всякие. Кто мне даст хоть даже опекунство? Одинокий мужчина, без стабильной работы… Сдать Джона в приют? Так там обитают такие же гаврики, с тех же улиц, что любого готовы живьём сожрать, да в довесок к ним ещё воспитатели-садисты, которых к детям вообще подпускать нельзя. Сейчас, на улице, он хоть волен в передвижении, а там его запрут за забором, в полной зависимости от воспитателей, и детей, что так любят нападать все вместе на одного… Я вспомнил дни, когда сам учился в специальной школе для мальчиков. Элитарной. Для наследников богатых семей. И какие там царили нравы… Филиал ада на земле. Если бы брат, уже достигший совершеннолетия и живший отдельно, не забрал меня оттуда в первый же месяц, едва ли я был бы сейчас здесь. Едва ли я вообще был. Поймал себя на том, что мну в пальцах сигарету, и уже почти машинально ищу чем её прикурить. А я ведь в очередной раз бросил! Да что ж такое-то! Сжал, смял, сплющил. Дошёл до кухни, бросил в мусорное ведро. И уже не вернулся в комнату. Прямо так, на пижаму, набросил пальто, повязал шарф, обулся. Глянул на себя в зеркало. Вздохнул. Я идиот, идти сейчас, ночью, в трущобы? Они и днём-то не очень безопасное место. Хотя будущее уже наступило, двадцатый век, как ни как, и человечество достигло небывалых высот в развитии, в некоторых аспектах оно остаётся на уровне дикарей. Например, в уважении к чужой жизни и понимании её ценности. Ладно, есть у меня идейка и как Джона отыскать, и самому уцелеть. Выйдя из дома, я сразу направился к перекрёстку, неподалёку от полицейского участка. А точнее — к недавно открытой там пончиковой. Я уже знал, что хозяин договорился, чтобы бравые вояки выделяли пару констеблей для охраны этой самой пончиковой по ночам, за что днём снабжал их своей продукцией за полцены. Так и есть, пара бравых ребят покуривали на перекрёстке, прямо в лучах фонаря, смеясь, но то и дело поглядывая в сторону пончиковой. Подойдя ближе, я не сразу заметил третьего, что как раз обходил небольшое здание по кругу. И вздрогнул, услышав тихое и вежливое: — Доброй ночи, мистер Холмс. К своему стыду я практически подпрыгнул. — Фух… — я вгляделся в лицо под фуражкой. — Инспектор Лестрейд, вздумалось же вам так подкрадываться! — Патрулируем район, — он чуть улыбнулся. Но тут же стал серьёзным. — Нужна помощь? Люблю этого парня за быструю реакцию и понимание ситуации. Без шуток, один из лучших представителей власти в моём районе. — Да… Был бы признателен. Я бегло обрисовал ему ситуацию. — Хм… — он засунул большие пальцы за ремень. Как я заметил, он делал так каждый раз, когда думал о чём-то, что, по его мнению, нарушало устав. — Помочь ребёнку — дело благородное. Но почему-бы вам просто не подождать до утра, снова не позвать этих оборвышей, и… — Не могу подобрать логичного объяснения, инспектор. Но что-то настойчиво требует идти немедленно. Он снова глянул на меня, потом на своих коллег. — Хорошо. Подождите минуту. Он быстро дошёл до этой парочки, прервав, очевидно, рассказывание анекдота, быстро с ними переговорил, после чего, один двинулся к пончиковой (по пути выразив мне одним взглядом, всё, что обо мне думает), второй двинулся в другую сторону, обходить район. Лестрейд же тронул меня за плечо. — Идёмте! Пришли мы очень вовремя. Шум потасовки услышали заблаговременно, переглянулись и побежали. Уже увидев мелькающие удары рук и ног, Лестрейд достал свой свисток, но использовать его не успел. Кто-то из мальчишек, что в избиении не участвовал, а стоял где-то в тени, на стрёме, резко свистнул первым, и вся ватага в момент кинулась врассыпную. Когда мы подошли, остался только один. Лежавший на земле, сжавшийся в комочек, и прикрывающий голову руками. — Джон! Эй, Джон! — я присел рядом с ним на колени. Лестрейд в ту же минуту зажёг свой фонарик. Крови на первый взгляд не было видно, но это не показатель. Мальчик осторожно убрал руки, чуть повернул голову, прищурился от света. — Встать сможешь? — спросил я. Он кивнул, а я принялся ему помогать, попутно ощупывая его и осматривая в свете фонаря. — Вроде ничего не сломано, но осмотр доктора бы не помешал, — сказал я, надеясь, что мой голос не слишком дрожит. — За что, хоть? Джон пожал плечами, отвернулся от нас, сплюнул что-то… похоже, выбитый зуб. Прижал рукав ко рту, и только тогда повернулся снова. — Да так… за то, что выпендрился перед вами, мистер Холмс… — Ясно. Ладно, Грег, — я называл так полицейского только когда мы были одни, и когда очень сильно волновался, — можем отвезти его в круглосуточную неотложку? Он кивнул и убрал фонарик. — Не надо неотложек, я в порядке, — проговорил Джон и чуть пошатнулся. — Вы очень быстро пришли. Спасибо. — А куда потом? — спросил Лестрейд. — К Доновану? Это был как раз директор приюта в пригороде Лондона, о котором я думал прежде. Там детям давали какое-никакое образование, учили уходу за животными, а по сути использовали как рабочую силу. Все это знали, но что поделаешь, если приют жил практически на полном самообеспечении. И я очень хорошо помнил, каковы размеры кулаков тринадцатилеток, что заправляли там всей прочей мелкотой. Как и выражение глаз прочих «воспитателей». Я покачал головой. А Джон напрягся всем телом. Я ясно это видел, ведь к тому времени мы уже вышли на проспект, под фонари. — Я… не буду, обузой, мистер Холмс! — тихо проговорил Джон, глядя себе под ноги. — Меня не нужно кормить или за мной следить. Я всё умею делать сам! И готовить, и одежду зашивать. Я не буду никуда лазить или безобразничать. Не буду просить мороженых и сладостей. И я работать могу. Газеты разносить, или ещё что-нибудь такое. Помогать в расследованиях. Я куда угодно сбегать смогу, сколько угодно в засаде высидеть. Я буду вам помогать, каждый день! Позвольте только… остаться с вами. И когда вам уехать нужно… не нужно думать, куда меня деть. Я очень тихим буду, вы не заметите даже. И спать я могу где угодно. Хоть в лесу, хоть в пещере! Я слушал это всё и думал. Что же за мир у нас такой. Вроде весь продвинутый, вон фонари не газовые, а электрические, а десятилетний ребёнок вынужден уверять, что не будет обузой, понимая, что никому не нужен. Я знал, что не могу ничего исправить в этом. Что не могу помочь всем беспризорникам больше, чем уже это делаю, но тут… Я осторожно тронул Джона руку. — Простудишься в лесу. Или в пещере. Но не переживай, что-нибудь придумаем. В приют я тебя не отдам, не волнуйся. — Надо будет мистера Майкрофта попросить, — сказал Лестрейд, — он придумает, как это оформить, если вы не передумаете, Холмс. — Не передумаю, — сказал я. И тогда Джон очень крепко взял меня за руку и… столько любви и преданности заиграло на его поднятой вверх мордашке, сколько мне не приходилось видеть прежде ни у кого. Он будто хотел ещё что-то сказать, но промолчал. Только чуть потёрся лбом о мою руку. А я подумал, что очень хочу увидеть, каким человеком он вырастет. И это будет не хуже расследования на девять сигарет.