С миру по нитке

— Нет! Джон крикнул это небу, судьбе, самой сути бытия. Не исключено, что даже богу, который сотворил этот мир. Осталось самое сложное. Сказать это Шерлоку. Джон засунул руки в карманы любимой зеленой куртки с меховым воротником и насупился. До дома ещё есть немного времени, подумать обо всём, но решение принято и его Ватсон менять не собирался. «Солумейт будет пахнуть вашим любимым запахом». Эти слова, сказанные ещё в детском саду, повторялись потом снова и снова. В школе, в институте, в армии. Даже на войне на поле боя. Это знали все, и хочешь не хочешь принюхивались друг к другу. Надо было ещё понять, какой аромат твой самый дорогой… В раннем детстве, Джону казалось, что это запах его мамы. Запах сладких булочек и холодного молока. Никакого кипячения и противных пенок! Потом была девочка из его группы, что пахла розовыми леденцами. Потом в школе, соседка по парте, благоухавшая горячим шоколадом, и ещё одна девочка, сидевшая у окна и её запах свеженарезанных апельсинов. В институте это был уже парень. Обычный, ничем не примечательный парень, но Джон таскался за ним хвостом и не мог надышаться морозной свежестью. Тем самым запахом, что бывает на улице зимой и только по ночам. Да даже в армии и потом, на войне… Ватсон вздохнул. Даже там, среди вони пота, крови и смерти, находились приятно пахнущие сослуживцы и товарищи… Но всё это было не то. Наверняка. Шерлок не пах ничем. Вот… вообще. Ну то есть он пах точно также, как все остальные обычные люди, даже близко не стоявшие к возможным соулмейтом. Немного потом, немного табаком, немного одеколоном, который выбирал по принципу — первое, что под руку попало. И большей частью своим собственным ароматом… Каким-то человеческим, которому не подберёшь определения. Но Джону это не мешало. Вот совсем. Он счастливо утыкался носом в зацелованную шею, спускался к облизанным и чуть покусанным ключицам и утыкался в нежную кожу Холмса носом и губами, лаская и чуточку смеясь от тех звуков, что выдавал сдержанный обычно детектив. Он спускался к ждущим соскам, и терзал их по полчаса, посасывая, быстро-быстро щекоча языком, целуя, чуточку дуя и не мог насытиться этой любимой обоими лаской. Он засыпал, обнимая сыщика всеми конечностями, и прижимаясь грудью к его спине, счастливо улыбаясь. Стараясь не думать о бродящей где-то родственной душе, предназначенной специально для него. Он очень сильно любил. Но потом появилась Мэри. Вот просто прошла по улице, пересекая их с Шерлоком путь и Джон замер на полуслове, остановился, глядя ей в след. Она пахла цветущей черёмухой и от этого запаха у Ватсона закружилась голова. Он позабыл где он, и что с ним, и чуть не ушёл за ней, одурманенный, благо Холмс поймал его за рукав. Он всё понял. Шерлок мгновенно всё понял, тут и дедукция была не нужна. И мгновенно поник. Сгорбился. Но ничего не стал говорить. Шерлок не мешал и не удерживал Джона, когда тот бегал на свидания. Когда приходил домой с улыбкой до ушей и пропахший, да наверняка пропахший черёмухой. Он даже согласился помочь Ватсону разучить танец, чтобы исполнить его на свадьбе. И прийти на свадьбу. Но взял его лицо в ладони, поцеловал в губы и прошептал: — Пусть я не твой соулмейт, но я очень сильно тебя люблю. И благодарен за то время, что мы были вместе. И не забуду его. Джона как ударило молнией. Он осознал, что никогда не спрашивал Шерлока, как пахнет для него. Но… не может же быть этот… соулмейтизм только в одну сторону? Или может? И вот теперь Ватсон шёл по улице, всё больше хмурясь. И всё больше желая бежать. У знакомой двери он остановился, раздумывая, открыть ли своим ключом, что Шерлок так и не забрал у него, или всё же постучать. Джон выбрал первое. Зашёл в непривычно тихую квартиру. Непривычно ощущая свой недавний дом таким… не своим. Он пришёл не домой, он пришёл к в гости к Шерлоку. И очень тихо позвал его. Долгое время ответом была всё более пугающая тишина, но потом сыщик показался в коридоре. Вроде, он был в порядке. Босиком, в своём любимом халате, чуть помятый, как после сна. Наверное, он и появление Джона воспринимал как сон. Ватсон стащил ботинки, так как знал, что наступит на ноги Холмсу, стянул куртку и повесил её на ничем не занятый «свой» крючок. Подошёл к сыщику и действительно чуть встал на его ступни своими. Очень крепко сжал, прижимаясь носом к шее и закрывая глаза. — Нет, — сказал Джон. Любой другой человек потребовал бы уточнений. Но только не этот. Этот просто обхватил Джона и уткнулся носом в его макушку. — Нет, Шерлок, я так не могу. Пусть она мой соулмейт, а я её… но я люблю тебя. Тебя люблю. И твой запах… твой самый обычный человеческий запах для меня самый прекрасный в мире. Я пришел сказать, что отменил свадьбу. И раскаиваюсь в своём переезде. Мне нужно было сделать это, чтобы понять… Что я хочу остаться здесь. С тобой. И я не вернусь к ней, даже если ты меня сейчас прогонишь. Даже если никогда не захочешь больше видеть, за всю ту боль, что я эгоистично причинил тебе. Вздох Холмса чуть взъерошил волосы Ватсона. — И это не сон. Поверь, на сей раз это не сон. И даже не наркотический бред. Я правда тут. С тобой. А ты со мной. — Поверю, когда не исчезнешь утром, — Шерлок чуть отстранился глядя на Джона. Нет, детектив всё же изменился, но врач пока не мог понять, в чём именно. — Идём в кровать. Тебе нужно выспаться, — тихо сказал Ватсон, мечтая, как опять прижмётся к теплой спине и уткнётся носом в шею. — Я… я не могу жить без твоего запаха. Твоего тепла. Без тебя. Было только пять вечера, но кого это волнует. — А чем я пахну для тебя? — спросил Ватсон, когда они улеглись, уютно устроившись рядом. — Джоном, — сказал Шерлок. — Не миндалём, ни вишнёвым вареньем, не запеченными яблоками. Ты пахнешь сам собой, и лучше этого ничего выдумать невозможно… Джон улыбнулся, поцеловал сыщика в шею под затылком на границе роста волос и закрыл глаза, засыпая. Он не мог нормально спать с момента, как ушёл отсюда. И хотел снова видеть это место своим домом. Нет. Домом их двоих. Только так. Наяву, а не в мечтаньях и снах, как было до этого. Это же всё наяву, так?