С миру по нитке

Последние приготовления. Последняя проверка. Большая удобная постель со свежим бельём. Пока ещё свежим. «Рабочий костюм», преимущественно из кожаных ремней и цепочек. Джон стоял неподвижно пока два ассистента все внимательно изучали, подтягивали. Смазывали его тело кремом, чтобы лучше блестело. Болтали друг с другом, восхищаясь его фигурой и мускулами. Всерьёз их восхищение принимать нельзя. Теперь надо лечь на спину и переждать, пока пристегнут наручники. Ближайшие несколько часов Ватсону нужно провести держа руки над головой. Но это полбеды. Куда хуже то, чем заканчивается ритуал подготовки. Маска. А точнее — практически шлем, что полностью закрывает голову и шею до самых плеч. Тоже из чёрной кожи. В ней невозможно ничего увидеть, невозможно говорить, да и дышать получается с трудом. Её венчают милые кошачьи ушки и нарисована смешная кошачья мордочка. Но Джону в ней не до смеха. Каждый раз он думает, что не выдержит. Что дёрнется, когда его голову будут впихивать в это пыточное устройство, оттолкнет этих ублюдков, что прислуживают ублюдку покруче… но каждый раз покорно позволяет натянуть её на себя. Ему нужны деньги. Ему очень нужны деньги. И большие. Никаким другим способом их не заработать. И Джон закусывает губы и старается расслабиться. Дышать. Просто ровно дышать. Вот его похлопывают по бедру, в знак того, что приготовления окончены и рабочая смена начинается. И она начинается. Клиенты сменяют один другого. Они могут делать с Джоном что хотят. Как угодно иметь его, бить (для этого в комнате заботливо подготовлен целый арсенал), поливать горячим воском от расплавленных свечей. А он может только дёргаться, не в силах даже закричать, никак показать, что он уже на пределе, и надеяться только на камеры, в которые охрана следит, чтобы работников вроде Джона всё же не покалечили слишком сильно. Все его клиенты уверены, что он кайфует от подобного обращения, обожает боль и унижения. А Ватсон никак не может сказать, что ничего подобного. Что каждая смена для него лишь череда пыток, и ничего больше. Только один клиент отличается от них. Его появление — как прохладный дождь в пылающем аду. Его прикосновения нежные и аккуратные. Поцелуи очень приятные и успокаивающие. Он ни разу не ударил. Ни разу даже не взял. Его прохладные пальцы так бережно скользят по коже, отмечая новые шрамы и синяки. Он единственный делает Джону минет и растирает невозможно затекающие плечи. Иногда Ватсон ловил его на попытках расстегнуть наручники, а однажды даже было совершено покушение на маску… Но охрана быстро вмешалась и больше попыток не было. Наверняка объяснили, что подобное категорически запрещено и надолго запретили приходить… Хорошо хоть совсем не исключили. Иначе Джон бы уже давно чокнулся. А так он ждал. Ждал и был безумно благодарен за такую помощь и поддержку. Ватсон уже знал, что у его любимца пышные, мягкие волосы и очень нежная кожа. Что он выше, чем сам Джон и довольно худощав. А его руки… это было нечто волшебное. В их прикосновениях, Джон ощущал себя музыкальным инструментом, способным сыграть лучшую мелодию в жизни. Интересно, какой у него голос. Какие глаза. Джон был уверен, что его добрый гений регулярно разговаривает с ним. Например, спрашивает как помочь… Называет свой телефон и предлагает встретиться в каком-нибудь другом месте… Но Джон никогда этого не узнает точно. Одно из обязательных условий — плотные беруши. Работники не должны слышать ни единого слова клиентов. Чтобы те были спокойны, что их никогда не опознают по голосу и не выдадут их тайн… Сегодня его гений снова пришёл. Просто обнял и какое-то время лежал рядом и Джон был ему благодарен за эту передышку как никогда. А потом начались привычные ласки. Осторожные скольжения пальцев по всему телу. И… В какой-то момент Джон понял, что это не просто скольжение. Его любимец чертил на его коже цифры. Раз за разом. Встреча за встречей. Очень осторожно, пряча это от камер. Джон уже запомнил почти все. Наверняка номер телефона. Осталось совсем чуть чуть. Неужели настанет момент, когда Ватсон этот номер наберёт? И вместо убивающей тишины услышит ответ на свой крик о помощи. Неужели этому клиенту и правда есть дело до бесправного раба? Неужели этот кошмар скоро закончится? Ещё одно мягкое движение в районе поясницы и всё. Последняя цифра впечаталась в кожу, в память Джона. И не только цифры. Но и буквы. Имя. Которое он выучил с первого раза. «Шерлок». И… сердечко. Он всегда его добавлял в финале. Джон чуть улыбнулся под своей маской. «И я тебя. Кем бы ты ни был».

***

Вечером, а точнее глубокой ночью, когда измученный Джон уже спал в своей квартирке, Шерлок Холмс сидел в одном пафосном ресторане, сквозь свой бокал глядя на спутника. — А я говорю тебе, Джим, позвонит! — Да я и не сомневаюсь, — прищурился Мориарти. Иные по ошибке принимали это за улыбку, но Холмс знал приятеля слишком хорошо. — Значит признаёшь, что я выиграл спор? — Не спеши! — Джим сделал глоток и скривился. Поставил бокал на стол. — Никогда не пойму любви к этой гадости. — Вот позвонит, тогда признаю. — И отдашь мне его. Долг я погашу сразу же. — А, оставь себе на сигареты, — Джим, приверженец исключительно здорового образа жизни, с упрёком посмотрел на Шерлока, что собирался прикурить, и тот спрятал зажигалку обратно в карман. — Но если он когда-нибудь узнает какую махинацию ты провернул, чтобы заполучить его, через что заставил пройти… он возненавидит тебя. И никогда не простит. — Не проболтаешься — не узнает, — слишком беспечно сказал Холмс, болтая одной бесконечной ногой уложив её на колено другой, но об его взгляд можно было порезаться. — Я-то нет. Какой смысл? — Джим уложил салфетку на тарелку, в знак того, что не будет больше есть. — А вот ты… ты, Шерлок, проколешься однажды. Не выдержишь. И сам всё ему расскажешь. Сам всё разрушишь. Как и между нами когда-то. — Джим Мориарти протянул ему руку над столом: — Спорим?