С миру по нитке

Меня раздирает смех. Я хохочу и не могу остановиться. Как врач, я понимаю, что это нервный срыв, но ничего не могу с этим поделать. Мои «сокамерники» смотрят с опаской. Ну да, я пришёл после разговора с адвокатом, с разбитыми костяшками на руках и ржущий, как конь. Как сбрендивший конь. До слёз. Я не могу рассказать им в чём дело. Я никому не могу этого рассказать. Шерлок… разве что только тебе. Давай представим, что ты рядом. Послушай меня, пожалуйста. Сейчас я сяду на своё место и начнём. Ох… я никогда не считал свою жизнь лёгкой, но в последнее время она сделала такой кульбит, что все прежние проблемы просто вымело из головы. Нет, Шерлок, ну представь сам: сначала ты, приёмный сын, признаёшься в любви, потом жена чуть не убивает на машине дочь в попытках убить тебя, а потом меня же и отправляют в тюрьму, ибо супруга обвиняет меня в педофилии. Хотя я пока не в тюрьме, а в камере предварительного заключения, нравы тут уже такие… подготавливающие. Тех, кто проходит по моей статье, здесь, мягко говоря, «не любят». Хорошо ещё, что моё дело громкое, даже сюда информация докатилась, и местным понятно — дело сфабриковано. А ещё я бился насмерть. Шерлок, я правда был готов скорее сдохнуть от побоев, чем позволить, чтобы меня «опустили», сделали «петухом» или как это у них называется. Не думай, что я виню в случившемся тебя. Самое странное, я не могу винить и Мэри. Кто виноват тогда? Я сам? Что столько лет жил с женщиной без любви, потому что безумно любил тебя, а воспитывать ребёнка отцу-одиночке никто не позволил бы? Ох, Шерлок… где ты сейчас, как ты? Болит всё, наверное, после операции. Отдать часть печени сестре, это было… не буду произносить громких слов. Мы оба знаем, что это было не ради неё, а ради меня. Но это не умаляет важности твоего поступка… Шерлок. Я понимаю, я знаю, что ради меня ты готов и не на такое. Недавно я убедился в этом снова. Ко мне явился адвокат. Ни кто иной как Адам Адлер, отец этой Ирэн, что проходу тебе не даёт. Весь такой представительный, с этой чёрной бородкой, в костюме и при галстуке. Ты знаешь, есть люди, просто рождённые для костюмов. Этот один из них. Заявил, что готов меня защищать. Что он хорош. Что докажет сфабрикованность всех обвинений, полной реабилитации и освобождения. Хотя стоит он очень дорого и знает, что таких денег у меня нет. Потом он завздыхал, замялся. И выдал, что в качестве оплаты его услуг, я должен попросить тебя встречаться с его дочерью. Что мне ты не откажешь, а беседу нам он организует. Тогда я и расхохотался, Шерлок. Я в жизни так не смеялся, как тогда. Закатывался. До слёз. До истерики. Он спокойно ждал. Ты представляешь? Взрослый, холёный мужчина, наверняка хороший профессионал, опустился до шантажа ради дочери. Отхохотавшись, я посмотрел ему в глаза. Знаешь, Шерлок, я всегда удивлялся, когда читал фразы вроде: «в его взгляде мелькнула печаль, припорошённая радостью и удивлением». Понять не мог, как это всё можно разглядеть в глазах. Ладно ещё на лице, эмоциями, но — в глазах?! Всё, что я могу сказать о его взгляде… он был пронизывающим. Полным отчаяния. Но и твёрдой решимости. Ну ничего себе, и я туда же. А ещё они были чёрные и блестящие, как маслины. Я его послал. Сказал, что никогда, ни за что не буду покупать себе свободу такой ценой. Что его доченька просто… не очень хорошо воспитана, раз пытается получить парня таким образом. Что ничего хорошего из этого не выйдет. Он заявил, что ей не надо хорошего. Ей нужен ты. Чтобы подчинился. Чтобы стал её. Признал своей госпожой. Хозяйкой. Признал, что в вашем противостоянии победила она. Шерлок, если бы я мог, я бы врезал ему тогда, клянусь. А так только попросил выматываться и не появляться больше. Ни в моей жизни, ни в моей камере. И в твоей больничной палате тоже. Мальчик мой, я знаю, что дела мои плохи. Что спасая себя, Мэри будет топить меня как только можно, и, возможно, этот ушлый адвокат — моё единственное спасение, но не так же… не такой ценой. Знаю также, что, даже выйдя отсюда, от клейма педофила уже не избавлюсь до конца жизни. Такое не смывается, слава всегда летит вперёд человека. Люди охотно верят слухам, подхватывают их и разносят дальше. Правду не докажешь и их не пресечёшь. Два следующих дня я только и делал, что дрался и думал о тебе. Не о дочери, что борется за жизнь после этой страшной аварии, не о Мэри, пытаясь понять логику её поступков. Я думал и думаю только о тебе. Ты вырос, ты больше не ребёнок, мой Шерлок. Я словно прозрел, словно заново увидел тебя там, в больнице, пока мы ждали результатов операции Рози, а ты приносил мне кофе. Не думай, что я не замечал, что ты смотришь на меня. Только на меня. И как. Сейчас у меня достаточно времени на воспоминания. И размышления. Я думаю… думаю, что должен выйти отсюда. Доказать свою невиновность. Я знаю, что от тебя они не получат нужных показаний, но остаётся ещё Рози. Что она скажет, когда очнётся? Два часа назад я вернулся с очередной встречи с Адамом Адлером. Он официально назначен моим адвокатом. Глядя на меня своими маслинами, заявил, чтобы я ни о чём не беспокоился, что он вытащит меня. Потому что Ирэн пробилась к тебе в больницу. Всё разъяснила и объяснила ситуацию. И ты дал согласие. Тогда-то я и разбил кулаки почти в кровь. Нет, до Адама я не достал, конечно, а стол в комнате, где мы беседовали, давно пора было заменить. Я хохочу и не могу остановиться, Шерлок. Понимаю, что ты не мог поступить по другому, но… но… Обещаю тебе. Когда выйду, я приду к тебе. За тобой. Я заберу тебя и мы уедем. Далеко. Навсегда. Только ты и только я. От них всех. Ха! Мэри тогда с удвоенной силой начнёт толкать версию, что я всегда любил тебя не как отец, и вот оно — доказательство. Но мне плевать. Я сделаю это.