Великий грех

Молодые люди вернулись к дому. Они тихо зашли с заднего двора, стараясь пройти, как можно незаметнее, но, оказавшись в гостиной, Верховенский и Ставрогин встретили горящую в темноте свечу и сидевшую на кресле, сжавшись, Лизу Тушину. Услышав движение в темноте, до которой не доставал свет горящего воска, она моментально подскочила и нервно спросила: - Николай Всеволодович? Это вы? Петр закатил глаза от недовольства и направился в спальню, Ставрогин же вышел к Лизавете - Вы правы. Это я. - равнодушно ответил он, подходя к ней ближе. Лиза подошла к нему, так что Николай мог увидеть ее бледное, мокрое от слез лицо. Девушка дрожала всем телом, будто испуганно, ее глаза, ни на миг не отрываясь, смотрели на Ставрогина, словно желая что-то донести до него, нечто важное. - Николай Всеволодович... - Она нервно сглотнула. - Прошу простите мне все. Я знаю, я вижу, сколько я сделала не так за то время, что вы гостили здесь. Я отвратительна, я глупа и высокомерна, но позвольте поступить верно. - По ее белой щеке побежала слеза. - Пожалуйста, я исправлюсь и буду вести себя прилично, а все что прежде было прошу забудьте. Это все моя вина и хочу, я прошу возможность загладить ее. Простите. Ставрогин смотрел на нее внимательно, но на его лице не двинулась ни одна мышца. Он смотрел без эмоций, без чувств. - Я думаю... - Начал он и выдавил из себя мягкую улыбку. - Что я не тот, кто может отобрать у вас право на исправление. И, уж тем более, не тот, перед кем вы должны просить прощение... - Я понимаю! - Перебив его, воскликнула Лиза и в порыве взяла Ставрогина за руку. Ставрогин бросил на ее жест взгляд, полный отторжения, будто желая вырвать ладонь из холодных пальцев Лизы, обхвативших ее. - Я все понимаю. Но я не знаю, что мне делать. Помогите. Я не имею ни малейшего понятия, как подступиться к Петру Степановичу после всего, что я ему наговорила. Помогите, Николай Всеволодович. - Ее молящие глаза посмотрели на него с надеждой. - Помогу. - Тот, будто невзначай, забрал руку. - Завтра, мы могли бы втроем прогуляться после обеда? У вас будет шанс извиниться перед ним и понять, что он не так плох, как вы думаете. Лиза облегченно выдохнула: - Спасибо. - Не стоит благодарности. - Ставрогин мягко усмехнулся. Ему показалось, что сейчас Лиза ведет себя, как маленькая девочка, оправдывающаяся перед взрослыми. Он видел, как тяжело ей было подбирать слова, говорить с ним об этом, видел, что она плакала и думала об этом, поэтому он согласился, ведь ему, как ни странно, стало ее жалко. Не ушедший Верховенский, стоявший за углом и из темноты наблюдавший за этой сценой, сначала скривился, а после лишь усмехнулся. Его забавляло поведение Лизы и ее наивность. Он видел, что Ставрогин не воспринимает Лизу серьезно, а потому ему можно смеяться над ней. Петр тихо ускользнул в спальню, когда Лиза сказала Ставрогину что-то еще, что-то, что Верховенский уже не услышал, и через минуту в спальню пришел и Николай. Петр встретил его у двери. Он стал снимать со Ставрогина одежду и спросил: - Что вы так долго? Не уж-то целовались? - Он рассмеялся, бросая вещи Николая на диван. - Нет. - На удивление серьезно ответил Ставрогин, так что на секунду Петр в недоумении остановился. - Она извинится хочет перед тобой, а я согласился помочь. Завтра вытерпишь прогулку с ней? - Николай остановил Верховенского, схватив его за руки. Петр изменился в лице, в непонимании глядя на Ставрогина, чувствуя злость и волнение, подступавшие к горлу. - С трудом. - Петр выхватил руки. - Ради тебя любимого потерплю. - С усмешкой добавил он. Верховенский снял с себя одежду и лег в кровать, не переставая думать. Ощущение, что все не так, как должно быть, не покидало его. Он напряженно перебирал в голове, что такого сказала Тушина. - Вот и прекрасно. - Ставрогин лег рядом. И отвернулся в сторону противоположную Петру. Верховенский решил для себя, что, возможно, он надумывает лишнего, ведь Ставрогин всегда холоден с ним. Он подвинулся к Ставрогину и, обняв его сзади, прошептал на ухо: - Вот бы придушить тебя во сне... - Ты чересчур романтичен... - Ответил с насмешкой Ставрогин и повернулся к нему. Петр надменно глядел ему в лицо, ожидая чего-то. - Что уставился? - Ставрогин улыбнулся ему. - Да так... - Петр закрыл глаза и прикоснулся губами к губам Ставрогина, который с азартом ответил на поцелуй. Верховенский запустил пальцы в волосы Ставрогина, прижимаясь к нему всем телом, будто желая и вовсе поглотить его. Николай обхватил худое туловище Петра сильными руками, сдавливая его в объятиях, продолжая все с большей жадностью целовать Верховенского. Их губы и языки сплетались в жаркой борьбе так, что молодые люди задыхались в друг друге. Вдруг Ставрогин, вздрогнув, отпрянул от Верховенского. По подбородку Николая побежали красные капли, и он в недоумении посмотрел на Верховенского. Петр вытер большим пальцем кровь с подбородка Ставрогина и с хитрой улыбкой облизнул его. - Сладких снов. - Игриво прошептал Верховенский и отвернулся. Утро на удивление выдалось солнечным и приятным. Когда Петр открыл глаза, Ставрогина в постели уже не было. Все тело ныло и болело после прошедшей ночи. Он через силу поднялся с постели и стал лениво натягивать одежду. Приведя себя порядок, Верховенский вышел из спальни и направился в гостиную. Выйдя из-за угла, за которым он вчера прятался, Петр увидел сидящих на креслах Ставрогина и Лизу. Лиза мило посмеивалась, слушая Николая, а Николай что-то рассказывал ей, мягко улыбаясь и глядя на нее спокойными глазами. Верховенский, с трудом подавив отвращение, улыбнулся и сказал: - Доброе утро! - Он сделал кивок головой. - Утро? - Ставрогин встал, рассмеявшись. - Уже третий час дня. Мы думали, ты до самого вечера будешь в постели нежиться. - Он похлопал Верховенского по плечу. Петр удивленно усмехнулся, чувствуя неловкость и отторжение к поведению Николая. - Лизавета Николаевна, - Петр лицемерно мило посмотрел на Лизу. - Николай Всеволодович сказали, что вы хотели бы совершить прогулку после обеда. Судя по всему, обед я пропустил, поэтому не изволите ли вы и вы, Николай Всеволодович, пройти на прогулку сейчас? - Он подошел к Лизе и протянул ей руку. - С удовольствием. - Лиза с радостной улыбкой взялась за протянутую ладонь и встала с кресла, после чего все трое вышли из дома в сад, который находился рядом с левой стороны двора. Весь сад состоял всего из нескольких вытоптанных дорожек, нескольких мраморных статуй, скамеек и высаженных деревьев, которые еще стояли одетые в листву, но по-осеннему желтеющую. День был приятный, солнечный, нежный, но Верховенский никак не мог отделаться от скребущего чувства тревоги, которое вызывали в нем улыбки и веселые лица Ставрогина и Тушиной. Ему не нравилось все, что происходит, ведь казалось, будто его присутствие лишь маленькая формальность для встречи Лизы и Николая, и, что он есть, что его нет - от этого ничего не изменится. - Чудесный день, не находите? - Обратился он к Лизе, улыбаясь так, что у него начало сводить щеки. - Да, очень. Сейчас в это время года такие милые теплые деньки - большая редкость. - Лиза шла рядом, мельком отпустив руку Верховенского, которую тот, не будь она в перчатке, тот час же вытер бы об брюки. - Петр Степанович, - Взволнованным голосом обратилась к нему Тушина. - Я бы хотела извиниться перед вами за то недопонимание, которое возникло между нами. Я была чересчур груба, как не положено для девушки, принимающей в своем доме гостей, поэтому я прошу у вас прощение за все те гадости, которые я вам говорила, и за свое невежество. Вы сможете меня простить? - Девушка невинно улыбнулась уголками рта. - О, конечно, я вас прощаю. - Петр поправил волосы. - И в свою очередь прошу у вас прощения за свое поведение. - Верховенский мельком глянул на Ставрогина, который шел рядом и только спокойно улыбался. - И я вас прощаю, Петр Степанович. - В этот момент она по-детски отскочила от него и встала к Ставрогину, словно после извинений Петр ей больше и не был интересен, в сущности так и было. Так они и шли дальше: Верховенский, который продолжал безостановочно в голове проворачивать поток мыслей о том, что происходит, Лиза, держащая под руку Николая Всеволодовича, которая говорила о разном, будто стараясь удержать внимание своего спутника на себе, и Ставрогин, который лишь изредка отвечал ей и высказывал свое немногословное мнение о тех или иных вещах. Говорили Тушина и Ставрогин о разном: Лиза говорила о книгах, а точнее о непримечательных романах, тех, которых выходит в год несчетное множество и которые, известное дело, остаются забытыми и вряд ли когда-нибудь встают в один ряд с классикой литературы. Девушка, будто канарейка, щебетала о новостях, о знакомствах в Париже - беспечных и, зачастую, бессмысленных, которые лишь дают временное развлечение в обществе сынков богатеньких семей, студентов волею судеб попавших в высокие круга, красивых военных, говоривших всегда со смехом и лихо, и молодых девушек, закрученных в шелка и кружева платьев, прячущих свои милые, напудренные лица за веерами или за полями модных шляпок. Все это казалось Тушиной увлекательным, Ставрогину забавным, а Верховенскому раздражающим. Петр шел позади, он не вмешивался в разговор, ему было скучно до головной боли. Он чувствовал себя жалким эскортом для Ставрогина, что нельзя и отойти, и оставаться невыносимо. В какой-то момент Ставрогин оглянулся на Верховенского и, усмехнувшись, подмигнул ему, что вызвало еще большую бурю мыслей в голове Петра. "Что же ты делаешь?" - промелькнула мысль в глазах Верховенского, устремленных в спину Николая. - "Играешь? Хочешь заставить ревновать? Но зачем? Зачем все это после прошлой ночи? Разве мы не решили, что между нами и что творится в тебе? Загадка! От скуки придумал покривить наши отношения или же тебе и впрямь стало интересно с Лизой? Но ведь это глупость полнейшая! И все же, что тебе сказала Лиза тогда, как я ушел? Надо было остаться, пусть бы ты и заметил меня, но, возможно, я бы хоть немного понял причины твоего отстранения, твоего мерзкого, спокойного поведения, ублюдок!" - Так подумал Петр, как его от мыслей оторвал голос Лизы. - Петр Степанович, прошу прощения, но разве вы не видите, что мы бы с Николаем Всеволодовичем хотели бы побыть немного вдвоем? - Она невинно улыбнулась, но Ставрогин при ее словах побледнел, от чего его кожа стала похожа на мраморный слепок, словно у статуй и скамеек, стоявших в саду. Верховенский ехидно улыбнулся: - Что же... Вы правы. Если вы и Николай Всеволодович... - Имя Ставрогина он особенно выделил своим едким и одновременно милым голосом. - Хотите остаться наедине, то я никак не могу вас боле стеснять. - Он уже развернулся и хотел уходить. - Нет! - Прозвучал дрожащий голос Ставрогина, который сразу же вновь взял себя в руки и мягко добавил. - Лизавета Николаевна, я никак бы не хотел оставить своего друга в одиночестве. Все же мы хотели прогуляться вместе, не кажется ли вам, что это не вежливо? Лиза с досадой отвела глаза: - Вы правы... Простите, Петр Степанович, я ни в коем случае не хотела вас обидеть. Пойдемте. - Тушина подошла к нему, взяла теперь его под руку и подвела поближе к Николаю, так что они пошли дальше все вместе. - Давайте поговорим о чем-нибудь еще? Например, расскажите мне, Петр Степанович, как вы познакомились с Николаем Всеволодовичем? Верховенский еле сдержал смешок, Ставрогин же ухмыльнулся и посмотрел в сторону. - Мы встретились на вечере у господина М-ского. Я и Николай Всеволодович были приглашены, там и сошлись. - Ответил Петр, с усмешкой вспомнив тот вечер. - Вечер у господина М-ского... - Задумчиво протянул Лиза. - Вспомнила! Варвара Петровна писала мне, что тогда был большой скандал! Ужасно... - Не так ужасно, как вы думаете, Лизавета Николаевна, скорее весело. - Но разве тогда господин М-ский не убил свою жену? Это отвратительно! Мне так жаль эту особу, пускай я ее и не знала. - Лиза вдруг потускнела. - Да, конечно, убил, но ведь это люди. Люди в худшем и лучшем их проявлении. Впрочем, я сомневаюсь, что вы меня понимаете в данном ключе. Ваша невероятная доброта не позволит вам даже думать о том, что убийство может быть хоть каплю интересным. - Петр улыбнулся и будто восхищенно посмотрел на Лизу, та продолжала идти, задумавшись. Ставрогин лишь молча слушал. - Интересным? - Лиза вздрогнула. - Представить такое - страх. А если... если и меня, вот так убьют, тоже будет вам интересно? Петр закатил глаза, ему казалось глупостью все, что вылетало изо рта Лизы, но подхалимничать он умел: - Ну, кому же вас убивать, Лизавета Николаевна? Взгляните на себя - ангел! Не найдется ни одного человека в целом мире, кто смог бы вас убить! А ежели и найдется, то я убежден, - Верховенский многозначительно посмотрел на ухмылявшегося Ставрогина. - Николай Всеволодович не даст вас в обиду. Он ваш друг, а такого человека все бояться. Верно, Николай Всеволодович? Ставрогин приблизился к Тушиной и провел по ее плечу: - Будьте покойны, Лизавета Николаевна. Петр Степанович прав - в целом мире нет человека, кто бы решился вас убить. Лиза подняла глаза на Николая, Ставрогин взял ее руку и поцеловал: - Будьте покойны. - Спасибо. - Смятение Лизы прошло, и от жеста Николая по ее щекам побежал румянец так же, как по лицу Верховенского поползла судорога гнева. - Нам пора вернуться. - Добавила Тушина и пошла в сторону дома. Верховенский и Ставрогин переглянулись, Петр усмехнулся, будто в одну секунду ему пришло понимание всего и вся, и быстро направился за Лизой, Николай только поправил волосы и двинулся вслед за ним. Вернувшись в дом и войдя в гостиную, Лиза сразу позвала Дарью: - Даша! Дарья Павловна! Нам пора собираться! Дарья выбежала к ней. Сама она была одета в красивое, но простое зеленое платье, волосы ее были убраны и украшены заколкой. - Платье готово, Лизавета Николаевна. Я только вас жду. Ставрогин с Верховенским тоже вошли: - Куда-то собираетесь? - Спросил Ставрогин, садясь в кресло. - Да, мы приглашены на ужин к одному господину. - Лиза развернула Дашу и легко подтолкнула ее в сторону лестницы на второй этаж. - Не хотите ли с нами, Николай Всеволодович? - Нет, благодарю. Я думаю мы с Петром Степановичем останемся. - Он посмотрел на Верховенского, который тоже присел на соседнее кресло. - Как вам будет угодно. - Лиза пошла вслед за Дарьей на второй этаж. Когда девушки ушли, Верховенский прикоснулся к руке Ставрогина, которая лежала на подлокотнике: - Остаемся одни? - Судя по всему, да. - Ответил Ставрогин, усмехнувшись. - А что такое? - Ничего. Думаю, я найду, чем себя занять от скуки. - Петр заговорчески улыбнулся. Спустя полчаса, Лиза и Даша спустились вместе в гостиную. Лиза была одета в богато расшитое голубое платье, ее уши были в дорогих серьгах, а на шее тяжело висело ожерелье из сапфиров, волосы были собраны в прическу, рассыпавшую по ее худым плечам белые локоны. - В доме останется наша горничная и слуга, поэтому, если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь к ним. - Хозяйски задекларировала Тушина. В комнату вошел слуга: - Экипаж готов, Лизавета Николаевна. - Благодарю. - Лиза быстро зашагала на улицу, захватив пальто. - Приятного вам вечера. - Поклонилась Дарья и заторопилась вслед за Лизой. Слуга продолжал стоять в комнате, выжидающе глядя на молодых людей. Ставрогин поднялся с кресла: - Будьте добры, принесите нам бутылку вина и два бокала, и на сегодня вы и горничная можете быть свободны. - Ужин не потребуется? - Нет, ужинать не будем. Благодарю. - Будет сделано. - Слуга удалился. За окном сгущались сумерки. Осенью ночь приходит раньше, так что совсем скоро на улице стемнело окончательно. Ставрогин потер руки: - Я сейчас вернусь, дойду до спальни. - Он уже хотел идти, как Петр вскочил с кресла и остановил его. - Я тоже с тобой пойду. Молодые люди вошли в комнату. Ставрогин сбросил пиджак, жилет и перчатки, стянул с ног туфли и сорвал с шеи галстук, оставшись только в рубахе и брюках. Петр сел на кровать, наблюдая за тем, как Николай раздевается. - Лучше было бы и без рубашки. - Протянул Верховенский, отклоняясь назад. Ставрогин оглянулся на него, подняв одну бровь. Николай приблизился к нему, опершись на кровать: - А я думал раздеть тебя. - Ставрогин ухмыльнулся. Его лицо было в сантиметре от лица Верховенского. - Так чего ты ждешь? - Верховенский схватил Ставрогина за затылок и, притянув на себя, жадно впился в губы Николая. Ставрогин, страстно целуя Петра, стащил с него клетчатый пиджак и жилет. Тело Верховенского заныло от желания, будто моля о прикосновениях и удовольствии. Петр сбросил туфли с ног, заползая на кровать и утягивая на себя Ставрогина, который, поставив руки на постель, оказался на Верховенском. Вдруг Петр почувствовал, как оттенок поцелуя изменился: Ставрогин целовал его нежно, ласково, его язык игриво касался губ Петра, а укусов и вовсе не было. Куда-то испарилась жестокость, грубость и надменность - Николай будто услаждал Верховенского, стараясь не причинить ему боль. Поцелуй становился глубже, слаще, казалось, что весь мир вокруг стал мягким и легким, словно сплетая все живое в эйфории. Верховенский взял ладонями лицо Ставрогина, целуя его еще и еще, будто в страхе, что он уйдет или исчезнет. Он крепко обхватил тело Николая ногами, прижимаясь к нему, в сладкой мольбе о больших ласках и любви. Ставрогин спустился поцелуями к шее Верховенского и, впившись с нежным движением языка, оставил фиолетово-синий след. - Раздень меня, Коля... - Простонал Верховенский. Ставрогин отодвинулся и привстал, выбираясь из объятий Петра: - Нас еще ждет вино. - Он лизнул губы Верховенского и встал с кровати. - Пойдем. - Он открыл дверь и вышел. Возбужденный Верховенский с разочарованием поднялся с кровати и поплелся за Ставрогиным. Когда Петр вошел в гостиную, Ставрогин уже сидел за столом, за которым еще вчера они обедали. Слуга разливал вино по бокалам. - Вы можете быть свободны, оставьте нас. - Сказал Ставрогин слуге, когда тот закончил, а Верховенский сел на соседний от Ставрогинского стул. - Не подслушивайте нас, не мешайте и лучше вообще не выходите из вашей комнаты. То же передайте и горничной, которую я ни разу не видел. - Николай говорил строго и властно, в его речи слышался тон человека, который привык общаться с прислугой. - Я вас понял, господин Ставрогин. - Слуга поклонился и вышел из гостиной, закрыв за собой дверь, которая была в стороне от основного прохода к комнатам. Верховенский взял со стола бокал и сделал небольшой глоток, Ставрогин повторил за ним. - Как тебе общество Лизы сегодня? - Вдруг спросил Николай, попивая вино. Петр недоуменно посмотрел на него: - Как и всегда. Скучно и раздражающе глупо. - Он сделал глоток. - Она еще совсем ребенок, девчонка и только. Самая обыкновенная, наивная и жалкая. Скорее всего она проживет такую же ничтожно бессмысленную жизнь: ее мать выдаст ее за какого-нибудь офицера или богатого старика, она родит ему трех отпрысков, потом состарится и на том и кончится. - Ты и, правда, так думаешь? - Я в этом убежден. - Петр встал из-за стола, не выпуская из руки бокала. - Почему я не так в этом уверен? Что-то во мне переменилось к ней со вчерашней ночи. Наивность у нее не отнять, но она точно, абсолютно точно не глупа. - С чего ты вдруг так подумал? - Петр оперся на стол, встав перед Ставрогиным. - Что меж вами случилось вчера? - Мы просто перекинулись парой слов. - Ставрогин поднял на Верховенского холодные глаза. - Просто... - Его лицо смутилось в мрачной задумчивости. Верховенский вдруг расхохотался: - Брось, Ставрогин, не дури, я так умру от смеха! Она обычная идиотка, не более этого! - Он наклонился к лицу Николая. - Она не стоит того, чтобы думать о ней... - Петр игриво ткнул бокалом Ставрогину в нос. - А главное - она в тебе ничего не понимает. - Ты будто понимаешь? - Ставрогин резко встал со стула, отставив вино подальше. - Ба, Коля, а ты что все еще не пришел к мысли, что никто тебя не понимает так, как я? - Верховенский запрыгнул на стол, закинув ногу на ногу. - Я единственный, кто тебя понимает, кто знает тебя, не эту спесь и притворство, а тебя настоящего! И я единственный, кому все это нужно, потому что, если Лиза, Даша, твоя мать, да кто угодно, узнает о той гнили, что таит в себе твоя душа, они отвернутся от тебя, а я нет! Я особенный и я единственный! - Петр отпил еще вина и широко улыбнулся Ставрогину. - А после вчерашней ночи я убедился, что и тебе на меня не наплевать, что и тебе я нужен. Хотя, конечно, я не такой беспомощный, как ты... - С чего это я беспомощный?! - Рявкнул на него Ставрогин, ударив по столу. Верховенский расхохотался. Его смех ярко пронесся по пустой комнате, словно ударяясь своим будто стеклянным звоном о стены, стоящие предметы и мебель: - Конечно, беспомощный. Вчера я это понял окончательно. - Петр отставил бокал. Его лицо вдруг стало искренним и сочувствующим, так что даже самый опытный и взыскательный психолог не догадался бы, что это лицемерие. Верховенский прикоснулся ладонью к щеке Николая и нежно ее погладил. - Погляди на себя. В твоих глазах столько боли, столько горя, ты прячешь их за холодностью, но я все вижу. Мне нравится в тебе эта задумчивость, грубость и жесткость, но ты все равно неискренен. Сейчас на твоем лице была та эмоция непонимания, которую не каждый угадает. Видимо, Лизавета Николаевна, сама того не зная, встревожила в тебе что-то. Возможно, ты сейчас задумался о симпатии или даже о любви, но я знаю, что ты просто устал от безумия, страха и боли. Но я пока не стану мешать тебе верить в то, что у тебя может быть в жизни нечто правильное, нечто нормальное. Человеку нужно во что-то верить. Я не стану мешать, но только потому что это пока что, да, пока что, кажется мне забавным и абсолютно безвредным. Пока Ставрогин слушал Петра, его жестокий гнев понемногу сполз с лица, превратившись в уставшее и будто пристыженное выражение. - Мой милый Коленька, я понимаю твои чувства. Никто не поймет, кроме меня, ведь я единственный, кто любит тебя. Действительно любит... И ты меня любишь. - Вдруг Верховенский схватил капну волос Ставрогина в кулак и, резко притянув к себе, поцеловал, Николай любовно ответил на поцелуй с непривычной для него нежностью и будто счастьем. "Глупец..." - промелькнуло в голове Верховенского. Петр с азартом впился в губы Ставрогина, но если Николай вел поцелуй ласково, то Верховенский не распылялся на нежности: он жарко кусал Ставрогина, сжимая его волосы сильнее, движения его языка были резки и грубы, а губы двигались быстро, с наглым напором на губы Николая. Ставрогин аккуратно отклонил Петра, положив его на стол. Он стал расстегивать его рубашку, посыпая грудь поцелуями и облизывая его соски, но Петр не почувствовал не страсти, не вожделения. Прикосновения Ставрогина были аккуратными, тихими, осторожными, когда он стянул рубашку с Верховенского и расстегнул его брюки. Петр почувствовал досаду. Он приподнялся на столе и крикнул на Николая: - Что ты со мной нежничаешь, как с девкой?! Что с тобой?! Ставрогин, пораженный, поднялся и удивленно посмотрел на Верховенского: - А тебе и так уже не нравится? - Его лицо стало ледяным и жестким, а глаза наполнились гневным блеском. - Конечно, нет! Я тебе не Лиза! С ней ласкаться будешь! - Воскликнул Петр. - Что ты там вякнул?! - Прорычал Ставрогин. - Ударь меня! - Прокричал ему в лицо Верховенский. - Сейчас же ударь! - В эту секунду он со всей силы пнул ногой в грудь Ставрогина, так что тот, охнув и чуть не задохнувшись, отошел на шаг назад. - Бей! Размажь меня по столу! Разорви! Сейчас же, недоношенная, трусливая мразь! Удар Ставрогина обухом уронил Верховенского обратно на стол, от чего тот только тихо захихикал: - А сильнее сможешь? - Петр хитрыми с безумным блеском глазами прямо посмотрел на Ставрогина, раздвигая перед ним ноги. - Ты! - Ставрогин схватил рукой Верховенского за шею, срывая вниз брюки вместе с бельем. - Мерзкий, лицемерный манипулятор! Играешь мной, тварь?! Петр сквозь крепкую хватку руки Николая засмеялся: - Я честен с тобой. Я говорю все так, как оно есть. Ты даже сам не знаешь того, что знаю я! - Глаза его горели безумным огнем. - Просто заткнись! Замолчи сейчас же! - Ставрогин сжал горло Верховенского сильнее, так что смех того превратился в хрип. Ставрогин, продолжая душить Петра, который даже задыхаясь, широко и ехидно улыбался, свободной рукой развел ноги Верховенского в разные стороны. Николай расстегнул штаны, достав из них член. Он несколько раз провел по половому органу, чтобы возбудить себя хоть немного, потому что внутри него разрастались лишь гнев и отвращение. Петр задрожал в предвкушении и подвинулся на встречу Ставрогину. Николай отпустил горло Верховенского и, опершись руками на стол, жестко вставил член в задний проход Петра, от чего тот громко вскрикнул. Движения таза Ставрогина были резки, он вдалбливал Верховенского в стол, который под молодыми людьми ходил ходуном, гремя при каждом движении Николая. Об пол со звоном разлетелись осколки бокалов и по дорогому паркету разлилось вино. Верховенский громко вскрикивал. По его телу распространялось болезненное удовольствие, от чего он сам вожделенно двигал бедрами, ближе к своему безумному удовольствию. - Еще! Сильнее! Ударь меня! - Орал Петр на Ставрогина, от чего тот становился только злее. Николай в жарком забытьи, в котором уже невозможно контролировать свои действия, практически разрывал задний проход Верховенского, который чуть ли не визжал в приступе ненормального наслаждения. Николай бил от всей силы Верховенского по груди, царапал его в кровь, двигаясь все быстрее и быстрее в своем инстинктивном, практически животном угаре. Ставрогин резко перевернул Верховенского на живот и, оттянув голову того за волосы назад, продолжил драть его, изредка замирая и разгоряченно задыхаясь в приступах возбуждения и минутного удовольствия, которое после вновь сменялось отвращением. Петр держался руками за стол, издавая надрывные, будто молящие стоны. Николай внезапно, чуть ли не вырывая волосы Верховенскому, потянул того на себя и сделав еще несколько иступленных, жестких движений внутрь, спустил в Верховенского. Петр вскрикнул и расслабленно лег на стол. Николай сначала устало опустился на Верховенского, обдав спину того горячим дыханием, а потом вдруг вздрогнул, вскочил. Испуганно оглядев Петра, который хитро улыбался ему, Николай застегнул штаны и, в страхе отшагнув, сполз по стене в угол. Ставрогин весь сжался, спрятав лицо в коленях и за локтями. Он редко вздрагивал, не поднимая глаз, выглядел он будто пристыженно, будто забито. Петр спокойно поднялся со стола и медленно оделся, мельком глянув на Ставрогина. Он взял с пола бутылку, встряхнув ее и убедившись, что вино разлилось не до конца, отпил немного освежающе горячей жидкости и подошел к Николаю. Он поднял за волосы лицо того и насмешливо удивленно посмотрел на бежавшие по лицу Ставрогина слезы. Верховенский ухмыльнулся и провел по щеке Николая ладонью. - Ба, да ты что же, плачешь? - Ехидно протянул Петр. Ставрогин, захлебываясь уже в потоке бежавших слез, дрожащим голосом спросил: - Зачем? - Он схватил Верховенского за руку. - Зачем? - Милый мой Коля, взгляни на себя. О какой нежности и ласке мы можем говорить, глупенький? Ты же умрешь без власти и силы, которую тебе нужно распространять на всех вокруг. Ты нуждаешься в том, чтобы угнетать и властвовать. - Петр ловко освободил руку и, выпрямившись, отпил еще вина. - Я просто даю тебе то, без чего ты не можешь. Разве нет? Ставрогина затрясло, он схватился руками за голову и зарыдал в голос. Верховенский с презрением глядел на него, растягивая улыбку на своем лице все шире. - Ну, и главное, Коля, повторяю, взгляни на себя! Ты гнилой, хитрый и лицемерный, как и я! Мы не созданы для нормальной, человеческой жизни! У нас нет шанса на ту спокойную размеренную жизнь, о которой мечтают и которой живут другие люди. Женитьба, дети, семья, вечера за коньяком и картами, светские встречи - это все не для нас. У тебя нет ни малейшей возможности начать нормальную жизнь: ни с кем и никогда у тебя этого не получится, потому что ты - это ты! - У Петра вырвался звонкий смешок. - Чем быстрее, чем раньше ты это поймешь, тем лучше будет для тебя, ведь все твои попытки стать чем-то нормальным будут глупы и бессмысленны. Оставь! Это просто смешно, Коленька! Ставрогин схватил Верховенского за брюки: - За что?! Петр! Петруша! Что происходит?! - Закричал он, плача. - Что ты со мной делаешь?! Прекрати, умоляю! Верховенский посмотрел хитрыми глазами на Николая и, рассмеявшись, оттолкнул того обратно в угол. Его лицо было гримасой безумия, нечитаемого, опасного, вызывающего отторжение и инстинктивный, первородный страх. Петр одним махом допил вино и, резко бросив бутылку в Ставрогина, от чего тот испуганно вздрогнул, ушел в сторону спальни, прощебетав на последок: - Сладких снов, Коленька... Николай в ужасе сжался на полу, прячась в угол. Перед его глазами сгущалась тьма, жестокая и всепоглощающая тьма, из которой все четче проступали те красные, жаждущие до крови глаза, от которых его всегда спасал Петр. Но сейчас, сидя в холодном углу, свернувшись от подступавшей к горлу тошноты, Ставрогин уже не был так уверен, спасает его Верховенский или только сильнее, дальше толкает в объятия смертельного безумия.