Великий грех

Открыв глаза после недолгого дневного сна, Ставрогин неожиданно почувствовал себя намного лучше. Тревога несколько отступила, и лишь легкая головная боль напоминали о недавнем тягостном состоянии. Повернув голову, с удивлением он также обнаружил, что Петр ушел с кровати и, переодевшись в другой костюм, закинув одну ногу на другую, сидел на соседнем диване. В руках его была зажата книга, обложка которой издалека знакома каждому нигилисту, да как и любому современному, не отстающему от моды человеку. На губах Верховенского играла легкая улыбка, а глаза с неугасающим любопытством бегали по строчкам произведения. Это был тот редкий случай, когда Петр был спокоен и безмятежен, так как ничто не нарушало его спокойствия и безмятежности. - Читаешь Маркса? - протяжным, сонным голосом спросил Николай. Петр поднял на него взгляд, и былая искренняя тишина лица его вновь сменилась нечитаемой сладкой маской. Он отложил книгу и ответил: - Перечитываю... - Я, конечно, подозревал, но до последнего не хотел верить, что ты фанат Маркса. - Ставрогин сел на кровати. - О, нет! - Верховенский усмехнулся. - Я не считаю себя ярым марксистом, мне это не столь интересно... - он поднялся с дивана и приземлился на край кровати. - Сейчас обед, нам бы подойти в гостиную. Ставрогин смотрел на Петра странно: то ли с вожделением, то ли с насмешкой, от чего у того по всему телу пробежало волнение. - Как спалось, Николай Всеволодович? - его губы растянулись хитрой ухмылкой, он наклонился вперед, приближаясь к Ставрогину. - Весьма удовлетворительно... Петр Степанович. - он подался в ответ на встречу Петру, так что лицо Верховенского обдало жарким дыханием, их губы оставались в паре дюймов от соприкосновения. Руки Ставрогина в нетерпении потянулись к жилетке и рубашке Петра, заползая под них, от чего изо рта Верховенского вырвался сдавленный стон, который он тут же моментально оборвал, прижав ладонь к губам и нервно оглянувшись на дверь. - Ты так волнуешься? - горячая рука Николая скользнула выше и сцепила крепкой хваткой горло Петра. Ставрогин повалил его на спину, забираясь сверху. Николай все сильнее сжимал пальцы, отнимая у Верховенского возможность вдохнуть. Ставрогин наклонился вниз и, облизнув губы, поцеловал его. Все вокруг казалось жарким, душным, но при этом страстным и вдохновенным. Их языки сплетались между собой, практически слипаясь в изголодавшейся жажде к друг другу. Николай по привычке и по нестерпимому желанию уже начал стягивать с себя одежду, как вдруг их резко оборвали, так что молодые люди одновременно замерли, прислушавшись. А все достаточно просто - в дверь постучали. После того, как ответа на стук не последовало, раздался еле слышный шепот: - Петр Степанович... Господин, Петр Степанович! - прозвучал скромный голос Шатовой. Верховенский спихнул с себя на кровать Ставрогина, вскочив, подбежал к двери и, приоткрыв ее на небольшую щель, выглянул. - Я вас слушаю, Дарья Павловна... - прошептал он. - Николай Всеволодович еще спит, так что лучше говорить тише. - Понимаю, но я как раз хотела попросить вас разбудить господина Ставрогина. Видите ли, время обедать. - Даша говорила, опустив глаза в пол, будто была очень даже смущена тем, что ей пришлось тревожить гостей. - Хорошо, сейчас. - Верховенский улыбнулся добродушно настолько, насколько был способен, но, судя по ответной нежной улыбке Дарьи, у него это получилась достаточно естественно. - Петр Степанович, прежде я бы хотела вас очень просить... - Даша посмотрела на него взволнованными и стыдливыми глазами. "Как собака битая" - промелькнуло в голове у Верховенского. - Я бы просила вас не ссориться с Лизаветой Николаевной. - Шатова нервно сжала ладони. - Несмотря на то, что иногда она бывает резковата, она очень добрая. Прошу вас, ради себя, ради Николая Всеволодовича постарайтесь с ней не вступать в эти ваши словесные стычки. Петр еле заметно усмехнулся, оглядев Дашу с презрением: - Постараюсь. - сладко прошептал он. - Благодарю вас, - Дарья вдруг на что-то посмотрела, задержав взгляд на Верховенском. - Что с вашей шеей, Петр Степанович? Вы в порядке? Верховенский остался спокойным, но самого его покоробила ироничная его сущность, вынуждавшая съязвить: - Воротником натер, Дарья Павловна. - Петр выдавил из себя улыбку. - Не стоит вашего беспокойства. - Что ж... - Даша смутилась. - Приходите обедать. - она развернулась и убежала быстрыми шагами. Верховенский вернулся в комнату, закрыв за собой дверь: - Пора к обеду. Они оделись и привели свои костюмы и растрепавшиеся волосы в порядок, после чего отправились в гостиную. В гостиной уже стоял накрытый стол, за которым сидели Лизавета и Дарья. Молодые люди опустились на свои места. - Приятного аппетита. - сказал Ставрогин и принялся за еду, как и Верховенский. Даша не пошевелилась, а Лиза, смерив ее строгим взглядом, сложила руки и произнесла: - Господь, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыми Твоей Матери и всех святых Твоих, яко благословен еси во веки веков. Аминь. - Тушина облегченно выдохнула и, предварительно перекрестив еду, приступила к ней. - Какая невероятная глупость... - не успев сдержать себя, проговорил с усмешкой Петр и лишь после спохватился. Дарья разочарованно поглядела на него, Ставрогин же выжидающе посмотрел на всех сидящих. - Это вы мне, Петр Степанович? - так и вспыхнула Лизавета. - Я прошу прощения, - Верховенский невинно улыбнулся. - Вырвалось, но я не имел цели вас обидеть. - Нет уж, постойте! - воскликнула Лизавета с раздраженным лицом. - Объясните, что вы так насмешливо позволили себе назвать "невероятной глупостью"? Православную молитву?! - Вы угадали... - Верховенский нагло ухмыльнулся и, подняв голову, приготовился к, как сказала Даша, стычке. - Как вы смеете говорить такое о молитвах к Господу? - Смею. - спокойно с нескрываемым презрением ответил Петр. - Бога нет. - Что вы сказали?! - Лизавету так всю и передернуло. - Бога нет. По это причине я не считаю нужным возносить жалкие молитвы и соблюдать ничтожные заповеди. - Вы не веруете? - пораженно произнесла вдруг Даша. Она прижала ладони к губам с таким лицом при этом, будто Верховенский прям здесь при ней убил человека. - Нет. - равнодушно ответил Петр. - А вы, Николай Всеволодович? Неужели, вы тоже не верите в Бога? Ставрогин усмехнулся и с улыбкой ответил: - Не верую. - Но как же? Ваша матушка, она же... - Николаю Всеволодовичу не обязательно следовать во всем за Варварой Петровной, тем более в такой дырявой идеи, как религия. - Как вы можете? Это ведь святое. - Даша расстроенно отодвинула еду. - И грешно, тем более. - Если не веруешь, то греха нет, удобно правда? - улыбнулся Петр. - Нет Ада, нет наказания, нет Бога. - Это ужасно печально... - пробормотала Шатова. - Это не печально, это отвратительно! - крикнула на нее Лиза. - Возможно, но давайте разберемся вместе, кто и что на самом деле отвратительно. В сущности, что есть религия, если без грубостей? - уверенно заговорил Верховенский, как будто заучил эти слова и пересказывал их уже десятки раз, а Ставрогин, с удовольствием улыбаясь, внимал каждому его слову. - Вера есть инструмент управления людьми, это власть, власть сильной руки, которая с помощью церкви направляет мнение народа туда, куда нужно. Религия есть способ, я извиняюсь, дурачить недалеких людей, есть способ управлять стадом, приказывать, задабривать и запугивать неучей. Если человек не верует, если не слушает голос церкви, им труднее управлять, потому что в таком случае, как минимум, один инструмент управления и запугивания не действует. - Почему же "запугивания", Петр Степанович? Вера и Библия учат милосердию и прощению. - с насмешкой спросила Лизавета. Ставрогин лишь усмехнулся, Даша удрученно смотрела в пол и молчала. - Потому что вся религия по своей сути - это одна большая концепция Рая и Ада, то есть задабривания и запугивания. - Верховенский смотрел с неподдельным отвращением, но говорил спокойно, несколько сладко, что вызывало яркое чувство диссонанса. - Вот вам пример, для размышления. Предположим, есть некоторое государство, где, как и везде есть правящая верхушка, а есть простой люд. И представим, что внезапно, простой люд стал творить всяческие бесчинства: насилие, смерть, воровство, мошенничество, убийства - ужас в общем! Правящая верхушка вдруг открывает для себя простую истину, что жизни им не будет в государстве, да и самого государства не будет, пока они не найдут способ усмирить свободолюбивых людей. И вот кто-то из них предложил свою концепцию Веры, баа! Концепция убеждает всех в том, что где-то в небе живет высшее существо, создавшее весь мир вокруг, людей и природу - все! Если делать все правильно, как написано в некоей книге, которая внезапно появится, как самый достоверный источник истины и правил высшего существа, то будет вам, простой люд, Рай и все, чего вашей душе угодно, как умрете, а не будете слушаться, будете творить бесчинства, ждет вас, по той же некоей книге естественно, Ад и вечные мучения. К слову, если Бог учит прощению, то зачем же существует тогда Ад, где наказывают грешников? Судя по всему по вашей логике, Бог сам не верит в свое милосердие. Так вот после пары десятков лет пропаганды и вымирания старого, знающего поколения, в стране наступил мир и порядок, из страха попасть в Ад и, конечно, лишится Рая. Теперь простой люд поклоняется своему дражайшему высшему существу, следует за его словом в книге и слушает наставников, не подозревая, что на самом деле книгу написала правящая верхушка, и слушаются они только власть имущих! Никому неизвестно, что ждет человека после смерти, а тех, кто правит людьми волнует только жизнь и послушание, порядок среди людей, собранных под одну гребенку Верой. Ничего не напоминает вам это, Лизавета Николаевна? - у Верховенского вырвался надменный смешок. Лиза была бледна от гнева. - Спросите, к чему я веду? К тому с чего начал. Что отвратительно, а что нет. Мое мнение такое: для примера, я хороший человек... Раздался то ли звонкий смех, то ли кашель Ставрогина, который тут же наигранно смущенно улыбнулся и сказал: - Простите, подавился. Продолжайте, Петр Степанович. Верховенский смерил его взглядом: - Благодарю. Так вот, я хороший человек, но не потому что испуган Адом и вечными муками, не потому что лицемерно хочу выгоду, Райских благ за свою доброту, а просто, потому что я так хочу. Если вам для того, чтобы быть добрым и честным или, наоборот, не быть жестоким и гнилым, нужны Рай, Ад и Бог, то вы не верующий праведник, вы ничтожество! Таков мой вывод. - Ваши рассуждения противоестественны! - бросила в Верховенского Тушина. - Не говорите глупостей, Петр Степанович прав! - раздался уже серьезный и спокойный голос Ставрогина. - Бога нет, если вы верите, то вы лишь часть огромной дырявой, дряхлой лодки, которая летит с размаху на скалы, в то время, как могли бы сбежать от этого и быть свободными в своем выборе пути. - Постойте, но как же... - начала тихо Дарья. - Откуда же люди на земле? Зачем это все? - Хороший вопрос. Все, что вокруг нас - это не Бог. Звери, птицы, растения, люди - это наука! Сильная, честная и подтвержденная доказательствами, фактами вещь! Как пример, Чарлз Дарвин и его "теория об эволюции". Надеюсь, слышали... - Петр выглядел самодовольно, нахально, а глаза его сверкали жаждой большего веселья. - Конечно! - мрачно ответила Лиза. - Вот видите, как все просто! - вдруг невинно мило улыбнулся Петр. - Но как же... Вера... она же дает людям надежду, силы жить дальше, разве нет? - в глазах Шатовой заблестели слезы. - Дарья Павловна, только законченный идиот будет искать надежду и веру в фантазиях и жалких выдумках! - рассмеялся Петр. - Сила науки, факты и доказательства, аргументы и правда - это то, чему стоит верить. Если нет доказательств, то это глупость и бред. - усмехнулся Ставрогин. - Я разочарована в вас, Николай Всеволодович... - удрученно произнесла Лизавета. - Зато мое мнение о вас, Ставрогин, с каждым днем лишь лучше и лучше! - расхохотался Петр, доедая свое блюдо. Вдруг в комнату вошел слуга, подошел к столу и произнес: - Вам письмо! Лиза протянула руку: - Благодарю... Слуга не отдал письма, а лишь сказал: - Оно не для вас, госпожа Елизавета Николаевна. - А для кого же? - удивленно воскликнула Тушина. - Для господина Ставрогина. - Откуда? - спросил Николай. - Скворечники. Ставрогин удивленно поднял брови, взял себе письмо и, повертев его, усмехнулся и сказал: - Я догадываюсь от кого это пришло... Тут написано "À mon cher élève M. Stavroguine (Prince Harry), (Моему дорогому воспитаннику господину Ставрогину (Принцу Гарри)). - Я тоже догадался... - на лице Верховенского изобразилось тошнотворно-презрительное выражение, предвещавшее не самые лучшие последствия.