Если бы я с тобой заново...

И пропадает в миллионах навек, когда то Самый дорогой человек, правда Слишком глубокая рана Забывать друг друга пора нам Его слова звучат так нелепо и с такой болью, что сердце схватывает пламя досады и вины. Он отверг его. Он просил его не делать этого, но Йен слаб. Он забоялся. Он боялся оставить всё то, что было до возвращения Микки. Именно сейчас Йен не тот мальчик, который кинет всё и побежит на край земли за любовью своей жизни. Он переживёт её. Точно переживёт. Он порвёт в себе струны, что так крепко натянуты между двумя разбитыми сердцами. Порвёт. Обязательно порвёт…

***

Кофе — мой друг, музыка — мой драг И всё что вокруг — я могу сыграть Дорога — мой дом, небо — моя тетрадь Пока мы вдвоём, мы точно не будем спать Первая страсть. Такая детская и неожиданная, из-за чего они оба не понимали, что происходит. Буквально за минуту их тела решили вожделеть друг друга, и именно в тот момент их сердца наполнились горькой влюбленностью. Йен не чувствовал должной любви от родителей, потому что они были мертвы, имея при этом лишь оболочку. Родители давно умерли для всех них. Для всех «новых» Галлагеров, которых воспитала Фиона. Рыжик имел с ней некую связь. Ту, что вышла за грани семьи и даже за грани людских понятий. Лип. Этот парень стал другом, братом и отцом Йена. Как бы не было больно и горько или, наоборот, хорошо — он был рядом. Именно эти кудрявые волосы. Именно этот умный мозг. Именно он — главный человек в жизни парня. Член семьи, подаривший не только заботу, но и ставший единственным человеком-опорой, когда это стало нужно. Микки никогда не знал любви. Он никогда не знал настоящего себя. Отец — его самое большое разочарование и самый страшный сон. На самом деле брюнет ждал, что отец станет тем самым папой. Папой, которого он смог бы с радостью обнять и сказать, что любит его и благодарен ему. Как же больно ломались его сердце и кости с каждым годом. Он так и не стал им. А раны лишь росли, покрывая всё тело и душу потерянного мальчика. Мать он не знал. Мэнди — та, кого он смог бы назвать матерью и сестрой. Как бы глупо они не ссорились, она единственная за кого бы он убил. Такие одинаковые, но такие разные Йен никогда не скрывал себя и то, что он гей. Ему не хотелось этого. Он был открыт также, как и в своих желаниях. Микки был не таким. Брюнет скрывал себя, даже точно не знал, кто он есть на самом деле и что с этим делать. Молчание и отрицание — его защита. Они сошлись на телах. Наверно, они никогда бы не взглянули друг на друга, если бы не этот глупый случай. Такой глупый и такой… любимый. Тогда им было плевать на жалкое слово «люблю». Было лишь желание и отрицание, которое толкнуло их за черту друг друга. Больная симпатия и секс, но всё ли? Брюнет чаще видел решетку, чем остатки своего счастья, сестру и этого рыжего паренька. Но, конечно, он скрывал. Не скажет же Милкович, авторитетный гопник, что пиздецки рад видеть за этим чертовым стеклом лицо, усыпанное веснушками. Так почему парень улыбается? Так глупо и так лучезарно. Микки же послал его, нахамил, хоть и сделал это рефлекторно. Так почему? Почему эти зеленые глазоньки пожирают его в открытую? Почему он такой ребенок? Бей, бей, бей моё сердце Оно и разбитым может биться Только жаль, жаль Я не чувствую больше Только жаль, жаль Не смогу влюбиться, не смогу Йен рыдал так тихо, как мог. Он был так жалок и убог, прижимая чертов пакетик со льдом. Любовь всей жизни была изнасилована на его глазах проституткой. Чёртовой русской шлюхой. Он ненавидел себя за то, что не смог взять пистолет и сказать Терри пойти нахер от них. Он забоялся. Он боялся, что его пристрелит гомофобный отец Микки. Его сердце замедлилось, когда на теле парня сидела шатенка. Она тоже мало, что понимала. Она была не уверена, но решила молча сделать то, что должна. Её дело маленькое. Но Йен не мог так просто забить. Он не смог даже встать и оттолкнуть её от брюнета. Рыжий молча смотрел в пустые глаза бывшего парня, а слезы наворачивались с каждым толчком бедер девушки.Микки схватил её и начал трахать сам, отчего вырвался протяжный стон шлюхи. Галлагер ныл и рыдал внутри себя. Он готов был убить их всех и спасти себя от едкого чувства горечи. Но не стал. Он всё так же молча зарывался в волосы. Микки думал, что это херня. Трахнет её перед отцом, и она уйдёт, а он придумает как это забыть. Но нет. Не в этот раз. — Ёбаное отродье! Ёбаная скотобаза! Он сломал мне жизнь! Я убью тебя, чёртов Терри Милкович. Убью, — Микки кричал на весь дом, зная, что никого нет. Он пытался не зарыдать от боли под ребрами, и у него это вышло. Он не слабый, он не станет плакать, даже сейчас. Может… все обойдётся. Но обойдётся ли? Терри вбежал в комнату и закричал что-то нелепое, на ином для Микки языке: «Светлана беременна, и вы поженитесь». Терри был рад сообщить своему «исправленному» сыну такую новость. Седовласый говорил это уверенно и точно зная, что Микки промолчит. Он не сможет возразить, иначе его изобьют до полусмерти и заплюют, оставят корчиться от боли одного до прихода сестры, которая с издёвкой и досадой скажет: «Всё пройдёт, ты же сильный, говнюк». Йену было больно. Его избил его же парень. Избил, потому что рыжий сказал правду. Ведь Микки же правда его любит… он был уверен, но теперь нет. Сильнее боли в области живота, была боль от правды. Его чёртова любовь женится на беременной шлюхе. Галлагер вопил. Он кричал, когда брюнет ушёл, оставив его на земле, кинув рядом бутылку от коньяка. Его оставили одного. За что? Микки не хотел чёртовой свадьбы. Он не хотел видеть, как любовь с веснушками стоит перед ним и молит, чтобы Милкович не делал этого. Но он не мог. Отец убил бы его. А после смерти он бы не увидел улыбку своего мальчика… хотя увидит ли он её теперь и при жизни? Секс на каком-то дряхлом столе перед свадьбой — всё, что было в мыслях парня. Только не у Йена. Рыжий пил и пил, глядя на улыбающуюся Светлану, держащую руку его Микки. Но он больше не его. Он теперь её. Йен видимо сдался. Сдался после пяти рюмок водки и заебавших лиц вокруг. Он не сдержался и наконец закричал среди толпы не понимающих людей. Но он знал, что в их глазах был лишь пофигизм. Но не в глазах Липа и Мэнди. Хотя, конечно, был. Они оба были заняты друг другом, ссорами и расставанием, а не состоянием Йена. Лип увёл брата. Теперь рыжий все решил. Он уйдёт. Микки не дышал, слушая и не веря ушам. Чёртов Йен уходит в армию на 4 года, да ещё и ведёт себя так холодно к нему. Почему? Почему? Что Микки сделал не так? Он же не может жить без этого глупого парня, чьи глаза походят на щенячьи. Из-за свадьбы? Но это же простая бумажка! — Йен, нет. Йен, вернись. Не оставляй меня! — он кричал про себя, потому что все также боялся сказать это. Он слабый. Слезы начали накапливаться в уголках глаз, но он быстро протёр их, держа потухшую сигарету. Слов сестры он уже не мог понять. Его оставили. Его оставил Йен.

***

Задержи дыхание на миг, ощути, какая глубина В моей голове идёт война Я не принимаю ничего из того, что чувствую сейчас Проводив тебя в последний раз Йен танцевал так, как будто весь мир стоит под ним, а он — самая светлая звезда. Нет. Он планета. Рыжий сорвался, когда его глаза обратили внимания на вывеску клуба. Гей-клуб. Ему он точно подходит. После самоволки он чувствовал себя странно, но точно знал, что ему нужно. Ему нужен был экстрим и чёртовы наркотики. Те самые, что в него пихали старики, которым за радость щупать и трахать парня, не понимающего ровным счётом ничего. Йен не был против, наоборот. Ему доплачивали, а он расслаблялся. Танцы на шесте — всё, что на самом деле умел рыжий. Он врал себе. Вейстпоинт не его. Его — тереться узкими и короткими золотыми трусами о лица возбужденных стариков, которые засовывали ему за резинку сложенные купюры. Приваты — вот, что приносит больше зеленых бумажек. По сути, Йен делал тоже самое, но с большим обзором на коленях мужиков, шепча о том, какие они горячие, хотя, конечно, это было не так. Никто не был так красив и сексуален, как Микки. Только эти руки, на костяшках которых были набиты кривые буквы, соединяясь в привычную для брюнета фразу «fuck u-up», могли трогать Йена. Даже сейчас. Даже после всех тех рук, что побывали на нем и его бедрах. Микки не хотел тащиться к придурку Йену. Толи от переизбытка чувств, толи от горечи после расставания. Но Мэнди решила за него. Конечно, брюнет знал, что Лип нашел рыжего и даже знал где, но легче не стало. Йен докатился до ёбанного гей клуба. Отвратительно. Парень зашел в заведение с кислой миной, что тут же привлекло каких-то геев. Но ему это было неинтересно. Лёгкие басы ласкали уши, но вот глазам было худо. От постоянно мерцающего света, они долго не могли сфокусироваться. Когда всё же Микки двинулся с места, дабы утешить себя надеждами, что рыжего тут нет, его нос учуял знакомый аромат. Конечно, во всем клубе несло выпивкой, сигаретами и духами стриптизёров, которые были слишком сильными, даже для него, привыкшего к отвратно-едким запахам. Но один запах был не такой. Он был слишком грубым. Запах какой-то корицы с табаком. Слишком противно-знакомый запах ёбанного Галлагера. Люди расступились перед брюнетом, и он подлетел к Йену, послав нахуй его клиента и сев на его место. — Какого черта, Галлагер? С хуя ты подался в стриптизёры? Но Йен молчал. Он лишь крутил своими бедрами около парня, стараясь как можно плавно извиваться для приватного танца. —Ты меня, блять, слышишь? — Микки кипел. Он хотел схватить и повалить рыжего прямо тут, не только от стояка, но и желания въебать ему. Но не стал. — Я пойду, у меня клиент, — рыжий поднялся и оглядел Микки. — Чёрт, слушай, если не хочешь говорить со мной, то позвони хоть семье. Они беспокоятся, — Милкович крепко сжал предплечье парня, заглядывая прямо в его зелёные глаза. Свет от прожектора быстро упал на фигуры людей, а главное на Йена. Только сейчас Микки заметил, как изменился его мальчик. Плечи стали шире, телосложение было более накаченным, волосы потемнели, но взгляд… он не изменился. Он остался таким же добродушным и родным, хоть рыжий и был под кайфом. Мысли плыли. Йену хотелось обнять и крепко вцепится в губы брюнета, который появился из ниоткуда, но он не стал этого делать. Он уже давно решил. Как бы сильно не было его желание — Микки не его вещь и даже не его парень. Нужно больше наркотиков. Нужно забыть его… но как забыть эти голубые, как самый глубокий океан, глаза, эту редкую, но такую искреннюю улыбку. Это тело, что раньше было лишь его, хоть Микки так и не считал. Ночь меня ждёт за мокрым стеклом Она всё поймёт — молчание слов По струнам мой долг доводит до слёз Ты плачешь ну что, всё снова всерьёз Биполярное расстройство — приговор, вынесенный жизнью. И он был слишком жесток. Это то, что нельзя изменить и Йен знал это, он понимал, что навсегда станет психом. Он болен. И был таким всегда. Грёбанные гены Моники теперь решили сломать всю жизнь Йену. Впервые, хоть и не долго — он был счастлив. Микки сказал это. Он сказал, что любит Йена. Любит, как никого и никогда не любил. Он беспокоился, что рыжий навредит себе или ребенку, которого он забрал с собой в маниакальной фазе. До этого момента брюнет не желал верить, что его парень болен. Но теперь все его иллюзии рухнули. Йену нужна помощь. Рыжий был готов ко всему, но не к тому, что Микки сдаст его в психушку. Брюнет твердил что-то типо: «Хэй, все будет хорошо, слышишь? Это лучше же для тебя», но даже такие слова не успокаивали Галлагера. Ему стало лишь хуже. Он не спал и ходил по этой чертовой камере в желании увидеть своего парня. Все другие же пациенты с жалостью смотрели на выходки парня. На его попытки сбежать. Микки знал, что Йену хреново, но и оставить его без лечения не мог. Второго такого случая он не переживет. Он даже не знал, что хуже: сидеть рядом с «пустым» рыжим или быть без него столько времени. Все было хуево. Все без исключение. Брюнет сорвался на выпивку. Ему нужно было расслабиться. Я слышу твое сердце по ночам Тобой пропитан каждый сантиметр Я нахожу тебя во всех вещах Я тебя никем не заменю Внутри меня как будто гаснет свет Срываюсь и опять тебе звоню Ты молчишь Я больше тебе никто Ты больше мне ничего не простишь Микки не впервые садится из-за Йена. По крайнем мере с их встречи. Но теперь он сел с чистой душой, что, сука, Сэми отсосет у него. Главное, что рыжего выпустили, а насколько он сел за попытку убийства — неважно. Ну восемь лет. Всего-то каких то восемь лет. Милкович уверен, что Галлагер дождется его. Йен не знал, что сказать, глядя на кривое и неправильно написанное тату на груди Микки. «Йен Галлагер» — его имя. Он молчал, понимая, что не сможет пообещать чего-то брюнету. Его язык не повернется сказать, что будет ждать чертова Милковича все восемь лет. Он даже не был уверен, что любит его. Видимо, биполярное расстройство его сломило, и сильный парень дал слабину. — Ты будешь ждать меня? — Микки пристально смотрел в любимые глаза рыжика, но так и не увидел ничего. Ничего, чтобы обнадёжило его. Неужели… его не любят? Микки наигрались? — Соври хоть. Всё же восемь лет — долгий срок. — Да, Микки. Да, я буду ждать тебя, — Йен отложил трубку и последний раз перевел взгляд на усмехающегося Милковича. Эта усмешка явно говорила, что Микки всё понял. Галлагер больше не придет его навестить. Они простились. И пропадает в миллионах навек, когда-то Самый дорогой человек, правда Слишком глубокая рана Забывать друг друга пора нам! Йен не хотел верить тому, что видит Микки не в тюрьме, а перед собой. Нет. Нет. Чёртов Милкович! Он только начал привыкать ко всему новому. Работе на скорой и Тревору, но тут опять эти манящие глаза, цвета глубокой синевы. Снова и снова они встречаются. Снова и снова они не могут уйти друг от друга. Судьба всё время крутит ими и каждый раз ломает их, желая полностью уничтожить. Судьба любит смотреть на их мучения. Но не сейчас. Сейчас Йен не поддастся на такие уловки. Они никогда не будут вместе… Брюнет понял, что его не ждали и не хотели видеть. Он знал это. Но всё равно было адски больно. Нет. Всё хорошо. Сейчас ему нужно поставить выбор перед рыжим. Боль должна утихнуть на немного. — Так, что ты всё же решил ехать? Думал, что кинешь меня, Галлагер, — Микки довольно усмехнулся, направляясь к границе Мексики. Парень сбежал, поэтому это единственное место, где бы он смог спрятаться от властей. — Хах, как же иначе, Милкович, — на самом деле, это было спонтанно. Йен держался как мог, дабы не наступить на те же грабли, но он как был слабаком так им и остался. Слабаком, влюблённым в истеричного парня. Никого другого ему не надо. Пропадает в миллионах навек, когда-то Самый дорогой человек, правда Слишком глубокая рана Забывать друг друга… Пора нам? Так больно слышать от Йена, что он не поедет с ним. Казалось бы он привык. Привык к ноющему чувству в груди, но не тогда, когда до свободы один лишь чертов шаг. — Не делай этого, прошу. Сядь в ёбанную машину. Мы должны это сделать, — брюнет молил, его голос дрожал, а на глазах налились слёзы. — Не оставляй меня снова. — Прости, Мик. Я не могу, — Йен не смог. Не смог оставить всё, что было до Микки за эти пару лет его отсутствия. Или ему кажется, что он не может? — Я люблю тебя. Солёные губы сплетаются в горьком поцелуе. Два одиноких языка ищут друг друга и в итоге становятся одним целым, заставляют всё тело трепетать от грусти и дикого желания. Медленно и так страстно руки Йена хватают волосы Микки и прижимают к себе, боясь отпустить, но он знает, что придётся. Такое двоякое чувство распирает изнутри. Пару секунд, как вечность, которой все равно мало. Брюнет, буквально, отскакивает от Галлагера, до этого легонько ударив его по щеке и грустно улыбнувшись. — Пошел нахер, Галлагер, — Микки садится в машину и вдыхает воздух, не заметив, что до этого не дышал вовсе. Поднимать взгляд на Йена было не нужно. Он знал, что парень стоит и пялится на него без доли сомнения. Его оставили. Йен сжал руки в кулаки и лишь протёр глаза, которые опять покраснели. Он винил себя, что такой… такой глупый. Раз эта тупая судьба сталкивает их постоянно, почему рыжий думает, что это случайность? Не бывает таких случайностей. А если в следующий раз они не увидятся? Если ей надоест помогать им быть вместе? То, что тогда? Что он будет делать без Микки? Конечно, судьба либо очень настойчива, либо очень глупа. Она сведёт их снова через время. Они пройдут опять много препятствий и в итоге поженятся. Они обретут счастье вместе.

*

Перед глазами промелькнула вся жизнь, начиная с их знакомства и заканчивая свадьбой. Йен замер, затаив дыхание и расслабившись. Теперь все стало предельно ясно. Они были рождены, чтобы быть вместе. Они были созданы друг для друга. Как бы много лет не прошло, как бы много проблем они не встречали — они всегда должны быть вместе. И в счастье, и в горести, и в тяжелые времена, и до конца времен, пока смерть не разлучит их… Счастье моё — быть с тобой вдвоём Счастье моё возвращаться домой Когда вокруг бесконечный бой В моём сердце мир, в моём сердце покой… Рыжий сел рядом с Микки, не обращая внимание на его недоумение. Теперь он увереннее некуда. Раз они были нужны друг другу с рождения, то ничего страшного, если он сделает немного по-другому. Йен поедет с Милковичем. — Какого хуя, Галлагер? Ты только что послал меня, а сейчас, — Микки начал кипеть. — Это шутка такая? Не смешно, идиот! — Я был не прав, прости. Заводи, — голос Йена звучал серьёзно и чётко, отчего брюнет сделал то, что ему сказали. — Всё время я думал, что мы расстанемся, но сейчас я знаю, что это не так. И знаешь, я понял чего хотел всегда, — рыжий повернул голову в сторону Микки и теперь его лицо сияло улыбкой. — Я всегда хотел заново прожить эту жизнь с тобой. Снова и снова, потому что я тебя люблю и любил всегда, Микки Галлавич. Счастье мое… The End