Внимание-ожидается звездопад.

      

"No I don't believe men are born to be killers

      

I don't believe that the world can't be saved

      

How did you get there and when did it start

      

An innocent child with a thorn in his heart"

      

12 Stones – World So Cold.

      

***

      Жарко.       Какой-же тут нестерпимо душный воздух, что век не разлепить...а где это – тут?              Она в Хотленде? Ничего на ум более не приходило. Голова отказывалась работать и выдавала лишь только первые попавшиеся предположения, которые не было ни сил, не желания опровергать. Словно её разум сам подкидывал ей какие-то ну совсем несуразные глупости, лишь-бы только облегчить процесс мыслительной деятельности.              Наверняка ее снова убил этот маленький вулканчик на ножках, или, на этот раз это была Цундереплан? А может, ей снова захотелось проверить, насколько иллюзорна материя, которая её окружает, и сиганула прямо в лаву? Фриск никогда не была человеком науки, вроде безумного ученого, готового хоть на вершину Эвереста забраться, чтобы понять, насколько там холодно. Со своей головой она, к счастью, пока была в ладах. Вот только, когда ты попадаешь в место, где течение времени не поддается ни одному известному тебе закону мироздания, невольно начинаешь задумываться, как вернуть все на круги своя? Возможно-ли вообще отсюда выбраться? Отсюда…ну почему-же то, что ее окружает, обязательно должно быть каким-нибудь местом?              Может она вообще умерла, а сейчас все её сознание простирается в какой-нибудь нирване?       В таком случае, душевное спокойствие не может настигнуть её даже в загробном мире, да? Какая жалость.              От попыток разобраться в том, что здесь происходит, в части головы, которую все именуют лбом, что-то неопределенно ныло. Спину словно окатило кипятком.       Нет, если она и погибла, то точно не попала в столь желанную Нирвану. Наверное, варится в каком-нибудь уединенном котелке ада.       Мозг, вместо того, чтобы вырисовывать картинки струящейся магмы, подкинул ей пейзажи просторов Подземелья. Стало как-то стыдно представлять свое временное пристанище местом для грешников.              Почему-то боль, подобная головной, начала отзываться и в сердце. Чувство горечи, тоски, и липкого, взявшегося из ниоткуда, страха замаячили на подкорке. Что происходит?              Фриск нужно было сдвинуться с того места, на котором находилось её тело и бежать, бежать пока сердце не решит остановиться на веки-вечные. Она будет сбегать до самой своей смерти. Он найдет её, если она останется здесь, он найдет и прикончит её за все её прегрешения. Приговор был вынесен давно, да и приговариваемый не шибко стремился избежать своей участи, услужливо кладя свою голову под острие гильотины, но насколько беспристрастным был сам судья, и насколько виноватым был сам приговариваемый?              Изо всех своих сил она попыталась сдвинуться куда-то в бок.              

ничего не произошло.

      

      —"Нужно позвать кого-нибудь, меня найдут! Меня не оставят, правда ведь? Меня не бросят, да?"              Сиплый шепот отразился от стен и вернулся туда, откуда и появился. Глаза открыть все еще не удавалось, но Фриск и не нужно было видеть, чтобы понять наверняка.              

никто не пришел.

      

      К убийцам никогда не приходят на помощь. А еще к лжецам. К глупым маленьким девочкам, совершившим много ошибок, и пожинающим их последствия спустя долгие годы, просто к слову, тоже.              Поток мыслей уносился прочь, голова перестала быть такой-же грузной, а тело наоборот становилось более осязаемым. Страх победил её слабость, потому она не давала себе расслабиться ни на секунду. Натянутая, словно струна, она в последний раз воззвала к своей душе. Силы, взявшиеся откуда-то из недр самого её существа позволили Фриск сделать последний рывок.              Она закричала, что есть мочи, надрывая горло, посылая одной только ей известный сигнал куда-то в пустоту. Темнота должна была совсем поглотить её, но что-то вытянуло её из лап страшной черни. Кажется, она стала понимать.              Яркий свет золотой звезды ослепил её. Звук сохранения, такой знакомый, такой нужный, резонировал в её сердце, отзываясь эхом где-то в ушах. Ей пора.       

***

      Первый утренний солнечный луч пробился сквозь тяжелые занавески цвета не то черного, не то белого, не то серого. Кажется, когда матушка Ториэль покупала их, они были белоснежно чистыми, но по нелепой случайности оказались постираны с черной футболкой Азгора.              На прикроватной тумбочке из темного дерева стоял её любимый торшер. Сам он особо ничем не выделялся, лампа как лампа, вот только обрамляли его крохотные камушки из стекла. Это значило, что при попадании хотя-бы одного солнечного луча на эти великолепные капельки, свет превращался в самую настоящую магию и начинал плясать то по потолку, то по кровати. Она забрала его из комнаты Папируса, который любезно отдал этот светильник, причитая, как сильно тот выбивался из антуража его спальни.              Этот раз исключением не стал.              Пусть и пробившийся сквозь занавесь лучик был невелик, даже его хватило для того, чтобы озарить всю комнату ярким светом. Стеклянные зайчики разбежались по всей комнате, делая спальню Фриск не просто спальней, а самым настоящим заповедником наиредчайшего вида зайцев.              Каждый ребенок пришел-бы в восторг от такой завораживающей картины!              Ну, или почти любой.              Фриск уже некоторое время сидела на самом краю кровати, свесив ноги вниз, совсем не обращала внимание ни на зайцев, ни на торшер.              Содержание её сна не стало для неё чем-то шокирующим. На протяжении последних полутора лет, после высвобождения всех монстров, ночные кошмары стали неотъемлемой составляющей её жизни.              Сами сны, конечно, не повторялись, но мораль, которую можно было вынести из увиденного оставалась прежней – Фриск оставалась одна. Разница была лишь в том, что именно приводило её к одиночеству – смерть всех, кто ее окружал, или своя собственная.              Главным чудовищем, что отравляло её жизнь, девочка считала саму себя. Просыпаться с мыслью о том, что таким образом она всего лишь пожинает плоды собственных поступков стало обыденным,естественным. До такой степени естественным, что, порой, видя таких свежих, бодрых, таких радостных людей и монстров, она сначала недоумевала и негодовала, а потом, о чем-то вспомнив, отвешивала самой-себе мысленную оплеуху. «Не все совершали поступки, из-за которых им приходится истязать свою душу, дурочка.» — и идет дальше.              Фриск провела рукой по гладкой стене, словно проверяя, на самом-ли деле она проснулась? После, этой-же рукой она неосознанно, словно на автомате, потянулась к шее. От одного только прикосновения стало больно. Объяснение сему факту родилось в голове само-собой. Навязчивая мысль, заставляющая цепенеть от ужаса, более не могла быть оставлена без внимания.              Ей нужно было проверить.              Мгновенно спрыгнув с кровати, издавшей уж больно тягостный скрип, девочка подлетела к выходу из комнаты. В спешке она не с первого раза смогла дотянуться до дверной ручки, но когда ей это все-таки удалось, та, словно фурия, понеслась в ванную комнату.              Все, что ей нужно – большое зеркало. Туда его поставили потому, что в ванной света из внешнего мира попадало куда больше, чем обычно. Исключением является комната Фриск, но, та слишком щепетильно относилась к организации своего пространства. Увидев огромное зеркало в ультрамариновом обрамлении, совершенно не резном, и даже не подходящим к интерьеру ни одной из комнат в их доме, выдвинула ультиматум – в её комнате будет жить или она, или зеркало, но уже без неё.              Прошмыгнув в ванную комнату, её поразило осознание того, что, своим топотом могла разбудить двух других обитателей этого дома. Что-ж, в любом случае, она здесь.              Касаясь пятками холодной кафельной плитки, Фриск ежилась и морщилась. Холод ванной комнаты обдал все тело девочки. Окно было широко раскрыто. Зудящая шея стала волновать ее меньше, чем ужасный холод.              Стремительно перебирая ноги, она обогнула ванну, раковину, то самое злосчастное зеркало, на которое так хотелось перевести взгляд, и, наконец, форточка, которую Фриск захлопнула так, словно она являлась причиной всех ее бед. Увы и ах, форточке не было никакого дела до бедной Фриск. К поражающему разум совпадению, до самой себя Фриск тоже не было дела. Но сейчас не об этом.       Сделав пару шагов назад, щуплая девочка предстала перед этим куском отражающего стекла. Немного приблизилась к нему. Два шага вперед. Шея.              Зуд в шее был вызван не просто неудачной позой для сна. На коже расцвел целый букет из лиловых, темно-синих, и, местами, даже зеленых гематом. Приподняв футболку, весь ее живот был покрыт ссадинами. А еще ребра выпирать стали.              — «Теперь ведь правда на скелета похожа» – как-то невесело подумала девочка. Её сознание словно специально отвлекало ту от тех вещей, которые стоило принять во внимание.              В последний раз оглядывая себя, взгляд опять зацепился за отметины на шее. Она не заметила этого в первый раз, но…почему пятна напоминают ей отпечаток ладони? События, предшествовавшие ее пробуждению начали всплывать в подсознании.       Суд.              Страшнейшая картина из ее ночного кошмара вновь предстала перед ее глазами. Оказывается, сны могут быть вполне осязаемыми. Тому свидетельствует фиолетовая гематома на ее шее, так отчетливо вырисовывающая форму ладони.              — «Итак…Мне уже стоит начать волноваться?».       

***

      Благородного цвета деревянные часы показывали 7:04. Медного цвета секундная стрелка ритмично отстукивала какую-то свою, только ей и известную, музыку. Солнце ярким пятном легло на деревянную розу, которая как-бы опоясывала циферблат своим шипастым стеблем. Быть может, клишированный металлический кубик с зелеными цифрами и отвратительным дребезжащим звуком оказался-бы куда практичнее. Но, так уж сложились обстоятельства, что этот доисторический механизм Фриск обнаружила в том месте, где магия пронизывала каждый камушек – в подземелье.Девочка не могла отказать себе в удовольствии забрать с собой какое-никакое, а напоминание об этом месте. Пусть и не все воспоминания там были приятными, для Фриск то место оказалось вторым домом, а воспоминания об этом доме оставляли на языке тягучее медовое послевкусие.              Часы были очень громоздкими. Часовой механизм, как оказалось позднее, был устроен сложнее тех часов, которыми когда-то пользовались монстры или люди.              Помнится, для того, чтобы вынести эти часы из Ватерфолла, ей понадобилась помощь сразу двух монстров–Папы Азгора и верного скеле-друга Папируса. В высоте эти великолепные напольные часы не уступали скелету, а в ширину–королю. Разумеется, при первичном осмотре это чудо механики показалось каждому из них невероятно красивым и «целым», но, сомнения Фриск все-же одолевали, потому, нагромоздившись в маленькое деревянное судно, «великолепное трио» –, так их назвал Папирус, – и их новый лучший друг отправились в лабораторию доктора Альфис для более детального осмотра.              Лодочник, как ни странно, не проронил ни слова, мурлыкая себе что-то под нос.       Просто к слову, Лодочник является, наверное, самым удивительным существом всего Подземного мира. Например, если обратиться к тем книгам, что Фриск удалось найти в библиотеке Сноудина, то существо в черном плаще–это монстр, согласно легенде, живший еще во времена праотцов. Он повидал смену эпох, поколений и правителей. Повидал он и поверхность, был низвергнут под толщу земли, переживал волнения своего народа и разделял их ношу, выступая наблюдателем.              Лодочнику не было дел до политических или межрасовых распрей. Все, чего он хотел–это мира. Именно поэтому, отдалившись от итак небольшого социума, монстр стал провозить каждого желающего сквозь подземелье на своей малюсенькой лодочке.              И притча эта передавалась сначала из уст в уста, а позднее была записана небезызвестным доктором. Черт, как-же его звали?..       

***

      Фриск копалась в холодильнике, а Санс наблюдал за ней, сидя на диване.              Девочка была решительна найти в этом огромном доме что-нибудь, кроме спагетти. Увы, все шкафы, полки, и холодильник были забиты этими отвратительными на вкус макаронами.              В процессе поисков, она погрузилась в свои мысли.              Нельзя было сказать наверняка, когда же появилась привычка погружаться в себя. Наверное, безделье? А как иначе объяснить желание уйти в перемывание своих-же косточек при любом удобном случае?       В каких-то старых книжонках, которые Фриск находила на все-той же свалке Ватерфолла, девочка вычитала о защитных механизмах, возникающих на почве травмирующих событий. На момент прочтения ей и в голову ничего подобного не приходило. Теперь она, словно прозрев, пытается отогнать эти мысли прочь.       Интересно, как много людей умеют принимать правду такой, какая она есть, даже если она облачается в самую уродливую свою форму? Кто умеет принимать её с распростертыми объятиями, принимать, как старого знакомого, а потом еще и долго-долго жить с ней, жить, пока не сыграешь в ящик?              — «Точно не я» – мысль, словно назойливая муха, мелькала на периферии сознания то тут, то там, никак не желая униматься.       Несмотря на то, что Фриск казалась самой себе достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы оставаться дома без присмотра, увы, не была таковой для своих плюшевых родителей. Те оберегали её, словно одно неловкое движение было способно разбить ее.       Не то, чтобы девочка забыла предыдущие попытки Ториэль и Азгора быть хорошими родителями, и не то, чтобы она совсем их не понимала, но такого рода опека всегда воспринималась ей в штыки. Фриск и самой был не до конца понятна такая реакция. Быть может, просто не привыкла, что на этой планете живут те, кому будет не все равно, если она обожжет палец от прикосновения к раскаленному металлу.       Знали-бы они, что в хрустальном бокале ее тела плещется субстанция, сродни ядовитому вину. Интересно, кого именно здесь нужно было оберегать? Фриск от мира вокруг, или мир вокруг от Фриск?       Она успела свыкнуться с тем, что ее тело–не более, чем сосуд. Оболочка из крови и костей–ничто, по сравнению с тем, что она оберегает. Решительность всегда обладала ужасающей мощью, которая являла собой настоящее проклятие.       И все-таки, никакой она не ангел, не спаситель подземелья, якобы даровавший им свободу. Жалкий человечишка, возомнивший себя всемогущим, на счету которого осталось безмерное количество душ.       

***

      Из дум ее вырвала материализовавшаяся словно из ниоткуда пачка чипсов, по необыкновенному совпадению оказавшаяся именно там, где секунду назад ее точно не было.              А Санс все следил за ней, чего-то выжидая. Создавалось впечатление, что он просто насмехается над её горестными потугами найти в его-же доме что-нибудь отдаленно напоминающее еду.       На вскинутые от удивления и радости брови Санс лишь устало хмыкнул и продолжил заниматься какими-то своими скелетными штучками. Под скелетными штучками она подразумевала чтение книг по астрофизике на диване, располагавшемся в гостиной с настолько заумным видом, что даже Альфис не смогла-бы соревноваться.              — «Ботаник»– заметно оживилась Фриск. Почему-то открывающийся вид на скелета, решившего в очередной раз оправдаться перед своим начальством и не пойти на работу, чтобы почитать Хокинга, известного ему вдоль и поперёк, вызывала истеричный хохот.       А мысль о том, что таким Санс представал только перед ней зарождал странное и противоречивое чувство.              Дом скелетов обычно находился на попечительстве низкорослого брата. Папирус уходил из дома очень рано. Нет, даже не так – слишком рано.       Сама она этот сносящий наповал выход младшего брата-скелета застала лишь единожды. И, пожалуй, это было самым уморительным зрелищем за последнее время. Помимо читающего Санса, разумеется.       Стоит-ли говорить, какой взрыв хохота вызвал у малышки, когда Папирус с такой силой открыл входную дверь, что старший скелет, в очередной раз уснувший на диване, феерично с него грохнулся.              Он после этого с Фриск не разговаривал еще долго. Может, пару часов. Ему очень нужно было найти какую-то его книгу, связанную с изучением космических тел. Мол, «мне никак не получается провести без нее расчеты». Они около часа топтались около книжных полок, чтобы отыскать этот злополучный кирпич, а все ради того, чтобы обнаружить его на диване в комнате скелета.       Помнится, девочка на это съехидничала, сказав, что он так и продолжит терять свои злополучные книжонки, если будет засыпать, где попало. А он прикрыл свои чернющие впадины, чему-то своему хмыкнул и промолчал.       А потом они провели весь вечер в гостиной. Санс читал ей книжку, на поиски которой они зазря потратила свое время. А Фриск рисовала в своей голове огромные галактики. Особенно четко ей представилась луна.              — «Ладно. Может и не зря»              Вернемся к еде. Это ведь он пожертвовал девочке свою пачку чипсов, не так-ли? Интересно, где он вообще мог ее достать? Не было ни маркировки, ни даты изготовления, ни списка продуктов, из которых содержимое воздушной упаковки было создано. Лишь потертая этикетка и какие-то рунические символы, указывающие на то, что эти чипсы были куплены не в ближайшем магазине. И куплены-ли?              —Хэй Санс – немного ленно пробормотала Фриск. Чем дольше она наблюдала за этим неповоротливым скелетом, тем более размеренной становилась сама. А кто-то говорил, что лень не заразна.       —хэй фриск, че как? –в том же тоне ответил ей скелет. В руках он держал какую-то из его многочисленных книжонок. Ей показалось, или она написана доктором…? Имя вертелось на языке, но припомнить монстра не получалось.       —Чем тебе не угодили чипсы из супермаркета?– не оборачиваясь на скелета спросила она. Хотелось выглядеть непринужденно. Получилось.       Удивительным образом, Санс дарил девочке абсолютное спокойствие. Когда они находились один на один, Фриск никогда не чувствовала себя скованной, как это частенько бывает в окружении кого-то менее скелетоподобного.       Виной тому его постоянная мина спокойствия, или что-то другое, но одно она знала точно – Санс, скорее всего, является единственным существом, к которому она смогла бы повернуться спиной без ощущения нарастающей тревоги.              Иронично, ведь именно у него есть наибольшее право пырнуть ее, пока та не смотрит в его сторону. И будет совершенно прав.              —Приятного аппетита, коротышка–Санс хмыкнул, не отрывая взгляд от своего мудреного чтива. Какой раз он не ответил. Быть может, стоит начать записывать все разы, когда костяной каламбурщик увиливал от ответа?              — «Ага, и назвать ее «Какие скелеты в шкафу может прятать скелет». Быть может, это меня озолотит.» – Она хмыкнула куда-то в воздух. – «С другой стороны, кому может понадобиться рыться в подноготной этого существа, кроме меня?»       Схватив шуршащий алюминий с воздухом и чем-то, что когда-то было картошкой, направилась на кресло, расположенное рядом с диваном.              Сама гостиная была невероятно милой. Соизмеримо уютной была лишь гостиная её дома. Но, для нее это не удивительно, ведь она делит крышу с двумя мохнатыми пушистиками, их дом не может выглядеть неуютно. Про дом скелета, который прослыл как «ленивый неряха», говорить подобное было чем-то из ряда вон.              Кресло казалось огромным, а от того уютным. В нем Фриск могла расположиться как её душе только было угодно. Обычно она закидывала ноги на высоченную спинку и читала вниз головой. Увы, долго сохранять такое положение было попросту неудобно, потому она плавно перетекала во что-то, что язык не поворачивается назвать удобным.       И Санс, конечно-же, видел эти очевидно комичные маневрирования по площади его кресла, но ничего не говорил. Ему было все равно на то, как она сидит. Фриск тоже было все равно на то, что могут подумать про несоответствующую ему уютную гостиную, или про то, что он просит отгулы ради прочтения полюбившегося ему Хоккинга.              И вот, в очередной раз приняв какую-то явно некомфортную для сидения на кресле позу, Фриск начала препарирование столь таинственной пачки чипсов.              На вкус они были как чипсы, которые делались в подземелье. – «Хорошая работа, Кэп» – съязвила Фриск на свое-же замечание. Чипсы действительно походили на те, что можно было найти на поверхности. Но, сам способ их поглощения заставлял внутренние механизмы поднатужиться, потому что процесс хруста, а затем своеобразного поглощения этих «монстрочипсин» никак не укладывался в голове.              Подходя к делу с точки зрения ученого интереса, ей нужно было опробовать еще один образец ради вынесения вердикта. – «Во имя науки!» – и погрузила еще одну хрустяшку в рот.              Таким образом, чтобы «вынести вердикт», у Фриск ушла добрая часть пачки, а никаких дельных умозаключений не появилось. Кто-то внутри Фриск сослался на очередные магические перфомансы, и кем-же по-вашему была Фриск, чтобы не согласиться?       — Знаешь, Санс,– она сказала это намеренно громко, чтобы отвлечь скелета от его книги. – мне какое-то время не давало покоя то, насколько часто ты перечитываешь Стивена Хокинга. – На подобное заявление тот недоверчиво выгнул надбровную дугу и фыркнул.– Это не значит, что я против того, что тебя влечет к перекошенным дееспособным мужикам,– её прервала летящая в ее сторону подушка. Не успев пригнуться, она приняла удар судьбы своим лицом, заливисто смеясь. Санс, хоть и не горел желанием это показывать, тоже немного развеселился. Дав себе немного времени на то, чтобы успокоиться, она продолжила уже чуть более серьезным тоном.       —Я всего лишь хотела сказать, что мне показалось это интересной темой для изучения. Углубившись в это, я узнала очень много увлекательной информации!– запал ощущался в каждом её слове. Даже забавно, но по-настоящему глаза Фриск сияют только тогда, когда та чем-то увлечена, пусть иногда и доходя до маразма. И что-то глубоко внутри скелета ликовало, когда тот видел пляшущих светлячков на дне медовых глаз. А что-то, что сидело еще глубже, упивалось от того, что такую Фриск доводилось видеть только ему.       —Судя по исследованиям, люди, а в твоем случае, их скелет,– Санс фыркнул, – склонные к тому, чтобы пересматривать одни и те-же фильмы раз за разом, или перечитывать ту же самую книгу, зная её вдоль и поперек, очень тесно связано с нашими внутренними переживаниями. – Фриск замялась, опуская глаза в пол, словно думая, а стоит-ли вообще заканчивать разговор, заведомо обреченный обернуться катастрофой?       —Мы очень сложно устроены, и, я уверена, ты знаешь это даже лучше, чем я.– скелет не понимал, к чему та клонит, а девочка лишь внутренне содрогалась. Руки, лежавшие на коленках, непроизвольно сжались в кулаки. – Говорят, что те, кто склонен прокручивать один и тот-же сюжет раз за разом по какой-то причине нуждаются в том, чтобы испытать чувство безопасности или комфорта.       —я все-еще не понимаю, что ты хочешь мне этим сказать, малая. – до этого момента он не воспринимал слова Фриск как что-то серьезное. Но теперь, глядя на то, с какой силой пальчики этого крохотного создания впивались в ладони, он и сам начал нервничать.       —Если соотнести то, что я уже сказала с тем, что Хоккинга ты читаешь лишь в присутствии меня, и пойти от обратного… – начала уже бубнить себе под нос девочка. Было страшно – а что, если ее догадки окажутся верными? Последнюю фразу та выплюнула, словно та, как раскаленный уголек, обжигала язык.– Санс, скажи, тебе некомфортно в моем присутствии?              Санс смотрел на Фриск не мигая. Скелет испугался, что у девочки могли возникнуть проблемы с новыми одноклассниками, или какой-нибудь мальчик мог начать к ней приставать. Как оказалось, она просто переживала о нем? Душу скелета словно облили тягучим медом. Пусть и не вовремя, по-особенному нежная улыбка расцвела на его лице.       Захлопнув книгу, Санс отложил ее на самый край дивана. Встав, он подошел к креслу и присел на одно колено, пытаясь поймать взгляд девочки, имевшей большую решимость проделать в его свежем паркете кратер. Порой скелет забывает, что Фриск не просто язвительная ходячая энциклопедия, имеющая свою собственную точку зрения на что угодно. Еще Фриск была 12-ти летним ребенком, плохо справляющимся со своими эмоциями.       Санс взял теплые ладошки в свои костяные лапы. Да, скелет был низкорослым и щуплым, но по сравнению с крохотным изящным детским станом кто угодно будет казаться великаном, верно? Холод фарфоровых фаланг сначала заставил девочку поежиться, нахмуриться, сопротивляться этому немому напору со стороны скелета. Противиться Сансу было невозможно. Особенно когда тот, собрав в кулак всю свою серьезность, с холодом в голосе и теплотой во взгляде пытался помочь. И, разумеется, прекрасно это знал.              Кукситься и дальше уже не было сил. Расслабив брови, та сделала глубокий вдох, а затем осторожно, словно боясь напороться на иглы, поднимала свой взгляд на скелета.              — Ну что мне с тобой делать, глупышка? – от неожиданности Фриск вскинула брови. – когда-нибудь ты точно поймешь, как дорого мне все, что было твоим. Будь я по-настоящему сильным, я-бы защитил твою улыбку от всех невзгод этого мира…– Голос Санса ломался, но тот, словно не замечая этого, лишь с большей силой сжал девичьи ладони.       Снова овладев своим телом, Фриск, словно струящийся шелк, сползла с кресла, и, немного потупившись, заключила скелета в свои объятия. Они, быть может, немного смутили скелета, но наваждение прошло быстро. Та цеплялась за него, словно пытаясь за что-то извиниться. Вжимаясь в его кости, она искала в них что-то, чего не могла найти в себе.              —Спасибо. – Фриск говорила полушепотом, словно боясь разрушить атмосферу каким-нибудь излишне резким движением или громким звуком. Еще чуть-чуть, и на белой футболке скелета могло образоваться мокрое пятно.              Тело било мелкой дрожью, что не смогло укрыться от Санса. Не понимая, что ему нужно было сказать или сделать, тот лишь сильнее сжал ее в своих холодных и колких объятиях, надеясь, что хотя-бы это сможет привести девочку в чувство.              А сама Фриск хотела оказаться в своей комнате, забиться под стол и кричать, кричать, что только было сил. Она чувствовала, что разрывается не только её душа – все внутренности словно располовинило.       Фриск винила себя в слабости, и в излишней силе тоже винила. И не могла перестать думать о том, что все, что сейчас происходит – неправильно. Не стыкуется с тем, чего она ожидала. С тем, чего, как ей казалось, та по-настоящему заслуживает.              — «Я тоже хочу защитить тебя», – подумалось Фриск, прежде чем отдаться сильным рукам.       

***

      Хотленд встретил новоприбывших невыносимой жарой и сухим воздухом.       Некоторые локации подземелья продолжали функционировать даже после того, как добрая часть населения перебралась на поверхность. К примеру, Лаборатория, которой заведовала желтая ящерка, славилась своими частыми неполадками. Все, разумеется, списывали это на отслужившее свой срок оборудование. Но, раз уж выбирать было не из чего, то никто и не жаловался – брал в руки, или, если уж на то пошло, в лапы, инструменты и чинил возникающие прорехи.              Особенно неприятными были те разы, когда во всем Хотленде переставала работать вентиляция. Тогда все те, кто населяли Хотленд, перебегали в столицу, доставляя Азгору немало головной боли. По возможности монстров пытались рассредоточить.       Кому-то позволялось остаться близ короля, кому-то пришлось отправиться в Ватерфолл – на попечительство главы Королевской стражи. Особенно неприхотливых отправили в Сноудин, ратуя на помощь двух Скелетов.              Вот и сегодня, именно в тот день, когда Фриск наконец наведалась к своей старой подруге, стояла невыносимая жара. В последнее время, девочка слишком быстро заводилась, чем вызывала смех окружающих, поскольку, по их словам, «Фриск станет новой преемницей Андайн, если продолжит кричать на каждого мимо проходящего».              Каждый мускул на ее лице стремился выгнуться в гримасу крайнего неодобрения, но Фриск не могла позволить себе удариться в истерику при дорогих ей людях.              —Ну что, доктор, как продвигаются дела? – учтиво спросил король Подземелья.              —Это не-невероятно! За все те годы, что я б-была королевским ученым, мн-мне не приходилось иметь дела с так-такой штуковиной. Мне обязательно ну-нужно разобрать весь мех-механизм, это может стать прорывом! Вы не возражаете, ес-если я – Желтая ящерка с очками на переносице осеклась. Лицо, что мгновение назад выражало крайнюю степень заинтересованности и сосредоточенности как будто потеряло все свои краски.              Знаете, что? Забудьте все то, что Фриск пыталась внушить самой себе ранее. Раздражения, накопившегося у нее за время пребывания в этом прототипе Чистилища, хватало на то, чтобы взорваться негодованием.       Хмурый взгляд исподлобья сверкал недобрыми красными искорками. Челка, закрывавшая добрую часть лба, разметалась по всей его поверхности, еще четче выражая намерения Фриск, в перечень которых точно входил пункт убийства любого, кто собирался дотронуться до теперь уже её вещи. Её.              Для короля Азгора и Папируса, следящего за каждым её словом было непонятно, почему доктор, секунду назад говорившая с таким жаром в голосе, внезапно затихла? Попытки спросить её, в чем обстояло дело, ни к чему не приводила. Любой звук, направленный в её сторону словно сталкивался с незримым барьером и отскакивал. Что-то не так.              Альфис-же не могла отвести взгляд от той, кто стоял в теперь уже кажущейся опасной близости. Проследив за тем, куда ученая с таким нескрываемым шоком смотрела, Папирус как-то ломано вскинул перед собой руки, а король Азгор не сдержал удивленного вздоха.              Прилипнув к своей драгоценной находке, та не отходила от часов с того самого момента, как они прибыли в лабораторию. И сейчас, слыша то, что часы, которые та собиралась поставить в своей комнате, хотели разобрать по винтику, рождали в ней все новые и новые волны агрессии.              С самоконтролем у Фриск проблем не было. Пожалуй, когда ты несколько лет переживаешь одни и те-же дни вместе с, кажется, самым раздражающим обитателем подземного мира, у тебя невольно вырабатывается иммунитет на любые внешние раздражители.        Как бы Фриск не хотелось съехидничать, тут оставалось лишь грустно усмехнуться, закатить глаза, несколько раз посмотреть по сторонам, чтобы удостовериться, не призвала-ли она ненароком этого самого обитателя, и, спокойно выдохнув, идти туда, куда направлялась.              Самоконтроль, да? Ну что-ж.              Фриск не могла справиться с тем наплывом эмоций, что поглощал каждую частичку её разума. Во рту пересохло, а кулаки сами-собой сжались, повинуясь силе откуда-то извне.              —…Дорогая доктор Альфис – от такого формального обращения ящерка вздрогнула, так и не подняв взгляда на говорящую. – Не могли бы вы повторить мне еще раз, что именно вы хотели сделать с моими часами? – особенно сильно выделила себя Фриск.       Спустя секунду промедления, ученая подняла свой взгляд на девочку, больше походившую на разъяренную мегеру. Даже аура вокруг сгустилась и потемнела, ложась страшной тенью на всех присутствующих.              —…Я-я отда-дам вам часы по-после того, ка-как откалибрую мех-механизмы… – Альфис просипела это, боясь спровоцировать очередной апокалипсис.               — Безмерно рада это слышать, Альфис. – отчеканила Фриск. Головная боль, последовавшая за перенапряжением, вынуждала девочку прилечь и отдохнуть.              Развернувшись, девочка бросила себе за спину что-то про уборную, а сама стремительно приближалась к лифту, спускающемуся в Истинную лабораторию.       С невообразимо громким скрежетом двери лифта отворились, в какой раз впуская девочку погостить в своих прогнивших недрах.              Вся усталость, раздражение и головная боль взгромоздились на девочку. Недавний конфликт был все еще свеж в памяти, оставляя после себя апатичные размышления, сводящиеся к одному вопросу: «Что-же я делаю?».       Осев на пол, Фриск оперлась на металлическую стенку. Разум, более не в силах поддерживать ту в сознании, попытался запомнить промелькнувшую на секунду мысль.       — «Жарко».