Мы невозможны...

Никогда не любила города. Ни большие, ни маленькие. В них всегда много людей, которые куда-то постоянно спешат. Эти машины и заводы, загрязняющие окружающую среду. Мне по душе маленькие деревеньки, в которых связь с природой просто нереальная. В маленьких посёлках на окраине леса, где население максимум пару десятков человек — здесь жить сплошное блаженство. К моему глубочайшему сожалению, я могла проживать в одном из таких только в свободное от учёбы время. Аккурат возле леса. Буквально переходишь дорогу и вот ты уже окружён огромной разновидностью запахов и звуков. Эта какофония часто рождала у творческих людей всплески вдохновения. Во время осенних листопадов или весной, когда всё начинает только-только цвести, на поляне, где деревья тебя окружают, можно встретить дядь Митю, который неизменно сидит перед холостом запечатляя красоту природы. Конечно, это не передаст её настоящий, первозданный вид. Никто никогда не сможет передать всего чуда, которое просматривается в лесу. Это непременно надо видеть и чувствовать самому. Когда-то там можно было встретить меня и мою бабушку Анну Николаевну. В своё время мы ходили, собирая разные травы. В подростковом возрасте большую часть из них я успешно смогла пересадить на бабушкин участок, но некоторые настырно не приживались, поэтому приходилось бегать по лесу ища их. Анна Николаевна была в деревне травницей-целительницей. Мелкой, помню, большое количество людей, которые приезжали к ней с близлежащих деревушек, чтобы та им помогла. С ранних лет я стремилась пожить у баб Ани на каникулах, выходных или праздниках. Маме не очень нравилось таскаться туда, поэтому лет с тринадцать я уже ездила одна. С бабушкой было спокойно. Она всегда понимала и помогла, если могла. Бабуля всегда знала обо мне намного больше, чем мама. Нет, вы не подумайте, с мамой у меня никогда никаких проблем не было, просто я была больше привязана к бабушке. Сколько себя помню, баб Аня передавала мне свои знания. Она делилась разными секретами травниц и учила готовить отвары. Единственная проблема была в том, что в отличие от Анны Николаевны я была менее общительной из-за других своих особенностей — многое могла рассказать о людях. Мне приходили видения об их жизни, чувствовала их энергию и эмоции. Всё эти люди постоянно давили своим горем и беспомощностью. Постоянно казалось, что их эмоции сильнее и они подавляют меня, а видений иногда было так много, что трудно было даже взглянуть на реальный мир. Если спросить, как к этому относился ребёнок, можно смело отвечать: прятался и закрывался. С возрастом комнату и чулан заменил собственный разум. К двадцати я научилась отключаться от постоянных метаний эмоций. Да, возможно, кому-то покажется, что я стала черствéе и я не буду отрицать, что это так. В жизни всегда нужно чем-то жертвовать. И мне оказалось важнее моё внутреннее спокойствие, чем гиперчувствительность и эмоциональность к людям. Моё «постное лицо», как его как-то назвала бабушка, было ничто иное как спасение от выгорания. «Как же ты выросла, моя крошка» — это фраза из года в год с самого детства преследовала меня по приезде к бабуле. К моим восемнадцати годам к этой фра зе добавились ещё: «ну невеста, жених, то есть?» Но это всего лишь ностальгия. Сейчас я стою на местном кладбище под проливным дождём. Мой взгляд цепляется за фотографию красивой девушки лет тридцати, чем-то похожей на меня, а ниже надпись, ломающая что-то внутри:

«Смирнова Анна Николаевна 10.07.1949 - 06.04.2017»

В груди всё сжимается, но на лице не единой эмоции. Позади слышны всхлипывания, кого-то из местных. Какие-то перешёптывания про то, как им будет не хватать баб Ани. К вечеру люди начинают расходиться, ливень превращается в мелкую морось и лишь одно остаётся неизменным — девушка, стоящая у могилки, как статуя, не шелохнувшись. Вот и всё. Больше нет близкого сердцу человека. Казалось, будто она ещё вчера улыбается тебе, готовит твой любимый холодный борщ, а сегодня уже лежит в сырой земле. И приходит осознание, что всё. Ты больше никогда не увидишь её доброй улыбки; никогда не услышишь, как она читает какой-то журнал про мистику или рассказывает интересные истории; никогда не услышишь этого вечного ворчания на разные темы; и никогда больше ты не съешь её фирменных блюд. И так хочется вернуться в прошлое и дать себе маленькой подзатыльник за то, что не ела. Ведь только сейчас понимаешь, как бы сейчас хотелось ещё хоть раз съесть что-то из её репертуара. Услышать хоть строчку. Увидеть хоть ещё раз это лучащийся добром взгляд… Но этого больше никогда не будет. Что дальше делать? Как приезжать сюда, чтобы не чувствовать, как на душе скребутся кошки? Здесь всё наполнено воспоминаниями о ней. Вот здесь бабушка показывала часть нашей семьи. А дома, если зайти, можно вздохнуть и понять — всё ей пропахло. Каждый квадратный сантиметр наполнен ей.

***

Уже и не вспомнить как добралась до дома. Сказать честно почти ничего не помню после того рокового звонка. Так отрывками. Наверное, первые часов пять был шок и отрицание. Потому что до деревеньки добиралась в какой-то прострации. И сейчас стоя посередине кухни в доме баб Ани я даю волю эмоциям. Забившись в угол, тихо рыдаю. Я не знаю сколько прошло времени, когда удалось взять себя в руки, но рассвет, просачивающийся сквозь жёлтые шторки, говорит красноречивей всего. Я тихо встаю будто, как раньше, боюсь разбудить бабушку. Наспех кидаю все самые важные вещи и иду на электричку. Уже подъезжая к городу ко мне, приходит осознание: «Я ещё долго не смогу вернуться в место своего спокойствия»