Вверенный

Бэкхён выходит из ванной комнаты, пытаясь высушить волосы полотенцем. Взгляд тут же утыкается в сбитую скомканную постель: Чанёль спит на его подушке, сжав уголок в слабом захвате пальцев. Если бы он мог, в миг бы наполнил собой комнату, но контроль снова отступил, вынося его за грань реальности. Оказалось, он не помогает переживать страдания, а душит ими же. Вне контроля, под капельницами, Бэкхён вернулся в привычное состояние и ощутил, насколько же комфортно и приятно находиться в адекватном состоянии. Чанёль забил собой нос и сознание, перекрывая всю боль от потери отца. Все сопутствующие страдания будто ослабли и жизнь в одно мгновение перестала быть такой изматывающей. Быть адекватным оказалось… потрясающе. Бэкхён, наконец, осознал, что жить в контроле опасно для окружающих. Вероятно, в скором времени придётся крепко взяться за решение этого вопроса. Солнце понемногу переваливает на другую сторону, заглядывая в окно. Парень оставляет его открытым нараспашку, но прикрывает шторы с одной стороны, чтобы омега смог немного отдохнуть. Судя по его состоянию, он долгое время не мог найти себе место в доме и не только здесь. Кёнсу ждёт его около лестницы. Бэкхён аккуратно закрывает дверь и перекладывает пиджак из руки в руку, подходя к товарищу.       — Где омеги?       — В гостиной. Ты не завтракал, пообедаешь?       — Нет. Нужно вернуться к работе. Бэкхён вздыхает, промаргивая и обращая взгляд к парню. Помощник вглядывается в глаза и в целом осматривает лицо.       — Ты лучше выглядишь. И взгляд более осознанный, чем до приступа. Как самочувствие?       — Нехорошо. Чувствую, контроль скоро затуманит рассудок. Я уже и забыл, каково это — не держать себя в ежовых рукавицах. Бэкхён спускается вниз, но не входит в гостиную. Ему нечего сказать членам семьи, он может лишь подозвать Минсока в коридор, пока обувается. У мужчины горят беспокойством глаза. К сожалению, даже на утешение сил нет.       — Присмотри за сыном, пока Чанёль отдыхает.       — Конечно, — кивает тот. — Как ты себя чувствуешь?       — Лучше. Слабая улыбка касается губ. Минсок не выглядит уверенным, но снова кивает, позволяя ему отступить. Кёнсу закрывает за ними дверь в дом. Бэкхён делает глубокий вдох и облегчённо выдыхает. Дышать полной грудью приятно, но он знает, что через несколько часов контроль снова отберет у него эту возможность.       — Нужно что-то с этим делать.       — Мне кажется, ты уже понял, как с этим справиться. Бэкхён мгновенно оборачивается, прошивая его грозным взглядом:       — Закрой рот. Молча дойдя до машины, Бэкхён садится на заднее сидение, с другой стороны оказывается До, но водителя ещё нет.       — Не представляешь, как приятно видеть твою злость. Ты давно не проявлял эмоции.       — Это не значит, что ты имеешь право намекать на что-либо.       — Я ничего не сказал, босс, ты сам всё додумал.       — Завались, Кёнсу, — отмахнулся Бэкхён, замечая, как водитель бежит к автомобилю. — Ты знаешь, что это было проявление слабости. Я не имею на Чанёля никаких прав, кроме тех, что мне вверили.       — Теперь ты Глава семьи. Перепиши то, что считаешь нужным, и просто будь спокоен и счастлив. Бэкхён оскаливается, поворачиваясь к помощнику, но Сынмин уже запрыгивает в машину с извинениями. Кёнсу приказывает ехать в офис, Бэк отворачивается к окну, скрещивая пальцы в замок. До прав: теперь только он решает, чему быть правильным, а чему нет. Отец так и поступал, потому что знал, что никто не скажет слова поперёк. Каждая его ошибка и её негативный итог были необходимым злом — так он всё представлял. И попробуй скажи, что это не так. Нет, у него не хватит ни смелости, ни сил, чтобы… сдаться. … поразительно, как изменилось состояние Чанёля после встречи с Бёном. Некоторые вещи вызывали вопросы от недостатка понимания того, что происходит с омегой, но разговаривать с кем-либо в доме об изменениях совсем не хотелось. Это были не те люди, с которыми он мог бы об этом говорить. Была бы рядом с ним Хэрин… Парень проснулся утром и даже не дёрнулся от мыслей о Чонине. Отчего-то он был уверен, что за ребёнком присматривают и переживать не о чем. Мгновение после сна, когда он лежал на кровати, подарили ему возможность пролистать ночь и ранее утро сегодняшнего дня. Чанёль чувствовал себя спокойным, будто находится на своём месте. Бэкхён влиял на него сильнее привычного одним лишь своим появлением. Вот так это ощущается, когда альфа и омега становятся семьей?.. По-настоящему становятся. Омеги снова предоставлены самим себе. Все заняли привычные позиции, занимаясь делами, будто этой ночью никто в панике не сбегал из дома. Разве что дети кажутся сбитыми с толку, больше озадачено, чем лениво перебирая свои игрушки в игровой.       — Доброе утро. Джэхё оборачивается к нему. Кристально ясный взгляд касается парня, вызывая удивление. Женщина улыбается ему и кивает, тут же предлагая позавтракать, пока Минсок не кружит вокруг. Чанёль садится за стол, наблюдая за быстрыми резкими движениями, которые никак не стыкуются с тем, что Пак видел на протяжении недели?.. Сколько он уже здесь находится?..       — Как самочувствие? — интересуется Ёль.       — Прекрасно. Бэкхён снова и снова ставит мозг на место, даже если в ущерб себе, — вздыхает женщина, быстро накрывая на стол. — Выпью с тобой чай, не против?       — Нет, конечно. Это же твой дом! Джихё задерживает на нём взгляд.       — Это и твой дом, Чанёль. Привыкай. … зажав сигарету между губами, Кёнсу слегка щурится от дыма перед глазами, быстро набирая текст на клавиатуре. Бэкхён ставит чашку кофе на его стол, получает благодарный кивок и выходит в коридор. Мысли с трудом пробиваются сквозь толщу контроля. Ориентируясь по заметкам, которые забил вчера утром по приезде в офис, постепенно выполняет поставленные самому себе задачи. Безусловно, есть дела, которые нужно выполнять немедленно, но эти теперь всецело занимается До. Увы, Бэкхён с каждым часом всё больше теряет связь с реальностью, поглощаемый пустотой. Он достаёт из сейфа в кабинете деньги и выходит в холл. Охранники тут же вскакивают с насиженных мест.       — Субин, мне нужен телефон. Смартфон любой марки вместе с карточкой. Уложись в эту сумму и возвращайся, я жду тебя здесь.       — Сделаю, босс. Бэкхён возвращается к себе в кабинет и вычёркивает одну из задач из блокнота. В голову будто ваты напихали: мысли с тяжестью пробиваются в сознание. Он двигается как робот, даже не задумывается зачем и что делает. Будто сам себе не принадлежит. Чистое сознание, вернувшееся к нему прошлой ночью, кажется привидевшимся сном. Поражает, как сильно усугубилось его состояние после медикаментов. Возможно, всё ещё сложнее, чем он представлял… Когда охранник возвращается с покупкой, он просит его настроить телефон и оставить на столе. Несмотря на спутанное сознание, он следует чётко по написанному в блокноте: забивает все нужные номера и отправляет телефон в родовой дом. Там ему найдут применение. … несмотря на врученное спасение в виде телефона, Чанёль не спешит им пользоваться. Сомневается, что может это делать просто так. Боится отвлечь Бёна от работы, если он, конечно, способен на мыслительную деятельность. Парень мучается несколько часов: бродит по дому, затем Минсок просит оставить ребёнка с ним, и, наконец, это случается. Телефон оповещает о пришедшем сообщении в комнате. Не выпускающий его из рук, Пак быстро реагирует и улыбается: «Телефон получен владельцем?», — 11:09, Бэкхён. «Получен. Спасибо, Бэкхён», — 11:09. «Пиши мне. Я забываю, но ты — не забывай», — 11:11, Бэкхён. Сердце и так колотится, но прямо сейчас заходится в бешеном ритме. Чанёль глубоко вдыхает и плюхается на постель. Господи, как мало нужно для счастья! … Бэкхёна хватает всего на несколько суток. Несколько тяжелых суток, проведённых практически в беспамятстве, задыхаясь в обхватившей рассудок вате. Ужас от отупения объял его и вынудил включить остатки здравого рассудка: если Чанёль был единственным на данный момент доступным спасением, то может ли он… должен ли позволить себе получить его?.. Он мучился до самого вечера. Кёнсу предлагал поехать в больницу… много раз, возможно, семь. Бэкхён даже не помнит, что отвечал, но никого из медиков так и не заметил вокруг себя. Контроль к вечеру буквально душил. Бэкхён цеплялся за грудь, будто собственные ладони могут ослабить тиски стали. Он даже не помнил, как сел в машину и что говорил. Вероятно, Сынмин всё понял и сам. Вспотевший, со стекающим по вискам потом, он обрушился на дверь и едва не завалился внутрь коридора, когда дверь открыли. Бэкхён не заметил, кто это был, но чётко ощутил, как от него шарахнулись в сторону, тут же бросаясь внутрь дома. Бэкхён по стенке полз к лестнице, хватаясь за перила; едва дыша, смог взобраться на этаж и там едва не умер. В какой-то момент показалось: всё, больше не сможет ни вдохнуть, ни выдохнуть. Поразительно, но ноги держали. Мимо него пронеслась тень, открывая двери нараспашку.       — Чанёль, отдай мне сына, Бэкхён приехал. Боже, он в таком состоянии!.. Нужно позвонить Минсоку.       — Не нужно… Сделанный вдох оглушил. Бэкхён ощутил поток ветра, когда его быстро обогнули со стороны, и вцепился пальцами в проём двери. Он изо всех сил держал себя в руках. Ощущал, как планка трескается, опускаясь до уровня, когда можно навредить родным, но сил держаться уже не было. Чанёль перед глазами то был, то не был. Чёрные пятна сделали чужую фигуру смазанной и едва заметной.       — Иди сюда, Бэкхён.       — Еле держусь. Нужно это остановить, — пробормотал Бён.       — Тебе нужно поспать. Давай, иди сюда. Этот омега… ни черта не понимает. Бэкхён зажмуривается и наклоняется, пытаясь уменьшить давление в груди, но голова тут же превращается в валун. Кровь, шумящая в ушах, оглушает. Он не слышит ничего, кроме своего загнанного дыхания.       — Давай, Бэкхён, иди сюда.       — Надо идти. Позвони Кёнсу, пусть заберёт меня. Прохладные ладони на лице ощущаются, как божья благодать. Бэкхён делает глубокий вдох и закрывает глаза. Голова валится на чужие ладошки. Господи… Боже… Слёзы скатываются по щекам, практически не ощущаясь.       — Всё закончилось, Бэкхён, тебе больше не нужно быть сильным. Ты сделал то, что должен был сделать.       — Мой отец… моя мама…       — Эту боль невозможно отпустить, она всегда будет с тобой, но она не должна тебя душить. Что скажет мама, когда увидит тебя в таком состоянии?       — Она не увидит, — слёзы льются, он ничего не может с собой сделать. Нестерпимое желание завалиться на Пака подгибает его колени. Бэкхён едва может стоять.       — То, что должно было случиться, случилось. Всё, что должно было закончиться, закончилось. Не надо наказывать себя, не надо бороться с собой. Уже можно остановиться, Бэкхён, можно отдохнуть. Отдохнуть. Он не отдыхал долгие годы. Он не знает, что это такое. Как достичь того самого ощущения лёгкости в рассудке и теле? Каково это, когда не разрывается спина от тяжести забот и физической боли? Каково это, когда сны наполнены умиротворяющей чернотой, а не смутными образами и воспоминаниями? Каково это — держать себя в руках, а не срываться и причинять всем вокруг боль?.. Пиджак спускается с плеч, как тяжелейший доспех. Бэкхён не знает, как ему удалось сесть на постель. Перед глазами непроглядная тьма со сверкающими вспышками лица омеги. Хочется сказать: «Ты не должен это делать», но язык каменеет, отказываясь двигаться. Он валится на постель и утягивает Чанёля за собой, крепко вцепившись в чужую руку. Он будто ослеп и всё, что может удержать его в этом мире, — этот парень. Господи, нет никого, кому бы он смог показать себя таким уничтоженным. Что они с ним сделали? Все они…       — На одну ночь, — обещает себе Бэкхён, вжимаясь в чужое тело, вдыхая тонкий запах омеги, — больше не приду. Не приду больше.       — Всегда приходи.       — Я не имею на тебя никаких прав. Чанёль вздыхает, грудная клетка поднимается под его щекой.       — Не всякий случай можно подчинить правилам и традициям, Бэкхён. Что-то случается без согласия, спонтанно. Некоторые вещи невозможно проконтролировать. Голова будто рвётся на куски. Давление в черепной коробке такое, что снова катятся слёзы. Бэкхён жмётся носом в чужую шею, ожидая долгожданного спасения, и сполна получает желаемое. Он чувствует, как постепенно расслабляется тело, и не может сдержать облегчённого вдоха. Если это не рай, то что?.. … дверь закрывается. Пак слышит щелчок на периферии сознания, но приходит в себя не сразу, позволяя себе ещё немного повитать в полусонном состоянии. Напрасно просыпаться следом за Бэкхёном, зная, что его ничто не сможет остановить. Но пробуждение ожидаемо быстро валится на него вскоре после чужого ухода. Чанёль с облегчением потягивается на постели и улыбается. На душе легко, в голове приятно пусто. В комнате нараспашку открыто окно, затягивая утреннюю прохладу. Ёль лежит на спине и анализирует вчерашний вечер. Отчего-то ему казалось, что Бэкхён продержится дольше, но даже если он пришёл раньше — пускай. Сейчас на первом месте стояло его здоровье, а не чувства. Вечером состояние альфы пугало и давило, поразительно, как Чану удалось заснуть и выспаться. Очевидно, в своей правде Бён будет единодушен со всей семьей. Они не привыкли, что альфа тянется к другой омеге, даже если это будет помощь. Парень с недовольством думает о взглядах, которыми его снова будет преследовать омеги днями напролёт, будто это может что-то изменить. Чанёлю нечего стыдиться хотя бы потому, что он свободен, и Бэкхён также никого не имеет, даже истинную омегу отпустил. Он встаёт ближе к половине пятого. Неспеша приводит себя в порядок, надевает первые попавшиеся вещи и спускается на кухню. Наверняка вчера ЮнДо передал сына Минсоку, поэтому встреча с Чонином немного откладывается. Сонный Хвиён делает смесь для Ынбёль. Осмотрев друг друга, они здороваются и молча занимаются каждый своим делом. Чанёль ставит чайник на плиту, собираясь перебить голод чаем. До завтрака ещё так долго… Хвиён не выдерживает первый.       — Бэкхён ушёл? — Ёль поднимает взгляд, молча глядя на мужчину. — Слышал, как закрылась входная дверь.       — Ушёл, наверное. Я не провожал.       — В этом доме у всех чёткий слух. Чанёль хмурит брови.       — Хочешь мне что-нибудь сказать? Если так, то говори напрямую.       — Ты ещё такой молодой, Чанёль, — вздыхает Хвиён, опуская взгляд.       — Мне двадцать четыре и я родил.       — Это не показатель сознательности.       — Плевал я на то, что ты думаешь, Хвиён. Я живу с тем, что имею. И не собираюсь рушить свою жизнь ещё больше, чем уже разрушил. Особенно из-за каких-то там бессмысленных правил и традиций. Весь дом преждевременно закапывает себя в могилу, но это конечно лучше, чем просто жить так, как хочется, — язвительно выдавливает Пак, отворачиваясь.       — Если бы можно было что-то изменить, я бы всё равно прожил эту жизнь заново.       — Прекрасно. Буду благодарен, если все вы перестанете лезть в мою жизнь, чтобы я прожил её так, чтобы ни о чём не пришлось жалеть. Я ведь так молод.       — Бэкхён хороший альфа… Чанёль резко оборачивается.       — А я что ли плохой омега?       — Я говорю не об этом, Чанёль. Я пытаюсь защитить твоё сердце, потому что ты теперь здесь, а он всегда где-то там, как и все альфы этого дома. Не отдавай ему себя, чтобы он… за границами этого дома не предавал тебя и твои чувства. Чанёль сделал вдох, и мир будто схлопнулся. Говорить о Бэкхёне так низко… Человек, который презирает людей, пользующихся омегами, который не терпит серьёзных отношений без введения в род — разве можно о нём так говорить?..       — Мне очень жаль, что ты видел подобное отношение к себе от своего альфы, Хвиён. Спасибо за заботу, но я в ней не нуждаюсь. … пока в голове кристальная чистота и ясность, Бэкхён как можно скорее пытается вникнуть в скопившиеся дела. Кёнсу, заметив проясненный взгляд, ничего не говорит, тут же вводя в курс дела. Ситуация по принятию наследства двигается вперед. Нанятая команда юристов работает совместно с сотрудниками, ускоряя процесс по поиску информации в отцовских документах. Отец действительно готовил почву для облегчённого вступления в наследство. Финансово они пока держались наплаву, хотя деньги пока двигались в несколько сторон: покупка — продажа. Оружие продолжали скупать так, будто готовились войне. Несмотря на заверения До о том, что никаких сомнительных движений в районе и Корее нет, всё равно всплывали вполне логичные вопросы.       — У нас появилось трое новых клиентов. Пробил по базам, ребята тоже провели свою работу — они чистые, почти. Мы себя не замараем, если свяжемся с контрабандистами. Есть ещё несколько запросов из Анхына. Пока проверяем, но судя по слухам, там назревает какая-то территориальная бойня.       — Не влезаем. Никаких конфликтов. Ничего не продаём.       — Нас не должны задеть чужие разборки, мы всего лишь поставщики.       — Не должны? — выразительно переспросил Бэкхён.       — Понял, босс. Сейчас на повестке дня стоит вопрос оплаты помощи потерявших кормильцев, немного затормозилась финансовая часть по старым спискам. Советники закрывают финансовые дыры продуктами, потихоньку опустошают склады Главы, чтобы люди не голодали. Как только вступишь в права наследования, всё придёт в норму и мы сможем покрыть все скопившиеся расходы. Насколько я видел, у Главы не было проблем в сейфе.       — Мне нужно принять род, — вздохнул Бэкхён. — Завтра будет нормально?       — Если ты осилишь, я разгребу график и попробую всё устроить.       — Нет, только дом. Там быстро отмечусь и всё. Что касается отцовской линии… пока нужно повременить. Я день через день расстаюсь с жизнью, не могу показаться людям в таком состоянии.       — Будет неправильно принять род и проигнорировать людей Главы.       — Чёрт, — вздохнул Бэкхён. — Тогда собери начальников смен, советников, заместителей и всех остальных ответственных завтра же. Со временем разберись сам. Кёнсу молча кивнул, быстро чиркая ручкой в блокноте.       — Ты уже подумал о больнице?       — Я только сегодня утром заново научился это делать, пожалей меня.       — Я подумал об этом за тебя и подготовил нужные бумаги. В Корее есть врачи, к которым мы можем обратиться с этой проблемой.       — Психиатры?       — Обещают комплексный подход. Выворачивать душу наизнанку совсем не обязательно.       — Ладно, — вздыхает Бэкхён, — предупреди Минсока, что я приеду завтра часам к десяти. Надеюсь, ещё буду в состоянии. До кивает, снова чиркая пометку в блокноте. Бэкхён замечает сбитые костяшки пальцев и спонтанно вспоминает об охраннике.       — Сан ещё живой?       — Да, босс.       — Есть что-то, что мне нужно знать?       — Пока ничего существенного. Парень сильно виляет, старается держать язык за зубами. Появились некоторые детали касательного того вечера нападения на коттедж, чтобы их проверить, придётся поговорить с Чанёлем. В остальном… как только вырву из него чёткие ответы, оформлю папку допросов до конца и передам в твои руки.       — Он тебе не нравится.       — Есть причины, но пока не получу от него чёткого ответа на вопросы, не буду сбивать тебя с толку. Думаю, в скором времени доведу его до нужной кондиции, — Кёнсу пронзительно взглянул на него: — Он расколется. Бэкхён снова цепляется взглядом за красные костяшки и кивает:       — Я хочу знать всё и даже больше. Продолжай пытать. … с рождения малыша прошло ровно сто дней. Ситуация определённо не располагает к празднованию, но Бэкхён или Кёнсу (не особо важно) позаботились о большом букете цветов. Мелочь, но приятно. В будни Пак не даёт отчёта протекающим дням. Жизнь идёт своим чередом и этого достаточно, но когда выпадают какие-то даты или происходят негативные происшествия, он всё больше осознаёт, что его ребёнок растёт в неопределённости. Что беременность прошла в нервном состоянии, что после рождения сына он испытывал неоднозначные чувства. К тому же, уже к трём месяцам Чонин пережил много стресса. Чанёль переживал, что если так продолжится дальше, он вырастет нервным, вспыльчивым, а может, уже сейчас формируются какие-то психоэмоциональные отклонения… Глядя на Бомгю, Чанёль с трудом может сказать что-то определённое. К тому же, Чанёль не знает, как протекало его детство, если не считать тот факт, что отца практически никогда не было рядом, как и у всех детей в этом доме. Бомгю кажется решительным, когда требуется, но большую часть времени молчаливым и занятым какими-то своими делами в своей комнате. Близнецы игривы, но в случае какой-либо опасности впадают в припадки и могут даже описаться. Безусловно, состояние Бэкхёна могло повергнуть в ужас любого омегу в любом возрасте, но дети реагировали на любой громкий шум оцепенением и едва могли дышать. Что касается девочки — Минджо — бедняжка полностью схватилась за модель поведения в доме и следовала всем правилам: беспрекословно подчинялась, никогда не говорила ничего против, была услужлива, молчалива и терпелива ко всему происходящему. Несмотря на подобные проявления черт характера, в миниатюрной фигурке чувствовался стержень. Она первой из детей взяла себя в руки и вернулась в адекватное состояние. Да, в последующие дни за ней ощущался шлейф задумчивости, но для её возраста — поразительно хороший результат. Укачивая сына на руках перед окном, Чанёль старается не думать о сформированной связи между ним и малышом. Разумеется, часть эмоций и реакций Чонин от него получает и реагирует вместе с ним. Любая нервозность автоматически включает в хрупком теле свои механизмы защиты. Стук в дверь. Чанёль оборачивается как раз в тот момент, когда она открывается. ЮнДо заглядывает в щелку, Пак кивает, позволяя войти внутрь.       — Выглядишь уставшим.       — Чонин сегодня капризничает. Мужчина кивает, медленно проходя внутрь комнаты и присаживаясь на диванчик. Чанёль ожидающе уставляется на него, продолжая медленно покачивать малыша.       — Мы переживаем за тебя. Чан вздыхает, едва удерживаясь от закатывания глаз.       — Пожалуйста, послушай, Чанёль.       — ЮнДо, честное слово, я не хочу слушать беспочвенные обвинения в адрес Бэка. Я прожил с этим парнем почти год. Если бы коттедж не разрушили и меня не похитили, был бы ровно год. Я видел, я чувствовал, я слышал и наблюдал. Я не хочу слушать чужие опасения на счёт того, что Бэкхён заведёт себе омегу на стороне. Не сейчас, когда мы так зависим друг от друга.       — В этом и проблема, Чанёль, — заверяет ЮнДо.       — Он с первых дней говорит о нас, как о семье. Если мы действительно ею станем, ничего плохого не случится. Он достаточно взрослый и сознательный, чтобы понимать очевидные вещи.       — Минсок был в той же ситуации, что и ты, и…       — Бэкхён не его отец. Это два разных человека с разным характером, реакциями и мировоззрением. Не говори мне, что они похожи! Бог мой, я видел его отца всего один раз — этого было достаточно для понимания: они абсолютно разные люди. ЮнДо вздохнул и опустил взгляд. Молчание повисло, отсекая их друг от друга. Раздраженный, Чан вернул внимание к окну, пытаясь усмирить чувства. Он не требовал от Бёна отношений, он вообще не хотел от парня ничего из того, чего бы сам Бэк не захотел. Да, осознание собственных чувств обрушилось на него, но это скорее подкрепило силами, чем повергло в шок и отобрало их. Просто Бэкхён… такой человек, в которого невозможно не… то есть, было бы странно, если бы Чанёль не обратил на него внимание, как на альфу. Глядя на то, как Бён старается, как пытается защитить их, как заботится и переживает — разве можно не проникнуться чувствами к такому человеку?.. В конце концов, тело не врёт. И реакция Бэкхёна на его запах… он ведь не просто так успокаивается рядом с ним, значит — он тоже что-то может чувствовать. Возможно, ещё не понял, как и сам Чанёль, но когда-нибудь…       — Мне жаль, что тебе пришлось пережить столько бед.       — Ваша жизнь здесь тоже не была сахаром.       — «Здесь», но не где-то там, за пределами дома, — мужчина качает головой. — Нас никогда не похищали. Этот дом настоящая крепость. Некоторые из нас попадали в перестрелки, если находились с мужьями в городе или районе, но так, чтобы вытащить из дома — нет, такого не было.       — Тем же лучше. Приятного мало. Ёль передёрнул плечами, сбрасывая неприятные видения.       — Как ты здесь оказался? В этом мире. Чанёль обращает взгляд к чужим глазам и вздыхает, не зная, стоит ли выворачивать душу наизнанку. ЮнДо казался самым адекватным из них, впрочем, до этого таким казался Хвиён… Они совсем не плохие и не пытаются выжить его из дома. Стараются оберегать его от тех бед, которые сами застали. Заботятся как могут, как умеют, на расстоянии. Очевидно, в этом доме живут люди, которые научились выживать в тех условиях, в которых их заставили жить.       — У тебя есть семья помимо этой? — вопрошает Чан.       — Была. Сейчас родителей уже нет в живых. Бэкхун оберегал их, как своих родителей, но старость взяла своё. Сейчас это моя семья. Чанёль кивнул, проговаривая соболезнования.       — Значит, ты сознательно вошёл в брак?       — Конечно. Мы любили друг друга. Я был готов перевернуть горы вместе с любимым.       — Он… потом, впоследствии, были измены?       — Нет, — качнул головой ЮнДо. — На самом деле мы не знаем, изменяли ли нам мужья. Подобные вещи можно с лёгкостью скрыть, но омега всегда чувствует, что что-то не так. Если нет запаха, то выдают глаза. Бэкхун всегда смотрел на меня одинаково влюблённо и не давал ни словом, ни действием понять, что у него кто-то есть. Поэтому я абсолютно уверен, что мой супруг был верен мне.       — Хвиён очень настойчиво просил меня не доверять Бэкхёну. ЮнДо пожал плечами, опуская взгляд.       — Значит, что-то ощутил в Бэкбоме, а может и знал напрямую.       — Он тоже сознательно вступил в брак?       — Конечно, мы знали, на что шли, когда связывали свои жизни с Бёнами. Чанёль кивнул, опираясь телом о подоконник.       — Родители погибли, когда мне было девятнадцать. Я получил высшее образование, нигде не успел поработать и встретил Кана. Он не вызывал отторжения и неприязни. Он просто был и не был одновременно: идеально для меня в том моём состоянии. Кан не говорил о том, чем занимается. Всегда приходил по звонку и уходил из-за них же, а потом он рассказал мне о том, что утаил, и добавил, что я в опасности. Я уже знал, что беременный… и сам не понял как это случилось, а потом его убили. Бегал по съемным домам, пока Бэкхён не нашёл меня — оказывается, Кан успел меня вверить ему. Так я оказался в вашем мире: от незнания, незапланированно, совсем не подозревая, что все эти… кланы, оружие, теневой бизнес — всё это окружает обычных людей на каждом шагу.       — Бесчестный альфа, — покачал головой ЮнДо. — Всегда нужно предупреждать омегу из внешнего мира о таких вещах. Особенно, если всё постепенно доходит до детей. Так нельзя.       — Ничего не сделаешь. Как мог выжил. Но даже если и так, у меня было всё, а теперь у меня ничего нет: ни дома, ни свободы, ни покоя, ни Хэрин, ни личной охраны, ни Бэкхёна. Сможет ли он вернуться в привычное состояние? Я уже забыл, как выглядит его ясный взгляд. Смотрю в эти тусклые глаза и не могу его узнать.       — Бэкхён сильный альфа. Уверен, он найдёт выход и выберется. Я тоже жду этого момента: хочется порядка в доме, но навести его сможет только он. … к утру девятого июля Бён чувствует себя уставшим, но находит силы бороться с заволакивающей сознание мутью. Понимание важности предстоящих событий придаёт ему уверенности, поэтому в кабинет отца он входит с прямой спиной. Здесь ничего не изменилось. Нетронутые вещи кажутся прямым доказательством того, что отец жив. Ну вот же, всё лежит, как он оставил! Ощущение, будто он выехал по делам и скоро вернётся. Бэкхён тяжело вздыхает, на мгновение прикрыв глаза. Разумеется, не вернётся, но чувства упорно пытаются обмануть его. Возможно, стоило бы здесь всё убрать, поскольку теперь это его место. Это тот самый остров, на котором его сможет найти каждый член семьи. Руки не поднимаются сдвинуть даже папки. Бэкхён придвигает кресло к столу до упора и замирает, уложив ладонь на спинку. Кёнсу входит всего на одно мгновение, чтобы опустить деревянную резную шкатулку на стол. Семья собирается чуть погодя, будто подарив время обрести покой. Бэкхён осматривает лица входящих и находит всех измученными, но улыбающимися. Хотя бы так — уже хорошо. Никто не должен нести траур слишком долго, мать в этом смысле всегда была права, как бы жестоки не были слова и методы, которыми она сгоняла черноту с чужих глаз. Бэкхён опускает взгляд на шкатулку, после чего делает тихий вдох и протягивает руку, открывая крышку. Его не интересуют атрибуты, собравшиеся от каждого из Глав семьи, он берёт лишь кольцо, которое пробыло на пальце отца долгие десятилетия, и надевает на палец. Всё, начало положено.       — Соболезную нашей утрате.       — Соболезную нашей утрате, — вторят голоса.       — Я не буду говорить о том, что теперь несу ответственность за весь род и буду оберегать вас от всех бед. Все мы знаем, что тянется от этого кресла и стола, куда ведут дорожки из этого кабинета. Мы также знаем, что в какой-то момент я могу не вернуться домой и буду всячески избегать такого итога. Вместе со всем этим дом должен быть защищён изнутри. На время отсутствия Старшей омеги, им станет Минсок. Я прошу уменьшить контроль над происходящим в доме, но тщательно оберегать покой. Все вы привыкли следовать своему графику, чтобы разгружать головы, но вы также должны помнить о банальном отдыхе. Позаботьтесь друг о друге на время, пока я нахожусь в борьбе со своим состоянием. Все важные вопросы, касающиеся происходящего в доме или с членами семьи, адресуйте либо Кёнсу, либо мне лично. Остальное передавайте начальникам смен охраны дома, — Бэкхён делает паузу, внимательно взглянув на Минсока. — Сейчас у Рода нет противников, нам ничего не угрожает. Мы разобрались со всеми угрозами и пытаемся войти в привычный ритм работы. Из насущных проблем на данный момент есть трудности со вступлением в наследство и состояние здоровья матери. Мы справились о её здоровье сегодня утром: она пришла в себя, её перевели в палату и назначили восстановительную терапию. Как только врачи будут убеждены в том, что мама способна принимать посетителей, вас будут регулярно возить на встречи. Узнавание, звучание знакомых голосов помогут в реабилитации. Я не допускаю мысли, что она может нас покинуть. Мама достаточно сильная женщина, чтобы суметь выкарабкаться из этого состояния. И последнее: до тех пор, пока я не буду убеждён в том, что моё состояние не травмирует никого из вас, я не буду посещать ужины, — незаметно переведя дух, Бэкхён позволяет им покинуть кабинет. Пока проход освобождается, Чанёль молча смотрит на него, ослепляя своим мягким взглядом. Парню и так тяжело дышать, а ещё это… бьёт его в сердце, чёрт возьми, да так сильно, что баламутит всё в голове. Бэкхён не хочет копаться в этом, думать, размышлять от чего его так кроет и почему спасение оказывается в руках этого парня. Он просто хочет спастись. Малыш узнаёт его и начинает что-то восторженно лепетать. Чанёль усмехается, опуская взгляд на сына. Бэкхён с трудом вдыхает, мысленно умоляя парня уйти. Господи, он всегда был таким слабым или это давящий контроль его сделал таким неадекватным?..       — Пока, — прощается Чанёль на выходе из помещения.       — Пока, — говорит он в пустоту, грузно плюхаясь в кресло отца. В этот самый миг он понимает, что контроль поднимется к верхней точке если не в скором времени, то к вечеру точно. … в застланных глазах едва проступает узнавание. Чанёль вытягивает из-под головы вторую подушку и укладывает рядом с собой, после чего приподнимает одеяло. Бэкхён снимает пиджак и в одно мгновение оказывается рядом с ним. Сонно проморгавшись, Чан укладывается на спину и раскрывает руки, позволяя парню улечься рядом, чтобы обнять. Нежность топит. Бэкхён кажется таким беззащитным, что болит в груди. Или это другое?..       — Это последний раз, — шепчет парень, — я больше не приду. Не приду — справлюсь сам. Чанёль ничего не говорит. Чужая макушка у него под бородком, голова уместилась на грудной клетке, руки обнимают его и сам он обнимает Бёна. Чего ещё нужно?.. Пак засыпает практически сразу вместе с парнем. Бэкхён глубоко дышит, пребывая во сне без движений. Уставший сейчас, утром он сбежит от него как можно раньше, будто отсекая себя от Пака. Глупый альфа. Чанёль просыпается с восходом солнца. Раскрытое нараспашку окно впускает первые лучи солнца. Даже отсюда, с постели, видно, насколько красивое небо… Прохладный ветер холодит ноги. Чанёль глубоко вдыхает и хмурится, распознав едва уловимые нотки. За ночь они успели перелечь, поэтому парню удаётся уткнуться носом в чужое плечо и сделать вдох.       — Чем я пахну? — над головой раздаётся хриплый голос. Ёль вздрагивает, приподнимаясь на локте.       — Собой, — смущённо отвечает Чан. — Твой запах немного проступил. Сонный взгляд Бэкхёна касается его лица, как и пальцы, обводящие порозовевшую щёку.       — Что на тебя так сильно давит?       — Я не знаю, — одними губами произносит Бэкхён. — И не уверен, что хочу знать. … парень закрывает журнал с ведомостями и откладывает на угол стола. Кёнсу кладёт перед ним стопку документов на подпись, вызывая тяжелый вздох. Он со вчерашнего дня всё время что-то подписывает.       — Долго это будет продолжаться?       — За время твоего так называемого отсутствия скопилось много документов.       — Ты можешь поставить резолюцию сам. Без меня, — выделяет Бэкхён. — Господи Боже, это никогда не закончится?.. До пропускает его стоны мимо ушей. Он со вчерашнего дня молчалив, прикрываясь какими-то делами и отчётами. Бэкхён приходит в себя день через день. Чанёль возвращает ему адекватное состояние, но оно не длится слишком долго: не больше двух суток под вечер вторых он уже похож на желе. Отвратительно.       — У меня есть информация, которую тебе следует знать. Не отвлекаясь от документов, Бэкхён призывает его продолжать:       — Говори.       — По поводу Сана.       — Я слушаю.       — Его словам можно доверять. Он предан семье. Если Чанёль подтвердит слова о том, что Сан наведывался к нему в подвал во время похищения, это может поставить точку в вопросе его предательства. Бэкхён поднимает взгляд.       — Он проник в поместье Чжана?       — Да, чтобы убедиться, что Чанёль с Чонином живы.       — Почему он скрывал это? Почему не вернулся в строй?       — С его слов: он не знал, что мы собирались договариваться с Чжаном. В день, когда он проник в дом, он не смог из него выйти и передать нам сведения. Получилось так: мы обменяли омег, а Сан остался там. Если представлять ситуацию с его точки зрения, то Чанёль пропал, он не знал, жив ли он, и не мог выйти за пределы дома. Когда выбрался оттуда, связался со своим товарищем и узнал упущенную информацию. Он не знал, как доказать нам тот факт, что он самовольно провернул операцию по проникновению к омеге. Бэкхён… мог понять, но не хотел. Он посмотрел в холодные глаза Кёнсу и всё осознал. Взгляд потяжелел.       — Что им движет?       — Преданность Роду. Вернее, той части, которую ты выменял на истинного.       — Нет! — тут же рявкнул Бэкхён. Ручка лопается в пальцах на две половинки. Судорожно вдохнув, он пытается вернуть себе самообладание, но понимает, что злость топит ещё сильнее. Бэк оскаливается сам себе, поражаясь обилию эмоций, свалившихся на него впервые за долгое время. Он чувствует себя таким живым и сильным, что способен передавить шею одним движением.       — Он… в моём доме… — парень бессильно рычит, замерев взглядом на столешнице.       — Не думаю, господин. Я просмотрел записи, которые сохранились на сервере из гостиной и столовой. Чанёль воспринимает его исключительно, как способ получения информации о тебе и происходящем вокруг Рода, — Кёнсу умолкает, кажется, на вечность, но это всего лишь минуты времени. — Он был один слишком долго, чтобы не заручиться поддержкой охраны.       — Была же Хэрин! Всё время рядом!       — Хэрин не вхожа в наш мир так, как Сан. Что она знает о тебе? Чем ты занимаешься? Жив ты или мёртв? Сан координировал Чанёля: омега узнавал, что с тобой всё в порядке, и находил покой. Их общение не выходило за рамки…       — Я же не слепой, Кёнсу! Ты вообще видел глаза Чанёля?! Разумеется, не выходило, Боже мой! Я не рассматриваю этот вопрос с позиции предательства омегой, — возбуждённо восклицает Бён. — Но у охраны есть устав, есть приказы, есть инструкции, которым необходимо беспрекословно подчиняться! Снова повисает молчание. Кёнсу ждёт от него решения, но у Бэкхёна в голове пульсирует только одно слово. Приказ, который тут же выполнят.       — Можешь обсудить это с Чанёлем, но если ты собираешься ликвидировать Сана, то лучше не бередить чувства парня и сделать это молча. Убей и твоя душа будет спокойна.       — Сан помеха?       — Не думаю, господин. Он не пытается встать между вами, у него другие намерения.       — Я не верю в дружбу между альфой и омегой. Если он предан ему сейчас, то впоследствии это может перетечь во что-то большее. Я не отдам ему Чанёля, — яростно зарычал Бэкхён. Кёнсу слегка склонил голову.       — Чанёль не принадлежит тебе в том смысле, который вкладываешь в эти слова.       — О чём ты говоришь? — растерянно вопрошает Бэкхён.       — У тебя в роду две свободные омеги: Минсок и Чанёль. Они никому не принадлежат. Ты не имеешь над ними власти, кем бы ты не был.       — О чём ты говоришь, Кёнсу? — возмущается парень. — Я не могу одобрять общение омег с охраной! Именно поэтому для таких вещей в роду есть Старший омега, сознательный и невосприимчивый к общению с альфами. Я пытаюсь защитить Чанёля от Сана! Я не могу позволить им влюбиться друг к друга, а это обязательно произойдёт! Неважно, сколько времени это займёт.       — Ты так уверен в том, что Чанёль выберет его?       — Если Сан сдохнет, то выбирать будет не из чего.       — Не воспринимай своего товарища, как конкурента. Бэкхён тут же ударил кулаком по столу:       — Хватит! Разговор так разгорячил его, что грудь пылала. За это время он испытал столько эмоций, что едва не задохнулся, что уж говорить об обилии мыслей, пронзивших сознание. Думать было невероятно приятно, но картинки, которые представали перед глазами, пугали и расстраивали. Бэкхён понимал, что сейчас слишком сильно заведён для того, чтобы принимать решение. Кёнсу будто подталкивал его к яме, заставляя впасть в неё и признать, что Чанёль больше, чем просто вверенный омега, но проблема была в том, что Бэкхён это знал. Возможно, не он сам, но внутренний альфа очень доступно показал себя во время разговора. Кёнсу стоял молча до тех пор, пока парень не подписал все документы. Через мгновение пустой стол снова заполнился новой стопкой журналов и папок на подпись.       — Твою мать, — вздохнул Бён, открывая первый же журнал. Глаза искали нужные места, пальцы выводили другой ручкой подписи, где-то требовалась резолюция. Бэк опустошал голову, пытаясь понять, что ему делать дальше. Следовало удостовериться… Возможно, стоило просто нейтрализовать парня сразу… Почему он, чёрт возьми, сомневался, если знал, во что всё это выльется?..       — Сделай выборку записей. Я хочу увидеть всё своими глазами. Сколько это займёт?       — Не меньше часа.       — Приступай.