моя личная картинная галерея

Хёнджин любит прогулки под дождём. Хмурое небо с густыми серыми тучами, похожими на выдыхаемый дым от сигар, заставляют чувствовать себя лучше, несмотря на свою понурость. Капли дождя громко и с силой бьют по подоконникам домов, стучат по крышам и стёклам машин, заставляя их водителей включать дворники. Это тоже вызывает своеобразный интерес; смотреть на то, как автомобильные щёточки, включая свою самую большую скорость, пытаются победить сильный ливень, — забавно. Но больше всего на свете Хёнджин любит такое писать. Брать новый холст, уголь, от которого потом все руки чёрные, и писать, не обращая внимание на текущее быстро время. Он не особо фанатеет от своих же работ, находя в них ту или иную ошибку, за которую обязательно себя несколько раз поругает. Но посетители его маленькой картинной галереи остаются довольными всегда, иногда даже отдавая деньги за исписанные им холсты. Хёнджин забегает в ближайшую кафешку, когда дождь решает разойтись до такой степени, что находиться под ним становится чем-то невыносимым. Девушка-официантка сразу же дружелюбно машет рукой, получая от Хёнджина в ответ такой же жест, и бежит к бару, явно говоря пареньку, стоящему за стойкой, о необходимости принести Хвану горячий кофе. Желательно лунго и без сахара. В этом месте он пользуется особой популярностью: его дом находится недалеко отсюда и небольшая студия, называемая его личной картинной галереей тоже. Работников этого кафе Хёнджин довольно часто видит засматривающимися на его картины, поэтому иногда позволяет себе отдать им свои работы за просто так: ему достаточно и их искренней оценки «Нравится». — Твой лунго, Джинни, — официантка не заставляет себя долго ждать, подбегая к Хёнджину в тот же момент, когда он занимает один из столиков возле окна (его любимый, на самом деле). Хёнджин в ответ дарит девушке благодарную улыбку. Снимает с головы мокрую шапку, отбрасывая её в сторону и поправляя чуть влажные волосы, и, бросив мимолётный взгляд на происходящее за окном, достаёт из сумки скетчбук. — Когда позовёшь на свою выставку? — интересуется девушка, мельком взглянув на то, что принялся писать Хёнджин. Тот усмехается, делая глоток горячего кофе. — А ты ждёшь? — Конечно! — с возмущением восклицает официантка. — Кстати говоря, Дарым позвал меня на свидание и предложил пойти туда, куда я захочу, — тихо, будто это самый большой секрет на свете, говорит девушка. — А я вообще-то хочу к тебе на выставку! Хёнджин искренне смеётся, буквально заливаясь собственным смехом, и по-дружески щипает девушку за бок. — Ах, Юна, — вздыхает Хёнджин и улыбается. — Ради тебя и твоего без пяти минут бойфренда я устрою выставку в скором времени. — Я жду! — вновь смеётся Юна и делает шаги назад, показывая гостю, что нужно работать. — Но можно только ради меня. А то я начну тебя ревновать к моему без пяти минут бойфренду. Хёнджин в ответ ярко улыбается, вскидывая руки в примирительном жесте, и та, засмеявшись, полностью возвращается к работе. Хван вновь утыкается в свой скетчбук, ведя резкие линии и закрашивая некоторые кусочки свободного пространства. За окном действительно творится что-то волшебное, невероятное. Хёнджину хочется запечатлеть каждую деталь на своих листах. Многие говорят, что дождь одинаков, как и хмурые тучи, частенько нависающие над Сеулом. Говорят так часто, что Хёнджин уже устал доказывать всем обратное. По подоконнику на улице оглушающе громко стучат капли, и Хёнджин чувствует то самое умиротворение, по которому безумно скучал.

Хёнджин устало зевает и делает последний штрих, после убирая карандаш в сумку. За время его пребывания в этом кафе дождь успел уже закончиться, поэтому завершать начатое пришлось по памяти. Взглянув на собственную работу, Хван хмурится: могло быть и лучше. Правда, Юна, изредка подходящая к его столику и любопытно заглядывающая в скетчбук, напевала ему тихие комплименты, пропитанные диким восхищением. Хёнджин ей, на самом деле, благодарен. Нет, не за то, что хвалит его картины, не за то, что ругает его, когда он ругается на самого себя, — за то, что ценит искусство. Она не кричит о том, что на каждой его картине дождь один и тот же, начиная вступать с автором из-за этого в дискуссию. Юна так же, как и он, видит каждую особенность, а это очень ценно для него. Хёнджин достаёт из кармана парочку купюр и по привычке кладёт их под уже пустую голубую чашку. Юна в очередной раз будет ругаться, доводя дело чуть ли не до драки, из-за чаевых, которые оставляет всегда Хёнджин, но не оставить он попросту не может: работает ведь она и вправду шикарно. Он встаёт со своего места, поправляя шарф на шее, и шагает в сторону выхода, пока не замечает горящий экран айфона на соседнем столике. Уведомления разрывают бедный гаджет, который, по всей видимости, оставил кто-то из посетителей. Хёнджин щурится, грубо трёт пальцами лоб и пытается вспомнить, кто сидел за этим столом. На ум приходит разговор, услышанный им невзначай. Молодой человек что-то бурно обсуждал по видеосвязи, смеялся и всё просил добавки в свой стакан с латте. Ушёл где-то на полчаса раньше самого Хёнджина. — Юна! — громко зовёт Хван. — Тут кто-то телефон оставил. И берёт айфон в руки. Не дожидаясь девушки, Хёнджин проводит большим пальцем по широкому экрану и вскидывает брови, когда понимает, что хозяин телефона даже не удосужился поставить на блокировку пароль, отпечаток пальца или функцию распознавания лица. Довольно странно и легкомысленно, особенно если учитывать явную склонность к забывчивости таких важных вещей. — Он заблокирован? — Юна оказывается за спиной довольно неожиданно, но не сказать, что слишком быстро. Смотрит через плечо, встав на носочки, и хмыкает. — Странно. Я думала, сейчас у всех стоит блокировка. — Да, я тоже так думал. — Надо кому-нибудь позвонить, — быстро проговаривает Юна и пытается выхватить у Хвана телефон из рук. — Нужно открыть… Эй! Что ты делаешь такое? Хёнджин стоит неподвижно и лишь, не напрягаясь, препятствует всем попыткам девушки забрать у него гаджет. Дело в том, что он залип. Откровенно и даже не смущаясь этого факта. На экране чужого телефона оказалась открытой галерея, где пестрило множество различных фотографий: одни дарили Хёнджину улыбку, другие заставляли нахмуриться своей мрачностью, третьи и вовсе смешили. Но одна фотография приковала к себе внимание художника мгновенно и, кажется, даже не стараясь. — Хёнджин, прекраща-а-ай, — грозно шепчет Юна и пихает в плечо. — Это плохо! Ты не можешь смотреть чужие фотографии на чужом телефоне, хозяина которого даже не знаешь. Отдай мне его. Юна протягивает руку и смотрит с приказным взглядом. Действительно пугает, но нескрытый интерес к той самой фотографии страшнее. — Сейчас, Юна, пять секунд. Хёнджин рассматривает фотографию, приближает каждую мелкую деталь, растягивая картинку пальцами, и облизывается. В животе нарастает напряжение. Хёнджину хочется схватить карандаш прямо сейчас и отразить фотографию на своём холсте. Он не любит рисовать людей, боясь в чём-то допустить ошибку и испортить картину вкупе со впечатлением написанного человека. Но то, что он видит перед собой прямо сейчас, буквально кричит ему о том, что это должно появиться на холсте, заставляя Хёнджина задыхаться в каком-то бешеном до дикой сухости во рту желании. — Хван Хёнджин! Хёнджин закатывает глаза, ругаясь на нетерпеливую подругу себе под нос, и крутит головой из стороны в сторону. Ему как-то нужно сохранить это фото, чтобы после написать. Такое увидишь не так часто, и даже дождливая красота за окном не сравнится с той красотой, что прямо сейчас видит Хёнджин и никак не может оторваться. В голову приходит прекрасная, но безумная идея. Будет очень не красиво с его стороны сделать то, что он задумал, но другого выхода нет. Парочкой касаний он направляет фотографию в Вотсап и, набирая номер своего телефона, уверенно нажимает на кнопку «Отправить». Стыдно. Безумно стыдно и в то же время волнительно, но Хёнджин облегчённо выдыхает. Теперь у него есть смысл открыть новую выставку.

ღღღ

На настенных часах в мастерской минутная стрелка в миллиметре от достижения часовой, которая устала ждать её на отметке «12», как и Хёнджин, пишущий портрет по фотографии на своём смартфоне. Работать неудобно, а каждый неточный, по его мнению, штрих, каждая деталь, которая вышла «не достаточно идеально для этого незнакомца», приводят в бешенство. В перерывах между отборным матом, который он часто бубнит себе под нос, и обещаниями, данными себе же, в том, что ровно через час он всё-таки пойдёт спать, Хёнджин выходит на балкон: ссылается каждый раз на жажду ощутить свежесть, оставленную прошедшим дождём, и прохладу западного ветра, однако дышит лишь собственным сигаретным дымом. Хван щурится, когда едкий дым от ментоловых сигарет начинает предательски щипать глаза, и, смотря вдаль, грубо комкает в руке пустую пачку. Он сигареты так-то вообще терпеть не может: неприязнь к никотину присутствует в его жизни с самого детства, когда отец, плюющий на астму хёнджиновой матери, курил в квартире каждый божий час. Но тем не менее, бросить привычку закуривать каждый раз, когда хреново, он не может. Да — слабый, да — дурак, да — его это нисколько не красит, а лишь наоборот — вообще не вписывается в его жизнь, но Хёнджин чувствует грёбаную сладкую расслабленность после очередной травящей затяжки. А это чувство — единственное, что спасает от глупой депрессии, к которой толкают его же собственные работы. Возвращаясь в мастерскую, Хёнджин падает на стул и клацает по экрану телефона, заставляя его вновь ослепить своей яркостью. Диспетчер уведомлений оповещает о новом сообщении, и Хёнджин, потерев глаза, будто засыпанные песком, заходит в Вотсап. Yuna: ты такой балбес, Хёнджин, ты знал? ты серьёзно отправил себе сообщение с телефона того незнакомца?! как ты вообще до такого додумался? скажи спасибо, что я вовремя всё удалила и он ничего не увидел! «Да уж, — думает про себя Хёнджин. — Спасибо, Юна».

me: я не мог пройти мимо такой красоты. ты же знаешь! но да, спасибо, что позаботилась обо всём и удалила переписку лучшая <3

Хёнджин не готов сказать, что сильно расстроился, но также не пытается себя обмануть, говоря, что его эта информация никак не задела. Одной из причин его сегодняшней нервозности является ожидание сообщения от незнакомого номера. Он не настраивал себя на какое-то новое знакомство ради банального дружеского общения, даже не рассчитывал на то, что парень позвонит или напишет (Хёнджин бы на его месте явно плюнул на ситуацию, забыв о ней на следующий же день). Но, несмотря на всё это, настроение падает на ещё один процент. Дело в том, что понравился. Хотя сторонником однополых отношений никогда не являлся. Не то чтобы он был против подобного рода отношений, вовсе нет. Просто не чувствовал ничего к своему полу. А тут словно током прошибло от самой макушки и до пят. Будто стоял под деревом, когда всё небо озарилось из-за яркой и сильной молнии. Хёнджин сворачивает окно мессенджера и заходит в галерею, позволяя себе вновь открыть уже давно сохранённое фото незнакомца. Больно укусив за нижнюю губу, Хван гулко выдыхает, но ничего из этого не помогает: парень на фото вызывает слишком много эмоций, которые одним укусом и выдохом не стереть. На вид ему чуть больше, чем самому Хёнджину — возможно, около двадцати пяти — тёмно-серые волосы со слабым синим оттенком уложены, но выглядят резко, экстремально и придают незнакомцу сексуальности. Идеально овальная форма лица, идеально пухлые приоткрытые губы, идеальный нос и такой же разрез глаз — Хёнджин не уверен в том, что сможет найти в этой фотографии хоть что-то не идеальное. Снимок похож на тот, что делают на запланированных фотосессиях, но явно не на будничную тематику. В ухе две тонкие серьги в цвет его волосам, на шее серебрянная цепочка панцирного сплетения — всё это лишь красит, придаёт брутальности, на которую Хёнджин раньше никогда не западал. Вокруг глаз аккуратные тени, нанесённые чуть ярче в углах, так привлекательно контрастирующие с иссиня серой чёлкой, идеально (ещё одно «идеально») уложенной на левую сторону. Хёнджин кидает быстрый взгляд на своё полотно и, закатывая глаза, грубо откидывает телефон в сторону. Резко вскакивает и с силой толкает ногой мольберт, который с грохотом падает на пол, утягивая за собой стаканчик с углём и незаконченную картину. Хван агрессивно пыхтит, раздувая ноздри, и с ещё большей силой пинает наполовину исписанный лист, задевая мятый край носом лоферов. «Чёрт…» Хёнджин падает мешком на пол и раздражённо зачёсывает светлые волосы назад, пачкая лоб и виски углём, который оставался на его пальцах. Он пытается дышать медленнее, делая максимально глубокие вдохи и выдохи, облизывает сухие губы, на которых всё ещё чувствуется вкус дешёвых сигарет, и прикрывает глаза, падая спиной на паркетное покрытие. Он не привык влюбляться, потому чувства и эмоции, испытываемые им прямо сейчас, его не просто вводят в ступор — они пугают. Одна дурацкая фотография, случайно замеченная на телефоне совершенно чужого и незнакомого ему человека, переворачивает что-то внутри при каждом изучении её взглядом. Эти черты лица сводят с ума своей неповторимостью, и Хёнджину слишком хорошо нужно постараться, чтобы отразить всю идеальность и поистине волшебную внешность этого парня на холсте. Но что самое главное — нужно стараться так, чтобы увидеть его в живую.

ღღღ

— То есть ты серьёзно буквально достал всех сотрудников кафе своими дурацкими вопросами про какого-то левого парня, которого ты, блин, даже не знаешь, лишь для того, чтобы сейчас сидеть за столиком и пялиться на него? Вопрос Минхо звучит смешно. Не потому, что у хёна смешной голос или говорит он с забавной интонацией, нет; дело в том, что сама ситуация, которую он описал в своём вопросе, глупая настолько, что хочется рассмеяться. Правда, смех получится скорее истерическим. Хёнджин действительно потратил около пяти дней для того, чтобы подобраться к тому парню, который вскружил ему голову одной единственной фотографией. Он расспросил официантов (избегая всеми возможными способами ответные расспросы Юны), двух барменов, не забыв про разные их смены, администратора, добрался даже до директора, а под конец перешёл и к посетителям. И всё было лишь для того, чтобы узнать, по каким дням и в какое время забегает в кафе тот молодой человек, с которым уж больно сильно хочется пересечься. Хотя бы просто взглянуть на него и сравнить фотографию с реальностью. Хёнджин искренне надеялся, что после встречи он поймёт, что внешность незнакомца не такая уж и волшебная в жизни. Что у него совершенно обыкновенные черты лица, а цвет кожи, красивые глаза и аккуратные пухлые губы лишь фотошоп и не более чем. Тогда бы не пришлось заканчивать картину, из-за которой он начал курить в три раза чаще (Минхо-хён со своей аллергией на табачный дым даже заходить к нему в гости перестал). Однако сейчас, смотря на молодого человека, сидящего за соседним столиком и спокойно попивающего кофе во время чтения чего-то, наверное, безумно интересного в планшете, он понимает, что надежда не просто гаснет — она умирает, даже не пытаясь бороться за свою жизнь. — Да, хён, я сижу и молча пялюсь на него, потому что в жизни он оказался ещё красивее, чем на фото, чёрт его побери, — Хёнджин пытается говорить как можно тише, потому что голос у него ещё с детства достаточно звонкий и звучит громко без всяких там приложенных усилий. Опозориться перед тем, кто впервые за всю хёнджинову сознательную жизнь заставил его испытывать сотню разных чувств одновременно, последнее чего бы он хотел. Минхо на том конце вздыхает, а после причмокивает губами. И Хёнджин покорно ждёт, потому что знает этот жест, знает, что Ли прямо сейчас готовится произнести что-то очень поучительное. — Знаешь, раз начал, то продолжай, а после закончи, — начинает Минхо, и Хёнджин усмехается. Друг говорит слишком логичные вещи и они не помогают от слова «совсем». — Иди и познакомься с ним, иначе ты будешь страдать от того, что по собственной же глупости тормозил и, как итог, не рассмотрел его в близи. Потом уйдёшь в очередную депрессию, обложив себя бутылками соджу, и будешь прожигать все свои картины сигаретами, — Хёнджин вновь усмехается, потому что друг вновь говорит логичные вещи. — Я тебя знаю, — более серьёзно говорит Ли, но после весело продолжает: — И больше не буду вытаскивать тебя из этого дерьма. — Я даже не знаю, что ему сказать. — Ты же художник, Хван, — в трубке слышится копошение: видимо, Минхо куда-то собирается. — Скажи что-нибудь про картины. Но только не банальное, ладно? И не нудное, — звуки крутящегося ключа в замочной скважине заставляют вздохнуть. — Пригласи его в свою галерею. И давай без всяких там глупых подкатов из интернета. — Сейчас ты пожелаешь мне удачи и скажешь, что тебе нужно идти? — закатывает глаза и делает последний глоток кофе. Напиток не удалось растянуть ещё на час, как изначально планировалось. — Именно, — смеётся. — Мы договорились с Джисоном купить один мотоцикл на двоих. Круто, скажи? Я хочу приехать в магазин раньше, чтобы тыкнуть в него пунктуальностью. — Привет Джисону, — сквозь смех проговаривает Хёнджин. — Если не забуду. Удачи! Бросив в ответ быстрое «Пока», Хёнджин блокирует телефон и откладывает его в сторону, вновь направляя взгляд на незнакомца. Хёнджин всегда удивлялся тому, как у Минхо всё быстро и ловко получается; учился в школе только на высший балл, сдал экзамены на отлично, будучи ещё и с безумно красивой длинноногой брюнеткой в отношениях, потом поступил в Имперский колледж Лондона, один из лучших во всей столице Великобритании, и, отучившись там на факультете бизнеса, переехал обратно в Сеул, дабы начать своё дело. Обычно, когда Хёнджин заводит разговор на эту тему, Минхо смеётся и подкалывает его, кидая банальное: «Завидовать плохо, Джинни». Но тому виной не зависть, а обида на себя и свой характер. Если попросить людей, которые знакомились с Хёнджином, назвать все его хорошие качества, то все в один голос первым пунктом назовут его общительность. Особое внимание здесь нужно обратить на выражение «знакомились с Хёнджином». Минхо подошёл к нему ещё в средней школе, дабы поговорить по поводу учёбы. Из-за болезни он пропустил несколько тем по физике, которую, по словам Ли, он терпеть не мог, поэтому учитель отправил его к Хёнджину, на тот момент готовящемуся к конференции именно на эти темы. Юну Хёнджин заметил в первый день открытия своей галереи; она тогда с интересом рассматривала картину, на которую в то время он потратил больше времени, чем на все остальные. Он хотел подойти, познакомиться, пообщаться, но струсил, а потом пересёкся с ней в кафе, где она брала у него заказ. Первый шаг к знакомству сделала именно она. Перечислять всех остальных друзей и знакомых бессмысленно, ведь везде одна и та же история, где знакомятся с Хёнджином, а не он с кем-то. Но Минхо прав: если сейчас Хёнджин не внесёт изменения в эту привычную для него историю, то после будет винить себя и убиваться во всех смыслах этого слова. Хван достаёт парочку купюр из внутреннего кармана пальто и оставляет их под пустой чашкой (он вряд ли когда-нибудь научится ждать счёт). Ещё раз взглянув на незнакомца, который, по всей видимости, вот-вот покинет это кафе, Хёнджин поднимается со своего места и мнимо уверенным шагом направляется к соседнему столику. Ответную реакцию долго ждать не приходится: мужчина поднимает на него взгляд в тот самый момент, когда Хёнджин оказывается перед ним. — Не занято? — Хёнджин указывает рукой на свободный стул. Он не уверен в том, что должен был спрашивать об этом, зная, что ответ будет очевидным, но обычно в фильмах все знакомства в кафе начинаются именно с этих слов. Мужчина молча, но по-прежнему заинтересованно смотря на Хёнджина, кивает головой, и тот позволяет себе сесть. Тишина. Незнакомец с теми же вопросами в глазах смотрит, не отрываясь, явно ожидая от Хёнджина следующих действий, но Хван понятия не имеет, что делать и говорить дальше. Он не готовился к разговору, хотя прекрасно знал, что они пересекутся именно сегодня и именно в это время (не зря же он опрашивал всё кафе). — Вы что-то хотели? — вежливо спрашивает мужчина, и Хёнджин вконец теряется. Теперь он понимает, что до сих пор ничего не может сказать, но при этом и молчать с его стороны будет очень глупо. — Если честно, то познакомиться, — выпаливает Хёнджин и вновь пытается проанализировать правильность сказанного. — Да, вы долго смотрели на меня перед тем, как подойти, — улыбается или усмехается, издеваясь — Хёнджин точно не знает. Но то, что у него красивая и завораживающая улыбка — ясно как день. — Я думал, что вы кого-то ждёте. Например, свою девушку. Потому и не смел подойти, — выпаливает первое попавшееся на ум. — У меня нет девушки, чтобы её ждать. — Ну, вдруг молодого человека. — И молодого человека у меня тоже нет. Хёнджин хочет победно улыбнуться, извиниться и отойти, чтобы позвонить Минхо и похвастаться ему своим умением раскрывать чужие карты. Однако вместо этого Хёнджин сдержанно кивает головой, слегка кривя губы, и протягивает руку: он должен, наконец, узнать его имя. — Хван Хёнджин. Тот в свою очередь, опустив взгляд на хёнджинову ладонь, крепко сжимает её своей. — Со Чанбин. — Рад знакомству, Чанбин, — Хёнджин смакует чужое имя, облизывая губы, и вежливо улыбается. Знакомство вышло не таким уж и плохим.

ღღღ

Щурясь от едкого дыма и крепче сжимая при этом сигарету зубами, Хёнджин делает глубокую затяжку, после выдыхая дым через ноздри. На корне языка вновь оседает неприятный привкус, но вместо того, чтобы кинуть наполовину выкуренную сигарету дотлевать в пепельнице, он лёгким движением стряхивает с неё пепел и снова затягивается. Он не помнит, какой по счёту является эта сигарета, но число выкуренных им вредных табачных «палочек» явно не сравнится с числом потраченных им нервов. Всему виной картина, которую он не может закончить уже месяц. Всё тот же человек и та же фотография на телефоне, о которой до сих пор он не смеет признаться Чанбину. Потому что страшно. Со дня их знакомства они переписываются и созваниваются практически каждый день, изредка встречаясь в живую. К сожалению, их встречам мешает такое обстоятельство как работа: Хёнджин никак не допишет картину, а Чанбин никак не закончит проект. Как оказалось, ему действительно двадцать пять лет и, несмотря на свой возраст, работает он в крупной строительной компании, филиалы которой есть не только на территории Азии, но и в таких странах как Италия, Франция и Швейцария. Слушать его истории о командировках в этих странах Хёнджин находит особенно интересным занятием. Хёнджин делает ещё один штрих, ломая уголь из-за слишком большой силы нажатия, и, хмурясь, вздыхает: это уже пятый за последние три часа беспрерывной работы. Он, честно признаться, вымотался слишком сильно. Очень хочется спать, и на сон также намекают слипающиеся глаза вкупе с раздражающим тиканьем настенных часов, стрелка которых уже давно перешла за отметку в два ночи. Хёнджин трёт глаза кулаками и поднимается на ноги, хватая нагревшийся телефон с открытой фотографией, ставшей уже самой любимой. Кстати говоря, Чанбин так и не показал ему фотографии с той фотосессии, а Хёнджин и не намекает, делая вид, что даже не знает о ней. Он ступает босыми ступнями на прохладный пол балкона и, касаясь голым торсом холодных перил, получает неслабый разряд из-за резкого контраста температур (в его мастерской было достаточно душно для того, чтобы раздеться, оставив на себе лишь свободные чёрные штаны). Телефон разрывается из-за поступающих уведомлений, одно из которых принадлежит Чанбину. Хёнджин уже не помнит, в какой момент времени начал реагировать на его сообщения и звонки раньше, чем на всё остальное, возможно даже более важное. Он не помнит, когда важным стал именно Чанбин. Бинни: ты спишь? я знаю, что время-то позднее, поэтому очень надеюсь на то, что ты спишь.

me: нет, чанбин, я не сплю. что ты хотел?

Хочется, конечно, дописать о том, что он не может позволить себе уснуть, понимая, что картина всё ещё не закончена. Но он решает оставить всё, как есть и покорно ждать ответного сообщения. Бинни: я отложу свой статус взрослого на некоторое время и расскажу о необходимости долгого сна чуть позже. в общем, я где-то месяц назад участвовал в фотосессии и прямо сейчас собираюсь выложить фотки в инстаграм. я жду вашего комментария, хван хёнджин)) Хёнджин внимательно читает последние два сообщения и хмыкает, обхватывая пальцами почти уже докуренную сигарету; вытаскивает изо рта, выпускает дым, а после возвращает её на место. Оперевшись спиной на перила, он перехватывает телефон в две руки и, закрывая Вотсап, находит в списке приложений Инстаграм. Нервно скользит большим пальцем по экрану, обновляя ленту снова и снова в ожидании новой карусели фотографий. И в один миг замирает: наткнулся взглядом на любимые черты лица, которые демонстрировала ему та самая фотка, хранящаяся в его телефоне месяц. Хёнджин, как и в первый день, когда только-только нашёл чужой телефон забытым на столе, растягивает фотографию за углы и края, приближая теперь уже знакомые детали. Взгляд цепляется за серебряную цепь, и Хёнджин позволяет себе глухо простонать, когда вспоминает, как тянул за этот аксессуар неделю назад, а после впечатывался губами в чужие губы так горячо и мокро. Закрывает глаза, делая глубокую затяжку, и выдыхает, открывая комментарии под фото. «а это в какой картинной галерее находится?» Чанбин знает о том, чем занимается Хёнджин, и ни раз был в его святая святых — мастерской — но понятия не имеет о картинной галерее. Хван никогда не говорил, да и никто из его друзей эту тему не заводил при Чанбине. Это не секрет и Хёнджин даже не планировал скрывать подобное место от Чанбина, однако почему-то молчал. И кажется, что сейчас это ему только на руку. Телефон в руках вибрирует, и Хёнджин, туша сигарету в пепельнице, возвращает всё своё внимание ему. «не знаю…» Хёнджин улыбается и, хитро облизывая губы, печатает адрес своей галереи уже в Вотсапе. Бинни: ого! интересно… ты серьёзно видел там картину со мной и не рассказал сразу? похоже на предательство. завтра же сходим туда, понял?

ღღღ

Небольшое помещение на окраине Сеула, отданное в аренду под картинную галерею, с самого утра встречает в своих стенах посетителей. Информацию об открытии новой выставки Хёнджин вывесил на свой сайт сразу после сообщений Чанбина, хотя был абсолютно не уверен в том, что закончит главную картину. Однако прямо сейчас она висит в центре зала и приковывает к себе множество взглядов. Люди рассматривают детали, шепчутся, пытаются незаметно для автора щёлкнуть на память и удивляются, ведь Хёнджин никогда не рисовал людей. Портрет, как и было задумано изначально, выполнен в чёрно-белых тонах, без всяких лишних деталей и ненужных, по мнению Хвана, дополнений от автора: картина прекрасна уже тем, что на ней изображён Чанбин. Сверху и снизу льётся приглушённый белый свет, который подчёркивает всё самое нужное и делает черты лица ещё более привлекательными. Хёнджин вздыхает, поджимая губы, и еле сдерживает улыбку. Он выглядит спокойным и даже удовлетворённым, хотя всё это далеко не так: Чанбина до сих пор нет в этих стенах, и Хёнджин до безумия боится, что он и вовсе не придёт. Планы встретиться с Чанбином в нейтральном месте так, словно Хёнджин не потратил всю ночь на написание картины и подготовку галереи к выставке, накрылись медным тазом ровно в восемь утра, когда прямо около уха раздался громкий рингтон будильника. Хёнджин разлепил глаза, оказавшись лежащим на полу посередине галереи, и понял, что больше ничего не успеет: нет ни времени, ни сил, ни энергии. Всё, на что его хватило перед тем, как вновь провалиться в сон, — голосовое сообщение Чанбину, содержимое которого слёзно просило простить за то, что Хёнджин не сможет пойти с ним в галерею. Однако, как бы сам Хван ни страшился обратного, Чанбин сказал, что сходит один, ведь безумно интересно увидеть ту самую картину, на которой, по словам Хвана, изображён именно он. — Ну, где он, Хёнджин? — Юна отвлекает от утренних воспоминаний, подходя в компании Минхо и Джисона. — Я хочу его увидеть. — Да я тоже хочу, но не знаю, где он сейчас, — Хёнджин угрюмо чешет затылок и падает на диван, стоящий позади него. — А что, если он вообще не придёт, м? — спрашивает Минхо и получает слабый удар в плечо от Джисона, шипя тихое: «Да что не так-то?». — Тогда вся эта выставка — пустая трата времени. Хёнджин говорит абсолютно без преувеличений; если Чанбин не придёт, то можно сворачивать выставку и закрывать галерею вновь на неопределённый срок. Все те картины, что висят на стенах помещения, не нравятся Хёнджину от слова «совсем». Ни одна из них не должна была демонстрировать себя на выставке во всей своей чёрно-белой красе, потому что Хёнджин написал их от нечего делать. Он действительно долгое время думал над тем, стоит ли их вообще вешать, одним из вариантов предлагая выставку одной картины — той, с полотна которой на всех смотрит Чанбин. Однако Хёнджин решил сделать всё по-правильному; решил полностью отдаться выставке ради одного. Ради удовольствия в человеческом облике. Ради Чанбина, который обязан увидеть то, с чего началась их история. — Да ладно тебе, Хёнджин, не… — Юна замолкает резко, но Хван так глубоко ушёл в свои мысли, что даже не реагирует никак. Однако ему приходится, когда подруга начинает нервно дёргать за рукав его полупальто. — Это он? От этого, казалось бы, безобидного «он» всё сжимается. Хёнджин прекрасно видит, куда направлен взгляд Юны, но не может повернуть голову, чтобы узнать, тот ли это «он», о котором думает Хван. У него учащается сердцебиение, когда Юна начинает по-глупому улыбаться; она светится вся от радости, даже краснеет щеками от всех эмоций, что переполняют её. А вот Хёнджин понять не может, что чувствует. Бурю эмоций резко сковывает пустота: нет ни страха, ни волнения. Вместо них — абсолютное незнание того, как он должен реагировать и должен ли вообще. Он не продумывал дальнейшие действия. Он не знает, что ему сделать прямо сейчас: подскочить и лично отвести к картине или подождать, а после неожиданно появиться. У него идёт кругом голова, а может, ему уже всё это просто кажется. — Это он! — шёпотом вскрикивает Юна, пытаясь не привлекать к себе излишнего внимания, и тянет Хёнджина за рукав на себя. — Это правда он! Хёнджин! Это он: Хёнджин видит. На нём кремовая водолазка и горчичное пальто до середины бедра, а вниз ускользают укороченные серые брюки, заканчиваясь аккуратно сидящими на стопах коричневыми монки. При виде этого у Хёнджина замирает дыхание. Он привлекателен, сексуален и сводит с ума одним только видом. Сложно спокойно стоять и смотреть на человека, который способен за одну секунду взбудоражить сознание своей идеальностью. Чанбин проходит вглубь зала, озираясь по сторонам и, к счастью, не замечая Хёнджина, которого всеми способами закрывают друзья; осматривает каждую картину, то хмурясь, то улыбаясь, то восхищённо кривя губы. Но, дойдя до той самой особенной картины, замирает вместе с собственными эмоциями. Хёнджин пытается прочитать по его лицу то, что он испытывает, глядя на свой портрет, выполненный углём в чёрно-белых тонах, но ничего не понимает: Чанбин словно отключился. Со наклоняет голову, и тянется к полотну, видимо, жаждя огладить каждый контур лица кончиками пальцев, но быстро одёргивает руку и суёт её в карман пальто. Хёнджин молча наблюдает и сам не замечает, как улыбается каждому чанбинову движению. Но следующий момент заставляет его нахмуриться: Чанбин обращается к одному из посетителей галереи, окидывает головой всё помещение и, улыбаясь, кланяется, когда тот начинает быстро-быстро кивать. Чанбин вновь устремляет взгляд на картину, а мужчина, к которому он обратился, осматривает галерею, щурясь, будто ищет кого-то, и, заметив в толпе Хёнджина, приветливо машет рукой и направляется в его сторону. «Неужели он попросил позвать меня?» Высокий мужчина, внешне безумно знакомый Хёнджину, оказывается рядом максимально быстро. Мнётся на месте, складывается в поклоне пополам и, улыбаясь, смотрит на Хвана. — Здравствуйте! — выпаливает он, и Хёнджин кривит губы в какой-то странной, немного нервной улыбке. У него внутри всё трясётся, будто от холода. — Вон тот мужчина, — и указывает ладонью на Чанбина, — попросил позвать автора выставки. Повезло ему, что я вас знаю, — смеётся, но после резко поджимает губы и, настороженно зыркнув по сторонам, встаёт чуть ближе к Хёнджину, словно хочет сказать что-то секретное. — А это правда он на той картине? — Да, — неуверенным голосом отвечает Хван и, заметив собственную ломкость, кашляет. — Да, это он. Спасибо, что передали. Обменявшись рукопожатием с Хёнджином, мужчина уходит к остальным картинам. — Идти? — Хёнджин кусает нижнюю губу, трясёт ногой, демонстрируя всю свою нервозность, и получает слабый удар по лопатке от Минхо, издавая тихое шипение. — Вдруг мы поссоримся сейчас? Ему ведь может не понравиться картина, да и тот мой поступок в целом. По сути я вторгся в его личное пространство, а за всё время нашего общения ни разу это не упомянул. — Даже если и так, — Минхо пожимает плечами, — уже поздно что-то менять. Тебя никто не дёргал за язык и пальцы. Никто не заставлял тебя рассказывать о картине, но ты ведь сам хотел, чтобы он увидел. — И вообще, — вмешивается Юна, — судя по его взгляду и выражению лица, ему нравится то, что он видит. — Да и смысл скрывать то, что было? — поддерживает Джисон. — Он в любом случае когда-нибудь узнает, так что лучше рассказать обо всём прямо сейчас. Хёнджин вздыхает; они правы. Смысла скрывать всю правду от Чанбина нет. И даже не потому, что Хёнджин боится последствий этого сокрытия, а потому, что в глубине души он хочет, чтобы Чанбин всё знал и видел. Эта картина — то, чем последний месяц была забита хёнджинова голова; Чанбин это тот, о ком последний месяц он думал. Хёнджин не силён в объяснении своих чувств словами и, возможно, написанная им картина — единственный способ рассказать и показать то, что он испытывает к нему. Чанбин говорил, что не смыслит в искусстве от слова «совсем», но Хёнджин надеется, что тот всё поймёт. Хван подходит тихо, вставая за чанбиновой спиной, и задерживает дыхание, думая, как лучше начать разговор и не испугать. От Чанбина вкусно пахнет: лимоном, замшей и чёрным чаем, смешанными в нотах его любимого Армани. Хёнджин делает глубокий вдох, забивая ноздри пленящим ароматом, и, облизывая губы, аккуратно выдыхает. — Вы хотели меня видеть? — негромко и низко спрашивает Хёнджин и даже боится, что Чанбин его не услышал, ведь тот стоит до сих пор неподвижно. Но Чанбин медленно поворачивает голову и кривит губы в улыбке. Узнал по голосу. — Автор моего портрета собственной персоной? — игриво спрашивает Чанбин и смеётся, царапая переносицу короткими ногтями. — Именно так. Хёнджин перекатывается с пятки на носок, сложив руки за спиной и поджав губы, и ждёт, когда Чанбин полностью развернётся к нему. — У меня так много вопросов, что я даже не знаю, с какого лучше начать, а какой и вовсе не стоит задавать, — говорит Чанбин и щурится, облизывая губы. Хёнджин перед ним, кажется, готов ответить на всё, что он спросит. — Как ты написал эту картину, если фотку я выложил только ночью? Эта серия фотографий была только у меня. — В один день ты забыл свой телефон в кафе, и я его нашёл. Как оказалось, на нём не было блокировки, зато была открыта галерея, — Хёнджин признаётся честно, пытаясь рассказать всё. — В эту фотографию я влюбился сразу, поэтому скинул её себе через вотсап. Чанбин качает головой и смеётся. Он не раздражён, не зол и, кажется, вообще не испытывает ни одной негативной эмоции прямо сейчас. Похоже на то, что вся эта ситуация лишь веселит его. Но, несмотря на это, Хёнджин не может расслабиться до конца: что-то всё равно продолжает держать его в напряжении. — Я безумно хотел написать тебя, Чанбин. — Значит, в тот день, когда мы познакомились в кафе, ты не впервые так пялился на меня? — Чанбин щурится, игриво усмехаясь и облизывая нижнюю губу, из-за чего Хёнджин, реагируя моментально, краснеет. — Я пялюсь на тебя каждый день и каждую ночь. — Звучит так, будто ты маньяк, Хёнджин, — честно говорит Чанбин, чем заставляет Хвана усмехнуться. — А я думал, так, будто я по уши влюблён в тебя, Чанбин. Хёнджин готов поклясться, что видит грёбаный значок загрузки в чанбиновых глазах. Он приоткрыл рот, не моргает и, кажется, вовсе не дышит, а лишь пытается вникнуть в суть сказанных Хёнджином слов. Отмирая, Чанбин нежно улыбается, демонстрируя хозяину галереи свои покрасневшие от смущения кончики ушей, и тянется рукой к его талии, обхватывая её и вставая с Хёнджином рядом. — Получается, это твоя галерея? — спрашивает Чанбин, очерчивая взглядом помещение и после даря его Хёнджину. — Не совсем. Хёнджин качает головой, усмехаясь, когда замечает непонимание во взгляде Чанбина. — Вот она, — Хёнджин смотрит на картину, — та самая галерея. И Чанбин опять хмурится, не понимая. — Это ты, Чанбин. Хёнджин сглатывает вязкую слюну и проводит ладонью по чанбиновым скулам. Облизывает губы, клонит голову к плечу и смотрит точно в глаза, наблюдая за расширяющимися чёрными точками, которые затягивают его похлеще любой чёрной дыры. Он улыбается, когда видит и чувствует, как Чанбин льнёт к его руке, забивая на всех людей вокруг, которые прямо сейчас смотрят на них; и вжимается своим лбом в чужой, закрывая глаза и отдаваясь чувствам, которые рвутся наружу. — Ты моя личная картинная галерея.