До скорой бесконечности

      — Нет, Изи, о Мерлин, не заставляй меня наносить это на губы! — с брезгливым выражением на лице отвернулась Кассиопея, когда Изольда попыталась накрасить её розовой помадой.       — Касси, мне тоже нужно успеть, поторапливайся! — недовольно произнесла Клементина, копаясь в украшениях старосты Слизерина.       Хардман задумчиво всматривалась в своих подруг, которые суетливо собирались в комнате Таттл. Как оказалось, у слизеринки был поистине бездонный запас украшений, и девушка легко управлялась с волосами, чем и воспользовались Клем и Касси, оккупируя её комнату. Они перетягивали всё внимание Изольды на себя, не оставляя её соседке ни единого шанса. Та же молча собиралась, закатывая глаза на очередные ворчания юной Малфой.       — Алекс, если тебе станет лучше, — Таттл перевела взгляд на сидевшую на кровати девушку, которая все еще была в школьной форме и не спешила переодеваться, — Клем упоминала, что тебе нечего надеть. Могу предложить...       — Всё в порядке, Изи. Не думаю, что мне станет лучше к балу, так что спасибо, но я откажусь, — протянула Хардман, массируя виски правой рукой.       — Ну да, конечно! — воскликнула Таккар, не сдерживая себя от закатывания глаз. — Если бы я была так же придирчива и отказывала всем, то тоже бы притворялась больной.       — Завязывай молча свой корсет, — огрызнулась Алекс.       Малфой, без слов, восседала на стуле, пока Изольда орудовала над её волосами и смотрела в зеркало за очередной перепалкой. Алекс и не подумала бы приходить сюда, если бы только Малфой не попросила. Ведь ей всегда нужен был «взгляд со стороны». Да и как минимум Изи не справилась бы сама — её прическа была заслугой именно Алексис.       Клементина, возмущенно открыв рот, отпустила шнуровку, так что корсет остался висеть на ней лишь на одной завязке.       — Я понимаю Вестерн, ладно, но чем тебе не угодил Кристиан? — она прожигала непонимающим взглядом блондинку, пока та кривила губы, что лишь еще сильнее раздражало Таккар. — Он симпатичный, но нет, тебя и это приглашение не устроило...       — Я его знать не знаю.       Чистейшая правда. Алекс до сих пор не понимала, почему её решил пригласить слизеринец, с которым она ни разу не пересекалась.       — Он друг Джерка. И ты ему одно время была симпатична, но ты никого рядом не замечаешь… Я не думала, что ты откажешь ему.       — Если ты сейчас скажешь, что это ты попросила его пригласить меня, честное слово…       — Что мне оставалось делать? — воскликнула Клементина, не обращая внимание на Кассиопею. Та развернулась уже к ним, приказывая девушке заткнуться.       — Клем, — укоризненно покачала головой Изольда.       Алексе не было что сказать — Таккар всё решила за неё. Как вообще она могла кого-то просить об этом, унижая саму девушку? А сама Алекса считала это именно унижением. «Бедную Алекс никто не приглашает, может, хоть ты, Кристиан, пригласишь её» — раздавался голос Клементины в голове у Хардман. Да как она могла!       — Удачно повеселиться! — бросила через плечо Алекс, прежде чем покинуть комнату под возгласы Касси и Изольды.       У неё раскалывалась голова от девичьих криков. Клементина слишком многое брала на себя, думая, что может решать проблемы всех. Но она даже не пыталась понять, что основная проблема подруги не в том, что ей не с кем пойти, а в том, что она просто не хотела.       Взбешенная девушка ввалилась в свою комнату, бросая взгляд на заветный пузырёк. Настойка полыни и пару веточек перечной мяты — состав, благодаря которому легкое отравление было неизбежным, а самое главное — без последствий. Его следовало принять за час до бала, чтобы успеть дойти до больничного крыла. Тошнота будет тревожить её не более трёх часов.       Краем глаза девушка уловила вещи, лежащие на её застеленной кровати, которых здесь раньше точно не было. Её глаза расширились от удивления, когда она подошла ближе. Небольшая черная коробка стояла прямо на кровати, а на ней лежал букет цветов с запиской. Синего цвета камелии… не меньше двадцати штук.       Изумленно она подцепила пальцами записку, раскрывая её.

«Ты не допустишь, чтобы я открывал бал в одиночку. Жду тебя возле главных дверей в большом зале, минута в минуту к началу. Без нас не начнут, но постарайся не опоздать. Т. М. Р.»

      Шутка? Он мог и не подписываться. Алекс прекрасно знала, как выглядит почерк Реддла: аккуратные, каллиграфически написанные буквы, словно говорящие о безукоризненности их владельца. Пергаменты по изучению парселтанга были исписаны его замечаниями и пометками; она зазубривала каждую его букву, поэтому не узнать его просто не смогла бы.       Это было приглашение? Больше похоже на издевательство. Немедля девушка отложила записку, снимая ленту с коробки и открывая её. Алекс вытащила чёрное длинное платье; камни, украшавшие декольте, отражали свет факела в комнате, переливаясь. Захотелось примерить. С сомнением девушка бросила взгляд на пузырёк.       Отравиться или пойти на поводу у Реддла, который даже пригласить не может нормально? Впрочем, цветы и платье едва ли можно было назвать плохим приглашением. Алекс задумалась: она ничего не теряла, даже больше… она могла заткнуть Клементину, появившись на балу.       И всё же отравиться? Она сверлила взглядом пузырёк, или… Алекс перевела взгляд на платье. Заткнуть подруг, которые считают, что она несчастна в одиночестве, возможно, хотелось чуть больше, чем проваляться в лазарете.       Она потерялась в платье, когда, скинув одежду решила все же примерить его. Оно точно по фигуре опоясывало талию практически незаметным поясом, визуально делая её более узкой. Чёрные шлейфы струились по ней, закрывая ноги. Никаких вульгарных вырезов на бедрах, никакой открытой спины и уж тем более глубокого декольте не было. Короткие рукава заканчивались кружевами на плечах, закрывая отвратительные белые шрамы. В комплекте шли такие же кружевные чёрные перчатки до локтя. Область груди опоясывала россыпь камней — определённо не драгоценных, но смотрелись они ничем не хуже бриллиантов. Кружева струились по области шеи, где заканчивался лиф, не так плотно, как по рукам, оставляя простор для воображения. Платье не было пышным; напротив, юбка была без турнюра и подъюбника.       Не удержавшись, Алекс достала туфли на каблуке, становясь на пару дюймов выше. Она не могла перестать рассматривать себя в зеркале. Хотелось узнать, насколько образ можно было довести до идеала. До конца ничего не решив, она выкинула ненужные мысли из головы и вперилась взглядом в оставленную косметику Кассиопеи, разбросанную по кровати.       Сесилия всегда пользовалась косметикой, высветляла кожу, а чёрный краситель на ресницах собирался в мерзкие комки, которые при каждом движении ссыпались под глаза. Чего уж стоили разноцветные круги на веках! Возможно, поэтому девушка отказывала себе в удовольствии хоть раз взять косметику у матери.       Она не хотела перебарщивать, поэтому взяла лишь маленькую коробочку, внутри которой были измельчённые белила для лица и щеточка для ресниц с красителем. Магия позволила ей закрутить передние пряди, сделав высокую пышную прическу из длинных волос. Подвесок она не носила, благо платье было закрытое, и шея не требовала акцента в виде колье.       Алекс улыбнулась своему отражению; она была полностью собрана, хоть и не решила, стоит ли ей идти на бал с Реддлом. Она подняла красивые камелии с кровати — этим цветам не хватало аромата. Девушка опустила их в наколдованную вазу с водой, не желая, чтобы они так быстро потеряли свою красоту.       Она остановилась у самой двери, пальцами зажимая ручку. А вдруг это всего лишь издевка, не смешная шутка? Вдруг он хотел выставить её дурой перед всеми, прежде чем она покинет это время, за все те сказанные ему слова в выручай-комнате? Месть была бы логичной, в отличие от приглашения, шикарного платья и цветов. Всё походило на жестокую шутку.       Невольно она обернулась, бросая взгляд на тумбочку, где мирно лежали уменьшенные, не привлекающие внимания часы. Стоило хотя бы убедиться, прежде чем строить выводы; в любом случае, если это было так… ей ничего не мешало перевернуть часы на несколько дней раньше.       Решительно девушка отворила дверь, аккуратно ступая по пустым подземельям. Темпус показывал, что у неё было как минимум пять минут, чтобы успеть дойти до большого зала. Абсолютно пустые коридоры, она насчитала всего троих человек, которые бежали в ту же сторону, куда она не спеша шла.       Он действительно стоял у двери. Его черный пиджак был расстегнут, открывая вид на безукоризненно белую выглаженную рубашку с воротником, поверх которой был надет двубортный жилет темного цвета с таким же цветом широким галстуком под ним. Простые черные брюки и начищенные лакированные мужские туфли завершали его образ. Он проводил длинными пальцами по своему кольцу, камень которого блестел под ярким освещением. Волосы смольного цвета он оставил нетронутыми; они по-прежнему слегка завивались у лба, напоминая уложенную набок челку, оставаясь полностью прямыми на макушке и не закрывая пронзительные глаза, которые тут же уставились на девушку, вышедшую из-за угла.       Алекс не заметила, как задержала дыхание; сердце грохотало в груди. Она не обращала внимания на стоящих рядом студентов, она не могла отвести взгляд.       Он был невероятно красив.       — Моя леди сегодня прекраснее, чем обычно, — без пренебрежения, мягко взяв девушку за запястье, он поцеловал тыльную сторону ладони, и Алекс поняла, что этот вечер будет для неё открытием собственных чувств. Ведь она так пожалела, что на ней были перчатки. — Выдыхай, Алексис, — Том не мог не заметить, как она была напряжена; её неловкость выдавали глаза.       Он не кривил душой и не ожидал, что она будет столь восхитительно выглядеть в этом платье, с забранными волосами, которые впервые не закрывали её тонкую шею. Мог ли он представить кого-то на её месте, кто выглядел бы рядом с ним так же гармонично… едва ли.       Алекс вложила ладонь в протянутую руку парня, когда тот повел её прямиком в большой зал. Она обомлела ещё больше, совсем растеряв дар речи. С потолка в большом зале крупными хлопьями падал снег, останавливаясь не ниже чем в семи футах от пола, исчезая прямо над головами студентов. Большой камин был зажжен, но вместо привычного огня волшебные дрова поглощало голубое пламя. Над ним возвышался большой венок омелы, которая периодически расцветала в самых разных местах помещения. Яркий холодный свет делал обстановку более сказочной. Двенадцать елей, украшенные игрушками и волшебными свечами с голубым пламенем, приводили Алекс в детский неописуемый восторг.       Сравнить было не с чем; она даже не знала, как проходит бал в её времени. Она бы и не подумала, что станет жалеть о том, что ни разу не побывала на нём.       — Дамы и господа, — голос профессора по травологии привлек внимание студентов, постепенно стекающихся в зал, — возможность устраивать балы в Хогвартсе стала по-настоящему одной из древнейших традиций нашей школы. Это мероприятие было почитаемо студентами ещё во времена эпохи Тюдоров; едва ли мы сможем воссоздать те шикарные вечера, проводимые в Рождество. Никто не запретит прочувствовать атмосферу минувших лет. Встретить наступающий год, праздник, отмечаемый нами ежегодно, — мужчина перевел дыхание, выдерживая паузу, чтобы продолжить. — По древней традиции балы открывают старосты школы; к сожалению, одна из старост сегодня не смогла обрадовать нас своим присутствием. Но нарушать такую прекрасную традицию было бы кощунством, поэтому, — он повысил голос, — бал откроет наш лучший ученик, староста школы Том Реддл со своей спутницей на этом вечере, Алексис Хардман…       Мерные звуки вальса раздались так внезапно, что Алексис не успела уловить момент, когда названный лучший ученик школы потянул её в центр зала. Танцевать вальс? При всех? Алекс пока только мысленно старалась упасть в обморок.       Разумеется, она умела танцевать, но все ещё удивлённые глаза неотрывно следили за парнем, который, ничуть не смущаясь, прижал её к себе, умещая свою руку ниже лопаток девушки, а в другую она вложила свою. Ведомая только доверием к нему, она легко положила левую руку на его плечо, слегка сжимая пальцы правой руки.       Не то чтобы девушка так сильно боялась осуждения: строгие взгляды о том, что партнёрам непозволительно танцевать так близко, уже сходили на нет в её времени. Но на приёмах аристократы всё же придерживались этих взглядов, считая вальс неблагопристойным и нарушающим всякие приличия, предпочитая ему контрданс.       Реддл уверенно вёл в танце под звучные перепевы мелодии, которая то возвышалась, то, напротив, бархатно стихала лишь для того, чтобы выровняться и повторить по новой. Близко. Она могла заметить, как он неровно дышит, но ей ли было думать об этом, когда Алекс сама дышала через раз, боясь сбиться со счёта и перепутать ногу.       После того как Том слегка приподнял её руку, заставляя закружиться, она смогла расслабиться и даже получить удовольствие от столь близкого вальса. Алекс не смотрела на других, чувствовала, как взгляды прожигают её насквозь, поэтому концентрировалась лишь на нём. Аспидно-черные и металлические серые глаза не переставали встречаться в беззвучном диалоге.       Постепенно стихающая музыка позволила девушке глубоко вдохнуть, останавливаясь. Аплодисменты раздались через секунду, оглушительно громко, прежде чем центр зала перестал быть только их.       — Ты до сих пор напряжена, — заметил Том, учтиво уводя спутницу в сторону, замечая её предобморочное состояние. Он всячески пытался вывести её, а для этого всего лишь нужно было станцевать перед всей школой; открытие заставляло его усмехнуться.       Она уже хотела возразить, но отвлеклась, принимая с подноса проходящего мимо них парня бокал. Прохладительный сладкий напиток смог привести её в чувство.       — Ты должен был танцевать не со своей спутницей, а с Амандой, — вполголоса объяснила свое непонимание Алексис, делая еще несколько больших глотков.       О, Том был как никто осведомлён об этом. Аманда, будучи второй старостой школы, должна была открывать бал вместе с ним. Мог ли он позволить сойтись, пусть даже в безобидном на его взгляд танце, с грязнокровой гриффиндоркой, которая грозилась отдавить его ноги на единственной репетиции? Выглядеть глупо с несуразным существом или позволить Лестрейнджу за пару дней очаровать её до такой степени, что она пропустит бал? Он думал меньше секунды над этим выбором.       — Она изъявила желание остаться сегодня наедине со своим партнёром, — обольстительно улыбнулся Реддл, выбивая все оставшиеся сомнения из головы девушки. — Мы должны оттанцевать ещё как минимум три танца, чтобы не разочаровывать профессора Бири. — Алекс расширила глаза: ведьма всё никак не могла совладать с собой. — Ты имеешь что-то против вальса?       — Слишком… интимно, — прерывисто выдохнула она, оставляя пустой бокал на столике рядом с ними.       — Ты… — он засмеялся, не сдерживая себя. Всего пятьдесят лет между ними, а разница нравов и морали ощущалась неприкрытым взглядом. — Должно быть, в твоем понимание интимная близость позволительна лишь для рождения ребенка? А прелюбодеяние так должно наказываться?       — Да, — серьёзно ответила Алекс, поднимая бровь. Она не понимала почему он спрашивает очевидные вещи и смеется над ней; на удивление, это искренне веселило его.       Отец смущался говорить об этом, а матери было не до полового воспитания дочери. Поэтому Алексис сама изучала книги в библиотеке. Продолжение рода оказалось так некстати в возрасте десяти лет, что, узнав, откуда появляются дети, она еще долго не могла смотреть на родителей, которые, очевидно, занимались настолько неправильными, отвратительными вещами, раз появилась она. И вопрос Тома ставил её в тупик: как можно осознанно хотеть заниматься этим? Если не для рождения ребенка, то для чего вообще стоило терпеть такое низменное отношение человека к своему телу?       Вспышкой в его голове пронеслась мысль — секундное желание показать ей, насколько это приятно. Пока он имел лишь односторонний опыт в этом, но хотелось убедить такую невинную, чистую девушку, стоящую перед ним, в обратном. А Том был уверен, что она не касалась даже самой себя. Мысли сносили ему голову, и он постарался отогнать их.       Цель этого вечера была в обольщение, и позволить своим желаниям взять вверх он сегодня не мог.       — Расслабься, — не просьба, скорее приказ. — Потанцуем?       Скорее на автомате она вложила руку в его, снова выходя в центр зала. Это было повторение, на них уже не смотрела практически вся школа, и она смогла отвлечься, двигаясь в такт музыке, не выпуская ледяные пальцы из своих рук.       — Если ты хотел пригласить меня, почему так поздно решился это сделать? — всё-таки спросила Алексис, не приближаясь к ответу на этот вопрос даже близко в своей голове. — Вдруг я согласилась бы пойти с кем-то другим…       — Исключено, я слышал, что пещера акромантула куда больше привлекает тебя, нежели бал, — усмехнулся Том вспоминая её пламенную речь перед подругами, которую он смог услышать, проходя мимо. — Ты умная девочка, должна догадаться, почему после Вестерна желающих пригласить тебя не было.       Действительно. Кристиан был лишь своеобразной насмешкой Клементины, но Вестерн был единственным, кто приглашал её по собственному желанию. Том мог сказать лишь одно слово, чтобы никто не смог даже приблизиться к девушке; она понимала это, видела его влияние на сокурсников.       — Мог пригласить и раньше, — все же выпалила девушка.       — Зачем? Услышать, что компания акромантула тебе более приятна, чем моя?       Крыть было нечем. Скорее всего, Алекс так и отреагировала бы на приглашение. Она открыла рот, но тут же захлопнула его, понимая, насколько бессмысленным был вопрос, почему именно она. Желающих было много, и то, что Том выбрал её, определенно не было симпатией; вероятно, это был очередной продуманный ход.       Они кружились в вальсе, пока в голову девушки не ударил очередной вопрос.       — Почему камелии?       Слишком необычно, чтобы промолчать. Любое отклонение от роз считалось необычным, уж что говорить про камелии.       — Ты напоминаешь мне этот цветок, — он мягко освободил руку из хватки девушки, чтобы провести пальцами по её бледной коже щеки. — Розы олицетворяют милосердие, всепрощение, божественную любовь. Это невинные бутоны, окруженные острыми шипами, всё то, к чему ты не имеешь никакого отношения.       Он убрал руку, не переставая смотреть в уязвленные глаза напротив. Розы свойственны для чистых, неопороченных душ, где колкие шипы оберегают эту душу, добавляя ей эмоции, вспыльчивость, порой пожар. Красные розы — это само проявление страсти в своем первозданном виде.       — Чем я напоминаю тебе камелию? — он не обидел её своими словами ничуть, но определенно дал понять, что видит нечто большее, чем те, кто так отчаянно жалеет её, вздыхая от того сколько испытаний выпало на долю бедной девушки. Для Тома она никогда не была жертвой.       Любой танец имел неприятное свойство заканчиваться, как и этот. Ожидая ответа, Алекс не сводила заинтересованного взгляда; он не стал говорить, пока они не дошли до ближайшего столика, возле которого никого не было.       — Первой этот цветок затронула греческая мифология, — Том понизил голос, наклоняясь к ней ближе. — Эрота, бога любви, пресытила любовь богинь Олимпа и земных женщин. Его мать, Афродита, советовала сыну отправиться на Сатурн. Ангельские голоса красивых женщин с белыми телами, серебристыми волосами и светло-голубыми глазами ввергли его в неописуемый восторг. Они пели хвалу Господу, что он дал им тело изо льда, которое гасит все желания и успокаивает страсти. Напрасно Эрот пускал в них стрелы: они любовались им, но не увлекались. В отчаянии он жаловался своей матери, и тогда Афродита, возмущенная таким несвойственным женщинам бездушием, решила, что такие бесчувственные существа недостойны быть женщинами и должны сойти на землю, превращаясь в цветы. Отныне их называли камелиями — прелестными, но совершенно бездушными…       Смесь удивления, незащищенности и интереса сменялась на её лице.       — Я вижусь тебе бездушной?       — Не стоит воспринимать всё буквально, Алексис, — непринужденно произнес Том, проводя пальцами по её плечу. Он знал, как остро люди реагируют на тактильный контакт. — Ты не похожа ни на одну ведьму, которую я когда-либо встречал…       — Не играй со мной, Том, — Алекс отошла от него, уклоняясь от прикосновений.       Это было непохоже на него. Этот ласковый голос разнился с тем, что она привыкла слышать. Сердце в груди грозилось выпрыгнуть, но разум отрезвлял, не позволяя поверить в такого Тома Реддла. Безупречного в манерах и разговоре, он совершенно не походил на психопата-насильника с манией величия. Броситься в омут его ласки и нежных касаний хотелось куда больше, чем выискивать причины такого поведения. Могла ли она позволить себе такую вольность в отношениях с ним? Девушка боялась, что любой её порыв будет расценен по-своему и, несомненно, приведёт к непозволительной ошибке.       — Играл бы я с тобой столько времени, будь ты безразлична мне? — снова вопрос, который больше походил на утверждение, сорвался с его уст.       — Ты не влюблен в меня, — покачала головой девушка, беззлобно усмехаясь.       — Разумеется, нет, — голос сквозил равнодушием, деланной скукой.       В груди что-то кольнуло; девушка уже хотела проверить платье на наличие иголок. Не мог же её расстроить факт такого безэмоционального признания.       — Мое небезразличие к тебе нельзя назвать любовью. Мне интересно, на что ты способна, — Реддл сделал шаг к ней, склонив голову. — Твоя магия, все те мысли, которые копошатся в твоей прелестной головушке и которые ты так отчаянно пытаешься от меня скрыть, — в подтверждение его слов Алекс ощутила давление в голове. Том наткнулся на уже привычный непробиваемый щит древней магии и усмехнулся, ожидая этого. — Мной движет не общепринятое желание защитить тебя от всех бед, затаскивая под алтарь. Стать любовниками куда проще, чем идти рука об руку к общей цели. Это нечто большее, чем пустая клятва в вечной верности. Я ценю твою преданность к секретам древней магии, ради которых ты жертвовала жизнью. Наш путь будет един, твои интересы будут затронуты ровно настолько, насколько ты посчитаешь нужным. Я не зря сказал, что ты особенная; я даю тебе право на выбор…       — Раньше ты предлагал мне стать служанкой, а сейчас говоришь о равном отношение? — изумленно уставилась она на него. — Я не могу согласиться, если не буду знать конечную цель.       Иллюзорный выбор.       — Конечная цель всегда одна — сделать мир лучше.       — На это и жизни не хватит…       — Моей хватит, — уверенно с долей власти произнес он.       «Погоня за бессмертием», — вспомнила Алекс.       — Любое сотрудничество на добровольной основе, может быть разорвано. Позволишь ли ты уйти мне, если наш путь перестанет быть един?       — Разумеется, — Том улыбнулся, ложь легко слетела с его губ.       — Я принимаю твое предложение, но приказы оставь для Розье и Лестрейнджа. Я никогда не буду слепо следовать указаниям, тем более твоим приказам. Если мы идем рука об руку, как ты говоришь, значит, мы на равных, и мои замечания касательно твоих методов тебе придется выслушивать.       Шея, облаченная в кружево, манила сжать её так крепко, чтобы ведьма умоляла о глотке воздуха, а не ставила условия. Бесполезно. В прошлом Том чуть не придушил её, и она даже не пискнула, когда уверенно лишалась кислорода в легких. Она уже дала согласие на служение; пусть называет это иначе: те же Розье и Лестрейндж тоже сперва не думали, что будут валяться у его ног, принимая круциатус как наказание и ползая потом по полу, прося прощения.       Согласилась, сама не понимая почему. Хотелось сказать "нет", развернуться и уйти. Быть с ним заодно — каково это, думалось девушке. Перестанет ли он грубить? Возможно, следующий их спор не будет грозить ей убийством как минимум. Она откровенно кривила душой, потому что часы по-прежнему лежали в тумбочке, и она в любой момент могла их перевернуть, оказавшись там, где Том не сможет достать её никогда, даже в своей мечтательной бессмертной жизни. У Алекс был отходной план; был ли он у него? Интерес к тому, во что выльется эта игра, разжигал пламя в её груди. Очередная игра, из которой лишь один выйдет победителем. Последствия не страшили, но разводили бурю в голове. Куда приведет её сотрудничество?       Их взгляды встретились вновь, скрывая за маской дружелюбия подлые, низкие улыбки.