Не Северный Ветер, а похмельный бриз

Той ужаснейшей и нелепой ночью я вернулась домой. Нет, ну это же надо такое, а? Меня так тревожило то, что сейчас я войду в свою квартиру, отчаянная, побитая и одинокая — и это, чёрт возьми, даже не метафора! А как хотелось бы… но, нет. Ещё и одета как чёрте-кто! Я понимаю, если бы у меня было приподнятое настроение, весёлая бы была и при макияже красивом, и в платье дизайнерском. А тут… это катастрофа просто! Да и вообще. Почему Ульяна в моё отсутствие позволила себе пригласить людей и устроить у нас дома полный бедлам?! Вот хотелось спросить — нормальная?! Курит ещё на балконе и ржёт на весь двор! Позорище! Так ещё все эти люди, её, так называемые, мнимые друзья, сейчас увидят меня такой! Я стояла у входной двери: всё собиралась с силами зайти домой. Нет, ну это никуда не годится. Надо хотя бы посмотреть на своё лицо… и так, как… прости Господи одета, трясусь от холода как собака какая-то, так ещё и лицо, наверное, опухло от слёз, а мой макияж давно уже растёкся. Кошмарище! Я достала из кармана шубы телефон и включила переднюю камеру. Свет в подъезде был не таким уж прям ярким, но хоть что-то удалось увидеть. Нет, ну выглядела я, конечно, как… вот, я не побоюсь этого слова, как какая-то проститутка! И это, говорят они, заслуженна артистка России! Стоит у себя в подъезде, как покалеченная и обречённая, и боится зайти в собственную квартиру! — Иисусе… — хрипло произнесла я, глядя на себя в камеру, — нет, ну вообще… Так… где-то у меня в сумке была пудра и красная помада. Моё лицо той ночью, наверное, было в полном шоке. Я нарыла косметику и быстро припудрилась, и подкрасила губы. БЕЗОБРАЗИЕ! Ненавижу просто! Вытерла размазанную тушь под глазами и… НУ, И ЧТО, «И»?! В подъезде мне теперь ночевать, что ли?! Надо домой заходить и гнать всех к чертям! Музыка у них там ещё играла какая-то дурацкая… Элджей… или, как там ещё? Пьяная Молли? Я не разбиралась, но была точно уверена, что что-то из них… Достав ключ из сумки, я открыла входную дверь. И этот шум тут же с огромной силой окатил меня. Я захлопнула дверь за собой, так яростно и сильно, что, когда уже прошла в свою гостиную, все услышали этот звук и увидели разъярённую меня. Я не то, чтобы вошла. Я ВЛЕТАЛА! Грозная, как молния, и страшная, как самая яростная мать в мире! Мне тут же стало неважно, что подумают обо мне все эти малолетки, я буквально в ту же секунду вошла в образ разъярённой Маргариты из своего «Северного Ветра». Встала посреди гостиной и сложила руки у груди, надменно осматривая всех взглядом. Ну и дурдом… пять человек собрала! Браво, просто! Овации! Молодец, Уля, умеет же развлекаться, а! Все буквально подскочили на местах: кто с моего дивана, кто с МОЕГО, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ДОРОГОГО КРЕСЛА! И в тот же миг выключили музыку на переносной колонке. Каждый из них с глазами по пять копеек и с полным непониманием уставился на меня. Повисла тишина. И тут же шушуканья. Ульяну я здесь не увидела: умничка, она же у меня там на балконе ещё с кем-то курит! — Что здесь происходит?! — грозно спросила я, прищурившись и осматривая каждого присутствующего. Я услышала что-то типа «пиздец», «Рената пришла», «Блять, Литвинова…» Вот уж, конечно, я не поняла тогда: то ли блять-запятая-Литвинова, то ли Блять Литвинова. Очень надеюсь, что первое… Потрясающе! — Я СПРАШИВАЮ, — мой голос сорвался на грозный, — ЧТО ПРОИСХОДИТ?! Ульяна в этот момент с опаской ступила в комнату, зайдя с балкона. Надо было видеть её ошалевший взгляд, когда она меня лицезрела. И вот уж не знаю, почему она так на меня смотрела: то ли не ожидала увидеть в таком вот виде, то ли ВООБЩЕ не ожидала увидеть меня этой ночью. — Ульяна! — обратилась я к дочери, — чтобы через пять минут здесь никого не было, — сказала я приказным тоном. Снова одарила всех презренным взглядом, развернулась и исчезла в ту же секунду, скрывшись из гостиной. Конечно же, я бы не стала ругать дочь при всех. Позорить её перед товарищами. Это не хорошо. Но у меня намечался с ней серьёзный разговор. Я быстро прошла в свою спальню и захлопнула за собой дверь. Как же меня всё это достало! ДОСТАЛО! Я скинула шубу с плеч, швырнув её в угол на стул, и сняла с себя этот долбаный пеньюар. Кинула на пол его вообще. Моментально ринулась к зеркалу: мне нужно было видеть, что происходит с моим лицом! Я зажгла свет и уставилась на своё отражение. То, что это полный УЖАС, это, конечно, было понятно. Но меня больше интересовало другое… остался ли синяк после удара Владимира? — Нн-да… — кивнула я сама себе как-то отчаянно. Моя правая, и так самая уродская сторона лица покраснела. Надо же так было меня ударить вообще? Я с ужасом смотрела на себя. Мне хотелось зареветь, истошно. Заорать просто от той адской агонии, которую я внутри себя ощущала. Я взяла тоник, чтобы вытереть лицо от косметики. Краем уха слышала, что толпа друзей моей дочери рассасывается… они что-то там шушукались, притихли все моментально, разговаривать начали практически шёпотом. Ну, пусть-пусть! Нужно знать, что такого хаоса в моём доме творить НЕЛЬЗЯ! Нет, ну, я творю, конечно. Но… Господи, не так же! Нет вот в них эстетики… разума. Не знаю… потерянные они какие-то все. И глупые, дурные. Я сняла макияж с лица. Больше мне на себя смотреть не хотелось. Щека болела, больно было дотрагиваться. А голова… так вообще разрывалась. Я резко отвернулась от зеркала, еле сдерживая слёзы. МНЕ ЕЩЁ УЛЬЯНЕ СЕЙЧАС МОЗГИ ВПРАВЛЯТЬ! Какие слёзы, Литвинова. Оставь их на потом! В твоей жизни вообще им не место! Нет времени даже поплакать иной раз! Шмыгая носом и протирая глаза пальцами, я старалась не разрыдаться. Соберись! Я не успела даже надеть свой домашний халат, как вдруг бешеная Ульяна ворвалась ко мне в спальню. Что за манеры, вот?! Хотя… да… вся в меня… — Мама! — завопила она недовольно, — ты что тут делаешь?! Я обернулась на неё, накинув халат на плечи. Даже пояс завязать не успела. — Я? — как-то даже я очень удивилась, — я здесь живу. Ульяна грозно на меня посмотрела. Господи, да как вы уже задолбали так на меня смотреть! Будто всем только что и делаю — порчу жизнь! — То до тебя не дозвонишься и не дождёшься дома, то ты влетаешь, как ведьма! Ты вообще, видела себя?! В чём ты пришла?! Это… блять… — рыкнула она, — ТЫ ЖЕ СКАЗАЛА, ЧТО ТЕБЯ НЕ БУДЕТ! — Ты с выражениями осторожней, — устало прохрипела я, негодуя глядя на дочь, — ты время видела, вообще?! — Так я не ждала тебя! Ты сама сказала мне: «МЕНЯ СЕГОДНЯ НЕ ЖДИ»! Я вспылила. Взмахнула руками: — Три часа ночи, Ульяна! Какая разница, пришла я или нет?! Почему ты устраиваешь всё это у нас в доме?! Ты вообще нормальная, а?! Ты… ржёшь, как конь на всю Москву! Позорище! Соседи полицию могли вызвать! — Тебя заботит только ТВОЯ репутация, мам! Тебе насрать на меня. — Ты… ты вот, серьёзно, да? — опешила я. — Да! — Тебе не стыдно такое мне говорить?! Пьяная ещё тут стоишь передо мной! Что… что вы пили вообще? — прищурилась я. — Не волнуйся, твой бар не трогали. Игорь привёз сам всё. — Игорь… — фыркнула я, — меня бесит твой Игорь! Почему вы пьёте в моём доме?! — Это и мой дом тоже, так-то, на минуточку, — огрызнулась Ульяна. — Будет твоим, когда я перепишу его на тебя, поняла меня?! — вспылила я, — марш спать! Без всяких мне тут… — я покрутила рукой перед её лицом, — выкрутасов своих! — Ты сама пьёшь! Ты глаза свои видела вообще?! — ВИДЕЛА! — заорала я, уже не в силах спорить с ней, — ИДИ СПАТЬ, УЛЬЯНА! ТРИ ЧАСА НОЧИ! — Я сама разберусь, что мне делать! — Вижу я, как ты разбираешься! Тебе завтра вставать… Господи, сегодня уже! В восемь утра! А ты что тут творишь вообще? Совсем страх потеряла?! Мать уехала, так теперь надо тут притон устраивать?! — Какой притон! — воскликнула она, — это мои друзья! И они… по крайней мере, нормальные, в отличие от тебя! Я усмехнулась, покачав головой. — Нормальные… — произнесла я, — вот как раз-таки НОРМАЛЬНЫЕ, Ульяна, не будут сидеть допоздна, прокуривать всё, что аж домой зайти невозможно, и не будут так громко себя вести! У нас соседи здесь! Мы ещё не в частном доме живём! Ты что, хочешь, чтобы я тут завтра выслушивала, что моя дочь сюда водит хрен пойми кого?! — Ну, позвони Земфире, пусть приедет и убьёт соседей, — хохотнула Ульяна. — Очень смешно. — Мама, Господи! — воскликнула она нервно, — если бы ты не пришла, то даже и не узнала бы! Поэтому побереги нервы, а?! И ори на кого-нибудь другого. Завтра, например. На операторов безруких своих. А от меня отстань! — Ты что, совсем не понимаешь?! — взбесилась я, — тебе спать надо в это время! Уля, нельзя так! Ты своё здоровье портишь. И… друзья эти, Игорь твой… до хорошего не доведут! Дочь стояла передо мной. Пьяная и такая дерзкая. Вот, пообщается со своими этими «друзьями», а потом так матери грубит! Разве так вообще можно? Я не понимала… И сколько их тут было? Пятеро? Шестеро? Нет, ну сказка просто какая-то! Фантастика! Шесть друзей иметь, вы такое видели вообще где-то, а? — Какого чёрта ты вообще припёрлась, — кинула она так пренебрежительно мне в лицо и развернулась, чтобы уйти из моей комнаты. — Спокойной ночи, доченька, — наигранно-ласково произнесла я ей вслед, — Я ЗАВТРА С ТОБОЙ ЕЩЁ ПОГОВОРЮ! — заорала я. — Да пошла ты… — прощебетала она. Я глубоко вздохнула и закрыла дверь спальни за Ульяной. — Вот коза… — прошипела я тихо сама себе под нос. Даже собственная дочь ни во что не ставит! Никакого уважения, это где такое видано? Вынашиваешь ребёнка этого, рожаешь в муках, заботишься потом… и вот, что в итоге получаешь! Никакой благодарности! Хотя, я всегда старалась быть для неё примером, самым ярким, самым лучшим. И иногда у меня срабатывало. Господи… она же такая у меня умная, воспитанная. А иной раз, будто бесы вселяются! Ну, вот. Слёзы накатили. Что ж, Рената… самое время идти и реветь. Пойду, пожалуй, займусь этим в ванной. Я набрала горячую воду и забралась. Добавила соли, пену. Пусть хоть что-нибудь принесёт мне этим вечером хорошее настроение… хотя, даже все эти ароматы средств не приносили мне удовольствия. Вот, ну, правда. Ничего не радовало. И тут я разрыдалась. Просто как какая-то истеричная падшая женщина. Не ожидала я от себя такого. Вот и до чего ты докатилась, кисундра? Твою мать… кисундра… придумала тоже… А… где вообще кот мой? Боже, совсем забыла об Эркюле. Все эти люди, наверное, совсем зашугали его, и теперь прячется где-нибудь на шкафу… или под кроватью моей. Ульяна его хоть покормила сегодня? Господи, какой кошмар со мной творится… умереть и не встать просто… Горячая вода согревала тело, которое продрогло насквозь. Но, знаете, меня всё равно трясло… это нервное уже. Просто сидела и дрожала как мышка. Я закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Плакала в голос просто. Мне хотелось кричать… орать до разрыва всех моих вен внутри. Интересно, если бы за мной пришла сейчас Смерть и увидела бы меня в таком виде… она бы забрала меня с собой Туда? Или сказала бы, мол, нет, Ренат, не сегодня… ты страшная какая-то! Приоденься, хотя бы, и макияж сделай, и завтра поговорим с тобой. Вот дожила на старости лет, а… Я услышала со стороны свои рыдания… это было так ничтожно… и жалко! Я никогда не жалела себя особо, а тут… мне просто захотелось себя обнять, погладить саму себя по голове, сказать: «тише, маленькая моя девочка, всё будет замечательно!»… и я плакала… и плакала… обнимая себя за худые плечи, и слушала, как вода наполняется в ванной. Дверь в ванную комнату распахнулась: сюда вошла Ульяна. Я вздрогнула и подняла голову. Ну, вот! Не хватало ещё и дочери видеть меня такой… Я слегка прищурилась. Не поняла, зачем ей понадобилось сюда прийти. Она медленно и спокойно подкралась ко мне и присела на корточки перед ванной. Молча смотрела на моё лицо. И я тоже молчала, лишь глядя в её глазки. Господи… какая же она у меня красивая… волосы её русые, длинные… глаза такие… большие, светлые… носик этот… чудо моё. — Мам, что случилось? — спросила она у меня. Мои рыдания мигом остановились. Нельзя плакать перед своими детьми. Это моё золотое правило. — Всё в порядке… — хрипло сказала я, — почему ты не спишь? — я протянула мокрую руку к её голове, нежно поправив прядь её волос. — Услышала, как ты плачешь… — грустно смотрела она на меня, — что такое? — Ульяночка, иди спать, пожалуйста, — по-доброму ответила я. — Ага. Конечно, — усмехнулась она, — мать так ревёт, уснёшь здесь, — отшутилась она. Это заставило меня улыбнуться. — Что… прям так громко, что ли? — спросила я. — Ага, — кивнула дочка, — кого поехать расстрелять? — хохотнула она, — кто обидел Богиню? — Ой, ну прекрати, — усмехнулась я и отвела от неё взгляд, ополоснув лицо ладонями. — У тебя что-то с Владимиром случилось? Ты собиралась остаться у него… и приехала посреди ночи. Вы… поругались? Я вздохнула. — Угу… — спокойно кивнула я. — Почему? Я пожала плечами. Как же мне не хотелось рассказывать Уле всё это… ну, Господи! Она ещё ребёнок. Зачем ей это? — Мам, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? — настойчиво спросила она снова. Я прикрыла глаза. — Он ударил меня, — сказала я. Ульяна аж подскочила на месте. — ЧТО?! — воскликнула она. — Тише… тише, не кричи! — прошипела я, — у меня голова и так сейчас взорвётся. — В смысле, ударил?! — Ну… вот так… — развела я руками, — ударил. — Куда?! Блять… мудак! Мам, я его убью нахер! КАК ТЕБЯ ВООБЩЕ МОЖНО ТРОНУТЬ?! Господи… — она схватилась за голову. Ну, вот. Зачем я сказала?! — Улечка, прошу… иди спать. — КУДА ОН ТЕБЯ УДАРИЛ?! — заорала она. — Ульяна… — устало произнесла я. — КУДА?! — Вот… сюда вот… — дотронулась я нежно до лица. — По лицу?! — Ага… — Так! — воскликнула она, схватив меня за руку, — вылезай давай. — Да что вы… Господи… что вы все меня хватаете сегодня! — нервно процедила я. — Пойдём, я лёд приложу тебе! Сидит она… пипец, ну и тварь, а! Вот сука, — ворчала она, — ВСТАВАЙ, Я СКАЗАЛА! — Ульяна… — Хуяна! Встала, быстро! — наорала на меня дочь, — мама! Ты завтра на съёмки едешь, я вижу красное пятно на твоём лице! Ты одурела уже? Ещё и в горячей воде сидишь! ВСТАВАЙ! Боже, мне будет покой вообще? Когда я, наконец, уже сдохну?! Вздыхая и охая, я подчинилась Ульяне. Голая вся, потрёпанная такая… вот прям, знаете, мечтала, чтобы моя дочь видела меня такой!.. Это, если что, я шучу. Ульяна тут же подала мне большое махровое белое полотенце, и я обернулась в него, вылезая из воды. — Вытирайся и иди в постель, я лёд принесу сейчас. Я даже ничего не ответила. Ну, что здесь ещё скажешь? Я вытерлась и накинула халатик, выйдя из ванной комнаты. Если честно, то всё, о чём я мечтала сейчас — это о сне. Я была разбита. Полностью. И слёзы всё ещё… подтекали там… из глаз моих… Ох, ну и дурдом. Хоть бери камеру и начинай снимать всё это. Драматический цирк какой-то. Я даже не знаю, как ещё это назвать… Я зашла в спальню и легла в постель. Уля уже тут-как-тут объявилась с пакетом льда. Забралась ко мне на кровать. — Дай, я посмотрю, — сказала она, забравшись на меня сверху, и внимательно посмотрела на моё лицо. — Фу, Ульяна… так перегаром несёт… кошмар… — От тебя, уверена, тоже. Я лишь недовольно цокнула и закатила глаза. Дочь аккуратно приложила пакетик со льдом к моему лицу. — Подержи минут десять. — Угу… — грустно согласилась я. — Нет, ну вообще охренеть можно… мою мать вот так вот… он чё, совсем совесть потерял?! С чего он так вообще?! Мам… это ни в какие ворота! Давай заявление пойдём напишем. — Ох… перестань, ради Бога, я тебя прошу… — взяла я этот лёд, держа его у своего лица. — Сильно болит? — Нор-мально, — недовольно шикнула я. — Мам, я заявление на него напишу. Если ты этого не сделаешь — сделаю я! — Ну, ты совсем уже, Уль? — взглянула я на неё недовольно, — чтобы потом весь белый Свет об этом узнал? — Мама! — Пожалуйста. Я умоляю тебя. Ульяна. Давай спать, — устало попросила я дочь, — у меня нет сил говорить даже. Она тяжело вздохнула. — Ладно, — недовольно ответила дочь и встала с моей кровати. Она потушила свет в спальне. Я думала, что уйдёт, но… как-то неожиданно для меня забралась обратно в постель и легла мне под бок, обняв меня. — Спи, моя хорошая, — сказала она, — я тебя очень люблю. — Я тоже люблю тебя… — вздохнула я, коснувшись ладонью её руки. И… как-то вот опять у меня слёзы потекли, что я даже шмыгнула носом. — Не плачь, мамочка… пожалуйста… — Ага… — хмыкнула я. Ульяна поцеловала меня в здоровую щёчку и ещё крепче обняла. Ох… Спи, доченька… пусть тебе сегодня приснится что-нибудь хорошее… Да уж, вот это я вспомнила, конечно. Это всё меня гнобит и гнобит. И я не могу пережить такое унижение. Я понимаю, конечно, что, может, где-то, я была неправа. Не нужно было закатывать истерику Владимиру той ночью. Может, и не получила бы по лицу. Но… с другой стороны, что бы ни делала женщина, как бы отчаянно себя ни повела, НЕЛЬЗЯ её трогать. Нельзя её бить. И я знала, что Земфира ненавидела Владимира за это. А меня считала дурой, что я была готова его простить, ощущая себя виноватой. Это ненормально. Я понимала прекрасно. Но… знаете, вот какое-то чувство вины во мне присутствовало. А ведь потом я рассказала обо всём Земфире, буквально следующим днём после всего произошедшего унижения Живой Легенды. Вы уж извините, что я себя так называю. Но, меня, всё-таки, считают Дивой и заслуженной артисткой России. Имею право так в шутку себя назвать? Меня уже просто трясёт от всего, что я написала. Сижу здесь в постели, и руки дрожат. Мне ещё предстоит долгий разговор с Земфирой… Но, а дальше — я расскажу, какой диалог у нас с ней состоялся после моего «падения» той ночью. Продолжение следует...