Дождь

Ночью Папирус не спит. Ворочается в своей кровати в форме машинки с боку на бок, но сон бежит от него. Череп наполнен мыслями, и они скребутся изнутри маленькими мохнатыми лапками, как пауки. Это мешает. Раздражает. Как будто нервы искрят крохотными взрывами магии. За окном идет снег. Черт его знает, откуда он берется в Подземелье, ведь над ними даже нет настоящего неба, только высокий, теряющийся в темном пространстве потолок. Но снег идет. Снежинки стучатся в стекло с таким же раздражающим скребущимся звуком. Бесит, потому что обычно снег всегда помогает ему спать лучше. Под снег он видит самые яркие и счастливые сны. Например, как он мчится в своей кровати-машине по шоссе, солнце слепит глаза, теплый ветер ласкает кости и закидывает за плечи красный шарф. Папирус никогда не видел солнца по-настоящему, только на фотографиях в человеческих журналах, которые они с Сансом иногда находят на свалке. Но ему кажется, что солнце – очень яркая штука. Однажды он нашел солнечные очки, надел их и мгновенно ослеп. Санс тогда объяснил, что в Подземелье слишком темно. На Поверхности все совсем по-другому. Папирус поверил и спрятал очки в нижний ящик комода. Это специальный ящик – для вещей «на всякий случай». Он не задавался вопросом, откуда Санс может знать, как там все на Поверхности. Он просто привык верить старшему брату безоговорочно. Санс умный, Санс знает все, Санс самый лучший брат на свете. С первого этажа тихонько бубнит телевизор. Самый лучший брат на свете наверняка отключился на диване, укрыв себя недоеденным бургером и бутылкой кетчупа. Но однажды все переменится. У Папируса есть мечта. Ее частичное воплощение висит фотографией над кроватью, и Папирусу даже не обязательно видеть все детали. Он так хорошо помнит этот день, как будто это была даже не вчера, а прямо сегодня. В этот день они с Сансом сделали броню, чтобы Папирус мог играть в Королевскую Стражу с большей долей реалистичности. Он был так счастлив, что не снимал ее до тех пор, пока не перестал в нее влезать. И даже чуть-чуть после того, как перестал. На фото они с братом стоят рядом. Санс в своей синей куртке и Папирус в только что законченной броне. Пытается придать лицу как можно более свирепое выражение, но улыбка такая широкая и счастливая, что никакой свирепости не получается. Он выше Санса всего лишь на полголовы и только начал осваивать боевые атаки. Старшему брату постоянно прилетает костями, но это не больно и не страшно. Именно в этот день Папирус решил, что непременно вступит в Королевскую Стражу, когда вырастет, прославится и станет самым великим капитаном из всех великих капитанов. Круче Андайн, может быть. Хотя сейчас ему кажется, что круче Андайн не может быть никого. В темноте он протягивает руку, касается фотографии и гладит бумагу. Хороший был день. Счастливый. Снежинки бьются в окно, наполняя душу Папируса решимостью.

* * *

Ближе к полуночи он принимает решение, и ему кажется, что это самое лучшее решение на пути к заветной мечте. Более того – единственное. Он замирает, прислушиваясь к звукам внизу. Не хочет, чтобы Санс его застукал. Хочет сделать все сам, а потом удивить старшего брата. Ради удивления и похвалы Санса он готов на все. Как будто душа его становится светлее и больше, когда Санс улыбается и говорит, что гордится им, своим младшим братишкой. Наконец, телевизор затихает. Папирус слышит шаги Санса по лестнице, хлопок двери в его комнату, щелчок замка, а дальше все затихает. Теперь нужно немного выждать и тогда приступать к осуществлению великого плана. Все получится. Через несколько минут Папирус просыпается. Видимо, принятое решение настолько отпустило нервы, что он сам не заметил, как уснул. Убаюкали снежинки, как и всегда. Это плохо. Королевскому стражу на посту спать нельзя. Королевский страж должен быть всегда начеку, чтобы не пропустить человека. Человек, его душа, его решимость – надежда для всех них однажды выйти на Поверхность и увидеть солнце. Он поднимается, стараясь не произвести ни звука. Умение быть бесшумным тоже пригодится, когда его примут в Стражу. Надевает джинсы, ботинки и кофту, а с шарфом он не расстается даже в постели. Это подарок Санса, и сейчас это самое дороге, что у него есть. Осторожно открывает двери и замирает на пороге, прислушиваясь. Из комнаты Санса не доносится ничего – ни звука, ни шороха, ни даже хруста чипсов. Похоже, брат и правда лег спать и мгновенно вырубился. У него это быстро. Он умудряется спать даже там, где, по мнению Папируса, это делать решительно невозможно. Ну и хорошо. Папирус медленно спускается по лестнице, старательно избегая скрипучих ступеней. Их дом слишком старый, а купить что-то более приличное никогда нет денег. Улыбается во тьме. Вот станет великим Королевским Стражем и купит для них с Сансом новый дом. Выбор в Сноудине не слишком-то велик, но никто не запретит ему верить в лучшее. Когда за спиной бесшумно закрывается входная дверь, Папирус выдыхает. Первый этап прошел удачно, а это хороший знак. Все получится. Сноудин спит. Слишком маленький городок, населенный добропорядочными монстрами, ведущими консервативный образ жизни. Ночью тут никого не встретишь на улице. Даже стража предпочитает оставаться на посту и лишний раз не тревожить жителей ночными обходами. Если появится человек, все равно мимо не пройдет. Пост стоит на западной стороне города, на границе с Руинами. Папирусу в другую сторону – на восток в Уотерфолл. Значит, его точно никто не увидит. Стоя на крыльце дома, он поднимает лицо и долго смотрит на танец снежинок в тусклом свете звезд. Санс говорит, что это не настоящие звезды, но они так похожи на настоящие из журнала. Однажды он увидит и настоящие звезды тоже. Они с Сансом будут лежать на снегу и разглядывать созвездия, и на них не будет разных дурацких надписей. Это тоже его мечта, и призрачность и хрупкость надежды не умаляют ее масштаба. Свет звезд наполняет душу Папируса решимостью.

* * *

Покидая пределы Сноудина, он укрепляется в своем решении. Все правильно. Все получится. Он не отступит и добьется своего. Санс будет им гордиться. На лице расплывается улыбка, такая же широка, как и в тот день, когда он примерил самодельные доспехи. Температура воздуха повышается с каждым шагом, и скоро снежинки превращаются в капли дождя. В Уотерфолле часто идет дождь, на то он и Уотерфолл. Самое подходящее место для Андайн с ее-то жабрами. Папирус идет вперед, не замечая, как снег под ногами превращается в мокрую кашу, и ботинки промокают насквозь. Ему все равно сейчас. Уотерфолл он знает не очень хорошо и приходится поплутать в поисках нужного дома. В тупичке, который представляет из себя двор Андайн, стоит старый тренировочный манекен. Не тот безумный со свалки, а самый обычный. Он не двигается, не болтает и не атакует. Папирус подходит к нему и тихо произносит: – Привет. Голос срывается от волнения, хотя это всего лишь деревяшка. Душа начинает пульсировать в убыстряющемся ритме, а по костям проходит нервная вибрация. Сделав несколько медленных выдохов и вдохов, Папирус откашливается и повторяет попытку: – Привет, я Папирус, брат Санса из Сноудина. Хотя по мне, наверное, видно, я ведь тоже скелет. Останавливает себя. Стражник должен быть решительным и немногословным, чтобы человек, когда случится в Подземелье, сразу понял, с кем имеет дело. Никаких лишних слов. Поймать и… Что дальше, Папирус не знает. Пока что. Когда ему примут в Королевскую Стражу, то все обязательно расскажут. Еще несколько медленных вдохов и выдохов, чтобы унять трепещущую душу. – Привет, я Папирус из Сноудина. И я прошу тебя, Андайн, принять меня в Королевскую Стражу. Это моя самая заветная мечта. Вот так хорошо. Коротко и по существу. Она оценит. Свет в окнах дома Андайн не горит, но он этого не замечает. Слишком поглощен волнением. Слишком сконцентрирован на том, чтобы все сделать правильно. Хорошо бы сейчас взглянуть на себя в зеркало, чтобы понять, выглядит ли он достаточно сурово и решительно. Но зеркала нет. У манекена спрашивать бесполезно. На всякий случай Папирус одергивает кофту, натягивает джинсы на тазовые кости, откидывает за спину шарф, чтобы больше походило на супергеройский плащ. Вид у него не очень супергеройский, но другого все равно нет. На несколько секунд он обнимает себя за плечи, вдруг почувствовав, что никакой он не королевский стражник, даже будущий, а все тот же скелет-подросток в доспехах со свалки. Единственное, чего сейчас ему хочется на самом деле, это чтобы пришел Санс и забрал его домой. Как-то это все слишком. Закрыв глаза, Папирус представляет себе старшего брата. Его улыбку. Искорки света в его глазах. Его голос, говорящий, что все будет хорошо, а сказки это чистая правда. Дождь все еще идет. Папирус открывает глаза, опускает руки и подходит к двери. Костяшкам пальцев почему-то больно, когда он стучит. Или ему кажется, потому что он напряжен до предела, и отступать уже поздно. Он стучит, и ему никто не открывает. К такому повороту событий он не готов. Может быть, ее нет дома? Наверняка у капитана Королевской Стражи дел по горло, и она не сидит на пороге и не ждет, когда молодой скелет придет наниматься на службу. Следующие пару минут Папирус борется с ногами, которые хотят развернуться и унести его кости обратно в успокаивающие снежинки Сноудина. Ему кажется, что безжизненный манекен за спиной прожигает его спину насмешливым взглядом. Нет! Он должен это сделать! Он должен, чтобы Санс гордился им. Папирус топчется на пороге, все еще не в силах совладать с собственными конечностями. Это сложно, поэтому он вскидывает руку и стучит еще раз, пока не проиграл первую в жизни битву с собственной нерешительностью. Ему никто не открывает. Паника подступает к горлу. Манекен за спиной злобно хихикает. Мокрый воздух Уотерфолла замер и звенит от напряжения. Или это звенит у него в черепе, Папирус не может разобрать. Он снова дышит на счет, как его когда-то научил Санс. Душа вибрирует в клетке ребер и хочет выломиться наружу. Время замедлилось. Под звон капель Папирус медленно поднимает руку и ударяет костяшкам по двери снова. В окнах вспыхивает свет, а потом дверь с грохотом распахивается, заливая его яркими потоками, больно режущими глазницы. Андайн стоит на пороге и выглядит не очень довольной. Но отступать уже слишком поздно. Да и не затем он сюда пришел, чтобы отступать. – Привет, – голос снова предательски срывается. – Я Папирус… эээ… Санс, мой брат… из Сноудина… тоже скелет… Репетиция летит куда-то в пропасть паники, и он окончательно запутывается в том, что хотел сказать. Надо было больше репетировать. Дома, перед зеркалом, а не в последний момент. Единственный глаз Андайн скользит по всей его долговязой тощей фигуре сверху вниз и потом снизу вверх. По Подземелью ходят слухи, что второй глаз у нее тоже есть, но из тех, кто его видел, никто не выжил. Папирус ловит себя на мысли, что сейчас он меньше всего хочет узнать, правда это или досужие сплетни. – Ты знаешь, который час? Голос леди-рыбы отдает металлом, звенящим как ее шаги, когда она в доспехах. Сейчас доспехов на ней нет, но Папирус видит призрачное голубоватое сияние над ее головой, формирующееся в копье. Сейчас она его прихлопнет, думает он. Но мечта так близко, он уже почти добрался до нее. Еще один глубокий вдох и выдох. Очень хочется зажмуриться, но он делает усилие над собой, чтобы оставить глазницы открытыми, и выдает: – Привет, я Папирус из Сноудина. Я прошу тебя, Андайн, принять меня в Королевскую Стражу. Это моя самая большая мечта. Все. Он сказал все, что должен был, чтобы начать разговор. Возможно, продолжения не будет, но это уже не важно. Нет, важно, конечно, но самое главное, самое сложное он уже сказал. И вдруг он понимает, что она задала вопрос, а он не ответил. Это неправильно. Нужно быть вежливым и произвести хорошее впечатление. – Нет, – отвечает он и сразу же понимает, что что-то идет не так. Все идет не так. Еще мгновение лицо Андайн остается суровым и раздраженным, а потом делается недоуменным. Дымка голубого копья начинает рассеиваться. Кажется, Папируса передумали убивать. Уже хорошо. – Что «нет»? – У меня нет часов, поэтому я не знаю, который час. Прости. Санс бы точно тебе сказал, потому что у него как будто внутри часы, и он всегда все знает про время, а я… Он понимает, что снова говорит что-то не то, слишком много и не по делу. Но по делу он уже все сказал. Его трясет от нервного возбуждения, и кажется, что в тишине ночи кости гремят так громко, что слышно, наверное, в столице. Он заставляет себя умолкнуть чудовищным усилием воли, чтобы не стало еще хуже. – Как, говоришь, тебя зовут? Андайн выглядит вполне миролюбиво, но не очень миролюбиво. – Папирус. – И ты хочешь, чтобы я взяла тебя в Королевскую Стражу? – Да, это моя самая большая мечта. Я всегда хотел быть стражником. Я хочу стать самым великим стражником в истории Королевской Стражи. Обещаю, что буду очень стараться. Он расплывается в улыбке, чтобы все же произвести хорошее впечатление хотя бы со второго раза. Ну или с третьего. Или как получится. – Так вот, Папирус из Сноудина. Не знаю, что там у вас в Сноудине, а у нас в Уотерфолле сейчас ночь. И я, мать твою, сплю! Дверь захлопывается прямо перед его лицом с такой же силой, как и открылась. С крыши дома скатывается целая волна мелких водяных брызг и окатывает Папируса с ног до головы. Ноги, наконец, берут верх над разумом. Сносят его с крыльца и несут обратно домой, под защиту старшего брата, которому он все равно ничего не скажет. Манекен взирает на него с издевательской ухмылкой, похожей на злобный оскал. Не велика твоя мечта, Папирус, раз ты готов так легко от нее отказаться. Но он не готов. Что угодно, только не это. Преодолев манекенный водораздел, Папирус останавливается. По краю сознания ярким огоньком чиркает мысль, а что, если это испытание? Если это испытание, то он бездарно проваливает его прямо сейчас. Должно быть, Андайн решила проверить, сможет ли новый стражник простоять на посту всю ночь, и сейчас наблюдает за ним из темноты дома. А он чуть было не поддался искушению вернуться под косточку старшего брата и никогда никому не рассказывать о своей попытке. Чуть было не отказался от своей мечты, и это ужасно. Усилием воли Папирус заставляет себя перестать топтаться и стать спокойно. Повернувшись лицом к дому, он замирает по стойке смирно и решает, что ни за что не сдвинется с места, хоть прямо сейчас появись человек и убей его на месте. – Хорошо, – тихо говорит он сам себе и добавляет: – Я смогу. Жестяные доспехи со свалки должны стать настоящими, и мысль об этом наполняет душу Папируса решимостью.

* * *

Он стоит всю ночь. Идет дождь, и капли тихо стучат по крыше. Окна темны и не дружелюбны. Папирус думает, что у них в Сноудине ему никто бы не позволил промокнуть, остаться голодным и без крова над головой. Скорее всего, здесь тоже, потому что все монстры созданы из добра, но… сейчас он совсем один. Он чувствует, как по черепу стекают противные холодные стройки, продолжают путь по позвоночнику, заставляя его одежду намокать и тяжелеть, и заканчивают пусть в ботинках. Там собрались уже целые лужи. Папирус шевелит пальцами и слышит, как хлюпает. Или ему кажется, что слышит, потому что шум дождя полностью поглотил его слух. Через какое-то время его снова начинает трясти. Кости дрожат и тихонько грохочут друг о друга. Он окончательно замерз, но не двигается с места. Ничего, мысленно уговаривает он сам себя, это ничего. Кто сказал, что путь к мечте – легкий и простой? Никто. Наоборот, ему говорили, что это может быть сложно. Он сжимает ладони в кулаки и напрягается, чтобы хоть немного унять дрожь, но становится только хуже. Манекен рядом взирает на него пустыми глазницами. Ночь кажется бесконечной, как и дождь, и темнота в окнах Андайн, и его ожидание. – Я смогу, вот увидишь. Я стану самым лучшим королевским стражником. У меня уже есть идея, как поймать человека. В журналах со свалки часто попадаются кроссворды и другие головоломки. Санс всегда пролистывает эти страницы, но его младшего брата они страшно занимают. Ему видится какое-то особенное очарование в логичности и выверенности их построения. Однажды Санс сказал, что людям живется слишком легко, поэтому они сами усложняют себе жизнь, чтобы не было скучно. И сейчас Папирус придумал замечательную штуку. Если люди любят головоломки, то с их помощью можно увлечь человека в ловушку и застать врасплох. Чудесная идея. Замечательная идея. Ни один человек не устоит перед возможностью развеять скуку. А он, великий королевский стражник Папирус, будет тут как тут. Идеи будущих ловушек роятся в голове, накладываясь друг на друга. Из-за этого в мыслях образуется цветной туман, идет всполохами, складывается в причудливые узоры, и они плывут перед глазами, плывут. Папирус улыбается и вдруг сильно вздрагивает и широко распахивает глазницы. Кажется, он задремал, стоя на посту. Ну то есть, не на посту пока что, но это же испытание. Он яростно трет череп ладонями, чтобы прогнать усталость. Почему рассвет так долго не наступает? Кажется, в окне шевельнулась занавеска. Леди-рыба смотрит на него, смотрит, как он несет караул, и он не может ее подвести. Не может подвести Санса и самого себя. Папирус улыбается и салютует. И ничего не происходит. Показалось. Его воображение играет злые шутки, но он все равно не сдастся. Не так легко его взять, его – самого великого стражника в Подземелье. Хорошо бы сейчас монстроконфету. Санс, наверное, спит и не знает, на какую авантюру подписался младший братишка. Утром проснется, а Папируса нет. Испугается, конечно, потому что Санс всегда боится за него. Оберегает его, балует и ограждает от всех неприятностей, сколько Папирус себя помнит. И даже, когда он перерос старшего брата вдвое, Санс все равно остался… ну, Сансом. Скеленянька в синей кофте, в карманах которой всегда есть конфеты. И чипсы. У Санса какой-то бесконечный запас чипсов. Примерно, как его счет у Гриллби. Бургеры у старины Грилла очень вкусные, и картофель фри, и сосиски. Надо придумать головоломку с едой. Санс говорит, что люди любят поесть. Хорошо бы Андайн все решила до того, как в Сноудине начнут просыпаться, чтобы Папирус мог вернуться домой незамеченным. Есть очень хочется. И пить. Открыть бы рот и наловить дождевой воды. – Хорошо тебе, – шепчет Папирус, косясь на манекен. – Тебе-то питаться не надо. Манекен молчит, но на этот раз его молчание ощущается как сочувствующее. Когда, наконец, наступает рассвет, и дождь прекращается, и в воздухе раздаются первые голоса проснувшихся раньше всех монстров, Папирус уже с трудом понимает, где он и что происходит. В какой-то момент он впал в оцепенение и утратил все связные мысли. Сейчас его череп пуст, ни одной мысли, кроме той, что он должен пройти испытание. Но он уже не очень хорошо понимает, кто и зачем его испытывает. Он водит по двору отсутствующим взглядом и не осознает, как двери дома снова распахиваются, и на пороге появляется Андайн. Она в домашних джинсах, майке и босиком. Красные волосы торчат во все стороны. При виде Папируса над ее головой снова формируется голубое копье, а лицо становится жестким. – Какого хрена? – спрашивает она с неподражаемой интонацией, от которой обычно все разбегаются. Смешной скелет-переросток никак не реагирует. Копье исчезает, а выражение лица сменяется на недоумение. Шлепая по лужам босыми ногами, Андайн подходит к нему близко-близко и несколько секунд смотрит, не мигая. Рука тянется к повязке на втором глазу, и это заставляет Папируса слегка вынырнуть на поверхность своей кататонии. Ему конец. Сейчас она снимет повязку, и ему точно конец. – Привет, – он едва шевелит челюстью, сведенной от напряжения. Улыбается, не понимая, что сейчас это больше похоже на оскал, чем когда-либо. – Тааак, – тянет Андайн и достает телефон из заднего кармана джинсов. Папирус старается не слушать, потому что это невежливо, но она стоит слишком близко, и он не может не слушать. – Санс! – рявкает она в трубку. – У меня во дворе твой младший брат. Нет, ни фига не дома. Так что тебе лучше… прийти. Последнее слово она говорит уже не в телефон, а Сансу. Он появляется мгновенно, воспользовавшись телепортацией. – Привет, Андайн. Что случилось? – Твой младший братец случился. Санс смотрит сначала на нее, потом на него. Улыбка медленно сползает с лица, а вместо нее появляется беспокойство. Он осторожно берет Папируса за руку и спрашивает: – Бро, что ты здесь делаешь? Пока Папирус собирается в кучу разбегающиеся мысли, пока соображает, как открыть рот и начать говорит, Андайн успевает его опередить. – Пришел ко мне ночью. Сказал, что он твой брат. Сказал, что хочет поступить в Королевскую Стражу. Я отправила его домой. И сейчас я понятия не имею, почему он! все! еще! здесь! – Это моя самая большая мечта, – невпопад говорит Папирус. Кажется, снова получилось не то и не вовремя. Не умеет он производить хорошее впечатление. – Я понял, Андайн, сейчас разберусь. Не принесешь мне горячего чая? Андайн что-то буркает в ответ и скрывается в доме. Санс все еще держит брата за руку и сейчас сжимает ладонь все сильнее. – Слушай, бро. Давай сейчас мы пойдем домой, а? Ты замерз, устал, наверное. Есть, наверное, хочешь. – Монстроконфета, – соглашается Папирус. – Пойдем домой. Ты поешь, поспишь, согреешься. А потом попробуешь снова. Андайн – хороший монстр и хороший капитан. Она наверняка оценила, как здорово ты стоял на страже всю ночь. – Уж оценила, – угрожающе соглашается Андайн и дает Сансу огромную пузатую кружку с изображением короля Азгора. Санс берет брата за обе руки и сжимает его ледяные ладони на кружке. – Вот, бро, выпей пока. Тебе нужно попить что-нибудь горячее, ты совсем замерз. Тепло согревает кости, и это помогает мыслям выстроиться во что-то более упорядоченное. Взгляд проясняется. Он во дворе дома Андайн, пришел наниматься на работу. А вот и сама леди-рыба. Взгляд озадаченный. И Санс рядом, смотрит на него снизу вверх. Взгляд озабоченный. – Санс? – Чай. Должно быть, со стороны их диалог звучит бредово, но братья понимают друг друга где-то на уровне телепатии, и это позволяет им обходиться минимумом слов. Папирус делает большой глоток. Тепло разливается по телу, и он чувствует, как же сильно он устал за эту бесконечную ночь. Колени начинают подгибаться. Но он должен все объяснить. – Я пришел к леди Андайн, чтобы она взяла меня в Королевскую Стражу. – Я знаю, бро. – И она захотела меня испытать. Андайн возмущенно восклицает: – Да ничего подобного! – И я выдержал испытание. Я всю ночь стоял на посту. Я хотел, чтобы ты гордился мной. – Я знаю, бро. – На каком, мать его, посту?! Манекен мой охранял? – Нет, я следил, чтобы не появился человек. – Пойдем домой, Пап. Тебе надо поспать и поесть. Папирус расслабляется все больше. Руки ходят ходуном, и горячий чай льется на кофту. Зубы стучат о керамический край кружки. Ему кажется, что еще немного, и он упадет. Свалится к ногам леди-рыбы и будет там лежать до самого выхода на Поверхность. – Пожалуй, я и правда немного устал. Андайн, можно сегодня я пойду домой? – Конечно, – соглашается она неожиданно мягко. – Иди с братом, Папирус. Все стражники после смены отправляются домой, чтобы отдохнуть. А вечером я приду вас навестить. – Хорошо. Санс, пойдем домой. Санс обнимает его и телепортирует в Сноудин. Душа Папируса в смятении, но полна решимости.

* * *

Он спит целый день, с головой завернувшись в мягкое теплое одеяло. Иногда Санс приносит ему что-нибудь поесть. Папирус глотает, не разбирая вкуса, и снова засыпает. Во сне он видит, как мчится по трассе на красном кабриолете, а вместе с ним Санс, и Андайн, и Гриллби, и Бонни из гостиницы, и все его друзья и соседи. Все они теперь живут на Поверхности. Он смотрит на синее небо и ослепительное солнце. Наконец-то пригодились его вещи из ящика «на всякий случай». Это хороший сон. Он просыпается от грохота и знакомых голосов, когда за окнами совсем темно и мерцают танцующие снежинки. Голоса раздаются снизу: громкий и резкий – леди капитана и глуховатый – старшего брата. Андайн хотела к ним прийти, вспоминает Папирус. Он должен спуститься и поздороваться, но так не хочется вылезать из-под теплого одеяла. В конец концов, его осеняет очередная гениальная идея, что с одеялом можно и не расставаться. Завернувшись в белый кокон, он спускается по лестнице. – Привет, Андайн, рад тебя видеть. Привет, Санс. – С добрым утром, – саркастически приветствует его Андайн, но Папирус видит, что она улыбается и вообще настроена дружелюбно. – Я тут тебе кое-что принесла. – Да? А что? – Иди и посмотри… и примерь. На полу у дивана лежит груда металла. Папирус подползает поближе, путаясь ногами в одеяле, но не в силах совладать с любопытством. Он видит блестящие изогнутые пластины, филигранно выточенные сочленения и край чего-то круглого. – На первое время сойдет и это, а потом я закажу тебе в столице новые, – говорит Андайн и улыбается уже совсем по-доброму. Папирус не верит своим глазницам. Трет их ладонью, уронив одеяло на пол. Но она все еще здесь, лежит и дожидается его. – Это… – Ага. Давай уже, примерь скорей, чтобы я знала, нужно ли что-то заменить. – Это… – Да! Поздравляю, Папирус, ты принят в Королевскую Стражу и завтра принесешь присягу. И на присяге тебе нужно быть в броне. – Санс… – он растеряно смотрит на брата. Санс улыбается и подбадривает его. – Надевай, братишка. Хочу на тебя посмотреть. Папирус одевается с помощь Андайн и брата. Кое-где ему не по размеру и жмет или коротко, но это не важно. Важно только то, что вот она, его мечта. Он крутится перед братом, и Санс говорит: – Чтобы ты знал, Пап, я всегда тобой гордился. Решимость внутри пульсирует сильно и четко. Впереди – только хорошее. Папирус это знает точно.

май – ноябрь 2020 года Пермь