Петь песни, пачкать руки

Кажется, это было летом. Жаркое лето, цветущее и пахнущее новыми приторными духами Лили, словно вылезшее из какой-нибудь глупой рекламы шампуня или сковороды, со всеми этими фальшивыми улыбками идеальной семьи. Они, сбежав из дома, — Лили после ссоры с Петунией, а он просто не желая находиться рядом с отцом — прятались на какой-то захудалой детской площадке с ржавой горкой и полупустой песочницей. Лили сидела на старой скамейке и, плетя венок из колокольчиков, напевала себе под нос. Солнце путалось в ее ярко-рыжих волосах, ласково гладило по следам поцелуев-веснушкам на бледных щеках, оставляло новые на переносице. Ветер трепал белую юбку и изредка утаскивал один-два цветка. Ловкие и тонкие пальцы превращали обычную охапку цветов во что-то действительно красивое, и это же сравнение Северус мог употребить, рассказывая про свою жизнь. Спрятавшись от жара полуденного солнца в тени раскидистого дуба и прижавшись спиной к его стволу, он любовался своей подругой и даже под империусом не смог бы отвести от нее взгляд. Снейп, внезапно хмыкнув, взмахнул палочкой. На колени Лили упал букет ярко-фиолетовых ирисов с одной-единственной гарденией. Она подняла голову, улыбнулась ему и запела громче. Казалось, словно ветер подхватил песню и понес ее дальше, на цветочные луга и улицы города, заполненные людьми и машинами. Жара с каждым часом — или даже с каждой минутой — нарастала, но ни один из них не пошевелился, чтобы найти другое, более прохладное, место. Венок в ловких руках становился все красивее и красивее, да и выглядел так, словно вылез из какого-нибудь журнала «Как правильно плести венки». То есть, идеально. У нее всегда получалось только так — на высшую отметку. За что бы она ни взялась, все всегда выходило лучше, чем просто хорошо. И время с ней проводить тоже было превосходно. Лили сидела рядом с ним, вплела в венок последний нежно-розовый гладиолус, словно позабыв про гардению, оставшуюся лежать на скамейке. В рыжих волосах выделялся фиолетовый цветок, никак не желавший держаться. Она в очередной раз вздохнула и, не выдержав, вытащила ирис и бросила на землю. — Не собираешься домой? — спросил ее Северус, крутящий в руках волшебную палочку, будто бы и сейчас ожидал подлянку от мародеров. Но вокруг никого не было; обычно, в такую жару люди старались не выходить из дома или купаться в речке. Никто бы не нашел запрятанную в старых и разрушенных районах эту детскую площадку. — Уже устал от меня? — улыбнулась Эванс и тряхнула головой, все также не отвлекаясь от своего дела. Ее нежные руки и белая ткань юбки были испачканы травяным соком, но она совсем не обращала на это внимания, даже зная, что потом Петуния ее вновь отчитает. — Конечно же, нет. — Ну тогда иди-ка сюда, — сказала она и надела венок на голову подошедшего Северуса. Он неловко сполз на один бок и зацепился на ухе, и Лили рассмеялась. Северусу совершенно не шли венки. И они оба знали это. И не смотря на это, кое-как отсмеявшись, Лили воскликнула: — А ничего так, миленько. Он лишь хмыкнул, сел на скамейку, плечом задевая ее и роняя гардению вниз, на землю, к одинокому ирису, и снял этакую цветочную корону, в его руках едва не развалившуюся. Она пела сладким голосом нелюбимую песню и пачкала свои руки не только о пыльцу, но и о его черное сердце. Северус улыбался и впервые ни о чем не думал. Все было хорошо. До Хогвартса оставалось больше месяца. (До того самого дня, когда он назовет ее грязнокровкой и решит, что дружбы никогда не было, оставалось больше одиннадцати месяцев)