Огонь и Лёд "Когда Пламя станет Льдом" часть третья

В холоде и темноте, на похожей на нары полке, я лежала, сжавшись на снопе прелого сена и укрывшись отсыревшим ватным одеялом. Единственным источником света служила коптящая сальная свеча, над которой я пыталась согреть скрюченные от холода руки. Кормили меня раз в день, холодной, а зачастую и вчерашней пищей, от которой нестерпимо крутило живот. Мое и без того ужасное состояние усугубили начавшиеся месячные. Конечно же никто не потрудился дать мне необходимые средства гигиены, более того, в этих стенах, несмотря на то, что весь контингент здесь исключительно женщины, о них будто не знали вообще: нас заставляли пользоваться льняными тряпками, что потом приходилось стирать в ледяной воде. В общем, мне ничего не оставалось, как сжав зубы, бороться с отвращением и дискомфортом, истекая собственной кровью… Но это было не самое худшее. Недолеченная пневмония дала о себе знать где-то на третий день, у меня возобновился такой сильный кашель, что вызывал рвотные позывы, но несмотря на это, никто не торопился меня выпускать. Сколько должно было длиться мое заточение? Меня все чаще начинала посещать пугающая мысль, что я буду сидеть здесь до тех пор, пока не умру или пока Лютер не приедет за мной, выкупив у алчных святош. Признаюсь честно, сидя в темном сыром подвале, замужество с этим неприятным мужчиной, уже не казалась мне нелепой идеей: все, лишь бы выбраться из этого ледяного ада! Неужели они сломили меня? Нет! Я все так же здесь, ни о чем не прошу и не умоляю, смиренно сижу и буду сидеть столько, на сколько хватит моих сил. Это просто отчаянье пытается завладеть моей душой. Но я не позволю ему поселится внутри меня. Я гнала свои страхи молитвами, наверное, это единственное хорошее, чему я научилась в этих безмолвных к чужой боли стенах. Я надеялась, что Вильгельм уже получил мое сообщение и, бросив все свои дела, спешит на выручку. Но также я понимала, что когда он явится на порог этого заведения, ему вряд ли скажут правду и любезно проведут ко мне. Здесь все было основано на лжи и коварстве, спрятанных за личиной благодетели и смирения. Поэтому я с усердием молила о том, чтобы дед нашел меня и освободил из заточения. Когда этот день настал, я практически повредилась рассудком, бесконечно бормоча молитвы и просьбы о помощи. — Вильгельм, молю, не бросай меня! Мне так страшно! Спаси меня… Я не хочу здесь умирать… — и так бесконечно, практически не замолкая, я то бормотала себе под нос, то заходилась в истеричном крике, сжигаемая высокой температурой и паническим страхом. Лихорадка возобновилась, и порою, у меня начинался бред. Когда ржавая решетка с грохотом распахнулась и на пороге появилась знакомая фигура герцога, я приняла происходящее за плод своего воображения, видение, о котором я молила каждую секунду, пребывая в здравом уме. Я никак не отреагировала на это, даже когда до боли родной голос позвал меня по имени, я оставалась безмолвной. И только тогда, когда герцог укутав меня сырым ватным одеялом сгреб в охапку и, подхватив на руки, кинулся прочь из темных подвалов, до меня наконец стало доходить, что это вовсе не сон. — Как ты меня нашел? — промяукала я, прижимаясь щекой к его твердой груди. — Ты молила меня о спасении — я пришел на твой зов. — сдавленно ответил герцог.  — Прости, что не сделал этого раньше. — Мне так плохо. — прохрипела я. — Прошу, помолчи, не трать силы. Я отнесу тебя в больницу. Все будет хорошо. Я послушно замолчала, вжав голову в ватное одеяло. Все что произошло дальше, мне казалось каким-то фантастическим сном. Мне снилось, что мы парим высоко над городом, перепрыгиваем с крыши на крышу, практически не касаясь ярко-красных скатов. Холодный ветер суровой Швейцарии распахивал одеяло, обжигая морозом через промокшую одежду, и без того, окоченевшее тело. С каждым резким порывом я вымученно стонала, содрогаясь от болезненных ощущений. Больше не в состоянии сопротивляться, я позволила себе отделиться от сознания, забывшись мучительным долгим сном. Когда я пришла в себя, меня снова окружала больничная обстановка. Я слегка приподнялась, чтобы оглядеться. К счастью, на мне больше не было грубых, перепачканных кровью вещей выданных в «Алой Розе», одежда на мне была чистая, сухая и приятная к телу. Живот не крутило и появилось сильное чувство голода. Значит, врачам пришлось сделать промывание, видимо, дела обстояли совсем плохо. Я посмотрела на свои руки: чистые, ни следа грязи и засохшей крови. Значит, пока я была без сознания, меня выкупали и полностью привели в порядок. Лицо залила краска стыда от того, что люди видели меня в таком ужасном состоянии. И герцог… Как стыдно! Вильгельм… Он должен быть где-то здесь… — Вильгельм… — прошептала я, с трудом сопротивляясь непроизвольно опускающимся векам. — Я здесь… — что-то холодное коснулось моей руки и я вздрогнула. Открыв глаза, я увидела склонившегося надо мной деда. В его глазах застыла неизмеримая боль. — Как ты себя чувствуешь? — Не знаю, но уже ничего не болит. Вроде… — промычала я. — Слава богу, ты пришел… — Прости меня, — снова извинился он, — что не сделал этого раньше… — Тебе позвонил мужчина? — имя в виду дворника, подобравшего камень с запиской, спросила я. — Твое сообщение настигло меня уже в Швейцарии. Марк позвонил мне и передал то, что ты написала. Я начал бить тревогу немного раньше, когда все мои попытки дозвониться до тебя  не увенчались успехом. Я несколько раз звонил в «Альпинум Цуоц», и мне говорили, что с тобой все хорошо, но почему с твоим сотовым нет связи, никто не объяснял… Догадавшись о том, что меня водят за нос, я собрался и направился в Швейцарию. Только тогда мадам Дитрих созналась в том, что произошло между тобой и профессором, и в том, что тебя отправили на некоторое время в школу «Алая Роза». — заметив, как я вздрогнула, Вильгельм поспешил меня успокоить. — Не бойся, мы во всем обязательно разберемся. — Мне очень стыдно! Я так опозорилась… — захлюпала я. — Ну, ну… — обняв меня, принялся утешать герцог. — Твоей вины в этом нет. Ты еще совсем ребенок, ранимый и доверчивый. — Меня заклеймили шлюхой! — не сдержав слезы, зарыдала я. — Выставляли перед всем классом с уродливой табличкой на груди, хотя я никогда не была близка с мужчиной! Мне так обидно… Я всего лишь пыталась защитить свою честь, а попала за это в самый настоящий ад! — Это и есть Ад, за личиной смирения и добродетели. Мы накажем их, обещаю. Вильгельм был в неописуемой ярости, он взялся найти справедливость и засудить всех, кто стоял за этим. Под гнев герцога попала и мадам Дитрих, которая не только умолчала о скандале со Спенсером, но и лгала о том, что я по-прежнему нахожусь в колледже. С «Алой Розой» было все коротко и понятно: школу моментально закрыли, а учениц расформировали по другим приютам. Все были сражены тем, в каких условиях содержались девочки! Когда правда вышла в люди, за этим последовал очень громкий скандал. К этому еще добавились факты, что девушек, буквально, продают замуж за хорошие пожертвования! Весь персонал отдали под суд, без прав на обжалование. Герцог старался отгородить меня от поднявшейся шумихи. Едва я пришла в себя, как он тут же предложил мне поступить в Гарвард. Понимая, что сидеть как Рапунцель в башне бессмысленно и глупо, я согласилась, и всего через месяц после моего «да», уже распаковывала чемоданы в общежитии гарвардского университета. Не желая повторения истории, Вильгельм принял решение отправить вместе со мной Марка Брайта. Будучи в разводе и не обремененным семьей, Марк с радостью согласился. В максимальной близости от университета, для него была снята двухкомнатная квартира и арендован спортзал, где мужчина с усердием взялся за выточку моего мастерства. Я была рада, что Брайт поехал со мной. Едва звенел последний звонок, как я мчалась в расположенную в нескольких кварталах от Гарварда съемную квартиру, где меня всегда с улыбкой встречал Марк. Именно Брайт научил меня терпению и выдержке. Именно он, научил не замечать идиотов, объяснив, что если пропускать их негатив через себя, то у меня попросту не хватит на все это нервов. Благодаря Марку я стала уверенной в себе, и теперь, в выпавших на мою долю бедах, я больше не винила себя, отдавая отчет в том, что поступила так, как должна была поступить благовоспитанная девушка. Научившись терпению, мне стало легче переносить критику и глупости окружающих, а со временем, я перестала их замечать вообще, делая вид, что это относится вовсе не ко мне. Хотя, если как раз таки задевали не меня, а кого-нибудь не способного постоять за себя, я всегда была готова встать на защиту. Я по себе знала, что такое быть слабым и беспомощным, и как нужна в такой момент чья-то поддержка. Несмотря на то, что я, буквально, как феникс восстала из пепла, засияв новыми красками, я все же старалась не привлекать к себе много внимания, пытаясь выглядеть скромно и незаметно. Но разве это было возможно с моим-то цветом волос, который как пламя, было видно в любом конце университета? Хотела я того или нет, но внимания ко мне всегда было в избытке, но волею судьбы и титаническими стараниями мне удавалось не вляпаться в неприятности уже целых пол года. На дворе стоял теплый сентябрь. Летние каникулы закончились и я снова вернулась в стены университета, отдохнувшая и совсем повзрослевшая. Наслаждаясь последними теплыми днями, я сидела во дворе университета, разложив на каменном столе свои учебники и конспекты. Старательно не обращая внимания на троих парней из параллельной группы, которые сидели за соседним столом и о чем-то весело шумели. Изолировав себя от их присутствия, я погрузилась в бесконечный поток информации, который необходимо было преобразовать в доступную для моего понимания. В начале, я не придавала значения тому, о чем идет речь, но вскоре я поняла, что они смеются надо мной! Это меня обескуражило, но взяв себя в руки, я продолжала делать вид, что не слышу их и снова склонилась над конспектом. Но моему уединению не суждено было длиться долго. Через несколько минут, на белые тетрадные страницы легла тень. Мне не оставалось ничего, кроме как поднять голову и посмотреть на того, кто так фривольно устроился на столе прямо перед моим носом. Это был один из подшучивающих надо мной парней. — Привет! — широко улыбаясь, поздоровался он. Я проигнорировала его приветствие, ожидая продолжения. — Скучаешь? — тут же последовал следующий вопрос. Парень явно считал себя неотразимым, он вольготно расселся на столе и чувствовал себя вполне комфортно. — Не особо… — не самым дружелюбным тоном ответила я. — Чего тебе нужно? — Я и мои друзья, хотим познакомиться с тобой. — как ни в чем не бывало, ответил парень. — Как тебя зовут? — Извини, но я не настроена на знакомство. — холодно бросила я. Парень как будто не слышал меня. — Не хочешь говорить? Ну ладно, я буду звать тебя Рыжиком! Тебе нравится? — заулыбался он. — Звучит глупо и неуместно. — из последних сил выдерживая спокойный тон, ответила я. — Оставь меня, у меня много уроков. — Эй, да, расслабься! — махнул парень. — От тебя требуется только уделить мне и моим друзьям немного внимания! — Я вам ничего не должна. — звенящим от гнева голосом сказала я. — И требовать что-либо от меня, вы не вправе. Я, кажется, предельно ясно выразилась: мне не интересно знакомство с вами! Так что, не будем тратить время на глупые разговоры. Первые несколько секунд на лице парня читалось недоумение, но быстро смекнув, что к чему, он снова улыбнулся. — Я понял, набиваешь себе цену, строишь из себя недотрогу? — Ну, все, с меня хватит! — с размаху закрывая книгу, взорвалась я. Вскочив со скамьи, я поспешно начала собирать свои конспекты и книги. Наспех запихав их в рюкзак, я закинула его на плечо и уже собиралась уйти, но парень преградил мне путь. — Мы еще не закончили. — недовольно бросил он, хватая меня за рюкзак. — Прочь с дороги! — зашипела я, чувствуя как внутри, поднимается волна неконтролируемого гнева. Марк пробудил во мне воина, и едва ссора переходила в стадию конфликта, как мне было нечеловечески трудно удержать себя от применения силы. — Ты что не слышал, девушке не интересно знакомство с тобой! — раздался у меня за спиной приятный тембр. Я обернулась и увидела высокого парня с невообразимо голубыми глазами. Он стряхнул держащую мой рюкзак руку и вклинился между нами. — Эй, не лезь не в свое дело! — борзо бросил задира. — Э-э-э нет, так дело не пойдет! Девушка говорит оставить ее в покое, а ты продолжаешь ей надоедать. Придется объяснить тебе, что нельзя быть таким навязчивым! — смело ответил мой защитник. Он возвышался надо мною горой: высокий, стройный и мускулистый. Я сделала шаг назад, чтобы не путаться под ногами, но просто развернуться и уйти предоставив парням разбираться между собой у меня не хватало духу. — Эй, катись отсюда! — бросил задира, когда к нему на подмогу подоспели товарищи, это явно придало смелости, и он толкнул моего защитника в грудь. Тот, не долго думая, оттолкнул его в ответ, но вышедший из себя задира, кинулся на парня с кулаками. Я отскочила в сторону, мысленно уговаривая себя в том, что не стоит лезть в мужские разборки. Но когда в драку полезли остальные, тут я сдержаться не смогла. Бросив на землю рюкзак, я оттащила одного из парней, и не долго думая, заехала ему сначала по физиономии, а затем, с размаху ударила под дых. Парень согнулся пополам, как рыба хватая ртом воздух. Поняв, что один противник нейтрализован, я развернулась и снова кинулась в гущу событий. В течение нескольких минут, конфликт был исчерпан: униженные обидчики капитулировали, постыдно сбежав сквозь собравшуюся толпу зевак. Я подошла к лежащему на земле парню и протянула ему руку. — Это было смело. — улыбнувшись, сказала я. Мне было в новинку, что незнакомый мне мужчина, так самоотверженно кинулся меня защищать. Я больше привыкла к тому, что представители мужского пола эгоистичны и похотливы, и судя по всему, им доставляет удовольствие причинять женщине боль, но видимо, этот парень был совсем другим. — Это было правильно. — хватаясь за руку и поднимаясь с земли, ответил парень. — Спасибо. — искренне поблагодарила я своего защитника, внимательно изучая его внешность: голубые как лагуна глаза, ослепительная и открытая улыбка, бронзовые кудри и слегка смуглая кожа — типичный житель Аризоны или Техаса, красавчик, каких поискать. — Пол Андерсон. — представился он, протягивая руку для пожатия. Я немного помедлила, но посчитав, что неприлично ответить молчанием, улыбнулась, сжав его ладонь. — Селена Карон. — Хорошо дерешься. — похвалил он. — Приходится. — ответила я. — У тебя бровь рассечена. Вот держи. — я запустила руку в карман и достала оттуда белоснежный носовой платок. — Наверное, стоит зашить. — Пустяки. — махнул Пол. — Спасибо. — взяв платок, он приложил его к ране, и белая ткань тут же окрасилась в красный цвет. — Андерсон! Карон! — раздался крик. Мы оба развернулись и увидели мчащуюся на всех парах, заместителя директора миссис Фелтон. — О-о-о! — не в состоянии сдержать разочарование, простонала я. Женщина сравнялась с нами и сверкая гневом в глазах, прорычала: — Драка в стенах университета? Какой позор! Немедленно к директору! Тяжело вздохнув, я подняла с земли рюкзак и, закинув его на плечо, опустив голову, пошла вслед за пышущей гневом женщиной. С этого дня мы стали практически неразлучны. Везде, где было возможным, мы появлялись вместе, и, совсем скоро, все стали воспринимать нас как пару. Я не торопилась кого-либо разубеждать в этом, я знала, что мне все равно не поверят, зато, всем понятно, что место занято и ни кто не будет пытаться его оспорить. Единственный человек, которому я потрудилась все объяснить — это был Вильгельм. Когда во время рождественских каникул, я без конца болтала по телефону, герцог не выдержал. Он позвал меня к себе, как он выразился, на «серьезный разговор». — У тебя кто-то появился? — осторожно спросил он, когда я выжидающе сверлила его взглядом, в течение уже нескольких минут. Видимо он собирался с мыслями, поэтому не торопился с вопросом. — Прости? — не поняла я. — У тебя появился парень? — уточнил он. — С чего ты взял? — после секундного ступора, вопросом на вопрос ответила я. — Об этом не сложно догадаться. — мягко сказал он. — Ты все время, с кем-то болтаешь по телефону… — Его зовут Пол, и он мой друг. Вильгельм осуждающе на меня посмотрел. — Селена, я надеялся, что ты со мной будешь более откровенна. — Но это правда! — возразила я. — Мы с Полом просто друзья, но не более! — я рассказала герцогу о том, как мы познакомились, и, в последствие, стали неразлучны. — Он для меня как брат, честно! — горячо заверила я. — А ты для него? — уже мягче спросил Вильгельм. В его голосе больше не слышалось осуждение. Я задумалась. И правда, что я значила для Пола? Как для друзей, мы проводили слишком много времени вместе, конечно же наше окружение давно воспринимало нас как пару, начиная от студентов и заканчивая преподавателями. Внешность Пола была столь же яркой и примечательной, как и моя, и нередко, во время прогулок по городу, совместного обеда в столовой или даже на уроке, я ловила заинтересованные, томные, а иногда даже завистливые взгляды девушек, которые, готова поспорить на целое состояние, спали и видели Андерсона рядом с собой. Пол так же замечал пристальное внимание к своей персоне, и в такие моменты, я часто ловила на себе его изучающий взгляд, будто он ожидал одобрения. Но когда позже, Алек открыл мне глаза на чувства Андерсона, то скорее всего, он ждал абсолютно противоположной реакции, в виде гнева или ревности! Но я, упорно молчала, а Пол, как истинный джентльмен, ни разу не заговорил на подобную тему, и вел себя благоразумно, в аналогичной ситуации по отношению ко мне. Хотя однажды, когда Пол залечивал мои раны после очередного безумного боя на ринге, для анестезии влив в меня как минимум полбутылки отменного ликера «Grand Marnier» и будучи под приличным градусом, поймав внезапный порыв, я полезла к Полу целоваться, попутно пытаясь его раздеть. Но парень моментально отстранился, тактично объяснив, что нам не стоит этого делать. Больше подобных вольностей я себе не позволяла, да и Пол, не пытался наверстать упущенный момент. Видимо, ни он, ни я, не желали терять друг друга в качестве лучшего друга и родственной души. — Он никогда не давал повода усомниться в своих дружеских чувствах. — Я верю тебе. — кивнул герцог. — Но, все же, будь осторожна. Все мы хорошо помним «Альпинум-Цуоц». Не хочу, чтобы история повторилась… — Пол не такой! — обиженно буркнула я. — Не пойми меня неправильно, — подойдя ко мне, сказал дед. Он присел на подлокотник кресла и, склонившись, чмокнул меня в макушку. — Я ничего не имею против дружбы и даже более близких отношений, если для тебя это будет важно. Ты девочка взрослая и далеко не глупая. Просто я боюсь, чтобы ты снова не обожглась, ошибившись в выборе друга. — Он другой. — уперто ответила я. — И он просто хороший друг. — Ладно, — хлопнув себя по коленям и встав с кресла, сказал Вильгельм. — Как ты смотришь на то, чтобы пригласить его к нам погостить, до конца каникул? Я подозрительно прищурилась. — Хочешь познакомиться с ним? — Думаю, это было бы не лишним. — Ладно, — пожала плечами я. — Я не против! Через день, Пол прилетел в Лондон. Я немного нервничала, потому что не знала, как он воспримет то, что я из титулованной семьи, ведь за те полгода, что мы дружили, я так ему и не призналась в том, что являюсь маркизой. Я старательно скрывала это не только от Пола, но и от других, опасаясь того, что в моей жизни станут появляться навязчивые и вовсе не нужные мне друзья. — Ты не говорила, что живешь во дворце. — с укором сказал Пол, когда я и герцог встретили его на пороге дома. — Как-то не приходилось к слову. — уклончиво ответила я. — Познакомься, пожалуйста, — взяв друга за руку и, подводя его к Вильгельму, сказала я. — Это герцог. Вильгельм Хелсинг, он мой дед и опекун. — О-о-о… — удивился Пол, немного растерявшись. — Здравствуйте! Эм… — не зная как к нему обратиться, замялся он. — Ваша светлость… — подсказала я. — Да брось, — отмахнулся дед. — Просто Вильгельм. — он протянул Андерсону руку и тот с готовностью ее сжал. — Очень приятно. Простите за невежество. — извинился Пол. — Просто Селена никогда не говорила, что из титулованной семьи и для меня это полная неожиданность. — Это не страшно. — улыбнулся дед. — Ужин уже подан, буду ждать вас в трапезной… Сказав это, он развернулся и пошел вперед, давая нам возможность объясниться. — Стоило бы предупредить меня, чтобы я не выглядел полным идиотом! — буркнул Пол. — Никто не посчитал тебя идиотом! — возмутилась я. — Да, я ничего тебе не сказала, просто не хотела, чтобы мое происхождение стало между нами. — Думаешь, я бы стал слишком навязчив? — обиделся Пол. — Нет, просто я хотела, чтобы ты относился ко мне, как я того заслуживаю, а не как подобает относиться к королевской персоне… — Я принимаю тебя такой, какая ты есть, и не важно, из обычной ты семьи или из королевской! Вильгельм был доволен. Пол пришелся ему по вкусу и герцог заметно успокоился. Больше не было разговоров о неподходящих друзьях и всём прочем, что может последовать за неправильным выбором. Вильгельм убедился в дружеских намерениях Пола и больше не обмолвился ни словом о том, что между нами что-то большее, нежели дружба. Он лишь сказал, что ели она перерастет в нечто большее, то он не будет против, лишь просит о том, чтобы мы повременили со свадьбой и всем, что с этим связанно до тех пор, пока не закончим университет. — А как же мезальянс? — удивленно глядя на своего опекуна, спросила я. — Мы достаточно богаты, а наши земли — обширны, для того, чтобы искать выгодные партии. Я думаю, мы можем позволить себе брак по любви… — задумчиво улыбаясь, ответил дед. — А скандал? — Да кого он волнует! — отмахнулся Вильгельм. — Пошумят и успокоятся. Не хочу повторять своей ошибки… — Какой? — тут же спросила я. — С твоей матерью, — печально ответил дед. — Не стоило давать согласия на ее брак с Уильямом. Но этот выбор сделали ее родители, а я не стал вмешиваться… Теперь понимаю, что зря. Хотя, если посмотреть на это с другой стороны, у меня есть ты и это самое главное! — О, я так люблю тебя! — прослезившись, я кинулась на шею герцогу. — Ты самый лучший! — И я тебя люблю, моя Луноликая принцесса, — обнимая меня, прошептал герцог. — Ты единственная радость в моей жизни, и я никому не позволю тебя обидеть. С годами наша дружба только крепчала. Возможно, таящий в глубине души сомнения герцог окончательно успокоился, убедившись в прозрачности дружеских намерений Пола. Он больше не задавал массу вопросов, когда мы планировали совместные поездки на отдых или развлекательные мероприятия. Вильгельм лишь вежливо намекал, чтобы мы в своей запальчивости не наделали глупостей, которые повлекут за собой не самые приятные последствия. Но не только Вильгельм скептически относился к нашей дружбе. Семья Пола с радостью приняла меня в свое шумное и веселое семейное гнездо, но воспринимали меня вовсе не как подругу сына, а как его девушку. Им было сложно объяснить, что мы просто лучшие друзья и никакая близость нас не связывает. Они же в ответ махали руками, твердя одну и ту же, по их мнению, «прописную истину»: дружбы между мужчиной и женщиной — не бывает. И однажды, подслушанный мною разговор убедил меня в том, что их мнение на этот счет ни капли не изменилось. — А как же секс по дружбе? — спросил младший на несколько лет брат Пола, Мартин. — Что? — поперхнулся Пол. — Что ты мелешь? — Ой, вот только не говори, что не шпилишь ее под предлогом дружеской взаимопомощи, ибо я в это не поверю! — Мартин, не смей так говорить, — приказал Пол таким тоном, что у любого здравомыслящего человека, вряд ли бы возникло желание ослушаться. Я искренне надеялась на то, что младший брат Андерсона относится именно к этой категории, а иначе, хорошего финала этого щекотливого разговора можно было не ждать. — Только не о Селене, она этого не заслужила! — Можно подумать, ты никогда не задумывался над этим. Да ей в след оборачивается каждый второй мужчина, и ты, проводя рядом с ней столько времени, хочешь сказать, что ни разу ее не захотел? Лично у меня на нее стойкая эрекция, от которой невозможно избавиться, пока она находится в моем поле зрения. Видимо, Пол окончательно вышел из себя. Послышался звучный шлепок. Мой друг, не задумываясь, залепил младшему брату смачную оплеуху. Исход этого неприятного разговора решила мать спорящих мужчин, Мишель. Она увидела меня стоящую на последней ступени лестницы с пунцовым от стыда лицом и, смекнув, что к чему, быстро поставила потерявшего всякий такт Мартина на место. Когда в мою жизнь вошел амбициозный, уверенный в себе, честолюбивый Алек, Пол покорно уступил ему место, даже не попытавшись отстоять свое право на меня. Поэтому для меня было шоком, спустя много лет узнать от Алека то, что Пол любил меня, гораздо больше, чем просто сестру. К сожалению, мне никогда не удастся узнать, почему Пол предпочел дружбу «до гробовой доски», яркой и страстной любви. Мне также не была ясна точка зрения Алека на все происходящее, ведь он с самого начала знал о чувствах Андерсона, но все равно допускал его ко мне и позволял дружить и проводить много времени вместе. Мужчины — странный народ… А спустя десять лет, Пол погиб в автокатастрофе. Я хорошо помню этот день, я с едва успела вернуться из Шотландии, где проводила практически все свое время. Я приехала в Англию потому, что со дня на день, у меня начиналась сессия в Оксфорде, поэтому я решила пару дней погостить у обожаемого деда. Телефонный звонок застиг меня в тот момент, когда мы с Вильгельмом делились тем, что у нас произошло за последние месяцы, пока мы были в разлуке: с моим отъездом  дом опустел и герцог чувствовал себя очень одиноким. Подавленный голос одного из братьев Андерсон сообщил мне, что Пол погиб, разбился на машине. Похороны состоятся через два дня. Сказав это, он отключился. Все перед глазами закружилось и потемнело. Ноги стали ватными и, не устояв, я начала падать, но твердые, как у статуи руки, подхватили меня, не давая ничком рухнуть на пол. — Селена? — испуганно кричал Вильгельм. — Селена, что случилось? Вместо ответа, я разразилась безудержными рыданиями. — Его нет… — кричала я, захлебываясь слезами. — Его больше нет! — О, Господи, кого нет? Что случилось?! — Он погиб… — хрипела я. — Кто, Алек? — ужаснулся дед. — Да к черту Алека, Пол погиб! Разбился на машине! Как же так? Как жить, после этого, скажи? Боже мой, пусть это будет неправдой… — закричала я. — Селена, мне жаль… — обнимая меня, прошептал герцог. — Мне так жаль. Часом позже, после огромной горсти успокоительного, я пустым взглядом смотрела перед собой. Плакать больше не было сил, да и слез уже не осталось. Я была опустошена и растоптана, казалось, что все происходит не со мной, это страшный сон, и если я сейчас проснусь, то все станет на свои места. Но, увы… — Ты поедешь на похороны? — протягивая мне стакан с алкоголем, спросил дед. — Я знаю, что должна, но не могу… — сдавленным голосом ответила я. После продолжительной истерики, мой голос стал сиплым и плохо повиновался. — У меня не хватит сил увидеть его… таким… — не сумев сказать «мертвым», выдавила я. — Я могу поехать с тобой. — Я не переживу это… У меня больше нет сил, терять тех, кого я люблю… — Это жизнь, Селена, люди смертны и хрупки… — осторожно, стараясь не причинить мне боль, произнес герцог. — Я знаю, — вскочив, вскричала я. — Но почему, так рано уходят лучшие? Пол был особенным, он был добрым и светлым, как солнышко… Но теперь, это солнце погасло… — замахнувшись, я запустила стакан, пролетев через весь кабинет, он врезался в стену и разлетелся на сотни мелких осколков и брызг невыпитого алкоголя. — Это несправедливо… — Все в этом мире несправедливо. — обняв меня, сказал Вильгельм. — Абсолютно все… Жуткая картина похорон пронеслась перед глазами со скоростью звука: боль, слезы, бесконечное множество благоухающих цветов и… Пол. Молодой, до умопомрачения красивый и … неподвижный, среди облака белого атласа. Но больше всего, мне запомнилась его улыбка, даже смерть не смогла стереть его особенную, теплую, как лучи летнего солнца, улыбку! — Я люблю тебя… — рыдала я, прижимаясь губами к его ледяному лбу. — Почему ты оставил меня? Как же так, Пол? — я сжала скрещенные на груди руки. — Прощай мой друг! Ты будешь вечно жить в моем сердце… Вильгельм оттащил меня от гроба, и едва его опустили в землю, как мы поспешили покинуть это душераздирающее мероприятие. Смерть Андерсона была трагедией для каждого, и впереди меня ждало еще одно испытание: принять и научиться с этим жить, и не позволить себе саморазрушиться под гнетом очередной болезненной утраты.