Frivolity

Скованность мешает выставлять личные границы и показывать себя во всей красе. Правильность мешает идти поперек правил и заставляет каждый раз чувствовать «укол совести» за отступление от них. Мораль и нрав каждый раз пытаются приклонить тебя на колени перед теми, кто диктует тебе эти самые «нравы и морали». Пессимизм заставляет видеть во всем грань и край, после которой ты грузным мешком упадешь с обрыва и будешь лететь до момента, пока твои кости не расплющит до состояния песка. Все это так грустно. И все не про него. Может в другой вселенной или прошлой жизни, он бы мечтал жить именно так, как живет большинство людей, дабы быть похожими друг на друга, но не здесь, не сегодня и не сейчас. Он не такой. В номере отеля он максимально не скованно лежит на просторной двуспальной кровати, по краям которой расположились еще три омеги, буквально частями тела цепляясь за простыни, дабы не рухнуть на пол во сне. Он максимально не правильно провел ночь сразу с тремя, успев подарить каждому незабываемое ощущение и чувство теплоты внизу живота. Он максимально искусно ломает все нравы и морали, ночью успев увезти сразу трех без лишних истерик и упрямств, ведь они чуть ли ни сами запрыгнули в машину. И он же вовсе не пессимистично, а наоборот, улыбается во все тридцать два и тянет свои конечности в стороны, потягиваясь и радуясь новому дню, который дал о себе знать пробивающимся лучом через плотно закрытые шторы. Парень, уже не вынося тесноты и духоты трех тел вокруг себя, аккуратно огибая их, делает шаг на паркет и тут же морщится. Слишком холодно, хоть и начало лета в Сеуле, но дождливая неделя не радует. Еще шагов десять и путь от спальни до выхода из номера пересечен. Одежда, собранная с пола небрежно и наспех одета, а значит можно уходить. Уходить так, как он это любил - быстро и без прощаний. Быстрым шагом, рассекая воздух коридора в отеле, Чонгук подходит к лифту и нащупывает пальцами свои карманы - пусты. Устало выдыхает и вслушивается в тишину стен. Слышит мелкий скрип двери справа и поворачивает голову. Перед глазами появляется, в метрах десяти, омега в рубашке, что еле достает до половины бедер. Чонгук оценивает вид, но долго на нем не задерживается и быстро переводит взгляд на его лицо: оно в недоумении, брови стянуты к переносице, а щеки будто надуты. Словно как спасение по коридору разносится сигнал приехавшего лифта и парень, целуя свои длинные пальцы правой руки, посылает красивому омеге, с одним из которых провел ночь, воздушный поцелуй, тут же скрываясь за дверьми лифта. В мыслях пустота из-за головной боли от количества выпитого ночью, изо рта тащит перегаром, а все тело будто в грязи и в поту. Чонгук одергивает край рубашки, потому что одежда уже начинает раздражать. Наконец-то доехавши до первого этажа, парень быстро подходит к стойке регистрации, где его встречает молодой омега, с волосами до плеч, в белой рубахе, расстегнутой на две пуговицы сверху. Признаться честно, даже сейчас взгляд парня цепляется за эти мелочи, и если бы не было тех трех омег за ночь, Чонгук клянется, он бы обязательно разложил это прекрасное создание на этой самой стойке. — Здравствуйте! Чем могу помочь? — своим мягким голосом вырывает Чонгука из грязных мыслей и возвращает на землю. — Добрый день. Я у вас вчера ключи оставлял от машины… — Mercedes? — не успев договорить, Чонгук уже принимает из длинных пальцев омеги ключи от своей машины. Улыбнувшись друг другу в лицо, и кивнув головой в знак уважения, парень поспешно выходит из отеля и на ходу открывает ключом машину. Ощутив под большими и теплыми ладонями холодный кожаный руль, Чонгук слегка морщится и запрокидывает голову на подголовник сидения. Чувство пустоты после таких ночей заполняет его каждый раз и все равно, он не отказывается от такой прихоти. В мыслях пытаются выстроиться лица омег, что словно змеи были вокруг парня всю ночь, что-то шептали на ухо и старались ощутить или даже забрать его тепло в себя. Не выходит. Из ступора его вырывает вибрация справа. Смартфон ярко горит и на его экране высвечивается имя человека, которого именно сейчас Чонгук бы хотел меньше всего слышать, но не взять трубку равносильно неуважению. Палец скользит по экрану и принимает звонок. Чон не решается сказать слово первым и просто молчит. — К обеду будь у отца, есть серьезный разговор. — Завтра? Да, смогу, конечно! Как раз хотел попробовать фирменное блюдо папы, — рука крепче сжимают руль. — Не ёрничай. Сегодня к часу дня. Я приду с Каном, не позорь перед ним нас. — Был бы он сынком богатого папеньки, я бы еще попридержал коней, но я не стану перед ним стелиться, братик. Чонгук слышит тишину, а следом гудки оконченного звонка. Телефон словно плавит руку и не в силах его больше держать у лица, парень отбрасывает его на пассажирское сиденье и тянет руку к ключу зажигания. На часах уже полдень, а это значит, что до начала обеда у парня есть всего час, за который ему и нужно добраться до дома отца, ведь он за городом. Солнечная погода резко сменяется, лучи медленно обрываются из-за надвигающейся тучи, но оно и к лучшему, Чонгук никогда не любил солнце и все, что связано с ним. Дождливая погода привлекала его больше, ведь с ее наступлением можно много о чем подумать, сидя в кресле напротив панорамного окна и смотреть за каждой каплей, что со стремительной скоростью ударяется о стекло и также стремительно стекает вниз. Это ее последний путь, ее первый и последний — достойно оконченный полет. И часто в сравнение с этой каплей себя ставит он сам. Ведь у него есть только путь вниз и ничего более. Мысли одна за другой сменяются, пока Чонгук выруливает среди медленно движущихся рядов по трассе, вдавливая лапку газа в пол, замечая на спидометре цифру за сто восемьдесят. Риски и игра за жизнь всегда привлекали его больше, чем спокойствие и отказ от веселья только потому, что при риске есть чем рисковать, есть тот из-за кого рисковать нельзя, а у него этого нет и он уверен, что если даже случайно уйдет из жизни, никто не вспомнит через время. Около часа прошло быстро за рулем в прямой дороге у леса. Чонгук припарковал свой автомобиль и, заметив, что машины брата еще нет, быстрым шагом направился в родительский дом. Двери, как и каждое лето, открыты с утра до ночи, и в дом задувает ветерок, предвещающий дождь. Парень залетает в дом, на ходу скидывая обувь с ног, ведь папа не потерпит грязи в доме, хоть и ненавидит мыть полы, но труд прислуг он уважает. — Папа! Я в душ! — подбегая к ванной на первом этаже и дергая ручку двери, кричит Чонгук громко, но не уверен, услышали ли его вообще. Да и к чему это? Хотел предупредить о том, что приехал? Вряд ли, будь его воля, он бы здесь и еще ближайший месяц не светился. Одежда скинута прямо на кафельный пол ванной комнаты. Подтянутое тело парня пытается подстроиться под свисающий сверху душ, что жутко не удобен и не высоко расположен, но зато отец, по прихоти папы отдал за него несколько месячных зарплат среднего жителя Южной Кореи. Чонгук уже начинает проклинать этот чертов душ и задумку, поехать к родителям сразу. В голову невольно лезут воспоминания связанные с этой комнатой. Парень помнит как папа мыл его в этой ванной под новым душем и как папа был счастлив, видя, как маленький Чонгук чуть ли не засыпает от бьющих по макушке капелек воды. Оба смеялись и плескались в ванной, от чего каждый раз выходили из комнаты мокрыми, но зато счастливыми. Тогда Чонгук был чудесным, не доставлял проблем, радовал отца и папу, любил и чтил их больше кого-либо на свете. Но это было «тогда», примерно шестнадцать лет назад. Нога скользит, когда парень ступает на мокрый пол. Другой ногой, ступая на коврик и резко хватая полотенце с вешалки, Чонгук укутывает все то, что находиться ниже пояса. Посмотрев на запотевшее зеркало слева, он зачесывает мокрые пряди волос назад, возвращая свою харизму и мужественность обратно. И вот он выходит наружу, продолжая оставлять за собой мокрые следы от ног. Чуть пройдя направо, перед ним открывается вид на гостиную, в которой сидят все. Во главе стола сидит отец, по его левую руку папа, по правую брат и его жених, если можно так сказать. Парень мгновенно смотрит в глаза отца, что сидит перед ним и считывает всю ненависть, которая обрушится на него в эту минуту, если Чонгук не исчезнет из проема гостиной. Парень не хотел подводить ни брата, ни родителей, ну кто же знал, что все настолько пунктуальны и приедут почти без опоздания. Прикрывая рукой торс и при этом, удерживая полотенце на поясе, парень вскидывает руку к верху и машет ею, пытаясь смягчить ситуацию, но злобное папино «Чонгук!» заставляет тут же скрыться за стенкой. Улыбаясь до ушей, он поднимается на второй этаж в свою детскую комнату и пытается найти хоть какие-то приличные вещи. В шкафу, за столом и на полках лежат все те же вещи, те же рубашки, книги и статуэтки. Еще в семнадцать парень начал сбегать из дома и пропадать по суткам, а то и неделям, вскоре окончательно вылетев из родительского гнезда. Папа очень любил младшего сына и не сразу принял его отсоединение, поэтому хоть вещами, разложенными аккуратно по комнате пытался сохранить в памяти того маленького Чонгука, что будучи подростком вечно озорничал и рушил все в доме. Парень открывает шкаф и видит на вешалке белую рубашку поло и выглаженные черные брюки, которые оставил тут в прошлый раз. Папа поухаживал за вещами, все выстирал, погладил и повесил. Не задумываясь, он натягивает на себя одежду и не спеша спускается к гостиной, где его уже все заждались, но Чонгук всегда привык приходить не вовремя. Оперевшись плечом об арку входа в огромную комнату, Чонгук той рукой что облокотился, обнимает свое второе плечо и ждет первого слова от сидящих за столом, ведь он никогда не любил говорить первым. Папа как всегда, понижая градус напряжения, начинает первым: — Садись. Тебя уже все заждались. Сколько раз я тебе вторил, что нужно уметь рассчитывать время? — Какое время, папа? Я не планировал приезжать, вы меня буквально вырвали из дел, — отрезает Чонгук, подбирая штаны на бедрах и присаживаясь через стул около папы. — Семья не должна стоять наравне с делами. Если я пригласил тебя на обед, будь добр, приехать вовремя, — поворачивает голову глава семейства и, прижигая взглядом Чонгука, показывает, что за столом такие вещи не стоит обсуждать. — Я тебя понял, отец. Кан, здравствуй! — Чонгук привстает из-за стола и тянется всем телом через него, беря в свои большие ладони, ладонь парня, сидящего напротив со старшим братом Чонгука, и потряхивает ее в знак приветствия. Кан просто кивает головой и, вынимая свою ладонь из хватки Чонгука, кладет ее под стол на бедро своего возлюбленного. Затем рука парня тянется к старшему брату, и через стол они приветствуют друг друга как обычно. — Вовсе не этично делать это через стол, но на тебя мои слова вовсе не влияют, — подмечает папа. — Дэян, стадия воспитания давно окончена, — покрывая своей ладонью ладонь мужа, тихо произносит Кён. — Ну что? Хосок и Кан, я очень рад, что заехали к нам на обед, но не устану повторять, наш дом — ваш дом! Чонгук, а ты… Отец не успел договорить, как его прервал младший сын: — Да, отец, я мог и не уезжать от вас совсем. Уже слышал, проехали. Чон хмуро уплетает салат и кусок стейка, которые незаметно поднес прислуга дома и старается не смотреть по сторонам. Хосок и Кан, зная парня, не придавали его поведению значения, а родители всегда переживали, что для приезжего старшего брата и его избранника он ведет себя дико. Но Чонгуку нравилось раздражать всех вокруг своим поведением, все потому что он не хотел быть тем, кем его буквально заставляли, ему хотелось быть тем, кем он изо всех сил старается быть в невидимых рамках. Принесли еще больше блюд и выпивки, поэтому отец предложил поговорить о чем-то важном за едой и не терять драгоценного времени. Папа как всегда кушал мало и аккуратно, берег фигуру, а также почти не разговаривал, только поддакивал и слушал, ведь слово главы семьи превыше всего. Хосок периодически потирал плечи Кана и обсуждал с отцом обороты и новости в бизнесе, а также на мировом рынке. Но вскоре Дэян предложил поговорить о том, что не касается бизнеса и все сразу согласились. — Кан, как вообще успехи в журналистике? Какие модные показы намечаются? — решил юрко сменить тему Дэян и спросить про то, что ему по душе, ведь он сам модель и всегда рад слушать тех, кто хоть каплю приближен к его миру. — О, вы знаете, я скоро улетаю в Милан, на неделю моды, попытаюсь взять как можно больше интервью. Статей выходит достаточно много, ведь бренды готовятся к новым сезонам, выпускают много новых коллекций, нам обязательно с вами стоит посетить дом Chanel, у них новая коллекция, — с восторгом на лице сказал Кан. — Как все чудесно у тебя намечается! И да, мы обязательно с тобой съездим на шопинг. — Ну, все, все! Как только вы собираетесь в этой комнате, речь заходит об одних тряпках! — вставая из-за стола и поправляя пиджак, сказал Кён. — Вечно ты недоволен! Наши дорогие альфы, сходите в сад, подышите, а мы с Каном обсудим мир моды. Дэян встав из-за стола и прильнув к мужу, поправил его пиджак и поцеловал в щеку, как бы выпроваживая из дома. Хосок тоже вышел и уже направился к выходу, а Чонгук продолжил залипать в телефоне и допивать гранатовый сок, не пил вино, сегодня еще нужно сесть за руль. — Чонгук, сын мой, оторвись от жизни в сетях, еще успеешь, побудь тут с нами, ну?! Кён похлопал по плечу парня и Чонгук больше не раздумывая встал и поплелся за отцом на выход в сторону сада. Нагнав Хосока, который не спеша шел вдоль ряда туй и курил, Чонгук повесил на его плечо свою руку и будто бы повис на парне. — Соскучился, братик? — с улыбкой спросил Хосок. — Не звони мне больше с утра таким грозным голосом, я, если честно, ссусь кипятком как сучка, когда слышу тебя. — Значит, начну звонить чаще, может хотя бы так трезвее по утрам будешь. Хосок скинул со своего плеча руку брата и заглянул в его глаза. Такие же большие как у олененка, как шестнадцать лет назад. — Читай внимательно, — Чон протягивает старшему брату телефон и встает в ожидании, посматривая назад и видя, как к ним медленно приближается отец. — Нет, не вариант. — В смысле не вариант? Хосок, ты ебу дал? Твой Кан часто в постели вытворяет то, что делают омеги-сынки богатых папочек? — Успокойся. Кан не уедет до этой тусовки в Милан, я даже просто выпить приехать не смогу. — Блять, как давно ты стал таким занудой?! — Чонгук толкает брата в плечо и отходит, двигаясь дальше по аллее. — Дети мои! — Кён быстро нагоняет братьев и равняется рядом с Хосоком. — Что за ребяческие шалости в таком возрасте? Ведите себя статно, вы мужчины. — Отец, отчет за прошлый месяц моего отдела готов, но только в электронном виде и… Хосок не успел договорить. — Сын, ты же знаешь, как я не люблю пялиться в монитор, зрение подводит, пришли мне и помощники распечатают. Это по умолчанию. — Понял. Еще хотел уточнить об акциях. — Все потом, хорошо? Мне нужно поговорить с Чонгуком. Чон, будь добр развернись и подойди к нам! — Кён махнул рукой в свою сторону, смотря, как младший сын устало разворачивается и идет в его сторону. Парень медленно подходит к отцу и смотрит в его глаза, ожидая пока тот начнет свою речь. — На днях я кое-что вычитал в газете, — Кён сделал шаг вперед и Чонгук понял, что видимо свою речь отец толкать будет за прогулкой, но так даже легче, можно отвлечься на красивый сад вокруг, — и это натолкнуло меня на гениальную мысль. Я понимаю, что нашей компании нет конца и края, мы достаточно успешны в Южной Корее, но если есть куда пустить корни, разве стоит останавливаться, не так ли? — Кён взглянул на сыновей, вздернув бровь и ожидая одобрительных взглядов, которые он получил. Чонгук же шел, смотря по правую сторону от себя, и пропускал все слова отца мимо ушей. Что ему дело до бизнеса, мирового рынка, конкурентов? Он же никогда не горел желанием быть помощником в этом деле отцу, на это есть зануда Хосок, что сделает все в срок и в лучшем виде. А Чонгуку просто нравилось видеть в глазах родителей то, что на него не надеяться и не собираются полагаться, парень не любил и избегал ответственности. Сад у отчего дома был роскошен. Сколько денег папа вложил на то, чтобы в нем были посажены лучшие деревья и кустарники, которые вот уже столько лет обрабатывают лучшие садовники. Сколько папа зарабатывал, столько поначалу и вкладывал в благоустройство около дома, отец всячески говорил, что это того не стоит, вдруг им надоумит переехать, а папа возражал и говорил о том, что созданное своими руками из «ничего» просто так бросить нельзя. Вот и пруд с птицами и утками. Чонгук будучи маленьким любил мочить в нем ножки, сидя на краю и кормить уточек, что подплывали к нему и своими лапками и мокрыми крыльями касались его кожи. Все это было так давно, но будто вчера. Парень слегка улыбается в последний момент, окидывая взглядом это место, и смотрит на отца, продолжая улавливать суть его слов. — В газете было написано про фармацевтическую компанию под названием «Джэфарм», которая в этом году прибыли сделала наравне с нами. Ранее о них не слышал, даже удивительно как хрупкий омега делает такой оборот… — Омега? — Чонгук встал на месте и вопросительно посмотрел на отца. — Да, омега. Ким Джэ. Ну и к чему я вел, — отец почесал затылок и заправил прядь волос пальцами. — Точно! Они собираются финансово поддержать медицинский институт в Сеуле, в котором учится его сын-омега. Как я прочел, будто бы поставлять лекарство и оборудование для студентов. — К чему ты клонишь, отец? — спросил Хосок. — Я хочу, чтобы мы тоже стали спонсорами института наравне с этой компанией, таким образом, став и их коллегами. Такой союз нам очень будет полезен в будущем, а сейчас это очень хорошая основа для «дружбы». Поделимся некоторой частью своих активов с ними, нам не убудет. Тем более это один из лучших институтов страны. — Я думаю, с чего ты стал таким добрым, а все равно даже с этого берешь выгоду, — присев на лавку, скучающе сказал Чонгук. — Как иначе, сын? Бизнес — это работа не в убыток. И насчет этого «союза помощи»… Я бы хотел задействовать в нем тебя, Чонгук. — Отец, без меня. Я вникать в это не стану. Чон отодвинулся к краю лавки, чтобы освободить место для отца и отвернулся в сторону сада. — Ты еще не выслушал меня, а уже отнекиваешься. Не делай поспешных выводов. — Хорошо, говори, вероятность велика, что откажусь. — Не откажешься. Слушай, — положив ладонь на плечо сына начал Кён, — завтра утром ты поедешь в институт на конференцию в честь его спонсорства, непосредственно компанией «Джэфарм» и нашей компанией «Чон Компани». Ты — второстепенный спонсор, от тебя слов не требуется, только молчаливое присутствие и знакомство с Ким Джэ, а лучше бы и с его сыном. — Отец, на что ты намекаешь? — возмущенно взглянул сначала на отца, потом на Хосока парень. — Если ты сблизишься с сыном Ким Джэ, у нас будут еще более доверительные отношения и, возможно, мы сможем выбить их благополучное разрешение на часть владения их компанией, они нас узнают, поймут что нам можно доверять. Это будет великолепно, если мы заполучим часть их компании легально, кто знает, может Ким Джэ случайно покинет этот мир, а достойного руководителя под рукой не станет, а от нашей семьи я смогу выдвинуть минимум три кандидата. — Блять, отец, ты обезумел? Я не буду лизать жопу какому-то несчастному омеге, чтобы только нам досталась еще одна доля денег, которых у нас и так навалом! — Ты даже ничего еще не пробовал и не видел. Нужно расширяться сын мой, иначе в будущем они своим влиянием задавят и нас и тогда, мы будем лежать под ними и действительно лизать им жопу. Завтра ты едешь в институт и это не обсуждается! Вечером я за пол часа договорюсь с Ким Джэ о твоем присутствии. Кён встал и поспешно направился в дом, по его походке стало ясно, что ответ Чонгука его разозлил, но отец привык идти по головам и гнуть всех, даже собственного сына. — Сделай, как он хочет, своих денег ты не имеешь, тебе идет доля от бизнеса, но ему ничего не стоит ее перекрыть. Сделаешь, что он хочет и возможно будет еще доля от чужой компании. Хосок похлопал по плечу Чонгука и тяжело вздохнул. — Хосок, а если это какой-нибудь уродливый омега? Я трахал парочку с мединститута по случайности и все они были… Старший брат прервал: — Успокойся, не обязательно кого-то трахать. Для начала посиди и познакомься. — Ой, а может, я у Кана отпрошу тебя на тусовку, мальчик? Он как раз идет сюда, — Чонгук хитро покосился в сторону приближающегося омеги и демонстративно встал. — Сядь, Бога ради! — Хосок толкнул назад своего брата и пошел навстречу к Кану. Омега легко ступал по садовой плитке и улыбался, смотря в глаза возлюбленному. Сон Кан был хорош собой, довольно мил и красив, а также умен, он часто помогал с расчетами Хосоку, так как закончил на отлично курс математики в институте, но никто об этом не знал. — Все хорошо? Поболтали с папой? — старший, обняв рукой тонкую талию, прижал к себе хрупкое тело. — Да! Он у тебя такой замечательный, с ним так приятно общаться! — быстрый поцелуй в губы напротив, пока не заметил Чонгук, который сразу бы засмеял парочку. — Я соскучился по тебе, скоро мы домой? — рука омеги соскальзывает на торс Хосока и оглаживает его. — Может, я тоже поеду к вам, а то я сильно соскучился по Хосоку! — будто скала вырастает за плечом своего старшего брата Чонгук, отчего Сон пугается и буквально выскакивает из крепких рук своего мужчины. — Кан, не бойся меня, я разве не милый? — Чонгук, перестань. Ты куда поедешь сейчас? Хосок отпускает окончательно из рук Кана, а тот направляется в дом за вещами. — Действительно хотел к вам, до вечера, дальше без тебя на тусу в пентхаус. — Почему не к себе в квартиру? — Скучно и одиноко. Ну, раз вы собрались заниматься плотскими утехами, — Чонгук кладет руку на пресс Хосока и демонстративно ведет вниз, повторяя за Каном, — то я пожалуй поеду домой, сидеть в гордом одиночестве! — Как же ты меня заебал! Хосок захватывает согнутой в локте рукой голову Чонгука и прижимает ее к своей груди, пытаясь удушить в шутку. Младший звонко смеется и отталкивает брата, а Хосок в придачу к этому начинает трепать волосы младшего свободной рукой. Чонгук все же вырывается и отходит, направляясь ускоренным шагом в сторону дома, Хосок за ним. — Прогулялись? Как вам мои цветущие кустарники, дети? — папа подходит к младшему сыну и оглаживает его темные густые волосы ладонью, оставляя на щеке поцелуй. — Красивые, пап, как и ты. Дэян улыбается, смотря в темные глаза напротив, и напоследок обнимает сына. Также замечает, как у выхода из гостиной Кан обнимает за талию Хосока и лежит головой на его груди, а тот терпеливо ждет и смотрит вдаль. — Отец, пап, мы поедем, еще свои дела были. Чонгук ты к нам? — Хосок без насмешки ждет ответа, вполне серьезно. — Вы хотели там… — Едешь или нет? — старший направляет ключ в сторону окна и нажимает кнопку на нем, рык мотора разносится по округе. — Ладно, родные, хорошо посидели, спасибо за обед, до скорого! Чонгук хватает ключи со стола, целует папу напоследок и, подойдя к отцу, жмет ему руку. — Всю информацию насчет завтра напишу в SMS. Будь на связи. Младший улавливает во взгляде отца нотки злости. Чувствует, что он надеется на сына и жаждет осуществить свой план. Чонгук разворачивается на пятках и быстрым шагом идет к выходу, Хосок же не отпуская из рук Кана, машет своим родителям и идет за младшим братом вслед. — У них какой-то разлад? Почему Чонгук всегда так колок с родителями? — Кан буквально тащится за своим возлюбленным по дорожке меж деревьев к паркингу с машинами и смотрит на его затылок, ожидая ответа. — Они слишком его опекают и заставляют делать то, что он не привык. Гук слишком резкий парень, с ним надо мягче. На площадке, вымощенной плиткой параллельно друг другу стоят две машины, первая Чонгука, вторая Хосока. Дверь Mercedes приоткрыта и старший брат видит как за рулем сидит Чон и разгоняет движок машины. Хосок легким движением руки показывает Кану, чтобы тот садился в их Bentley, а сам движется к машине брата. — Что-то не так? — старший кладет ладонь на плечо брата, а тот поднимает голову кверху и слегка дергается от неожиданности и испуга. Чонгук глушит мотор и выходит из машины. — Не знаю, может масло надо сменить. Будто и с выхлопа гуще дым и рык больше. Отгоню позже в салон. — Не затягивай с этим. Зная, как ты любишь погонять, она может подвести в любой момент. Садись и поехали, время идет. Хосок хлопает Гука по плечу и идет к своей машине. Обе дикие, красивые, харизматичные тачки выезжают из паркинга и дают по газам, мимо ряда посаженных по бокам деревьев, выезжая на длинную трассу. — Можно хотя бы раз не гонять, когда мы едем вместе с Чонгуком? Ты же знаешь, я боюсь скорости! — Кан уже повышает тон голоса и больше вжимается в кресло, замечая значение за сто пятьдесят на спидометре. А у Хосока в глазах огоньки горят, он видит только отстающий Mercedes в зеркале заднего вида и пытается вдавить педаль газа в пол еще больше, не слыша уже почти криков Кана, справа от себя. — Останови, хватит! Сильный толчок в плечо заставляет сбавить скорость и съехать на обочину. Мимо Bentley проносится Mercedes и мигает несколько раз аварийными огнями, а Хосок улыбается и поворачивает голову вправо. Сложивший руки на груди, Сон тяжело дышит и смотрит в свои ноги, что поджались и свелись друг к другу. — Прости, Кан, я увлекся. Чон чувствует себя виновато перед возлюбленным. Снова он довел его до грани перед истерикой. — Я же просил тебя, — парень отстегивает ремень, открывает дверь машины и выходит наружу. Тут же раздается рингтон телефона, Хосок резко хватает его и принимает звонок. — Езжай один, мы следом. Хосок не станет объяснять Чонгуку, что произошло в машине, да и в целом он не любит объясняться, не любит лишних разговоров, не любит когда истерит Кан, но это бывает настолько редко, что парню волей не волей, приходится извиняться, ведь он действительно виноват. Даже сейчас, тяжело вздохнув, он выходит из машины и плетется за удаляющейся хрупкой фигурой омеги по обочине. Машины проезжают одна за другой, пронося друг за другом поток ветра и пыли, отчего Чон морщится и протирает глаза, не вынося больше такой обстановки и решившись позвать возлюбленного. Тот же не поворачивается и бредет дальше. Хосок понимает, что терпение кончается и он переходит на легкий бег, благодаря чему почти мгновенно настигает омегу со спины и обхватывает того за плечи. — Что происходит? Нас Гук ждет, зачем убегаешь? — Ты не слышишь меня. Прекрасно знаешь мой главный страх и так упрямо его игнорируешь. — Я, правда, был увлечен, прости меня. Кан, перестань… Хосок теряется, когда видит одинокую слезу, стекающую по щеке любимого. Он быстро останавливает ее бег своим большим пальцем и размазывает ее по сторонам. Кан опускает голову еще ниже, против сдерживающих его шею рук альфы и роняет еще больше слез, теряясь в пространстве и осознавая, что воздуха в легких все меньше, а тело еще тяжелее. В этот момент Хосок подхватывает обмякшее тело и сажает на себя, как можно быстрее направляясь к машине. — Не плачь, в следующий раз я буду более внимателен. И Кан верит, верит как никому другому, что именно тот, кому он доверил свое сердце, спасет его от самых ненавистных страхов. Спустя четверть часа они доезжают до своей квартиры и спешно поднимаются в нее. Пройдя в коридор, они замечают Чонгука, развалившегося на диване и поедающего бутерброд. — Я думал, ты будешь ждать под дверью, как пес, — Хосок фыркает и кидает ключи на тумбу, а после плюхается рядом с братом и отбирает его кусок недоеденного бутерброда. — Нихуя. Я начал угрожать вашему милому старичку омеге, выдающими ключи внизу от квартир, и он любезно мне протянул ключи от вашей. А так я удивлен, почему он меня не помнит. — Они меняются каждый месяц. Кан, у нас осталась еда? — Без понятия, посмотри сам, если что закажите. Я в спальне. Омега тихо прошел до комнаты и закрыл за собой дверь. — Вас не было меньше двадцати минут, что ты с ним сотворил? Заставил делать глубокий горловой? — Ебало завали, Гук. Не хилый шлепок по затылку младшему брату и Хосок уже менее злой, а Чонгук более недовольный. — Включай плойку, сыграем в гонки, раз в реальной жизни не удалось. — Пиздишь как дышишь, я тебя обогнал, значит, я выиграл, — Чон тянется к кофейному столику и хватает джойстики, чтобы активировать станцию. Один передает Хосоку, а сам устраивается поудобнее. — Все обнуляется, сейчас глянем кто настоящий победитель. Кстати, ты во сколько уходишь? — Хосок встает и не спеша идет на кухню, посмотреть наполнение холодильника. — Через полтора часа, если раньше не выгонишь. Старший возвращается в гостиную с коробкой от пиццы и бросает ее на стол. — Налетай, ждать новую слишком лень. — Фу, Хосок, она зачерствела уже. Сам жри ее! Парень раскрывает коробку и осматривает пиццу со всех сторон. — Нормальная она. Хочешь ждать доставщика с такой же холодной и черствой — жди. — Ладно, заебал, дай кусочек, — Гук принимает в раскрытую ладонь кусочек, что со стороны выглядит не так уж и плохо, а вроде даже аппетитно. Вкус тоже не противен и все-таки Хосок был прав, что ничем она не отличается от пронесенной доставщиком через несколько кварталов за пол часа по холодному вечеру пиццы. Парни играют и громко кричат на всю квартиру, бросая джойстики на стол и толкая друг друга в плечи, от проигрышей или выигрышей. Решают сделать перерыв. Хосок встает с дивана и разминает ноги — отсидел. Затем направляется в их спальню с Каном. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Хосок видит, как в центре на большой просторной кровати лежит тельце. Парень не спеша подходит и заглядывает в любимое лицо. У Кана дергаются ресницы, поэтому альфа предполагает, что он не спит или же только заснул. — Спишь? — шепчет Хосок и оставляет короткий поцелуй на виске омеги. Глаза парня раскрываются и смотрят четко в глаза напротив. — Нет. Вы слишком шумные. Я работал в ноутбуке, сейчас прилег. — Я вижу, как вынуждаешь просить еще раз прощения? — альфа проводит рукой от талии омеги и выше, сминая пальцами шелковую пижаму. — Не вынуждаю, да и не за что, — Сон дает зеленый свет на любые действия в его сторону. — И ты не в обиде на меня? — Хосок тащит руку выше, нащупывая под теплым пальцем вставший сосок. — Не в обиде, — Кан держится молодцом и не подает виду, лишь только чаще дышит. — Тогда поцелуй меня. Альфа буквально приказывает и Кан, не смея увиливать от этих черных глаз, тянется вперед и попадает в плен жарких сухих губ своими нежными и увлажненными маслом. Пальцы альфы расстегивают пуговицу за пуговицей и тянут шелковую рубашку с омеги, но Кан тянет ее обратно на себя и шепчет о том, что они не одни в доме. Рваные поцелуи прерываются, Хосок отходит от края постели и жадно смотрит на полураздетого Кана, пытающегося руками собрать шелковую ткань и прикрыть свое тело. Альфа оставляет омегу одного в теплой комнате и прикрывает дверь, уходя обратно к брату. — Хо, я поеду, надо успеть за этот прекрасный вечер все, — Чонгук встает с дивана и кладет на кофейный столик джойстик. — Только не перебарщивай там. Отец завтра надеется на тебя. — Знаю, не напоминай. Вставать раньше двенадцати дня для меня и так пытка. Хосок провожает брата до выхода и быстро обнимает его. — Надеюсь, я не отнял ваши ценные часы с Каном? Старший меняется в лице и пытается замахнуться на младшего рукой, а тот быстро отбегает к противоположной стене холла и ретируется в направлении к лифту, еще долго посмеиваясь. Дорога до пентхауса, где должна была пройти вечеринка занимает у Чонгука больше часа, все-таки Хосок живет ближе к родительскому дому, который находится на окраине. Чон часто спрашивал Хосока, почему они купили квартиру в такой глуши, но парочка всегда отвечала, что им так удобно по расположению. Жилье самого парня же находится в самом центре и первые года ему нравилось там жить, но сейчас посещают мысли переехать, ведь уйма омег знают его адрес, отчего пробиваются в пропускном пункте жилого квартала. Mercedes заезжает в подземную парковку, и его владелец спешно покидает машину. Скорый лифт поднимает Чонгука на самый последний этаж жилого здания, на котором и расположен пентхаус. Двери лифта разъезжаются в стороны, и перед глазами парня открывается вид на просторный этаж. Так как пентхаус находится на последних этажах, лифт приезжает прямиком в него, по специальному коду, который был опубликован прямо в социальных сетях, где Чонгук и увидел об этой полуночной вечеринке. Явно владелец роскошного пентхауса не заботится о своей безопасности, раз к нему в дом поднимаются абсолютно все, но парня это не волнует, он ступает вперед и сразу же замечает на себе косые взгляды омег, стоящих у барной стойки. Они хотят сделать шаг и подойти, но не рискуют, ведь Чон выглядит внушительно. Парень же не торопясь проходит к лестнице и спускает на основной этаж, к центру, где по периметру расставлены кожаные диваны, на них сидят множество омег и альф, кто-то общается, а кто-то не может сдержать порывов страсти, поглощает ее в себя прямо при всех, не стесняясь. В целом это логично, сюда приходят употребить и удовлетворить желание ниже живота, большего не дано. Чонгук приземляется рядом с беловолосым омегой, от которого тяжело несет виноградом. Природный запах пьянит, Чон сразу понимает, что омега напряжен и возбужден, поэтому запах усилен. Беловолосый поворачивает голову к парню, почуяв трение дивана сбоку и мило улыбается. — До этого не пересекались, только пришел? Хочешь выпить? — он улыбается в свои тридцать два и уже играется пальцами с тканью брюк Чонгука. — Только пришел. Не думаю, что ты можешь предложить мне выпить то, что пью обычно, — Чон пытается улыбаться, но на уме только одно. — У меня целый бар пойла, хочешь, угощу? — Твой дом? — Чонгук кладет руку на бедро омеги и ведет ее вверх. — Мой. Показать тебе спальню? — Да. Желательно еще уборную, чтоб я мог принять душ и уехать от тебя под утро. — Честно говоря, сижу здесь какой час и никто из альф ко мне не подошел. Стоят, смотрят издалека, а шаг сделать бояться, я разве похож на того, кто может отшить или не захотеть предложенной близости? — омега опускает взгляд в пол и трет в маленьких ладонях бокал с вином. — Не каждому хватит смелости, не рискуют. — Почему ты рискнул? — беловолосый ищет в глазах надежду и ответ на свой вопрос. — Я приехал сюда не стоять в стороне, а разложить тебя в твоей же спальне. Так что предлагаю ускориться, я ждать не люблю, — Чонгук встает с кожаного дивана и поддерживает встающего омегу за предплечье, так как тот из-за количества выпитого еле держится на ногах. Оба движутся к лестнице, Чонгук уже не осторожничает и обнимает омегу за талию, замечая, как на него косо смотрят альфы, что так и не рискнули вот так нагло утащить омегу-владельца этого пентхауса в его же спальню. — От тебя несет за километр, ты уже спал с кем-то? — Ревнуешь? — полуулыбка и стеклянные глаза на лице омеги, — Нет, я просто смотрел на парочку трахающихся напротив. В голове Чонгука проносится много мыслей, но он затыкает себя. Не желает больше говорить, он приехал сделать только одно и он это сделает, остальное не волнует. Повсюду оглушающая музыка, кажется можно говорить собственные мысли вслух и тебя никто не услышит. По сторонам омеги не остаются без внимания альф и тают в их объятиях. Теперь Чон понимает чего хочет беловолосый, тянущийся за ним по ступенькам словно кукла. — Твое имя? Чонгуку не хочется его запоминать, но обращаться на «ты» надоедает. — Чимин. Пак Чимин. Как твое? — Тебе не обязательно знать. Чон понимает риски и сопоставляет их в голове, доходя до вывода, что стоит именно с этим человеком скрывать свою личность, откровения ни к чему, к тому же сам парень плохо понимает, с кем сейчас ему предстоит провести ночь. Гук не успевает опомнится, как его резко затягивают за запястье в комнату. Парень все внимательно осматривает. Просторная кровать, большой пушистый ковер, вдалеке длинное зеркало в пол и куча разбросанных вещей по всему периметру, а также неоновая подсветка. Руки омеги ныряют под рубашку Чонгука и пальцами оглаживают его пресс. Но тут же парень хватает ладонями хрупкие запястья и оттаскивает от своего живота, злобно смотря в глаза напротив. — Не стоит, не люблю нежности. Чимин кивает и делает пару шагов назад, пятой точкой приземляясь на мягкую двуспальную постель. Короткими пальцами он расстегивает свою блузку и элегантно ее стягивает, сантиметр за сантиметром, хитрым взглядом осматривая накаченное тело альфы. Чонгук не теряется, он знает, что ничего особенного не будет и быть не может. Очередной секс без обещаний и чувств. Поэтому быстрым шагом настигает омегу и толкает его в грудь. Тот падает на приятную телу шелковую простынь и раскидывает руки в стороны, давя из себя пьяную улыбку. В голове Чимина проносится уйма мыслей, сердце колотится и он переживает что ему сделают больно, переживает за то, стоит ли снова отдастся как дешевка тому, кто на утро даже о нем не вспомнит. Видимо стоит, раз он снова лежит здесь и позволяет стягивать с себя брюки, а следом и белье. Чонгук не растрачивается на поцелуи и поглаживания. Он не даст нежности тому, о ком на утро не хотел бы вспоминать. Взгляд падает на промежность омеги. Она сияет от падающего света неона сверху. Чон приказывает омеге перевернуться, но тот будто не слышит, поэтому альфа берет инициативу в свои руки. Подбивает Чимина словно куклу так, как ему будет удобно и вставляет два пальца в его тело. Беловолосый протягивает стон и склоняет голову к простыням. Чон же наращивает пальцами темп и не жалеет омегу. Пак сильно стонет, но его почти не слышно за заглушающей музыкой. Гук, не теряя времени и сил, входит в податливое тело грубым толчком. — Еще, — Чимину явно нравится и Чонгук продолжает. Оба тела ускоряются. Альфа движется размашисто, не жалеет, не проявляет нежности, не целует, не гладит, а омега ластится словно котенок, пытаясь поймать макушкой белых волос грубую руку и ощутить поглаживания. Чимин кричит и падает на постель, вытягивая руки вперед. Гук выходит из разгоряченного тела и, шлепая ягодицу омеги, уходит в уборную. Ванная обделанная мрамором выглядит стильно, Чонгук оценивает обстановку и заходит в душевую кабину, смывая с себя остатки ночи, не желая оставить ни капли на теле. Обмотавшись полотенцем ниже пояса, альфа выходит из уборной и видит на часах время за полночь. Сил в теле не осталось и все чего оно требует, так это сна. Гук подходит к постели и, подняв рубашку с пола, накрывает спину омеги ею, прикрывая самые сладкие части тела, а сам обрушается рядом, выдыхая весь воздух из легких и мгновенно засыпая.