Французское качество и другие магниты

Спящий ребёнок – это не только умилительно, но и «наконец-то!». И неважно, в какое время суток это случается. Тем более что ни Мари, ни Санзо никуда не надо утром к часам. Но когда бы ни удавалось заснуть им самим, сон был зыбким, беспокойным. Да и сновидения – тоже. Мари часто снилась та ночь в «татре». С вариациями, но никогда с Иржи вместо Санзо. Так-то Иржи приходил в её сны, бывало такое. Но вёл себя там на удивление скромно – хотя тут уж явно вина не его, а её… бедной фантазии? Как породить подсознанию образы того, чего никогда не было и быть не могло? Она же всегда была этому черноглазому, мягко сказать, безразлична. И единственным мужчиной, который её касался, был, как ни крути, Санзо. И уж он-то не просто касался, а смотрел на нее, как на красивую, желанную женщину, во всяком случае, равнодушия в его взгляде ни на грош не было. Особенно когда он приходил во сне. И, наверное, в этом и была причина того, что вот здесь и сейчас Мари отчётливо понимала – это сон… Слишком близко и слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Было темно, но его удивительные глаза прямо сверкали, ловя её взгляд. Только почему-то он не тянулся ближе, не склонялся к ней. Сомнения брали? Или стеснялся? Но эта мысль даже во сне казалась безумной – разве этот, с позволения сказать, монах вообще может стесняться хоть чего-то? Значит, сомневается. Тупо хочет женщину, а есть только она. Вот такая. Ещё и измотанная недавними родами и бессонными ночами. Наверное, она бы не сдержалась, заявила ему об этом вслух, но не успела. Только и получилось, что ахнуть, когда его ладонь всё же коснулась её. Провела по волосам и вроде бы осторожно, но горячо приникла к щеке. И всё тот же взгляд, будто он нашёл источник в пустыне. – За неимением лучшего король спит со своей женой? – всё же не удержалась Мари. – Вот уж это… – он, кажется, задохнулся, то ли от неожиданности, то ли от праведного возмущения. – Такое мне и в голову прийти не могло! – А всё остальное не может прийти на ум мне! – Ну и очень зря. Мне совершенно ничего не мешает… Разве что твоё нынешнее состояние! – Да? Ну, ты меня не разбудил. Было бы так, я бы тебя прибила. А так я сплю, и ты со своим неослабевающим интересом мне просто снишься. Он изобразил лицом искреннее удивление, но смолчал. Это окончательно убедило Мари в том, что всё происходящее – сон, а значит, бояться нечего. Разве что пробуждения. Как всегда, на самом интересном. Пусть длятся эти минуты. Здесь, где ему так приятно перебирать её волосы, касаться её лица… И ей, конечно же, тоже приятно. Ему даже удаётся распутать пряди, сбившиеся в клубки, пока крутилась в жаркой постели, да и Жорж Александр во время кормления тоже добавлял причёске «аккуратности», как она, Мари, волосы ни подбирай. – Удивительно, – произнесла она вслух, – как ты… аккуратен! – Руки помнят, – усмехнулся он в ответ. – У самого когда-то волосы такой же длины были. – У тебя? Да ладно. – Не в этой жизни. В прошлой, там, на небесах. Вот в это ей вдаваться совсем не хотелось, ни во сне, ни наяву. Ересь же! Но ересь эта всплывала в разговорах Санзо всё чаще и чаще – уже на правах воспоминаний. Лучше уж вообще не говорить, чем о таком, тем более что это ещё и тянуло за собой уж вовсе невероятное «я мог бы жить в небесных чертогах, но выбрал сына, Гоку… и тебя». Так что Мари не стала распространяться об этом, а махнула рукой и хитро прищурилась: – Ладно. Но косы ты, могу поспорить, точно плести не умеешь! – Умею в теории, знаешь, было некому, включая себя. Но если ты не против – попробую. Вот только расчешу как следует… Мари против не была, даже наоборот – прикосновения пальцев Санзо к волосам были на удивление приятны. Ну и ладно, что это затянулось. Это, пожалуй, было лучше массажа. И даже лучше откровенных ласк. Может, потому что это казалось самым возможным даже наяву? К тому же волосы не вызывали у неё смущения или стыда, в отличие от большинства деталей собственной внешности. Наоборот, она даже гордилась своей льняной гривой. Вот и повод во многих смыслах порадоваться. Расчёсывал Санзо, что и говорить, отменно, а вот с плетением кос у него и в самом деле не ладилось. – Заплутал в трех соснах, – смеялась Мари. – Ну это же легко… Когда не себе. Попыталась объяснить, показать, но толку было мало, только сама запуталась впридачу. Поняв это, рассмеялась. Он тоже. И вдруг оказалось, что так весело, когда он просто возится с распущенными волосами, перебирает и гладит, тихонько пробираясь под них – и невзначай припадая губами к открывшейся шее. Эти его поцелуи были почти незаметными, можно было даже притворяться, что и нет ничего, но ведь так горячо! Неужели и ему приятно, до того, что он снова и снова… Вот тут Мари, кажется, впервые пожалела о своей давней привычке к воротникам под горло. Сейчас ей отчаянно хотелось предоставить Санзо большую свободу действий, но как? Не самой же одежду стягивать! – Не дразнись, – только и смогла сказать. – А сама-то? Тебе же нравится это, нравится быть крепостью, которую берут приступом! – Да нужно оно кому-то… – Я и говорю – дразнишься. – Да неужели? – Могу доказать. Доказывать взялся немедленно, причем, не словом, а делом, решительно разобравшись с высоким воротником. И стало ещё горячее и ещё приятнее. Если бы Мари и хотела сопротивляться – не смогла бы. Получалось только таять, просто растекаться мёдом под ласковыми руками – и улетать, совсем как в ту первую и последнюю ночь… Неужто она уже не окажется последней? Ведь и правда Санзо незаметно заходит всё дальше. И она теперь хотя бы знает, чего ждать. Но все равно сама мало чем может ответить, только цепляться за него. Разве что где-то в глубине сознания звякнул тревожный колокольчик, когда рука Санзо оказалась в опасной близости от её груди, такой чувствительной и предназначенной сейчас только ребёнку. – Да мыл я руки, мыл, – безумный монах словно прочёл её мысли. – И кипячёной воды уж найду для тебя! – Ох, спасибо… – она залилась растроганным румянцем. – Я не медик, но что-то же соображаю, – он даже смутился слегка. – Это здорово, но молоко пробовать и не мечтай. Ты из этого давно уже вырос. – Хорошо, будь по-твоему. Микробы снова, да? – Да не в них даже дело, просто… Это было бы больно, да и вообще как-то слишком. Чересчур. – Ладно. Как ты хочешь. У нас ещё много всяких возможностей… Я ведь тебя сегодня даже в губы, как положено, не целовал. Сейчас исправлюсь. – О, это так мило с твоей стороны, – ехидства в голосе почти не вышло. Если он и правда такой милый, это точно снится… Правда, думать об этом не очень получалось – исправлялся Санзо до головокружения добросовестно. Ему как-то удавалось и её радовать, ласкать каждым движением, и одновременно обозначать свою власть. Мол, это моя женщина, которую я покорил! И в ответ на это Мари совсем не хотелось таять под его ласками довольно и бездеятельно – хотелось ответить, показать, что она может с ним, для него… И их поцелуй превратился в поединок. Сильнее любой дуэли на шпагах, вот только Мари совсем не думала ни о победе, ни о поражении. Да и зачем? Гораздо интереснее и приятнее наконец-то обнять Санзо нетерпеливыми руками, ласкать шею, чувствуя отчаянно бьющуюся жилку… Вот тоже ещё любитель воротников под горло, хотя их, Санзо мать их Хоши, обязывают такое носить. Правда, теперь-то он уже никому не обязан. Разве что себе и старой привычке. Да и что говорить, эта майка «в облипочку» ему очень шла, и он это знал великолепно. Такой наряд позволял ему сверкать белыми плечами, а ей… Как же ей хотелось снова разукрасить эти самые плечи багровыми узорами царапин, так же, как тогда, в их первую ночь! Но нехорошо же. Всё-таки боль и кровь, даже если в пылу, даже если Санзо и вовсе не против… – Давай, – хрипло выдохнул он, – не стесняйся. Хватайся, как хочется, не обижусь… И она вдруг поняла – он будет только доволен, если она вцепится в него ногтями или даже самовольно опрокинет на спину. Конечно, он сильный и, более того, увёртливый. Но у него по-прежнему одни кости да жилы, а вот она за последний неполный год округлилась и налилась, и сейчас как всем вот этим над ним восторжествует! Конечно, с его согласия, но – сам ведь разрешил делать, что вздумается! Грех не воспользоваться. Да вот хотя бы и вправду обнять и повалить… В ту ночь она уже глядела на него сверху вниз, но тогда это он её так устроил до поры до времени, а сейчас вроде как и дал владеть ситуацией. Это сводило с ума, кружило голову и уничтожало последний стыд – уже самой хотелось показаться ему вот так, пусть оценит сполна! Правда, кажется, самой раздеться будет неудобно, только ему помочь, всё равно его руки уже у неё под юбкой. Но помогать взялась рьяно, руками и бёдрами, чувствуя на себе его горящий взгляд и понимая, что не только, ох, не только волосы у нее хороши… И правда – её час, её власть, и даже забываешь прислушиваться, не проснулся ли мелкий, сейчас всё подождёт! Короткий щелчок застёжки, чтобы отпустить на свободу уже томящуюся грудь – и рассмеяться тихонько под жадным взглядом: нет, не так быстро! Мол, смотреть смотри, но руки тяни с осторожностью! Тем более… Ну не туда тебе их надо тянуть! Раздеваться полностью, как, впрочем, раздевать и его, она пока не решалась. Дразнить – интереснее. Да по правде сказать, и неудобно было решиться на нечто большее из её-то положения. Хотя как будто он бы ей не помог. Несложно же приподнять и… Собственно, это он и сделал, не успела она и опомниться. Руки – горячие, как в лихорадке, да и весь он… И у самой всё вспыхнуло внутри от желания ощутить его жар целиком. Она снова приподнялась, помогая ему избавить её от последнего покрова, позволяя погладить ноги по всей длине. А дальше уже только он мог её направить. И он направил, легонько сжав её бёдра, направил так точно, что сдержать стон было невозможно. Не получалось сдерживаться и дальше, он ведь и продолжил направлять, помогая ей двигаться к обоюдному удовольствию. И трогал в таких местах, что и подумать стыдно. И эти прикосновения, эти движения сводили с ума, напрочь выжигая все мысли, в том числе и об элементарной осторожности. Всё же хорошо, когда есть кто-то, кто способен подумать за тебя… Даже в такой момент. Даже о таких деликатных вещах. Это всё она уже потом осознала, как и то, что это он уложил её рядом. – Да, ничего себе! – более душевно у неё не вышло, не умела. – Концентрация – наше всё. – Именно, – он самодовольно усмехнулся, но самодовольство это, надо признать, было вполне заслуженным. – В конце концов, служение должно было меня хоть чему-то научить, правда? – Интересно, все буддисты психи или только Санзо Хоши? – она, смеясь, пригладила ему волосы. – Иногда буддизм допускает некоторые отклонения от правил, – отозвался он с многомудрым видом. – Например, можно быть и монахом, и семейным человеком… – Это то есть одновременно? Точно сумасшедший дом. – Да. Не в моём ранге, конечно, но, с другой стороны, в моём можно уже вообще всё. Потому что считается, что нафиг уже ничего не нужно. – Прости, вот это сейчас было предложение? – нет, ей точно это снится! – А если да? – его голос как будто слегка дрогнул. – Ты примешь? – Вот так сразу – точно не смогу. Во-первых, поди пойми где больший грех. Во-вторых, прямо сейчас я хочу только вымыться как следует, пока ещё есть время для себя. – Ладно, – кивнул он, не смутившись. – Я погрею воду, а ты намекни мартышке, что последить надо за ребёнком, а не за нами. – Мне одеваться дольше, и стесняться сильнее, но ладно. Потом тогда жду во дворе с водой. …Правда, водные процедуры много времени не заняли, так же как и переодевание в чистое. Зато доказали – кажется, она не спит. Но осмыслению это пока не поддавалось. Санзо, кажется, едва начал вторую сигарету – или и вовсе не успел докурить первую? – когда Мари склонила голову к нему на плечо и шепнула: – Как думаешь, сколько у нас ещё времени? – Без понятия, если честно. А что? – Да так, пытаюсь дух перевести и осмыслить. Как-то это всё… – она неловко засмеялась. – Между прочим, нехристианская поза считается. У нас знаешь как говорят – девушка сверху метит родить епископа. Она ещё ни разу не слышала, чтобы Санзо так смеялся. – Ты чего? – Да так. Всякую люди выдумывают ерунду. Знаешь, наш сын станет кем сам захочет. А ещё ты, мать, очень непоследовательная женщина. Соски грязными руками, значит, криминал, а царапины до крови ничего такого. – Эй, я же не нарочно! Да и потом, ты сам-то не ребёнок, вполне себе крепкий парень! Поцарапали пару раз, убудет от тебя, что ли?! – Да не злись ты, смешно просто. – Я не злюсь. Я просто… никак не поверю. Была убеждена, что ты совсем меня не желаешь. – Ох, если на то пошло, я был убеждён, что ты желаешь совсем не меня. – Дурак, – вырвалось у Мари. В ответ в глазах Санзо зажглась выразительная искорка. Но сказал он не то, что явно подумал: – Ну, во всяком случае, не такой дурак, чтобы хотя бы не попытаться проверить. – И то правда. Так, мне кажется или заплакал Жорж Александр? – Не кажется, я тоже слышу. Ну хоть сколько передохнули…