Пустоцвет

Опешив, Камия сделала шаг назад, путаясь в ногах. Когда Тоджи прошел внутрь квартиры, с намеком закрывая за собой дверь, то не мог не заметить, как ее лицо на миг приняло болезненное выражение, а рука неосознанно коснулась бедра. Интересно. Ее глаза, скрытые за темными очками и карими линзами, были направлены в одну точку где-то в самом Тоджи или же за ним. Без разницы. Как и говорилось, она действительно была слепа. При его приближении женщина испуганно отшатнулась, вскинув к груди руки, но он всего лишь завернул на кухню, осматриваясь. Она ждала какую-то Мегуми? Хозяйку этой квартиры зовут не так. Еще одна шаманка? Но ее проклятой энергии почти не чувствуется. Витает в воздухе что-то, но пока слишком слабое. — Куда в обуви? — мгновенно отреагировала Камия, явно не думая над словами дважды. — Ты что, свинья? Прав был Наобито на ее счет. — Все равно не твоя квартира, — непосредственно ответил он, наливая в стакан холодной воды. По привычке прятался от камер и чужих глаз за бесформенной худи, но летний зной брал свое. — Сейчас — моя, — сквозь зубы процедила она и, глубоко вздохнув, выпалила: — Ты из Зенинов? — Ну, почти. Значит, ждала их? Идиотка. Ее подвижное лицо приняло «да ты заебал» выражение, но она поступила мудро, раз не стала это озвучивать. Как и ожидалось, чтобы перехитрить магов, требуется минимум мозгов. Эта Камия насобирала как раз нужный объем. — От них? — Еще бы. — Тот самый проклятый чувак, которым меня невзначай пугал тот старик Зенин? Как там его, Наобито? — Передавал тебе привет, — ухмыльнулся «проклятый чувак», не отвечая на вопрос. Щека Камии дернулась, а сама она напряглась, неосознанно чуть повернув голову к двери. Ну-ну. Пусть попробует сбежать. Шиу связался с ним три дня назад, когда в Токио какой-то Камо нашел Камию. Да не какую-то дальнюю родственницу-шарлатанку с картами в переходе, а, как клялся тот шаман, действительно манифестировавшую свою технику — проклятой энергии мизер, что с простецом спутаешь, и пользоваться ею не умеет, раз от мелкорангового проклятья отбиться не могла; глаза — лунные, а сознание будто затуманено, словно женщина находилась одновременно здесь и где-то еще. Тоджи был склонен согласиться — не каждая шарлатанка сможет так просто скрыться от магов. Да что там, не каждый маг скроется от своих же, которые на уши поставили весь магический мир. Если в обед об этой шаманке знали только Камо, то к вечеру, как бы старик Нобору не пытался новость скрыть, потревоженным осиным гнездом гудел весь магический мир. Еще денек, и с континентов начнут съезжаться, просто чтобы поглазеть на «мессию». После звонка радостно-возбужденного Шиу от, казалось бы, больших и легких денег — всего лишь найти женщину, с чутьем Тоджи — как два пальца, ему позвонил уже Наобито. Как удобно, ведь это Тоджи собирался с ним связываться по поводу сына. И он рад был бы наступлению долгожданной белой полосы, но не оставляло чувство большой подставы. Как-то все слишком гладко складывалось. Явно ведь с этой Камией что-то не так. О, еще до звонка Шиу он знал о ней, но ждал большого заказа, ведь у корейца была такая крепкая хватка, что не стоило сомневаться — он выбьет максимальную цену. Однако он дал себе зарок — ждет до заката, и если звонок не поступит, то просто так пойдет и выловит эту рыбку. Черт, он такую огромную свинью магам подложит… И действительно. Наобито не был рад снова видеться с ним. Тоджи не упустил шанса поглумиться, а разве это не старик говорил, что «проклятый выродок» сам приползет к нему, умоляя вернуть в клан? Ах, как жизнь может извернуться, а дороги петляют… Старик терпеливо принял этот удар на себя, только зубы сжал. Ему явно что-то требовалось от Тоджи, что он решил позволить плюнуть себе в гордость. Все просто — найти Камию первее Камо с Годжо и вернуть в клан. Именно — вернуть, поскольку она вот так сбегает не в первый раз и появилась сперва у них. По больной логике старика, это было главной причиной, почему Камия должна остаться в их клане. Сами они найти ее не могут, ибо у Камии, как у обладателей небесного ограничения, не было проклятой энергии, а методами простаков они просто не умеют пользоваться. Как-то не удавалось еще заложникам и пленникам ускользать буквально из-под носа. Добавил, что Камия может быть беременна, поскольку ее уже успели подложить под мага и вообще на нее большие планы. На закономерный вопрос, как же при таком колпаке она умудрилась сбежать, был дан ответ — до ночи с Акидзавой она была бессильна. Ее через лабиринт провели, женщина по три раза на дню, по словам Мисаки, в истерике валялась, а технику манифестировать не могла. Бесполезна как маг, но принесла бы пользу как женщина. Но прошла ночь с Акидзавой, а на утро его нашли загрызенным. Камия — пропала. Тоджи тогда не сдержал смеха над всей ситуацией, в которой оказались Зенины. Страшно захотелось просто пожать руку Камие и купить ей билет куда-нибудь в Европу. Просто чтобы посмотреть на лица этих сволочей. Но Тоджи внимательно выслушал исповедь сумасшедшего и назвал свою цену: ту, что предложил ему Шиу, но в два раза больше и с дополнительным нулем. Наобито сжал рукоять клинка, намекая, что Тоджи ну совсем оборзел, но разве так ведут дела? Старик с минуту буравил его взглядом, но ему, видимо, очень уж нужна была эта Камия. Согласился дать половину сейчас, и остальное только когда женщина попадет к ним. После звонка Шиу, вопящего что-то вроде «какого ху-» — ведь именно на его счет была переведена оговоренная сумма, получил и фото этой женщины. Она явно даже в курсе не была, что ее и фотографировали, и взяли отпечатки, брали кровь, волосы, только до яйцеклетки, поди, не успели. Как при таком контроле ее смогли упустить? Тоджи видел на фоне знакомую обстановку — то было главное крыло, а рядышком — казематы отряда Хей, сильнейшей боевой единицы сразу после главы. Вероятность ее побега составляла где-то один к невозможному. — Заберешь меня? — спросила эта Камия, явно не испытывая пиетета перед магами. Если на фото она была блеклой тенью в монашеских одеждах, то сейчас, о, Тоджи действительно был впечатлен. Наверно, так себя чувствовал Шиу, который тоже когда-то подобрал его с улицы и дал возможность отмыться, а потом взглянул через месяц? Может, где-то найдется и понимание к слабаку-Акидзаве, который дважды не думал, чтобы лечь с такой женщиной. А Камия, будто чувствуя его взгляд, сжимала губы, нервно дергала заусеницу. Боялась. Тоджи еще раз оглядел ее фигуру. Прошло около трех недель, и, кажется, этого слишком мало, чтобы был виден живот. У Каору это был где-то третий месяц… Впрочем, не стоило надеяться, что эта женщина сохранит плод. По психологическому портрету, который он набросал на скорую руку и до сих пор поправлял, эта Камия явно не любит магов, ценит себя и не станет сохранять плод насилия. Почему насилия? Да могилка Акидзавы не даст соврать. — А ты как думаешь? Сам он, сказать по правде, от такого радушного приема даже засомневался — а стоит ли? — Знала бы, не спрашивала. — Какая языкастая. — Еще и зубастая. — Наслышан. Глубоко вздохнув и проглотив следующие слова, она наощупь, медленно шагая, подошла к столу. Тоджи с удобством устроился на стуле, видя всю иронию ситуации. В мире магов он — слеп, проклят, но сейчас перед ним — надежда этого же мира, да только по-настоящему незряча. Какая-то то ли насмешка судьбы, то ли подачка. На, посмотри, не такой уж ты неудачник. Она оторвала бумажное полотенце и стала шарить рукой по пыльной поверхности холодильника. Нашла какой-то огрызок карандаша. — Кому ты это? — спросил он с толикой интереса. — Есть тут детишки, им требуется помощь. — Тебе бы о себе думать, а не о чужом выводке. — Завалил бы ты свое лицо, Зенин. — А то что? — Загрызу. Не в первой. Он тихо рассмеялся на ее браваду. Камия, зачем-то опустив голову, словно могла что-то увидеть, стала медленно выводить надпись. Написала, как мог он видеть, чтобы дети без стеснения брали все деньги и в течение трех дней перебрались назад в свою квартиру, потому что в эту вернется хозяйка. Чтобы набрали на единицу номер и попросили Тэкеру-сан о помощи, это хорошая полицейская. Чтобы уточнили, у кого взяли номер — у слепой женщины. Вздохнув, оставила на столе записку, а сама развернулась, куда-то уходя. — Ты куда это? — Сбегу через канализацию, — немедленно рявкнула ему женщина. — Не боишься, что язык укоротится? — Не мелочись, сразу ноги ломай. Вполне в вашем стиле, Зенин. А про это Наобито не говорил. В лабиринте что-то пошло не по плану. Да и за бедро свое схватилась не просто так. Фантомные боли? Судя по звуку, в ванной женщина разделась и спустя некоторое время снова оделась. Вернулась, положила на стол включенный телефон с множеством пропущенных вызовов. Повернулась к мужчине с ожиданием. — Надеюсь, ты хоть на машине? — Предпочитаю пешком, — откинулся он на стуле. — Тогда неси меня на руках. Из-за тебя я опять ничего не вижу. Поняв, что он никуда не торопится, недовольно села напротив и вытянула ноги. Вздохнула, плечи ее обессиленно опустились. Она не ждала ничего хорошего от его прихода. Скрестила на груди руки, но, как подметил Тоджи, скорее обхватила себя, желая спрятаться. От такого вида аж в груди кольнуло виной и Тоджи ухмыльнулся. Да плевать. Он копит деньги на безбедную жизнь сыну и старость — себе. Эта Камия — чертов джек-пот, и он не собирается упускать в кое-то веки повернувшийся к нему лицом шанс. Если эта женщина умна, то сможет сбежать и во второй раз, да скрыться так далеко, что и Годжо не найдет. — Вижу, ты не особо-то и жалуешь магов. — Пошли они все к черту, — горячо и искренне пожелала Камия, — И ты тоже иди. Мерзкие, бесчестные подлецы, вертела я вас на… Она вовремя прикусила язык, чтобы совсем уж не разойтись. Явно без настроения, но вопреки злым словам, Тоджи стало искренне весело. — Но ты сама маг, — сказал он. — Ну уж извини, — всплеснула та руками. — И используешь проклятую энергию. Мари фыркнула на его спич, сняв очки. Стала стягивать цветные линзы, обнажая блеклые глаза. И правда — лунные. — Выколи себе глаза, — сказала она, смаргивая слезы, — и я посмотрю, как ты запоешь. — Зачем ты вернулась сюда? Ясно ведь как день, что тебя здесь ждут. — Это тебе ясно, а мне — темно. Откуда я могла знать, что даже ебаные Камо, о которых старик-заводчик утверждал, что они нейтралы, решат мою матку как инкубатор использовать? А я всего-то хотела, пф, чертову резню предотвратить? Разве не это должны делать Камия — кидать пророчества и уходить? — Но ты могла связаться с ними удаленно. — Точно, я же когда сбежала, успела визитку прихватить. Номер вашей компании, электронная почта и адрес. Вот я сглупила. Она пнула стол, чтобы толкнуть его краем, и снова отвернулась. Замолчала, поджав губы. Тоджи аж брови вскинул. Обиделась? О чем-то подумав, осторожно спросила: — У нас еще есть свободное время? — До завтрашнего утра, — на пробу сказал он, хотя ему не давали временных ограничений. — Чудесно. Помоги дойти до рынка, детям нужна одежда. Камия встала и снова натянула на себя очки. Он просто взял ее за ладонь и положил себе на предплечье. Оголенное. С испуганным возгласом Камия отдернула руку, будто обожглась. Отошла на пару шагов назад и закрыла ладонями глаза. Осторожно убрала, когда, видимо, ничего не произошло. — Больная? — со скучающим интересом уточнил Тоджи. — Ты как мертвая зона. Пустое место, — восхищенно шепнула Камия, прежде чем снова подошла и, сохраняя настороженность, снова взяла его за руку. Провела рукой от запястья к предплечью, словно просто хотела потрогать кожу. Прищурилась, когда не смогла обхватить всей ладонью и приподняла голову, словно оценивая его рост и телосложение. Вздохнула и направила их к двери. Тоджи пришлось шагать медленнее, но даже так Камия отставала, быстро цокая каблуками. Неосознанно прижималась к нему, когда вблизи что-то шумело. А источников звуков, на которых раньше Тоджи внимания не обращал, было достаточно: ходьба людей, детские коляски, гомон подростков, медленно разъезжающие машины. Кроме того, Камия старалась идти осторожно, опасаясь, что может упасть. Пусть он и следил за дорогой, незначительные выступы тротуара заставляли ее охать вполголоса и сжимать его руку. Рынок был близок для зрячего — всего пять кварталов, но пройдя всего половину он уже мог заметить, насколько была вымотана женщина. Хотелось предложить сесть на скамейку, ведь и свои нервы сдавали вблизи таких страданий, да хотелось глянуть, попросит ли она сама. Нет, оказалась гордой. — Слушай, — недовольно сказала она, когда они почти подошли, — свали. Дай мне спокойно закупиться и дойти назад, а потом делай, что хочешь. — Чтобы ты снова скрылась? — На минуточку, — хмыкнула она ядовито, — я даже не знала, что, оказывается, скрываюсь от тебя. Может это из тебя ищейка, как из меня — снайпер? Поменял бы ты род деятельности, Зенин. — Например? Камия задумалась, между бровей залегла складка, словно она вообще не могла понять, зачем ее повело на разговор. И с кем? С ненавистным магом. Пф. — В секьюрити подайся. Вот зачем тебе этот вшивый клан, а? Сколько с людьми заговорить не пыталась — глава запретил, глава не разрешил, глава разозлится. Еще, поди, пенсионные не положены. — А кроме охраны деловых задниц? — Горшки лепи. Торты украшай, машины чини. Я тебе что, профориентолог? Неожиданно для самого себя его разобрал смех. Почувствовав его дрожь, Камия подняла к нему голову, удивленная. Уголок ее губы приподнялся, но настроение снова куда-то ушло, и она отвернулась. — Ладно. Подумаю. — Подумай, — вздохнула Камия и стала крутить стопами, пока они стояли на светофоре. Жалела, наверно, что надела туфли. Пройдя на рынок, Тоджи стал искать нужные вещи. Мужские, женские, посуда, ковры, мебель… — Найди отдел с детскими вещами, — сказала Камия, поправляя на носу очки. Заметив вывеску с коляской, без слов свернул туда же, и Камие пришлось прижаться ближе. По дороге остановился у лавки, чтобы всучить купюры заспанному продавцу и взять первую же трость из небогатого ассортимента. Сунул в руки Камии. Ей же явно с тростью вернется уверенность. Камия задумчиво ощупала новую вещь и протянула назад. — Положи, откуда взял. — Пользуйся, дура. — Ты у какого бедолаги стащил? — Чтоб я был таким бедолагой, наживающимся на инвалидах. Купил, угомонись. Камия не поверила, но и не могла всунуть трость назад. Что-то для себя решив, все-таки приняла подарок. Или подачку, разницы нет. Руки его не отпустила, но стала постукивать по полу вокруг, чтобы хотя бы не свалиться. Пройдя в нужный отдел, который, к счастью, пустовал, Камия сразу вывалила хозяину, чтобы нес все имеющееся. Уточнила возрастную категорию, потом — наощупь отобрала ориентировочный размер. Тоджи в это время закрыл дверь и перевернул табличку на «закрыто». Продавец не спорил. Тоджи сел на свободное кресло и внимательно следил за процессом. Женщина работала технично, наощупь оценивала каждую ткань, дергала нити швов, и разве что не смотрела. Несколько раз уточняла цвета, будто могла увидеть и это действительно имело значение. Под взглядом Тоджи продавец как-то не рискнул юлить и говорил прямо. Спорила на счет качества, чтобы «ее дети» не страдали от зноя или прохлады. Грозилась, что вернется и вот этой палкой затолкает вещи в неприличное место, если качество после стирки испортится… Только когда дошло до обуви, она некоторое время молча перебирала размеры, напряженно думая. Продавец в это время пил травяной чай, успокаивая нервы. Наконец, сказала нести несколько экземпляров сразу пяти размеров. У старичка загорелись глаза от такой прибыли и он шустро метнулся на склад. — Тебе денег-то хватит? Это ведь были даже не ее дети. Да и откуда она их выцарапала? Что за желание одеть всех убогих? — Само собой, — дернула плечом Камия, оперевшись бедром об косяк. Видимо, к концу она выдохлась, раз почти не щупала обувь и сразу спросила цену. Однако стоило мужчине заломить ее, как у женщины открылось второе дыхание, и Тоджи под звук напряженных торгов даже немного задремал. Проснувшись, увидел чуть ли не любовников — так радушно к ней обращался продавец, скоро упаковывая все вещи, да и сама Камия выглядела довольной. Расстались они почти полюбовно, старик всунул ей визитку, на которой вручную, большим шрифтом вывел свой номер, чтобы на обратной стороне картона Камия могла «прочесть» его пальцами. Очень любезно с его стороны — так и сказала женщина. Заходите с мужем снова — прощался с ней продавец. Кажется, Камию слегка перекосило от его слов. Тоджи забрал ее пакеты, многозначительно промолчав. Камия явно сдерживалась, чтобы не избить его тростью. По дороге пришлось завернуть за сладостями и игрушками — у Камии был чуткий на вкусности нос. Она не могла увидеть всего ассортимента, а потому сказала просто отсыпать по горстке всего имеющегося. Пока один продавец исполнял ее желание, стала щупать плюшевых животных. Дергала их за уши, вертела в руках, сжимала, даже нюхала. Спрашивала у самого Тоджи цвета, хотя, черт возьми, как же ему было плевать. Однако сама Камия словно зарумянилась и позабыла с кем находится, потому он не рискнул ей врать. Остановилась на пингвине и красной панде, да расплатилась. Хозяин пообещал сделать ей скидку, если она снова вернется. Камия ничего не ответила — только вежливо улыбнулась и они, наконец, ушли. По пути назад она немного отлипла — трость явно вернула ей уверенность. Пока Тоджи нес все покупки, почему-то и сам пребывая в смятении (когда он в последний раз так ходил-то? лет пять, шесть назад?), задумчиво сжимала в пакетах зверушек. Молчала и, казалось, даже смирилась, что вернется к магам. Не предпринимала попыток сбежать. Что-то задумала? Ей же лучше, Тоджи разочаруется, если в течение месяца ему не поступит новый заказ. Но, конечно, не обошлось без закона подлости. На половине пути Камия пошатнулась и он рефлекторно схватил ее за плечо, стараясь прилагать меньше сил. Плохо стало? Но нет, с шипением Камия быстро перенесла вес на другую ногу и растерянно опустила голову вниз. Ах, вот оно что. Камия подняла туфлю и пощупала каблук — сломан у самой пятки. Подергала его, пальцами потрогала всю пыльную поверхность. — И что делать? — тихо буркнула под нос, чуть повернув голову назад, будто планировала вернуться и купить новую обувь ли отдать в ремонт. Снова болезненно поморщилась, когда коснулась обнаженной стопой дороги, ощущая горячий, но колючий для нежной кожи асфальт. Ага, так Тоджи и вернется. — Дай сюда. Камия отпустила обувь, подняв голову с какой-то надеждой. И возмущенно потянулась вперед, когда услышала, как он просто закинул туфлю в пакет. — Эй, одежду же запа-А! Она испуганно вскрикнула, когда резко поднял ее за бедра, чтобы она растерялась и обхватила его ногами и руками. Для удобства посадил ее задницей себе на предплечье, и, наконец, пошел бодрее. Сил больше не было плестись, как черепахи. Камия напряглась, поправила полы своего платья. — Ты что… — Сама же говорила нести на руках, — фыркнул он на уровне ее плеча. — Отпусти. — Ты медленна. — Это просто некрасиво со стороны. — Есть ли тебе разница, смотрят на тебя или нет? Сиди и не рыпайся. Если Камия и хотела что-то сказать, то мудро промолчала. Зажала в руках пакеты с тростью. В какой-то момент расслабилась и положила голову ему на плечо, отвернувшись лицом в сторону. Удивительно, но было даже как-то удобно держать ее так. Зато молчит и никуда не сбежит — красота. Тоджи подавил в себе порыв бросить чертовы пакеты — куда столько накупила?! — и спрятать эту женщину. В груди клокотала спрятанная доселе зенинская жадность — все самое красивое и ценное оставить себе. Да, она красива, и да, ценна, Шиу не даст соврать. Надежда магического мира, которая, по легендам, может притянуть самую лучшую для них судьбу, сейчас в его руках. Слаба, беспомощна — бери и делай, что хочешь. А хотелось так многого. Может, действительно спрятать ее куда подальше, чтобы ни один маг, ни одно проклятье ее не достало? Созвать их на аукцион, бросить цену и ждать, пока она не дойдет до запредельной? Уже подходя к многоквартирному дому и поднимаясь по лестнице на нужный этаж, заметил, что Камия, оказывается, задремала у него на плече.

***

Она испуганно ахнула и замерла, когда мир снова поменял свое положение. Она лежала на чем-то мягком. Множество глухих звуков прятались вдали, в воздухе висел запах свежего белья. Мари приподнялась и пыталась осмотреться, да поджала губы. Пусто. Звук пакетов, упавших где-то рядом, вернул ее в реальность. Она нашла рядом трость и постучала вокруг себя. — Мы дома? Ответа не последовало, но чужое присутствие ощущалось. Мари сняла оставшуюся туфлю и, вспомнив планировку, кинула, ориентировочно, к шкафчику с обувью. Вроде попала. — Мазила. — Пошел нахуй. Дойдя до пакетов, с сомнением застыла. Может, сразу в ту квартиру перенести, чтобы дети не тащили все это на своем горбу? А вдруг и вовсе постесняются брать «ее» вещи? Но там нужно замок менять, да и вдруг те бандиты вернутся… Нет, совершенно точно нужно самой позвонить Тэкере-сан, раз Зенин все равно ждет. По спине прошел холодок. Господи, какая она дура. Расслабилась в своей ремиссии и потеряла остатки мозгов. А вдруг ее станут шантажировать этими детьми? Да конечно станут! Сколько ей угрожали в том ебучем клане и она все равно сделала ноги, так нужно быть совсем идиотами, чтобы не воспользоваться такой очевидной возможностью! Она, блять, вместе с Зенином пошла и обеспечила детей необходимым! Решила, что называется, выделить себе часик уюта. Бестолочь! Ладно, пока можно договориться. Единственным способом, которым она умеет. — Который час? На стене у холодильника глянь. — Половина первого, — мужчина расположился где-то в стороне кресел. Она почесала щеку, медленно вспоминая слова Цумики. В это время она должна только собираться идти домой… Мари должна успеть. Сняла очки и потерла лицо, позволила страху скользнуть глубже и вытечь из глаз. Ее снова туда заберут. Она не вернется в свой дом. — Зенин? Когда отдашь меня? По большей части ей было плевать на ответ, просто важно было понять, где он находится. Неопределенный звук раздался со стороны кресла, а после — шорох раскрываемой упаковки сладостей. Мари бы огрызнулась и отобрала, но мандраж вперемешку со страхом заставил спазмироваться ее горло. Медленно выдохнув, подошла ближе, пока не коснулась голыми стопами кроссовок, и развязала пояс, стянула тесемки платья с плеч, позволив ему соскользнуть на пол. Почувствовала взгляд чужих глаз по своему телу — да, смотри — и опустила одно колено на подлокотник. Нашла чужую ладонь и положила себе на бедро. — Опыт с Акидзавой научил кое-чему, — не впечатлился Зенин, но по коже ее провел. Сжал мягкую плоть, лишенную недостатков. Спасибо Мисаки-сан. Воображение снова подсунуло рептилию напротив себя, и в какой-то мере Мари даже была благодарна. Дрожь отвращения частенько принимали за возбуждение. Главное — держать лицо. Да и натерла она его специально, чтобы не светиться от бледности. — Иначе бы я разочаровалась, — кивнула Мари. Она понимала, что не сможет провернуть с этим Зенином тот же трюк, с которым умудрилась сбежать прежде, даже пытаться не стоило. Но, может быть, удастся немного задобрить его? Осторожно поменяла положение, чтобы сесть на чужие разведенные колени. С толикой интереса коснулась чужого лица. Зенин дернул головой, словно хотел отстраниться от ее рук, но Мари провела ладонями нежнее, обхватывая его щеки. Она не могла увидеть, но хотела хотя бы изучить. Растительности, к ее радости, никакой не было, лишь на голове, казалось, немного было запущено, будто мужчине лень сходить в парикмахерскую. Чистая, но чуть суховатая кожа лица. Широкий лоб, низко расположенные брови, между ними — морщинка, которую Мари потерла пальцами, словно уговаривая перестать хмуриться. Нос с легкой горбинкой, но такой неправильной, словно был сломан… Мари «бипнула» его, вырвав из мужчины удивленных выдох, и сдерживая шкодливую улыбку, продолжила изучение. Тонкие губы, тоже суховатые, большой рот… Рана? Шрам? Мари осторожно провела пальцем по внутреннему контуру губ, немного оттягивая, чтобы не коснуться зубов. — Как получил? — В отрочестве. В клане. Все время, пока она трогала его лицо с его же молчаливого позволения, Мари не переставала слегка раскачиваться на бедрах. Конечно, она уже могла почувствовать характерную твердость. — Знаешь, для этого не обязательно было раздеваться, — хмыкнул Зенин, кинув, по звуку, мармеладки себе в рот. О, вы поглядите на эту недотрогу! — Я хотела бы тебя попросить кое о чем, — облизнув губы, коснулась его груди, чуть сильнее проезжаясь по бедрам, сознательно трясь об пах. — Не мог бы ты проследить, чтобы детишек забрала к себе хорошая семья? — А где же их родители? — Без понятия. Говорят — на смене, да с самого моего приезда сюда. Бросили, как пить дать. Детишки ведь хорошие, самостоятельные, не принесут головной боли. Она забралась ладонями под край одежды, касаясь пальцами горячей кожи. Прошлась по вмиг напрягшемуся прессу с характерными выступами рубцов, нежно погладила, опустив застенчиво ресницы. — Прошу, можешь ли ты проследить, чтобы с ними все было хорошо? Зря она, конечно, так явно показывает, насколько небезразличны ей эти дети, да только пути назад уже нет. Она уже подставилась, и нужно успеть выровнять ситуацию. Или закопать себя окончательно. — Может быть, — безразлично протянул Зенин. Мари невинно коснулась его щеки губами. Провела носом по коже, ласково прикусила линию челюсти. Собрала все внутренние силы, еще раз напомнив, что это не для себя, а для маленьких невинных людей, и произнесла, почти рассыпаясь от омерзения к себе: — Пожалуйста? Мужчина сам потянулся вперед, чтобы накрыть ее рот своим. Мари, не сопротивляясь, раскрыла челюсти, позволила чужому языку с химозно-сладкой слюной скользнуть внутрь, позволить хозяйничать у себя во рту. Прикрыла глаза, дыша на счет и проглатывая комок тошноты в горле. Пыталась играть в добровольность, в участие и проваливалась, но это не было так заметно — Зенину и не требовался ее ответ. Он вжал ее в себя, ловким движением руки расстегнул лифчик и сбросил его в сторону. Мари сжалась то ли от холода, то ли смущения — без разницы, ее грудь тут же накрыли чужие губы. Она поощрительно сжала волосы на его затылке и помассировала кожу. Мари опустила руки вниз, чтобы расстегнуть его джинсы и приспустить их. Как же она сейчас была рада, что слепа! Она сплюнула на руку, чтобы растереть по члену, чтобы не было слишком сухо. С замершем сердцем поняла, что уже все готово — да почему ей не попадаются импотенты? хоть разочек! Спасаясь от неотвратимости ситуации, в голову лезли глупые мысли: Черт, снова ходить, шатаясь. Ну почему так мало времени? Будь все иначе, она как-нибудь бы уговорила принять душ, а теперь снова лечиться… Дай бог, чтобы у этого Зенина хотя бы никакого букета не было, плевать уже на молочницу. Как-то слабо верилось, что волшебная ручка Мисаки сможет ее пролечить от гонореи или ВИЧ. От трения и температуры между ее ног стало влажно, но не настолько, чтобы совсем избавиться от боли — сперва перед проникновением надо было хотя бы по минимуму ее подготовить. Тем не менее, Мари медленно насадилась, оттянув белье в сторону. Позволила им несколько секунд привыкнуть: Зенину — к горячей, приятной узости, вырвавшей из него нетерпеливый выдох, ей — к сухой, растягивающей боли; принялась двигаться. Суть хорошего секса в том, чтобы обоим участникам было хорошо. Зенину — понятно, что неплохо, иначе зачем так сжимать ее бедра? С нажимом проводить по спине, груди, облизывать шею и кусать ключицы? Горячо дышать в ее кожу, покусывая в тех местах? Мари — тоже. До смущенных всхлипов, до дрожи в ногах и слез под веками — хо-ро-шо. Она обнимает его за шею, двигается уверенно — опыт не пропьешь. Сжимает его внутри старательно, симулируя нетерпение, чтобы быстрее все закончилось. Позволяла кусать свои губы, свою кожу, облизывать шею и крепко, до багровых следов, сжимать ее непривычно-чувствительную грудь, бедра и пускать пальцы под кружевное белье, почти разрывая ткань. Ну почему им всем так важно пометить это тело? Ей же буквально бо-… Не думать об этом. Зенин откидывается назад и, дав ей упасть на себя следом, прижавшись грудью, вставшим от холода соскам, к груди, сам начинает двигаться — быстрее, хаотичнее. Мари утыкается носом ему в шею, радуясь, что сейчас, уже скоро… Он дергает ее за волосы, вынуждая поднять голову. Мари понятливо раскрывает глаза, смотря в пустое ничто, и устало улыбается. Хочет увидеть кайф на ее лице? Ну, пусть. Как правило, в такой момент у клиентов всегда взгляд замылен и даже слезы они примут за удовольствие. Наконец, он отпускает ее, но чтобы прижаться ртом к шее и укусить, как дикая псина. Замирает внутри, и Мари даже истерзанными стенками может почувствовать пульсацию. Мари ахает скорее от ужаса и пытается слезть, но Зенин все еще сжимает ее, добирая остатки удовольствия. Мари заставляет скрюченные на его плече от ужаса пальцы разжаться и позволить себе услышать голос разума. Это все равно бы произошло. Не сейчас, так завтра, или когда там Мисаки даст добро? В крайнем случае она просто соскребет с ее матки ненужный плод. С усилием выдвинув на передний план детей, Мари снова осторожно раскачалась и прижалась ртом к чужим губам. Невинное, нежное касание, как итог. — Буду рада, если зайдешь ко мне в клане, — мягко, с ноткой печали улыбнулась она, потому что дальше уголки губ просто не тянулись. Зенин ничего не ответил. Мари встала и поправила на себе белье, зная, что на нее до сих пор направлен взгляд. Зная, что с нее течет, и да, пусть он смотрит и думает, что Мари теперь принадлежит ему. Гордость теперь ему не позволит не прислушаться к искренней просьбе отдавшейся ему женщины. Мари нашла на полу платье, лифчик. Надев бретельки, повернулась спиной: — Поможешь? Зенин застегнул его, помог завязать пояс платья. Мари, подняв трость, ушла в ванную, чтобы хотя бы умыться и вытереться внизу, избавиться от вкуса. Чувствуя, как мокнет ее белье. — Приберись, пожалуйста. Скоро должны вернуться дети. И, не оборачиваясь, чтобы не показать злых, постыдных слез — вернулась, шлюха, с чего и начинала, — закрыла дверь.

***

Неизвестно, привел ли Зенин в порядок комнату, но окно было открыто и запахи выветрились. Мари сразу завернула на кухню, чтобы сварить рис и хотя бы пожарить овощи к приходу Цумики. Пока все готовилось, стала мыть фрукты и осторожно счищать их от шкурки. — Красиво? — спросила она, ставя нарезку на стол. — Почему ты так много о них думаешь? Мало ли, сколько брошенных детей. Обо всех не позаботишься. Мари некоторое время молчала. Остро хотелось снова огрызнуться, покрыть матом, посылая куда подальше, но не-ет, нельзя. Нужно продолжать играть даму в беде (коей она, вообще-то и является), только клишированную, с налетом трагедии и невинности. Сбежавшая невеста? Ха-ха. — Не знаю, — пожала она плечами. — Просто стало жаль их. Они такие хорошие, и так много на их судьбу выпало… — Я ведь могу сдать тебя вместе с этими детьми. Наобито только спасибо скажет, знаешь ли, за такой рычаг давления на тебя. Руки Мари неожиданно задрожали и она уронила ложку, которой мешала в сковороде, на пол. Брызги попали на ее ноги, растеклись по кафелю. Блять, нет. Он не должен о таком думать. Что, все было зря? Мари отвернула голову в сторону и достала другую ложку. Руки безбожно дрожали, но она как следует посолила соус и выключила. Рис тоже сварен, осталось ему дотомиться под крышкой. Она развернулась, выставляя напоказ и больные, воспаленные глаза, и бледное лицо без капли румянца. Скрестила на груди руки, сжав губы. — Что ты хочешь? Я уже раздвинула перед тобой ноги, что еще надо? Хочешь денег? Вот, все что есть, остальное лишь на картах. Что тебе нужно, не молчи! Она в очередной раз напомнила себе, что уже взрослая женщина и не должна решать свои проблемы слезами. Возможно, только эта мантра в голове не позволяла разрыдаться от бессилия. Стоило ли умирать однажды, чтобы снова попасть в ебучее рабство? Господи, хоть бы этот урод не был сильно привязан к Акидзаве, — возникла мысль, на миг отвлекшая ее от напряжения. Вот неловко-то будет. Зенин все молчал, то ли выводя ее, то ли просто обдумывая свою цену. Голова Мари сама повернулась в сторону двери, когда она уловила шорох. Спустя секунду в нее неуверенно постучали. Мари тут же подорвалась с места, чтобы открыть. — Здравствуйте, Хамада-сан, — поклонилась ей девочка. Мари улыбнулась ей, чувствуя, что сейчас все решится. — Здравствуй, Цумики. Заходи. О, и поздоровайся, ко мне зашел мой друг… — Папа! — удивленно-радостно воскликнула девочка, разуваясь и забегая в квартиру. Мари аж икнула от шока. — Где? — удивилась она. Они же с Зенином тут были одни. — Вы вернулись! — не унималась девочка где-то внутри. — Папа? — скептически протянула женщина. Так вот, как его зовут? Зенин Папа? Кто же так поиздевался над ребенком? — Привет, Мики-чан, — казалось, с какой-то неловкостью сказал Зенин, по звуку, опустившись на колено и обнимая девочку. Мари застыла, преступно медленно осознавая ситуацию. Папа?! — Папа? — повторила она помертвевшим голосом. — Вы уже познакомились с Хамадой-сан? — чирикала взволнованно девочка, — Она очень добрая! Знаете, она спрятала нас от воров! Они такие злые были и громкие, сломали нам дверь! Вы видели? А как вы нас нашли? Мама сказала, что вы не… не придете. — Цумики-чан, — обратилась она к ребенку, — не могла бы ты подождать на улице братика? Вот, возьми конфеток… Пока погуляй на улице, тепло ведь, а нам с твоим… папой нужно поговорить. Девочка не стала спорить, чутко уловив напряжение в воздухе, просто взяла еды и побежала обуваться. Закрыла дверь, оставляя их одних. — Значит, папа? — Что тебя удивляет? За грудиной закололо, но Мари не могла найти силы просто поднять руки. Да как же так? — Ты бросил этих детей. — Оставил на Хотару. — Плевать мне. Дети были одни. Боже, если бы я только не успела… Скорее почувствовав, как он открыл для ответа рот, Мари схватила первое, что попалось под руку — то была ключница на шкафчике коридора, и с силой бросила в него, желая сломать ему череп. Очевидно, Зенин ее поймал. — Успокойся. — Закрой, блять, свой рот, мудила, — зашипела гадюкой Мари, теряя всю напускную доброжелательность, — Что за вы люди такие, маги, а? Или конкретно Зенины такие ублюдки? Подумать только — оставить маленьких детей на столько дней, и плевать, как они живут, что с ними происходит, куда звонить и бежать, случись неприятность? Ты хоть знаешь, что бы сделали с твоей дочерью те люди? Куда бы ее забрали и что заставили бы делать из-за вас?! А мальчик? С ним что?! Она шипела вполголоса, изредка срываясь на крик, но тут же одергивая себя. Нельзя, чтобы девочка услышала и перепугалась. — Я не знал, что Хотару ушла, — терпеливо, спокойно сказал ей Зенин, — Это даже не ее квартира… Следующими полетели ключи, но Зенин и их поймал. — Завались! — прохрипела она с ненавистью, жалея, что ей не хватит сил прикончить эту мразь, — Твою мать, да почему ты просто не сдох где-то, почему вернулся?! Сжав трость, она опустила ее кончик на пол, проглотив остальные слова. Все равно без толку. Взяла себя в руки, собрала остатки мозгов, которые еще не отравил гнев. — Я не смогу их забрать с собой, — стала она рассуждать вслух, опасаясь, что вой в голове просто все перебьет, — Я себя-то защитить не могу, а уж их… Но и ты их погубишь, Зенин. — Я собирался отдать сына в клан, — сказал он, — Там ему будет лучше. Мари каркнула в смехе. — Лучше? В этом блядушнике?! Зенин, ты сам-то веришь в это? А дочку куда пристроишь? Дай угадаю — в клан! Чтобы и она ходила бесправной тварью как я, как Мисаки или те молчаливые служанки?! — Она дочь Хотару, — зачем-то уточнил мужчина. — Не родная? — зацепилась Мари, ощутив искорку надежды. — А Хотару — твоя жена? — Да. — Чудесно! Значит, в отсутствие матери, девочку могут забрать органы опеки… В детдом я ее не отдам, и тебе, сукин сын, не позволю… Черт, сама ей позвоню… Обойдя Зенина, как какой-то мусор, она стала шарить по столу. Бумага была, а вот телефон… — Отдай, — протянула она руку в сторону Зенина. — М, нет. — Отдай, мать твою, сотовый. Сам не можешь о своих же детях позаботиться, дай хотя бы мне. Не губи их, Зенин. — С чего ты взяла, что ему там будет плохо? — Видела! — рявкнула она. Соврала, но для дела. Как этот Зенин узнает точно? — Да и много ума не нужно! Мегуми любит Цумики, и раз уж ты хочешь их разлучить, он просто не будет жить в клане. Если отправишь девочку вместе, то сломаешь мальца. Она для него — ахиллесова пята, недоумок. Судорожно выдохнув, снова протянула руку. — Дай мне телефон, Зенин. Это твои дети, в чем они виноваты? Одумайся. Дай мне спасти хоть этих, — добавила она сдавленным голосом. Зенин все бездействовал, и Мари в отчаянии уже была готова на колени упасть, как дверь снова раскрылась: — Хамада-сан, папа! Мы пришли! В руки она ожидаемо ничего не получила и отвернулась, чтобы стереть с щек мокрые дорожки. С силой задавила в груди злость, разочарование, досаду. Подождала, пока закончится долгожданное воссоединение отца с детьми. Скривила губы от лицемерия этой сволочи. Очевидно, что ему плевать на них и он случайно оказался здесь. — Цумики, Мегуми, переоденьтесь, — сказала она спокойно, — Папа покажет вам вашу новую одежду. Потом мойте руки и идите есть. Как прошел ваш день? Оказывается, у школьников, даже таких маленьких, правда очень насыщенные дни. Мари только сказала им основную еду кушать молча, но стоило налить чай и поставить сладости, как началось… Хорошо, что за чириканьем Цумики и коротких фраз не по-детски серьезного Мегуми она могла отвлечься от мыслей и даже посмеяться над глупыми одноклассниками детей и смешного учителя. Убрав со стола, снова поставила ночник, чтобы им было удобно делать уроки. Посуду оставила на завтра, а сама тихо ушла на крыльцо, оставив детей одних с отцом. Дрожащими руками достала сигарету и чиркнув зажигалкой, затянулась горьким дымом. Зенин сейчас, поди, снова играет в хорошего папашу. Всю жизнь бы так! Пока он там занят, она могла бы попытаться сбежать. Как далеко на нее будет действовать его присутствие? Два метра? Пять, десять? Как далеко нужно уйти, чтобы снова под веками появился калейдоскоп вероятностей или что это вообще? Нет, никуда она не сможет уйти. Ее замучит чувство вины, она просто сдохнет от понимания, на что подписала этих детей. Маги — твари извращенные, и она знать не хочет, что сделают с этими детишками за ее очередной побег. Но что же делать? Кто она вообще такая? Просто за каким-то хером попавшая в этот больной мир психованная инвалидка. Шлюха, к тому же. Поэтому нужно срочно связаться с полицией, обратить внимание на этот пиздец и убедившись, что с детьми все будет в порядке, снова скрыться. Черт с ней, с Косакой, она же хотела в Европу? Или вообще любую точку на карте. Вытащив вторую сигарету, с рук соскользнула зажигалка и упала куда-то за перила. Мари дернула себя за прядь волос и устало сгорбилась на ступени. Какая, к черту, полиция? Они и в будущем ее не спасли, что уж сейчас? Опустившись рядом, Зенин чиркнул спичкой. Мари, на пару секунд замерев, все-таки приняла его жест. — Не сдам я тебя, не паникуй, — тихо сказал он, потушив огонь. — С чего бы мне верить тебе? — затянулась она горьким дымом, чувствуя, как уходит со спины напряжение. — Но с одним условием, — сказал он. Мари выпрямилась. Что он хочет? Денег? Чтобы она по одному слову ноги раздвигала? Ребенка? Прочтя все это на ее лице, Зенин развеял сомнения: — Опеку над ними возьмешь ты.