Выбор

Когда мы заходим в просторную гостевую Малфой-Мэнора, я молча следую за Драко, стараясь не выдать своей растерянности. Он двигается уверенно, с той спокойной решимостью, которая всегда отличала его. Его шаги звучат глухо по идеально отполированному полу, пока он не останавливается у небольшого столика с коллекцией дорогих напитков. Драко без спешки наливает себе бокал янтарной жидкости. Затем его взгляд падает на стопку бумаг на массивном деревянном столе. Без лишних слов он поджигает их кончики, наблюдая, как огонь пожирает страницы, превращая текст в серую, рассыпающуюся золу. Я стою чуть в стороне. В голове мелькают вопросы, но ни один из них не находит пути наружу. Драко ни разу не взглянул в мою сторону, будто моё присутствие было чем-то само собой разумеющимся, не требующим ни объяснений, ни оправданий. – У тебя проблемы? – спрашиваю я, наблюдая, как огонь окончательно поглощает последние страницы. Драко, сжигая последнюю папку, оборачивается ко мне. Оставив бокал с недопитым напитком на массивный стол, он делает пару шагов вперёд, сокращая расстояние между нами. – У нас, – поправляет он, остановившись так близко, что я чувствую лёгкий аромат дорогого виски. – Теперь у нас много проблем. Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он тянется к моей талии, притягивая меня ближе. Его прикосновение одновременно обжигает и успокаивает, заставляя забыть обо всех протестах, которые могли бы вспыхнуть в моей голове. – Насколько серьёзно? – едва слышно спрашиваю я, чувствуя, как сердце начинает биться чаще. – Достаточно, чтобы ты пожила здесь. В Мэноре, – отвечает он ровным тоном, свободной рукой убирая с моего лица выбившуюся прядь волос. Его пальцы чуть задерживаются, касаясь моей щеки, прежде чем опуститься. – Как долго? – мой голос звучит тише, чем хотелось бы. – Я потом сообщу, – отрезает он, снова встречаясь со мной взглядом. Его серые глаза полны чего-то, чего я не могу расшифровать. – Тебя совсем нельзя оставлять одну, да? Чтобы на следующий день не узнать, что ты исчезла. – Нельзя, – подтверждаю я. Он улыбается, и я ловлю себя на мысли, что мне нравится, как он это делает. Моему сердцу тоже это нравится, оно предательски начинает биться быстрее. Мы с ним, кажется, солидарны во всем, что касается Драко Малфоя. – Ничего не делай, пока я не вернусь. Договорились? Я киваю. Слова кажутся лишними. Драко склоняется ко мне, его губы сначала мягко касаются линии моей челюсти. Это прикосновение одновременно нежное и властное. Затем он перемещается к моим губам, целуя так, будто этот поцелуй должен заменить все слова, которые он не успевает произнести. Пламя в камине вспыхивает зелёным светом, и спустя мгновение его фигура растворяется, оставляя меня одну в этом огромном доме. Почти запертая, словно птица в золотой клетке, лишь с той разницей, что золотом здесь покрыто всё – от мраморных полов до массивных канделябров в каждом зале. Свобода? Она не забрана, но умело завуалирована. Первые два дня я просто слоняюсь по дому, будто привидение. Единственное место, где я нахожу хоть какое-то спасение от тягостных мыслей, – библиотека. Там царит тишина, пропитанная ароматом старых книг, и я часами перебираю кожаные корешки томов, обложки которых покрыты тонкой паутиной пыли. Чтение помогает отвлечься, но не полностью. На третий день я решаю нарушить привычный ход вещей и прошу Этти показать мне зимний сад. Она безмолвно кивает и провожает меня через длинный коридор в стеклянный купол, скрытый за густыми шторами. Мягкий свет проникает сквозь витражные панели, освещая изящные растения, которых я никогда прежде не видела. Я провожу там весь день, слушая тихий шелест воды из мраморного фонтана и пытаясь разобраться в своих мыслях. Наутро четвёртого дня, когда одиночество уже начинает потихоньку тяготить, раздаётся звонок. Комната погружена во мрак из-за плотных, идеально задернутых штор, которые не пропускают ни лучика света. Весь мир кажется далеким и размытым. На ощупь нахожу телефон на прикроватной тумбе, машинально провожу пальцем по экрану, чтобы ответить. — Гермиона! Где ты? — звонкий, чуть раздражённый голос Пэнси буквально врывается в моё сознание через динамик телефона, пробуждая меня из сонного оцепенения. Ещё не осознав, что происходит, отключаю громкую связь и подношу телефон к уху. — Ты слышишь меня? Грейнджер! — Пэнси явно теряет терпение, её голос становится всё громче. — Слышу, — глухо отвечаю я, пряча голову в подушку, словно это поможет укрыться от её напора. — Наконец-то! — облегчённо выдыхает она, но тут же добавляет с укором: — Ты что, спишь? — Имею право, — отвечаю я, пытаясь звучать возмущённо, но голос выдаёт, что мне всё равно. — Сейчас двенадцать часов дня! Доброе утро! — её слова звучат как колокольчик, звонкий и насмешливый. Я лишь зеваю в ответ, совершенно не впечатлённая её энергией. Эта информация меня совершенно не волнует. Однако Пэнси, как обычно, не останавливается. — Ты можешь приехать? Тут небольшая загвоздка с твоим приютом. Гарри хочет тебе кое-что сообщить. Что-то там о последней поступившей к вам девочке. Я точно не поняла. Я мгновенно привстаю с кровати. Брови хмурятся, сон окончательно выветривается. — И что случилось? — в голосе слышится тревога. — Я же говорю, я особо не вникала, — отвечает Пэнси с лёгким раздражением. — Ты же знаешь, мне это совсем не интересно. Но, вроде как, объявились её родители. Точнее мать. — Что? — восклицаю я, ощущая, как напряжение молниеносно разливается по всему телу. — Да, — спокойно соглашается она, словно говорит о чем-то обыденном. — Так ты приедешь? — Куда? — Встретимся в «Чайном доме Розы Ли» в послеобеденное время, — бросает Пэнси, отключая звонок. Время тянулось настолько медленно, что я, сидя в малой гостиной с превосходным чаем, приготовленным Этти, начала считать удары старинных часов. Наконец, стрелки приблизились к установленному времени. Я аккуратно поставила чашку на стол и взяла большую чёрную мантию, найденную в глубине чужого гардероба. Она была великовата, но выглядела довольно элегантно. Пересекая гостиную, я подошла к камину. Мгновение — и пламя перенесло меня в Косую Аллею. Я быстрым шагом направилась к Чайному дому Розы Ли, стараясь не задерживаться ни на секунду. Когда переступила порог, меня встретил богатый букет ароматов: жасмин, мята, лаванда и что-то цитрусовое. Зал был почти заполнен, но не перегружен. Пэнси сидела в самом центре зала. На столе перед ней стояло сразу пять чашек чая, каждая разных оттенков, от золотистого до глубокого янтарного. Она, не обращая внимания на окружающих, с ленивым видом помешивала одну из чашек. Я сажусь на свободный стул напротив неё, опуская сумку себе на колени. Она мельком смотрит на меня, поднимая чашку к губам, и делает вид, что слишком увлечена своим чаем, чтобы начать разговор. — Где Поттер? — спрашиваю я, стараясь звучать спокойно, хотя внутри уже начинаю беспокоиться. — Скоро подойдёт, — отвечает она невозмутимо, снова отпивая свой чай. — Попробуешь? Мне этот нравится. С привкусом магнолии. Она придвигает ко мне одну из чашек, небрежным движением толкнув её через стол. Я смотрю, как чай мягкого золотистого оттенка переливается в свете ламп. Внутри чашки плавает аккуратный клубок цветка, наполняющий воздух тонким ароматом. — Ты здесь надолго? — спрашиваю, осторожно делая глоток. Вкус оказался нежным и слегка сладковатым, с необычной цветочной горчинкой на послевкусии. Пэнси, не торопясь, переключается на четвёртую по счёту чашку. На этот раз жидкость в ней была почти чёрной, с резким, едва уловимым ароматом специй. Она делает небольшой глоток и морщится. — Не надолго, — наконец отвечает она, опуская чашку на стол. Затем смотрит прямо на меня и добавляет: — На самом деле, я хотела поговорить о Малфое. Мои пальцы слегка напрягаются на ручке чашки. — А конкретнее? — уточняю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Ты должна от него избавиться. Тебе с ним не по пути. Я моргаю, отрывая взгляд от чашки, и перевожу его на неё. — И почему же? — отвечаю ей тем же спокойным тоном, пристально глядя на её лицо, которое сохраняет безупречно спокойное выражение. Пэнси делает паузу, аккуратно поправляя безупречно уложенную прядь волос, затем берёт ещё чашку с чаем и отпивает, словно подбирает нужные слова. — Я говорю о его патронаже над Кингсли, — начинает она, её голос звучит так, словно она читает доклад на заседании Визенгамота. — Учитывая его некий авторитет в наших кругах и его характер, он не станет менять сторону. А потому бесполезен. Кроме того, он подозревается в распространении некоторых запретных магических растений в мир маглов, — продолжает она, скрещивая руки на груди. — Ему светит поцелуй дементора, многолетнее одиночество в Азкабане. Пэнси делает паузу, смотрит на меня внимательно, будто оценивает мою реакцию, и добивает: — А ещё хуже, он использует тебя, дорогая. Этого ты хотела? Постоянно быть на вторых ролях? Извини, но он никогда не откажется от свадьбы с Гринграсс. И я его понимаю. Так устроен мир. Но для тебя я желаю только лучшего. На мгновение её слова действительно пробивают меня, и я почти верю ей. Почти соглашаюсь со всем сказанным. Но только почти. Очень медленно в моей голове начинает складываться картина. Она далека от радужной. — О чём ты говоришь? — спрашиваю её в недоумении, смотря прямо в глаза. Она тяжело вздыхает, её взгляд становится почти заботливым. — Вот об этом я и говорю, Гермиона, — начинает она, поджав губы, будто ей действительно жаль. — Если бы ты пришла ко мне раньше, мы бы всё решили. Но ты этого не сделала. И мне пришлось взять дело в свои руки. Она на мгновение опускает взгляд на чашку, играет пальцем по её краю, а затем, словно между делом, добавляет: — Аврорат уже давно следит за ним. Кингсли, конечно, ничего не замечает — его глаза закрыты галлеонами и покупкой лояльных сторонников. А видимых доказательств у них не было, пока… Она поднимает на меня взгляд, и её спокойствие начинает давить на меня, словно тяжёлый груз. — Учитывая, что ты покинула магический мир и не подчиняешься законам Министерства, Малфой, заявив о связи с тобой, фактически подписал себе приговор. Я чувствую, как ком подступает к горлу. — И теперь ситуация набирает обороты. Его дело давно вышло из-под контроля, и Гарри, как глава Аврората и гарантия правосудия, остаётся только один вариант. Устранение. Я перестаю дышать. Воздух словно застыл в лёгких, и его катастрофически не хватает. Мои глаза, широко раскрытые, неподвижно уставились на лицо Паркинсон. Её слова, как ядовитые стрелы, пронизывают моё сознание, заставляя его отрицать услышанное. Подсознание отчаянно сопротивляется, отказываясь принять эту информацию. Мозг лихорадочно ищет выход, решая, какую реакцию мне выдать: гнев, страх или абсолютное неверие. Я пытаюсь зацепиться за реальность, но ничего не помогает. Мой взгляд падает на чашку чая передо мной. Я хочу взять её, выпить до дна, чтобы смочить пересохшее горло. Мозг посылает сигнал поднять правую руку, но она будто прикована к телу. Я пытаюсь снова, но конечности не слушаются, словно налились свинцом. Левая рука, вопреки всему, сжимает сумку на коленях. Захват крепкий, лишь бы удержать ее, любыми способами. — Пэнси, — выдавливаю я шёпотом, голос дрожит от смеси недоумения и нарастающей злости. Чёртов чай. Паркинсон спокойно откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди. — Прости, дорогая, — говорит она, её голос звучит мягко, почти утешающе, — Это для твоего же блага. Ты потом сама поблагодаришь меня. Её спокойствие раздражает, как будто она делает мне одолжение. Я хочу закричать, но не могу. Внутри всё кипит, эмоции бурлят, как вулкан, готовый извергнуться. Но внешне я остаюсь неподвижной. Она щелкает пальцами, и по её негласному приказу зал молниеносно опустевает. Люди, ещё мгновение назад мирно сидевшие за своими столиками, поспешно поднимаются и выходят наружу, не оглядываясь. Остаются лишь четверо амбалов, которые появляются из комнаты для сотрудников. Два из них бесцеремонно поднимают меня со стула, словно я ничего не вешу, и буквально заталкивают в ближайшее помещение — тёмную, душную кладовую. Моя спина ударяется о холодную стену, и всё внутри протестует, но я не могу сопротивляться. Руки не слушаются, пальцы едва двигаются. Голова кружится, а дыхание становится рваным. Я понимаю, что должна действовать, что времени мало, но даже простое движение кажется подвигом. С огромным усилием я тянусь к своей сумке. Пальцы медленно шарят внутри, и вот — я нащупываю гладкую поверхность колбы. Стиснув зубы, я вытаскиваю его наружу. Руки дрожат, а зрение начинает мутнеть. Понимаю, что вот-вот потеряю сознание. Собрав всю оставшуюся силу, подношу колбу к губам и подталкиваю её вверх. Стекло холодное на ощупь, и я почти машинально вливаю жидкость себе в рот. Горький вкус растекается по языку, но я закрываю глаза, сосредотачиваясь только на одном — дышать. Мгновения тянутся бесконечно. Я всё ещё не могу двигаться, но чувствую, как зелье медленно начинает действовать. Лёгкая волна тепла расходится по телу, словно пробуждая его из глубокого сна. Однако это займёт ещё время. Пэнси всё рассчитала. Наверняка у неё был доступ к лаборатории, возможно, даже к моим собственным исследованиям. Эта мысль режет как нож. Я остаюсь сидеть в углу, прислонившись к холодной стене, закрыв глаза и сосредоточившись на том, чтобы почувствовать лёгкость. Спустя несколько минут, в состоянии полузабытья, я улавливаю знакомый голос. Бархатный тембр Драко звучит как-то приглушённо, будто доносится издалека. Я нахожусь в небольшой комнате, откуда плохо слышны звуки из общего зала. Но всё же стараюсь сосредоточиться и максимально напрячь слух, чтобы разобрать хотя бы обрывки разговора. — Где она? — его голос звучит холодно, с едва сдерживаемым раздражением. — Не понимаю, о ком ты говоришь, Малфой, — спокойно отвечает Пэнси, будто всё происходящее её совершенно не касается. — Не испытывай моё терпение, Паркинсон, — его тон становится ниже, опаснее, и я практически чувствую, как напряжение в зале возрастает. Пэнси фыркает, затем с нарочитой небрежностью произносит: — Не угрожай мне. Она была здесь ровно десять минут назад. Но что-то упоминала. Кажется, про книжный магазин, — она делает вид, что задумалась, и медленно добавляет: — «Флориш и Блоттс»? Да, точно, или… хотя, может, и нет. Дальше я ничего не слышу, кроме звука захлопнувшейся двери, который гулко отдаётся в моих ушах. Пэнси, с ледяным голосом приказывает мужчинам, стоящим в комнате: — Отнесите её в поместье Паркинсон. Снова слышу шаги, затем ещё одну закрывающуюся дверь. Шаги постепенно удаляются, и в наступившей тишине остаётся лишь эхо одного человека. С трудом поднимаюсь на ноги, опираясь на стену. Каждое движение даётся мне невероятным усилием, но времени мало. Я прячусь за дверь и, едва дыша, достаю из глубины сумки шприц. Обычный на вид медицинский шприц, но он наполнен не чем иным, как ядом высшего качества. Я держала его на самый крайний случай. Сегодня тот самый случай настал. Закрываю глаза на секунду, заставляя себя сосредоточиться. В этот момент шаги раздаются вновь. Они становятся громче, приближаясь. Дверь медленно приоткрывается. За ней стоит мужчина в форме. Он выглядывает внутрь, оглядываясь, и делает шаг в комнату. Я жду, затаив дыхание, пока он зайдёт чуть дальше, чтобы оказаться в пределах моей досягаемости. Когда он это делает, я без раздумий бросаюсь вперёд и вонзаю иглу в его руку. Он вскидывает голову, пытаясь обернуться ко мне, но яд действует быстрее. Его тело напрягается, затем резко обмякает. Мужчина падает на пол беззвучно, как будто вырубленный молниеносным заклятием. Я стою над ним, тяжело дыша. В груди колотится сердце. Выхожу из Чайного Дома, наплевав на всё — на свой внешний вид, на отсутствие мантии, и на то, что могут подумать окружающие. Единственное, что меня сейчас волнует, — это книжный магазин, к которому я должна добраться. Толпа в Косой Аллее неистово замедляет мой ход, с каждым шагом заставляя терять драгоценные секунды. Но я упрямо иду вперёд, как могу ускоряю шаги. Моё тело постепенно начинает подчиняться мне, как будто просыпаясь от сна, и я уже без стеснения расталкиваю людей, чтобы пробраться через них. И вдруг всё останавливается. Где-то впереди раздаётся оглушительный взрыв, и моё сердце будто вырывается из груди. Я вижу, как в небе появляются чёрные полосы густого дыма, словно сама тьма решила выйти на поверхность. Люди вокруг замирают на мгновение, а затем, поддавшись любопытству, начинают хаотично двигаться в сторону звука. Поток толпы устремляется туда, но я остаюсь на месте, будто ноги приросли к земле. Время словно замедляется. Голоса вокруг приглушаются. В моей голове вихрем проносятся мысли. Я молю, чтобы ни одна из них не оказалась правдой. Сердце яростно отвергает каждый из них. «Это может быть просто несчастный случай. Например, пожар в кафе мадам Паддифут.» — уговариваю я себя, отчаянно цепляясь за эту мысль, как за последнюю ниточку здравого смысла. Но моя решимость начинает трещать по швам. Люди толкаются, кричат, а я, невзирая на страх, продолжаю пробираться сквозь толпу. Каждое движение даётся с трудом. Слёзы уже застилают мне глаза, но я упорно вытираю их рукой, не позволяя панике взять верх. Я почти бегу, расталкивая толпу, не обращая внимания на возмущённые крики и недовольные взгляды. Моё дыхание сбивается, сердце стучит так громко, что я едва слышу происходящее вокруг. Резкий запах дыма бьёт в нос, вызывая кашель, но я не останавливаюсь. Толпа впереди замедляется, люди сгрудились ближе к месту взрыва, и я понимаю, что я уже совсем близко. Моя прежняя мысль о том, что это может быть простой пожар, рушится в прах, оставляя внутри ледяное чувство обречённости. Я проталкиваюсь вперёд. Передо мной развернулась сцена хаоса: авроры отдают команды, обломки обугленного дерева валяются повсюду, а пепел кружит в воздухе, оседая на землю. Все мои страхи подтверждаются, когда я поднимаю взгляд на горевший до основания книжный магазин. «Флориш и Блоттс» больше не существует. Чёрные, почерневшие от огня стены. Вывески больше нет, как и витрин. Всё, что я вижу, — это обугленная рама и угрожающая пустота. Точно такая же, как сейчас в моём сердце. Всё, за что я держалась, рухнуло в один миг, словно карточный домик под порывом ветра. И я рухнула вместе с ним. Мой разум отказывается принять мысль о том, что Драко может быть внутри сгоревшего магазина. Это просто невозможно. Это не может быть правдой. Но логика и страх сжимаются в горле железным обручем, заставляя меня потерять контроль. Мои колени ударяются о холодную землю, боль едва доходит до сознания, как отдалённый звон. Руки, которые должны были поддержать меня, не выдерживают. Они подламываются, и я падаю ещё ниже, почти лицом к промёрзшей земле, усеянной тонким слоем снега, перемешанного с грязью. Ладони машинально вцепляются в эту грязь, ногти скребут холодный слой, словно пытаются вырвать из него хоть какую-то опору. В голове всё заглушено — только белый шум, оглушающий и беспощадный. Весь мир словно размывается, исчезает. Я больше не вижу людей вокруг, не слышу их разговоров и шагов. Сцена передо мной замедляется, оставляя только две вещи: меня, сидящую на коленях, и сгоревшее здание, чернеющее впереди. Слёзы текут по щекам без остановки. Я даже не чувствую их — мои щёки мокрые, словно дождь пробился сквозь кожу. Каждая капля стекает, не принося облегчения. Они просто есть. И их так много, что кажется, что вся моя боль утекает с ними, но это ложь. Она остаётся внутри, разрывая меня на части. Моё тело не подчиняется. Я всё ещё сжимаю грязь в ладонях, не понимая, зачем это делаю. Это механическое движение, бессмысленное, но единственное, что удерживает меня от полного краха. Запах гари становится невыносимым, обжигающим лёгкие, но я продолжаю дышать этим воздухом, потому что другого выхода нет. Внутри меня всё болит. Вся моя сущность, каждое ощущение, каждый орган рвутся наружу. Это не просто боль — это ощущение, будто тебя разрывают изнутри. Моя душа заперта, как в клетке, и она хочет вырваться, хочет кричать, рыдать, обвинять, но я упрямо сжимаю губы. Я не позволяю себе закричать. Нет. Я просто молча сижу на земле, соскребая ногтями грязь, будто это может вернуть мне хоть крохотную долю сознания. За моей спиной кипит жизнь. Люди двигаются, переговариваются, пытаются выяснить, что произошло. Но это не имеет значения. Этот мир чужой, безликий. А впереди - мой мир. И он рушится.