Пиррова Победа

Внутри – хаос. Мысли беспорядочны: «Почему?» «Что я сделал не так?» «Как это могло случиться?». Каждая из них, как заноза, глубже и глубже впивается в сознание, оставляя за собой невыносимую боль и кровоточащие раны. Голова будто пухнет и становится тяжёлой, стоит только начать обдумывать всё с начала. Легче было бы забыть всё. Хотя нет. Легче не было и не будет уже никогда. Сколько бы он ни готовился, сколько бы оружия ни накупил, сколько бы ни спал ночами, придумывая всё новые и новые планы, всё всегда рушится. Всегда. Максимально ожидаемо и одинаково. «—Вы повеселились, играя в героя?» Один и тот же мерзкий голос пригвоздил его к месту даже лучше, чем связанные руки и ноги, в каком-то закрытом аду, на защищённом острове, под землёй. Конечно, он узнал его. Голос ещё три года назад липким ужасом преследовал его в каждом сне, а теперь был совсем рядом уже вот сколько дней, даже если и был искажён. Считай, был буквально выгравирован там, на остатках психически здорового подсознания. А теперь как-то стёрся и позабылся, стоило ему услышать, нет, поверить в историю ещё тогда простого игрока. Сослать всё на совпадение и перевести мысли совсем в другое, неправильное русло – ошибка. Сон Ки Хун даже и не удивится, когда этот ублюдок соизволит наконец появиться перед ним и снять маску, под которой окажутся уже знакомые черты лица. Ему будет просто наплевать. Так почему он чувствует себя опустошённым, как разбитая чаша, осколки которой уже невозможно собрать? Или мужчина уже был таким? Был таким, когда Он – его нашёл. Предательство бьёт в самое сердце. Оно заполняет разум, душу и даже воздух вокруг, словно кислород внезапно выкачали из комнаты, оставив только тяжесть, которая давит на грудь и не даёт дышать. А может, это и верёвки, которые удерживают его на месте и крайне удачно показывают его положение сейчас, да и вообще всегда. С ним уже такое было, и не с одним человеком.Банально, но всё равно больно. А кем он вообще был предан? Самим собой? Бред. Не опустился он ещё до такого уровня самобичевания. Виноват ли он? Частично. Виноват в том, что устроил этим мерзавцам очередное шоу, не выцарапав в конце как спецэффект глаза. Можно было додуматься о том, что всегда есть волк в овечьей шерсти и овечка в волчьей шкуре. Но важно и то, кем они начнут считать себя, лишь прикрыв свою настоящую сущность. И проблема была совсем не в человеке в маске, до которого Ки Хун смог добраться, но никак не повлиял. Не в «VIP-гостях», которым лишь бы потешить собственную значимость, доказывая свой статус деньгами. Не в О Иль Наме, который уже, к сожалению, нашёл свой покой в одном из ужасно горячих котлов под землёй. А в нём самом. Действительно, кем он себя посчитал, когда сам только пару лет назад крал деньги у собственной матери, бросая всю семью на произвол судьбы, не видя весь тот ужас, что творился с его жизнью? Он поверил какой-то глупой визитке, а теперь расплачивается за всё чем-то большим, чем деньгами. На смену ярости приходит отчаяние, а за ним – горькое чувство одиночества и обречённости. Ки Хун проваливается в давно знакомую бездонную яму, откуда не видно света, где даже собственное эхо звучит чуждо. Мужчина кусает обветренные губы, буквально терзает их, пока чувствует щиплющую боль. Мурашки табунами прошлись по его спине, всё тело бьётся в ужасе и мелко дрожит, заставляя то резко холодеть, то снова вспыхивать от закипающей злости на собственную незначимость и слабость. Атмосфера вокруг начинает отражать внутреннее состояние. Угрюмые стены словно сдвигаются, угрожая раздавить, даже если он их не видит. Воздух вязкий, как густой туман. Он цепляется за кожу и пропитывает одежду жалящим холодом. Слишком душно, чтобы вздохнуть полностью, но и слишком стыдно выдыхать обратно, услышать дрожь в собственном дыхании. Время будто останавливается, но в этой тишине всё равно слышно, как гулко бьётся сердце, предательски напоминая, что жизнь продолжается, даже если кажется, что она остановилась, что мучения наконец прекратились. Внутренний диалог неумолим. Каждая мелочь – отрывок прошлого, который теперь воспринимается иначе: улыбка, ставшая фальшивой, обещание, оказавшееся ложью, и взгляды, которые теперь кажутся подозрительными. Внутри горит огонь ненависти, который сменяется ледяным осознанием собственной беспомощности. Ведь ничего уже нельзя изменить. И так по кругу. Прошло уже несколько часов, а может, и всего лишь минут. Повязка неприятно давит на глаза, а пот, который жемчужным градом покрывает лоб, заставляет и без того колкие и короткие волосы липнуть к голове. Руки давно ужасно затекли, ног словно уже и нет, но больше всего дискомфорта дарят мысли. Одна за другой, огромными волнами. Прокручивать одно и то же в голове, с каждым разом отчаянно пытаться выбраться, передумать, отступить в миллионах разных вариаций, конечно, ничего дельного не принесёт. Он не Доктор Стрендж,теперь уже слишком поздно. Зверь загнан в золотую клетку, прямо так, как они этого и хотели. Как долго он будет развлекать этих в маске и как быстро он им надоест? Интересно, кем они вообще его посчитают после этого? Ненасытным, глупым и наивным дураком… Питомцем на коротком поводке. Цирковой собачкой. Ки Хун злился, отчаялся совсем и, кажется, убьёт себя раньше, чем дуло в руках очередного рабочего окажется прямо между его глаз. Сколько раз эти идиоты в розовых костюмах ударили его по затылку, чтобы окончательно вырубить? Хотелось прилечь и наконец опустить голову, вся шея ужасно ноет и хрустит. Хотелось сдаться и просто умереть. Но пока его держат здесь, пока тащат его тело не в коробке с бантиком, смерть с косой явно понаблюдает за ним издалека.      — Ты так отчаянно хотел добраться до меня, так чего же теперь молчишь? Ки Хун вздрагивает. Неожиданный грубый мужской голос застал его врасплох. Но облегчение от того, что утомительное ожидание закончено, частично радует его. Мужчина помолчал, улыбнулся своим каким-то мыслям, а затем и вовсе хмыкнул.      — Ён Иль…Пошёл ты нахрен, – 456 практически выплёвывает эти слова и внутренне надеется, что он не сидит спиной к мужчине, ведь это выглядело бы максимально глупо. Тишина между ними становится почти осязаемой. Ён Иль не двигается, но каждый его взгляд — словно прикосновение. Его глаза скользят по лицу Ки Хуна, а затем задерживаются на дрожащих губах. Ки Хун чувствует, как его дыхание становится неровным, но он отказывается дать ему удовлетворение,самоутверждение, которое тот явно ищет.      — Что? – Ки Хун пытается сохранить твёрдый голос, но его тон предательски дрожит.     Ён Иль лишь усмехается. Да, Ки Хун сошёл с ума. Мысли перескакивают с одной на другую, пульс ускоряется ещё больше, но он пытается убедить себя, что не боится.        — Хочешь выпить? – Звук отрывающейся пробки и разливания алкоголя по стаканам вызывает першение в горле. Предложение, конечно, заманчиво, но Ки Хун кусает внутреннюю сторону щёк и опускает подбородок. Нельзя так просто доверять этому человеку, нельзя с ним вообще разговаривать.      — Зачем? – Мужчина помедлил. Хотелось спросить, встряхнуть его, а в конце вообще застрелить вместе со всем его подпольным «бизнесом». — Зачем ты всё это сделал? Ки Хун совсем не ожидал услышать мерный стук каблуков и шуршание верхней одежды. Он всем телом чувствует, как враг становится всё ближе и ближе, пока не садится на корточки перед ним. Его рука тянется к лицу Ки Хуна и касается холодными пальцами повязки на его глазах. Ткань слетает, а всё вокруг становится слишком светлым. Глаза слезятся и щиплют с непривычки, а прямо перед носом появляется та самая ненавистная маска. Ки Хун испугался. От неожиданности он хотел отпрыгнуть назад, но этого ему не дали сделать всё те же верёвки. В то же время гранёный стакан становится всё ближе к его губам, пока содержимое буквально насильно не вливают ему в рот. Обжигающий виски с первых секунд разливается теплом по телу. Медленное движение, как будто Ён Иль намеренно вторгается в личное пространство Ки Хуна, оставляя между ними минимальное расстояние.      — Ты не знаешь, что здесь к чему, не так ли? Но всё равно устроил шум, погубил больше людей, чем хотел бы… У Ки Хуна кровь стучит в висках, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки.      — Я никого не хотел губить! – Всё совсем не так, как говорит этот больной. Он хочет перевернуть всё с ног на голову, опустить Ки Хуна ещё ниже, лицом в грязь.      — О, правда? Ты и сам не заметил, как стал одержим идеей добраться до меня. Забавно. Сон Ки Хун качает головой, отрицает всё, что пытается внушить Ён Иль.     — Столько обычных, невинных людей, солдатов… – Мужчина помедлил, но снова уселся в свой кожаный диван. — Ты же сам видел, сколько им может быть лет под этой маской. Они такие же обычные, но, к счастью, умеют бороться. И стрелять. Он, как и тогда, смеётся над собственной шуткой, но теперь низкий голос и смех с хрипотцой звучат раздражающе, не вызывая ответной улыбки. В глазах Ён Иля — смесь насмешки и изучающего интереса, у Ки Хуна — гнев и попытка не показать растерянность. Ки Хун оглядывает комнату. Она кажется тесной, совсем небольшой. Стены покрыты странной плиткой, напоминающим шумоизоляцию . Если вглядываться дальше, можно заметить четыре чёрные двери, расположенные напротив друг друга и сливающиеся со стенами. Над головой висит огромная люстра, смотреть на которую больно.      — Обернись, Сон Ки Хун. Это звучит как издёвка в его положении. Приложив немало усилий, он почти сворачивает шею, но всё же смотрит на огромный экран позади себя и ничего не понимает.      — Игры всё ещё будут продолжаться. – Вот именно то, чего он так боялся услышать, хоть и ожидал такого исхода. — Голосования больше не будет. Они почти на финишной прямой. Хотелось размазать эту самодовольную улыбку на жестоком лице, стоило лишь обернуться и поймать его взгляд.     — Что ты имеешь в виду? Ки Хун действительно не понимает, ведь до конца игр должно быть ещё три дня.      — Наши высокопочтенные – При этих словах мужчина скривил губы,запуская пятерню в волосы. —гости решили приехать пораньше, чтобы поглядеть на небывалое событие: бывший игрок снова присоединился к игре.     — Так их не было здесь всё это время… – Это даже не вопрос, а утверждение. Ён Иль с выражением лица «так и знал» только шире улыбается.     — Не было, ты прав. Они всегда приезжают лишь в конце, чтобы увидеть самое интересное: единственного победителя. Всегда остаётся лишь один. И это ты, Ки Хун.      — Я не понимаю. – Ки Хуну уже не хочется разбираться ни в чём. Но он не может бросить всё так просто и сдаться. Не тогда, когда лицо врага оказалось так близко и теперь даёт ответы на все те вопросы, которые не давали ему спать по ночам, а утром были единственной мотивацией, чтобы встать с кровати.      — Все остальные мертвы. Думаешь, их так спокойно и своевольно отпустили на свободу с почти пятидесятью миллиардами вон? Они победили и наконец зажили счастливо. Так? – Ён Иль начинает действительно смеяться, словно всё то, что он рассказывает,это лишь какая-то выдумка, дурацкий сериал, сюжет которого он пересказывает. — О, мы бы тогда давно так разрушали экономику нашей страны. Да и появились бы вопросы у тех, кто стоит выше… Ки Хун сжимает челюсти. Всё то, что пересказал Ён Иль, имеет значение. И ещё какое. Он чувствует себя идиотом, ведь действительно пошёл на огромного кракена с голыми руками. За все два года он лишь смог найти вербовщика и составить чертежи «игровой площадки» по памяти. Нанять людей и помощь, чтобы найти то проклятое место, но так ничего и не получилось. А теперь он тут совсем один, без плана, и теперь будет выступать в роли приманки для ВИП-ов. Но Ки Хун понял одно: они присоединили его к игре только потому, что сами того захотели.      — Ты – единственный. Ты интересный для них, но не больше чем развлечение.. – Уголки его губ кривились в неестественной ухмылке, едва сдерживая злорадство. — Всё то, что ты устроил, конечно, принесло нам убытки. Признаю. Ён Иль снова встал со своего места и начал подходить всё ближе,и наклоняться ближе, его дыхание тёплым дуновением касается кожи Ки Хуна. Тот резко отворачивается, но не успевает – крепкие пальцы обхватывают его подбородок, заставляя смотреть прямо в холодные, пронзительные глаза.  Ситуация казалась до боли знакомой. Ки Хун помнит, как был так же связан в машине, та же повязка на глазах и тот же голос. Но он не может различить сон от реальности, не может вспомнить то, когда они вообще виделись с ним лицом к лицу. Или правильнее сказать – маской к лицу?  Потому что он помнит его без маски, помнит, как впервые заговорил с тем, кто, как оказалось, лишь был временным костюмом. А теперь так просто выкинуть этот образ из головы не получится, может, уже даже никогда. Забавно, он явно будет скучать по своему товарищу,или лишь по его искусно созданому образу.  Только теперь придётся разгадывать новую головоломку, посложнее, чем просто мужчина, потерявший жену, заглянуть туда, куда недозволенно. Если только он уже завтра не сыграет в ящик. Буквально.      — А теперь остался только ты… – Ён Иль снова протягивает ему руку с виски, но теперь уже смотрит сверху вниз и криво улыбается ему. В этой улыбке нет ничего, что могли бы посчитать за обычную улыбку нормальные люди. Почти что звериный оскал и дикий взгляд – вот что это такое. — Я наблюдал за тобой всё это время. Даже если ты удалил тот несчастный чип, даже если спрятался в том странном отеле, даже если искал меня, я всё знал заранее. Ты даже не знаешь моего имени. На что ты надеялся? Ён Иль медленно обводит пальцем край стакана, а затем поднимает его к губам Ки Хуна. В этот момент его рука, казалось бы случайно, касается шеи. Холодное прикосновение вызывает у Ки Хуна мурашки, но он стиснув зубы старается не подавать вида.      — Ты можешь сопротивляться сколько хочешь, но разве это что-то изменит? – Ён Иль слегка наклоняет голову, наблюдая за его реакцией с почти хищной усмешкой. Ки Хун уже сам насмехался над собой: простяк получил деньги и не стал всемогущим, как неожиданно. Грудная клетка горит изнутри, руки трясутся как никогда. Но мужчина лишь тихо поддаётся вперёд, подставляясь под стакан с виски в чужой руке, почти припадая к ней губами.      — Но я ведь единственный, интересный, Хван Ин Хо.