Heaven Has A Road But No One Walks It

      — Вот. Наконец-то.       Самое последнее зернышко белого риса опустилось на верхушку сотен тысяч таких же в правой чашке, и Сюэ Ян поднял взгляд на старика, который совершенно невозмутимо продолжил дописывать то, что писал ранее до тех пор, пока не закончил — и только после этого обратил внимание на Сюэ Яна.       — Молодец.       — Ну так как? Будешь меня учить?       — Что, после решения столь простой задачи, как сортировка риса? Нет, друг мой, это лишь первая и самая легкая проверка. Будет еще две.       — И что же же дальше, в таком случае? — опасно сузил глаза Сюэ Ян.       — Проверка стратегического мышления, — кивнул старый даос, сдвигая свою работу на сторону до раздражающего медленно, настолько медленно, что даже черепаха могла бы его в этом опередить. Сюэ Ян ждал, пока он закончит, беспокойно барабаня пальцами по столу — признаться, в большинстве случаев стратегия была последним из того, что могло бы считаться его коньком.       Нырять с головой в любую непредсказуемую, вызывающую ситуацию, полагаясь на собственную скорость, силу и смекалку, у него получалось куда лучше.       — Тогда давай приступим, — неровная ухмылка исказила его губы.       Старик унес поднос с мисками и вернулся с довольно многообещающим по виду, богато украшенным резным сундуком, наполовину скрытым шелковым покрывалом. Сюэ Ян, вопреки собственным убеждениям, не удержался и заинтересовано склонился вперед, но едва покрывало исчезло, как он недоверчиво моргнул:       — Хочешь играть в игры, старик? Серьезно?       — В игру на стратегическое мышление, да, — старый даоши кивнул и спокойно принялся раскладывать черные и белые вэйци. — Твое второе испытание. Ты же знаешь, как в нее играть, надеюсь?..       — О, ну разумеется, знаю, — Сюэ Ян не удержался, оскалив зубы в заведомо-торжествующей ухмылке, — и сейчас ты сам убедишься в том, насколько хорошо знаю!       — Замечательно. В таком случае, играешь черными, твой ход первый. Тебе пригодятся спокойствие и терпение, отточенные тобой в предыдущем испытании.       Сюэ Ян, чувствуя себя крайне противоположно тому, что можно было бы назвать спокойствием и терпением, почти зарычал, резко приземлив первый камешек на доску. Старый ублюдок совершенно точно проиграет.

***

      В конце концов, он и правда выиграл, но за каждый последующий шаг ему приходилось сражаться насмерть, и только благодаря собственному упрямству он не прекращал играть до тех пор, пока камни не оказывались в запланированных им местах — это упрямство позволило ему затянуть игру достаточно, чтобы набрать приличное количество очков и уложить старика на лопатки.       — Игра была прекрасной, — качнул головой старик. — Ты очень настойчив.       — Ага, — ухмыльнулся Сюэ Ян, снова обнажив зубы. — На самом деле я не из тех, кто сильно заморачивается размышлениями над стратегией действий.       Даос снова принялся поглаживать свою бороду, и где-то на задворках сознания промелькнула мысль о том, что было бы забавно поджечь ее.       — Любое действие — это стратегия. Игра просто позволяет продемонстрировать ее закономерность.       — Ну да, как скажешь. Так что там, еще одно испытание, да? Что на этот раз? Заварить тебе чая?       — Последнее испытание будет из разряда философии, его цель оценить твой мыслительный процесс и моральные устои.       Сюэ Ян честно постарался удержать невозмутимую улыбку на этом моменте — что ж, в этом испытании придется хитрить, юлить и всячески выкручиваться.       — Хорошо. И как ты будешь это все проверять?       Если здесь будет задействовано какое-то мистическое чтение мыслей, то его хорошенечко взъебут. Скорее всего, он не только не сможет обучиться заклинанию, на которое нацелился, но и получит таких пиздюлей, что окажется у подножия этой сраной горы. Стоило задуматься об этом, как его ладонь напряглась, готовая в любой момент вытащить маленькие ножи из рукава цянькун на случай, если придется отражать внезапную вспышку агрессии.       — Я проверю это, задав философский вопрос, и над ответом тебе придется размышлять в уединении, медитируя на протяжении пяти тысяч ударов сердца, пока ответ не сформируется в твоей голове. Для таких целей отлично подойдет Павильон Размышлений снаружи. Горный воздух просто невероятно очищает разум.       — Типа… Просто сидеть и думать? Часами? Но я же пропущу ужин!       — Я попрошу доставить тебе пищу чуть позже в межгорный павильон. Это не беда.       — Но Сяо Син… То есть, я собирался встретится с моим идиотом-даочжаном во время ужина! И меня все равно выпрут на закате!       — Принимать последнее испытание или нет — это только твой выбор. Если ты предпочтешь ему обед — можешь уйти, когда захочешь, я все равно был рад провести с тобой время.       Он же пообещал Сяо Синчэню никого не убивать, напомнил сам себе Сюэ Ян, а еще пообещал не создавать неприятностей здесь и сейчас, что, к сожалению, не оставляло ни малейшей возможности исполосовать лицо этого старого ублюдка на маленькие кожаные ленточки. Сюэ Ян вынудил себя сделать глубокий вдох, затем снова натянул улыбку, хотя с каждым разом она становилась все более искаженной и неуместной.       — Ладно, я помедитирую быстренько. Давай свой вопрос.       Ну вот опять, он мог бы поклясться, что в глазах старика блеснул какой-то мстительный зловещий огонек, хотя голос по-прежнему оставался тихим и спокойным — так что ладно, возможно, он ошибся, и никакого злобного огонька там не было.       — Слушай внимательно и подумай очень хорошо, прежде чем озвучить ответ. Представь, что весь мир твой враг — ты потерян, одинок и не способен никому доверять. Как ты изменишь это?       — И все? — фыркнул Сюэ Ян. Да как два пальца обоссать. Ему даже представлять не пришлось бы эту гипотетическую ситуацию, потому что так и было, и ответ сформировался в мгновение ока: «выпотрошу всех до того, как они выпотрошат меня». Но, вероятно, этот вариант не проканает.       — И все. Павильон Размышлений прямо по коридору, с правой стороны пути. Там сконцентрирована вся энергия этих гор, твои сердце и разум будут в абсолютной гармонии.       Скрипнув зубами, Сюэ Ян поднялся на ноги и пошел прочь.

***

      Цзычэнь обнаружился в целой толпе ласково беседующих даосов и, тихонько послушав их речи, Сяо Синчэнь решил уйти, опасаясь, что, возможно, есть вещи, о которых его друг не захочет разговаривать в его присутствии.       Он подумал, что, наверное, стоило бы снова вернуться к Сюэ Яну, но тут же покачал головой, внезапно осознав, что, проведя нераздельно с этими двумя всего несколько недель, он совершенно разучился испытывать комфорт, оставаясь наедине с собой. А это означало, что ему, Сяо Синчэню, нужно оставаться наедине с собой до тех пор, пока это ощущение дискомфорта не исчезнет — нужно очистить разум, восстановить и разложить по полочкам свои собственные мысли, эмоции и цели.       Позволив ногам вести его по уже знакомым тропинкам, он вдохнул свежий — что не удивительно, на такой-то высоте — воздух и на миг почувствовал невыносимую горькую тоску по дому.       И это ощущение, пожалуй, тоже стоит переосмыслить, а затем отпустить восвояси.       Храм казался единственным оплотом покоя в мире, который оказался водоворотом подавляющих событий, своеобразной площадкой для жадности, злобы и жестокости. Сяо Синчэнь присел на ступеньки у пагоды горной вершины и принялся размышлять об этом в тиши.       Место без вражды, где принимают всех единомышленников, независимо от их родственных и кровных уз. Это было его мечтой, его и Цзычэня — построить нечто вроде такого храма. Возможно, у них все еще есть возможность. Если в Цзиньлинтае все пойдет хорошо, то, возможно, потом… Но пока что нет известий даже о том, что письма достигли своих адресатов, не говоря уже о прочтении или каком-то решении в пользу указанного прошения. В моменты, когда сомнения атаковали столь сильно, как сейчас, казалось чертовски смешным — так самонадеянно тянуть руку самому влиятельному человеку этого мира и просить его об одолжении, просить его оказать содействие в достижении такой ничтожной цели как мечта. Впрочем, Сюэ Ян же был так уверен, что это сработает, а значит…       Внезапно Сяо Синчэнь осознал — непроизвольно вздрогнув от этого — что в последнее время, пусть и поверхностно, но он все же снова начал доверять Сюэ Яну.       Мысли об этом вызывали тревогу, так что ему пришлось приложить усилия, чтобы заставить свой разум вернуться к умиротворению, царящему в пределах этого храма, и позволить себе погрузиться в размышления о планах, мечтах и желаниях.       Клан, их собственный храм. Возможно, где-то в такой же обстановке, выстроить место в полной гармонии с окружающей природой, где он сам мог бы дышать чистым горным воздухом под открытым небом. Из Цзычэня получился бы хороший учитель, он знал это наверняка, стойкий и терпеливый, он без труда вел бы юных адептов на пути чести и послушания. Сяо Синчэнь мысленно усмехнулся — серьезный, невозмутимый Цзычэнь исправляет позы неусидчивых детишек и серьезно настроенных взрослых, корректирует стойку для овладения мечом, обучает позициям для очистки меридианов или глубокой просветляющей медитации… Сам же он всегда считал, что больше склонен к вопросам посредничества и духовности, а после смерти и перерождения, он еще больше склонялся к этой мысли.       Делиться философией бескомпромиссной моральной целостности, которой его обучала Баошань Санжэнь, оставаясь при этом независимым и непредвзятым по отношению ко всему. Нести добро в мир, даже если это означает, что придется нарушить или внести перемены в общепринятые и устоявшиеся учения…       Он улыбнулся, позволив себе еще одно мгновение тоски по дому, еще одно мгновение тоски по единственной наставнице и матери, которую он знал.       Должен быть баланс между физическими практиками, духовными и несколько неординарными размышлениями. Так что Сюэ Ян, сообразительный и изобретательный по своей сути, мог бы быть…       Его мысли оборвались так резко и неожиданно, словно весь воздух из легких вышибло одним ударом, а сам он смачно впечатался в реальность, словно споткнувшись и зарывшись носом в землю.       Довольно долго он сидел неподвижно, почти дрожа от ужасающего, но неизбежного факта.       Конечно же, Сюэ Яна там не будет, не может быть, он никогда не будет частью этой картины, никогда не станет частью этой мечты — не может ею стать. Только не тот человек, что вырезал весь родной храм Цзычэня, не тот человек, что сеет смерть и разрушение везде, куда бы ни шел, только не тот человек, что стал причиной их…       Его легкие сплюснулись так сильно и так болезненно, что он не мог сделать и малейшего вдоха.       Но, если его не будет в этой картине, то где он будет? В каких условиях разумным будет… Что? Просто разойтись? И поверить, что Сюэ Ян вот так запросто позволит это? Что позволит Цзычэнь? Позволит ли он?       Он дрожал всем телом, непроизвольно сминая длинные рукава замерзшими пальцами. Горный воздух внезапно сделался холодным и колючим, а у него не хватало сил, чтобы уравновесить дыхание и тем самым распределить Ци так, чтобы она согрела его.       На протяжении столь длительного времени он тщательно, методично и упрямо отказывался думать об их далеком будущем, и теперь малейший проблеск мысли о его невозможности вынудил его снова отправиться в свободное падение. Сяо Синчэнь почувствовал мощное головокружение, сердце рвалось на части под давлением этой бури, и ураган, которого он не чувствовал так давно, вдруг снова подхватил его — и если бы он уже не сидел, то рухнул бы замертво на землю.       «Потоки Вселенной — это просто большая река», — слабо напомнил себе он, заставляя разум сформировать в сознании образ могучей реки с порогами, изгибами и водопадами, о которых даже не догадываешься, пока не оказываешься в нужном месте. И это не просто единичный случай, их столько же, сколько звезд на небе. Ты видишь лишь тот участок реки, где находишься, но течение понесет тебя дальше, независимо от того, станешь ты сопротивляться или позволишь себя нести. Так позволь же этой реке позаботиться о тебе, не сопротивляйся, если результат все равно останется…таким же.       Утирая глаза ладонями и зная, что ему придется внепланово сменить повязки прежде, чем он вернется в храм, чтобы не испугать заботливых хозяев, он задавался вопросом о том, просветление ли это: перестать вглядываться в воды, к которым его несет течение. Просветление? Или трусость?       Сяо Синчэнь долго сидел один, дрожа и отчаянно пытаясь очистить разум для медитации, но в большинстве своем продолжал чувствовать себя ничтожным и беспомощным.       В конце концов, он принял решение спуститься с вершины горы к павильону на склоне и посмотреть, так ли хорошо Сюэ Ян держится подальше от неприятностей, как он обещал — но, признаться, на самом деле, он и сам не мог сказать наверняка, почему принял такое решение: потому что не доверял опасному убийце, оставшемуся на свободе без присмотра, или потому что отчаянно нуждался в знакомой компании.

***

      В горном павильоне Сюэ Яна не обнаружилось, и, охваченный приступом душераздирающих опасений, Сяо Синчэнь заторопился обратно в храм, спрашивая каждого встречного о том, не видел ли его кто.       Разумеется, никто его не видел.       Его нервы порядком истощились за сегодня, из-за чего то и дело казалось, что храм словно бы смыкается вокруг, превращаясь в совершенно незнакомый лабиринт дорожек, тропинок и переулков, отчего ему несколько раз приходилось цепляться за стены, чтобы вновь почувствовать реальность. В конце концов, его направили к библиотеке, и он вошел внутрь, прощупывая пространство на предмет знакомой вспышки обжигающего-до-смерти-солнечного-света, но вновь ничего не обнаружил.       — Ты выглядишь несколько обезумевшим, друг мой. Могу я тебе чем-то помочь?       Сяо Синчэнь дернулся, почти подскочив от звуков чужого голоса, только сейчас заметив, что здесь был кто-то еще — и этот кто-то еще сидел почти на уровне пола. Он торопливо склонился, стараясь скрыть собственное удивление и усмирить собственную нервозность.       — Прошу прощения. Я не заметил тебя. Меня зовут Сяо Синчэнь. Я ищу… Ты не видел здесь моего спутника? Сюэ Чэнмэй, он должен был быть в Горном павильоне, но я не могу его найти.       — О, ты, должно быть, тот самый друг, с которым он собирался встретиться за ужином, — сказал незнакомец. — После полудня он был здесь, со мной, разгонял скуку старику, но прямо сейчас медитирует в Павильоне Размышлений. Так что он может отсутствовать еще довольно долго.       Сяо Синчэня накрыла волна облегчения от того, что он сумел найти хоть какой-то след от объекта его поисков, пусть даже этот след крылся в его отсутствии, так что смысл остальных слов до него дошел не сразу.       — Он… Что?       — Медитирует. Я задал ему философскую загадку, над которой нужно подумать. Вне сомнений, этот процесс займет у него еще какое-то время. Судя по нашей дружеской игре в вэйци, он из тех, кто предпочитает рассматривать вероятности потенциальных решений под всеми из возможных углов.       Если бы у Сяо Синчэня были глаза, он бы совершенно непочтительно уставился на незнакомца, но поскольку глаз у него не было, то пришлось просто закрыть открывшийся было от удивления рот.       — Как тебе это удалось? — спросил он растеряно. В теплом смехе, раздавшемся в ответ, послышались нотки озорства.       — Предоставил все как испытание и усомнился в том, что он способен с этим справиться.       — А. Ну да. Это и правда могло сработать, — заключил он слабым голосом, все еще не совсем уравновесив свои ощущения из-за резкой смены эмоций. — Надеюсь, он не доставил неприятностей. Иногда он бывает несколько… Вспыльчивым.       — Вовсе нет, — голос мужчины по-прежнему сохранял толику озорного удовольствия. — Мне прекрасно известно, как обращаться с юными нарушителями покоя. Расскажу тебе историю о мальчишке, который прибыл сюда много лет назад, он был во многом похож на твоего друга, такой же вспыльчивый и мятежный. Этот мальчишка рассчитывал нажиться на глупых доверчивых монахах, воспользоваться их добротой и получить бесплатную еду и ночлег, ведь всего-то и нужно было, что выслушивать их болтовню о терпении и сострадании в качестве благодарности. Так он провел одну ночь здесь, затем еще одну и еще, неделя шла за неделей. Пробыв в этой библиотеке достаточно времени, он заметил, что собирать коллекцию знаний и не использовать их — сродни воровству. А еще, что учения — это лучший способ похвастаться собой.       Раздался еще один короткий задорный смешок.       — Этот мальчишка так и не ушел. Он все еще здесь, привечает юных разбойников и направляет их упрямые мордашки к верным целям — а то, захотят ли они следовать высшему пути или нет, зависит только от них. Но ты бы удивился, узнав, как часто они все же выбирают этот путь.       Сяо Синчэнь услышал, как мужчина поднялся и, подойдя ближе, чуть склонился в вежливом поклоне.       — Я Ай Шэньсюй, главный управляющий храма Яньси, тебе и твоим друзьям здесь очень рады, Сяо-даойю.       — Оу… — смутился Сяо Синчэнь, тут же почтительно склонив голову. — Прошу прощения, я не знал, что…       — Не стоит, мы здесь не придаем большого значения формальностям и титулам. Твой друг очень умный, но он выглядел так, словно хотел отвлечься, поэтому я предоставил ему такую возможность. Он весьма благоговейно отзывался о тебе.       — Он говорил обо мне? — переспросил Синчэнь прежде, чем успел прикусить язык своему любопытству. — И что он сказал?       — Ну, если я верно помню, он назвал тебя идиотом, — едва завидев его выражение лица, старик дружелюбно рассмеялся. — Не стоит вслушиваться в слова кого-то, вроде этого мальчишки: они никогда не откроют тебе правды. Но судя по его голосу, он очень привязан к тебе.       — Полагаю, да, — выдавил из себя Сяо Синчэнь, отчаянно желая, чтоб происходящее перестало хотя бы на время пинать болезненные и сложные эмоции. Он не был готов распутывать их сейчас, не был уверен, что будет готов хоть когда-нибудь.       Отдаленный звон нарушил тишину — глубокий и вибрирующий — затем еще один и еще.       — А, это же вечерний колокол, — отметил старик. — Тебе стоит пойти поесть, Сяо-даойю. Я скажу твоему другу, что ты искал его, он был очень обеспокоен тем, что заставит тебя ждать.       — Благодарю, — Сяо Синчэнь инстинктивно склонился в вежливом поклоне.       Он все еще чувствовал себя настолько встревоженным, что и думать не мог о еде, но возможность сесть на какое-то время и попить чая, встретив, наконец, Цзычэня, казалась весьма заманчивой и желанной перспективой.       Главный управляющий накрыл его руку своей так же, как делал раньше Чэнмэй, разве что чуть сильнее, но очевидно, без злых побуждений.       — Что до тебя, мой беспокойный странствующий друг, то подумай вот о чем: любая точка на карте в любой момент может стать отправной для совершенно нового пути, если ты захочешь ее сделать таковой. И дорога, которая привела тебя к этой точке — уже не имеет значения. Это и есть великое чудо нескончаемого потока Вселенной, вездесущего Дао — возможность выбирать нашу стезю заново, в любой миг, отбросив бремя прошлого ради будущего, ради того, чтобы идти вперед.       Внезапно Сяо Синчэню вновь захотелось расплакаться, но он противостоял этому желанию, коротко кивнув в ответ.       — Спасибо, — произнес он в последний раз.       Крепкая рука легонько похлопала его руку.       — Всегда пожалуйста. Приятного ужина, мой друг. Если тебе что-то нужно, не стесняйся попросить.       Ощущая, что его сердце вот-вот взорвется от эмоций, которые он даже не мог определить, Сяо Синчэнь повернулся и пошел прочь. Ураган в его голове постепенно улегся под легким пуховым одеялом, сотканным из чувства отчаянной надежды на новые пути и новые начинания.

***

      Потерявшись в воспоминаниях с даосами Янси, Сун Лань и не заметил, как пробежало время, поэтому звук бронзового колокола, так беспардонно вклинившегося в тихий гомон беседы, вынудил его будто бы очнуться ото сна.       Надо признать, хорошего сна — того, после которого ты просыпаешься отдохнувшим, бодрым и готовым к новым свершениям.       — Это колокол, созывающий на ужин, — пояснил Тян Хао, слабо усмехнувшись. Он выглядел не менее ошарашенным внезапным возвращением в реальный мир, как и сам Сун Лань. — Присоединишься к нам?       Сун Лань согласно кивнул, поднимаясь, когда остальные даосы также зашевелились. Он терпеливо сносил случайные утешительные прикосновения, которыми они одаривали его, проходя мимо и вызывая этим улыбку.       — Мне нужно найти Синчэня. Я и не заметил, что прошло так много времени.       — Все в храме собираются к вечернему приему пищи, — заверил его Тян Хао. — Он и тот твой второй друг наверняка тоже придут туда.       Словно кто-то вылил ему прямо в лицо целое ведро ледяной воды — нежеланные воспоминания, возникшие после этих слов, вновь вызвали волну темного негодования и возмущения мертвой энергии.       — Этот человек мне не друг, — процедил он, сжав челюсти, но тут же почувствовал себя еще хуже, заметив, как старший даос ошарашенно отступил от возникшего в его голосе яда: вспышка гнева просочилась даже сквозь речевой талисман. — Прошу меня простить, я…       «Мы привели к вам того, кто вырезал Байсюэ, — он попытался представить, что было бы, скажи он это вслух. — И дали ему возможность беспрепятственно передвигаться по храму, даже не предупредив о нем. Надеюсь, вы не против».       — Это… Сложно, — из всех своих мыслей, он сошелся лишь на этих словах. Ему было чертовски стыдно как за этот непреднамеренный обман, так и за собственную вспышку несдержанности. — Не мог бы ты проводить меня в обеденный зал? Надеюсь, они будут ждать меня там.       — Разумеется, — улыбка вернулась на уста Тян Хао. — Прошу, нам в эту сторону.       Он молча двинулся следом, внезапно отчаянно возжелав снова увидеть Синчэня — настолько сильно возжелав, что пустое место рядом отдавалось внутри почти физической болью.       — Могу я… Дать тебе совет, шиди? — почти непринужденно уточнил Тян Хао спустя несколько мгновений, и Цзычэнь бросил на него вопросительный взгляд.       — Конечно. Я буду благодарен тебе за наставления, шисюн, — осторожно ответил он и остановился следом за старшим даосом. Он испытал внезапное чувство тревоги, когда Тян Хао окинул взглядом коридор, чтобы убедиться в отсутствии лишних ушей.       — Ты… — его голос стал тише на несколько тонов, отражая колебания, словно он никак не мог подобрать слов. — Все в Яньси довольно приветливы и дружелюбны. Многие хлебнули горя, а у многих — не такое уж и благопристойное прошлое. Но, ступив сюда, в это безопасное место, мы по умолчанию принимаем решение оставлять все плохие события за порогом. Оставлять прошлое прошлому. Мы прорезаем для себя новые пути, выстраиваем новые жизни и не задаем лишних вопросов. Но мир снаружи не так благосклонен к тем, кто… Отличается. Или к тем, у кого есть нечто, о чем они говорить не желают.       Сун Лань с нарастающим беспокойством слушал чужую речь, пытаясь поймать момент, когда из подводящих полунамеков она перерастет в свою истинную суть.       — Возможно, тебе не мешало бы попытаться держать…— Тянь Хао одарил его едва заметной, неуверенной улыбкой, призванной смягчить сказанное, — … твою энергию под более надежным контролем, шиди. Большинство обывателей едва ли станут обращать на это внимание, но другие даосы, или достаточно натренированные заклинатели… Они могут заметить. А я полагаю, будет куда лучше, если они не заметят.       Сун Лань внезапно ощутил ледяной холод, ужас и тошнотворный стыд, ураганом пронесшиеся сквозь его тело — его мертвое тело, сквозь его труп, оживленный с помощью темного заклинательства… Он непроизвольно отступил назад, отчаянно нуждаясь в свободном пространстве.       — Прости меня, — Тянь Хао торопливо протянул руку, но к счастью, тут же опустил ее, так и не прикоснувшись. — Мне не стоило об этом… Как я уже сказал, тут не задают лишних вопросов и не осуждают. Это просто… Беспокойство.       Грустная улыбка старшего даоса стала чуть шире, его глаза, по-прежнему красные от пролитых слез, вдруг вновь засияли.       — Я всего лишь беспокоюсь за своего младшего брата.       Сун Лань пришлось поспешно зажмуриться, иначе он бы снова расплакался.       — Спасибо, — он все еще подрагивал всем телом. — За твой совет. И… За твое беспокойство. Я ценю и то, и другое. Я… Приму это к сведению.       Улыбка Тян Хао стала куда более теплой.       — Я рад. А теперь пойдем, нужно успеть поесть до того, как писари, эти вездесущие сороки, растащат все паровые булочки…       Сун Лань так и не смог толком заставить себя улыбнуться в ответ на столь непринужденное ворчание, но согласно кивнул и приложил усилия, чтобы вынудить свои конечности двигаться так же, как и прежде.       — Я поговорю с наставником Цяном от твоего имени, — Тян Хао разговаривал так, словно ничего не произошло. — Я так себе думаю, он нашел свой способ отблагодарить вас за то, как мастерски вы справились с теми демоническими тварями? Пригласил на ужин, да?       Сун Лань вымучено кивнул, и старший даос покачал головой, неодобрительно цокнув языком.       — Очень щепетильный заклинатель, наш наставник, но еще щепетильнее он становится, когда дело доходит до монет в руках. Эти долины входят в состав Яньси, чтобы мы могли их защищать, так что местные крестьяне регулярно делают нам подношения в обмен на собственную безопасность. А раз уж так вышло, что вы помогли нам справиться с этой работой, то и оплата должна быть справедливо распределена.       — В этом нет необходимости, — наконец, ему удалось восстановить некий внутренний баланс, потому что речь зашла о вопросах материальных благ и принципиальности, с которыми разбираться было куда легче, чем с ворохом сбивающих с толку воспоминаний и эмоций. — Мы помогаем людям из сострадания и чувства справедливости, а не ради выгоды или славы…       Тян Хао вновь наградил его кривоватой, теплой ухмылкой.       — Помню, как старый Лю и в мою голову вдалбливал это правило, шиди. Но как бы то ни было, едва ли будешь сыт справедливостью и состраданием. Мы не так уж и богаты, так что награда будет небольшой, но нам будет приятно знать, что вы ушли от нас с несколько менее скудными запасами, чем пришли к нам — что бы там наставник не говорил об этом.       — Если ты настаиваешь, — сдался Сун Лань. Если совсем по справедливости, их запасы действительно несколько прохудились, и, несмотря на сладкие воспоминания, пробуждаемые ночевкой под открытым небом, Синчэнь не должен отказывать себе в нормальных условиях для отдыха, в которых присутствуют удобная постель, крыша над головой и полноценная пища. — Мы будем только благодарны.       Сун Лань повернул голову аккурат вовремя, чтобы заметить, как его родственная душа, словно отозвавшись на эти размышления, уверенно стремится к нему сквозь толпу даосов, собравшихся на ужин.       — Цзычэнь, — произнес он, широко улыбаясь и протягивая ему руку. От одного лишь слова вдруг стало так тепло, что даже перехватило дыхание — впрочем, как и всегда это бывало с Синчэнем.       Время дождей и слез ушло.       Сун Лань взял протянутую руку своей и подступил ближе, окруженный нежным сиянием единственного лунного и звездного света, который мог бы ему понадобиться для освещения собственного беспросветного пути.

***

      Обещанное слияние энергии гор отнюдь не способствовало умиротворению Сюэ Яна, скорее наоборот. Из-за постоянных ледяных ветров, выдувающих все, что можно, из этого чрезмерно открытого павильона, он замерз так, что зуб на зуб не попадал, а это вновь побудило боль в травмированном плече, и из-за этого он стал еще более капризным и раздраженным, чем был ранее.       Судя по поверхностной проверке его пульса, пять тысяч ударов сердца будут длиться целую вечность, а он вовсе не собирался столько времени сидеть здесь неподвижно и отмораживать собственный зад в угоду какому-то там старику.       Преодолев примерно половину заданного времени, он пришел к выводу, что с него хватит, и поднялся, осторожно разминая окоченевшие конечности, возвращая им подвижность. Выдумать более-менее подходящий ответ на эту дурацкую загадку не так уж и сложно, вообще-то — нужно просто думать так, как думал бы Сяо Синчэнь, а им он, между прочим, успешно притворялся целыми годами. Легко, как два пальца обоссать.       Библиотека по сравнению с переполненной сквозняками вершиной горы была до уютного теплой, и он самым непочтительным образом шмякнулся на подушки у столика, за которым восседал вновь увлеченный записями старик.       — Так, ладно, я медитировал, размышляя над твоей загадкой и, как ты и говорил, ответ возник из ниоткуда, просто щелк — и вот он. Прям чудо какое-то, да? Так что давай, спрашивай, я готов.        Даоши, как и прежде, сначала мучительно медленно закончил выводить линии иероглифов, над которыми трудился до его появления, затем поднял на него взгляд, словно заново узнавая.       — И какой же ответ ты получил?       — Доброта, — Сюэ Ян честно пытался удержать беспристрастное лицо. — Вот как нужно избавляться от врагов и бороться с одиночеством, так же? Типа… Делать друзей из врагов. «Будьте добры к тем, кто добр к вам, но также будьте добры и к тем, кто не добр к вам, ибо лишь так истинная доброта восторжествует».       — Вот как, —старик одарил его задумчивым взглядом. — Значит, ты ознакомлен с текстами наших учений, что ж… Любопытный ответ. Не верный. Но очень любопытный.       — О, да ладно! — ощетинился Сюэ Ян. — Ну что еще это может быть тогда?       — Ты помнишь сам вопрос?       — «Мир твой враг, ты одинок и не может никому доверять, как это прекратить», да, я помню чертов вопрос! Каков же тогда правильный ответ?       — Сам вопрос звучал так: представь, что мир — твой враг, ты потерян, одинок и никому не можешь доверять. Как это прекратить? — повторил старый даос, медленно поглаживая тонкую бородку. — И ответом будет следующее: перестань это представлять.       Сюэ Ян ошарашено вылупился на старика. Холодная ярость начала бурлить внутри, едва он начал осознавать, что это было, вне сомнений, лишь насмешкой над всеми его стараниями.       — Это, блять, что, сраная шутка? — зашипел он, готовый вот-вот вытащить нож из рукава-цянькун.       — Ну, тут как посмотреть, — старик перевел на него дружелюбный взгляд. — А тебе это представляется шуткой? — Сюэ Ян дернулся, готовый атаковать, но старик предупреждающе поднял руку. — Или ты все же согласен с тем, что формулировка в любом случае имеет значение — как и тот выбор, который ты делаешь, когда принимаешь решение считать кого-то своим другом или врагом. Представлять дружбу или вражду и на самом деле дружить или враждовать — между реальностью и воображением есть огромная разница, не так ли?       — Да хуйня это все! — рявкнул он, лишь усилием воли удерживая себя на грани от применения насилия. Ножи, спизженные им в Куйчжоу, слишком малы, но их размера наверняка будет достаточно, чтобы выковырять эти смеющиеся глаза из глазниц всего в несколько движений, если сам Сюэ Ян будет достаточно шустрым.       — Грань между истинной мудростью и истинной хуйней зачастую довольно тонкая, — согласно кивнул старый даос, и Сюэ Ян был настолько ошарашен внезапной хуйней про хуйню, так непринужденно слетевшей из уст старика, что даже немного подрастерял пыл своей ярости.       — Короче, я ответил на твою тупую загадку! — зарычал он вместо запланированной было атаки, и ощерился. — Ты блять научишь меня или как?       В ответ он получил ухмылку, почти такую же резкую и агрессивную, как его собственная, а глаза старика засияли невысказанным весельем.       — Ну разумеется, научу. Надо признать, ты заслужил это. Успокойся и сосредоточься, здесь нужно быть предельно внимательным, потому что пропорции знаков имеют решающее значение.       Остатки его гнева мгновенно уступили место нетерпеливому предвкушению, когда даос, наконец, распределив чистый лист бумаги под своей кистью, начал выводить иероглифы, составляющие суть заклинания.       На удивление легкое, к слову, и оттого практически гениальное — такое заклинание можно было подпитывать как обычной энергией Ци, так и темной энергией.       Он ни за что бы не признал, что его рука готова была задрожать от восторга, когда он сам выводил пальцем показанный даосом рисунок— а еще он ни за что бы не признал тот непривычный, совершенно несвойственный ему трепет, сжимающий грудную клетку, когда лист бумаги, к которому он прикоснулся после, не сдвинулся с места, как бы его рука не ерзала сверху. Заклинание надежно удерживало его на месте.       — Оно работает только на сравнительно маленьких неодушевленных предметах, — словно откуда-то за добрый десяток ли донесся голос старика, пока он восторженно проверял бумагу, наискось чиркая по ней спизженной когда-то кистью. Она оставалась практически идеально-неподвижной. — И совсем недолго, потом приходится заново накладывать. А если отразить третью и пятую линию, то можно трансформировать его в заклинание, придающее устойчивости и твердости руке. Но тут нужно быть крайне осторожным с количеством вложенной энергии, потому что если перестараешься — утратишь вообще какой-либо контроль над рукой на час или два.       — Да-да-да, хорошо, — пробормотал он, совершенно поглощенный изучением возможностей нового заклинания. Он снова повторил его и прикоснулся к одной из бусин, надежно закрепляя ее на поверхности. Наконец, он все же вытащил маленький нож и насторожено поскребся лезвием о деревянный бочок. Но бусина по-прежнему оставалась неподвижной даже тогда, когда он полноценно начал обстругивать ее со всех сторон, сметая стружку на пол.       Внезапно, Сюэ Ян осознал, что улыбается — безумно и радостно. Маленькое, крошечное напоминание, позволяющее ему хотя бы частично ощутить то, что он ощущал так давно в городе И — простая рутинная возможность работать оставшейся рукой так же качественно, как и раньше, несмотря на утрату ведущей руки.       Старик улыбнулся, и в его проницательном взгляде не было враждебности, лишь добродушное тепло. Что ж, в сложившейся ситуации, можно побыть благодарным, — заключил Сюэ Ян и, подняв руку перед лицом в одностороннем церемониальном жесте, коротко кивнул, привычно усмехаясь.       — Премного благодарю тебя, шифу Ай.       — Всегда пожалуйста, друг мой, — даос вернул ему его же ухмылку. — Твоя компания сегодня была сплошным удовольствием для этого старика. Но боюсь, тебе пора уходить, ворота храма вот-вот закроются. Я распорядился на кухне, чтобы ужин доставили в горный павильон, а еще объяснил твоему другу, что твое отсутствие за ужином целиком и полностью моя вина.       Точно. Сяо Синчэнь. Горькое разочарование от того, что он не услышит обещанное «доброй ночи» тут же подняло голову, но, по крайней мере, это расставание не будет длиться дольше одной ночи, так что ничего страшного. Он встретится с ними за завтраком и, с учетом возбуждения от только что освоенного заклинания, он вне сомнений найдет себе занятие по душе до момента этой встречи.       — Тогда я пошел, — сказал Сюэ Ян, складывая в карман нож и бусину, собирая за пояс свои записи и живо вскакивая на ноги.       — Добрых снов, — кивнул старый даос, прежде чем вновь вернуться к упражнениям в каллиграфии, методично поглаживая свою до смешного жиденькую бородку.       Сюэ Ян ушел, широко ухмыляясь, чувствуя себя весьма довольным тем, что в конечном итоге решил все же не разрезать на лоскутки лицо этого старого ублюдка.

***

      Было довольно поздно, когда Сяо Синчэнь беззвучно перемахнул через стены. Храм же в это время оставался таким же мирным и тихим. Он руководствовался абсолютно неутомимой необходимостью лишний раз убедиться, что Сюэ Ян и в самом деле находится там, где должен быть, и не делает то, что не должен бы делать — а еще тем, что пообещал ему уложить его спать. По крайней мере, так он говорил себе в процессе.       Не смотря на поздний час, горный павильон был тихим и пустым: когда кончики его пальцев прикоснулись к подушке на лежанке, выбранной Сюэ Яном, она была пуста и явно давно нетронута.       Сяо Синчэнь выровнялся и, задумчиво нахмурившись, вышел наружу. Ему пришлось всеми чувствами окунуться в окружающую его безмолвную ночь, чтобы прощупать ближайшую местность на предмет энергии Ци и, в конце концов, ему все же удалось уловить нечто, бьющее жизнью у самых ворот храма.       — Сяо Синчэнь! — окликнул его восторженный голос, стоило лишь приблизиться, и его накрыла волна облегчения. Невысказанное беспокойство, мучавшее его разум весь день, наконец, улеглось. — Что ты делаешь здесь, даочжан? Неужто нарушаешь местный комендантский час?       Он направился в сторону доносящегося голоса, позволив себе едва заметную ухмылку.       — Правила гласят, что мирянам не позволено входить после заката. Но о том, что даосам нельзя выходить после заката — речи не было.       — О, даочжан, — до него донесся короткий смешок, — Как же мне нравится, когда ты нарушаешь правила! Так изворотливо! Пришел со мной повидаться, да?       — Я же сказал, что приду, — как-то уклончиво подтвердил Сяо Синчэнь, —И уложу тебя спать.       — Это так мило, — поддел его Сюэ Ян со знакомой толикой нежности в голосе, и это звучало так, словно он весьма доволен. — Так мило, что даже мои закаленные конфетами челюсти сводит от уровня сладости твоих слов. Невыносимо прям!       Сяо Синчэнь снова улыбнулся, на этот раз чуть шире.       — Почему ты сидишь тут, у ворот? Я искал тебя в павильоне.       — А, там паршивое освещение, возле ворот как раз вполне толковые фонари, благодаря которым я могу лучше видеть, что делаю и… О! Я покажу тебе!       Сяо Синчэнь уловил несколько странных звуков, принадлежность которых он так и не смог определить, затем его нос заполнил сладковатый аромат, и Сюэ Ян вдруг поднялся на ноги, встав прямо перед ним.       — Давай, протяни руку!       С некоторой опаской он все же сделал, как было сказано, отчасти готовясь к несанкционированному прикосновению, но вместо этого почувствовал лишь, как нечто маленькое и сочное опустилось в его ладонь. Не в силах побороть любопытство, он заинтересовано ощупал это нечто кончиками пальцев, сладкий фруктовый запах усилился, едва он поднес это к лицу, чтобы понюхать.       — Маленький яблочный кролик, — определил он, — Ты мне всегда вырезал такие раньше, когда…       — Да! — восхищенно подтвердил Сюэ Ян и Сяо Синчэнь не был уверен, прервал он его преднамеренно, или это было просто проявлением нетерпеливого энтузиазма. — Но у меня уже давно не было возможности их вырезать, потому что… Ну. С одной рукой такое не провернешь. Но этот старый говнюк, даос в смысле, показал мне вспомогательное заклинание — и теперь я смогу делать их столько, сколько ты пожелаешь! Я смогу готовить для тебя овощные роллы, тебе они всегда нравились… А еще я уже почти закончил работать с заговоренными бусами. Ими, кстати, я и занимался.       Несколько рассеянно Сяо Синчэнь поднес к губам яблочную дольку и откусил кусочек — по вкусу она не отличалась от любого другого яблока, но форма меняла абсолютно все, вызывая целую волну воспоминаний.       — Замечательно, — похвалил он, снова улыбнувшись.       — А сейчас будет еще лучше, я прятал его довольно долго, берег на особый случай. Вот! У меня есть еще кролики! Дай руку.       Он протянул руку, и целое семейство маленьких кроликов аккуратно расположилось в его ладони, а Сюэ Ян лишь единожды коснулся его пальцем — да и то настолько едва ощутимо, что, возможно, это действительно было случайностью.       Какое-то время они стояли молча, разделяя одно сладкое яблоко на двоих, слушая сверчков и тихий шорох ветра в кронах деревьев — единственные более-менее различимые звуки, раздающиеся в ночи.       — Мне нужно возвращаться, — почти неохотно произнес Синчэнь, едва закончил с последней долькой. — Ты как, справишься сам по себе этой ночью?       — Ну разумеется! — Сюэ Ян коротко засмеялся, вновь поддразнивая его. — Будет здорово провести хотя бы одну ночь без твоего храпа.       — Но я не храплю, — смущенно подскочил Сяо Синчэнь, и его реакция вызвала лишь дерзкое фырканье, впрочем не то, чтобы по настоящему злое или колючее.       — О, ты совершенно точно храпишь во сне. Мне всегда казалось, что именно поэтому тебя и прозвали Ласковым Ветерком.       Как бы он не пытался сохранить благопристойный вид, эти слова разрушили все его попытки, и он сначала фыркнул в ответ, а потом, не удержавшись, беспомощно расхохотался. Сюэ Ян, хихикая почти с детским восторгом, тоже присоединился к нему спустя пару секунд.       — Спокойной ночи, Сюэ Ян, — отсмеявшись, ласково сказал он, качнув головой.       — Приятных снов, даочжан. И передай этому балбесу спокойной ночи от меня. Увидимся завтра.       Сяо Синчэнь лишь болезненно усмехнулся и вновь перемахнул через стены на территорию храма. Желая, отчаянно жаждая верить в новые начинания для них всех.

***

      С волосами заклинание не работало, к такому неутешительному выводу пришел Сюэ Ян, когда наконец спустя довольно долгое наконец смог добраться до кровати — вероятно, прядки слишком тонкие и постоянно разделяются на волосинки, которые крайне сложно захватить полностью. Что было прискорбно, конечно. А еще он не мог пойти против гравитации путем удерживания предметов в воздухе или, например, прижатием их к вертикальной поверхности….       Тем не менее, он все равно ликовал! Заговоренные бусины удалось закончить, печати вышли чистыми, аккуратными и глубокими, яблочные кролики получались довольно приличными, по факту они стали самой элегантной его работой за сегодня и…       Он замер, сощурившись в темноте.       Медленно, почти не дыша, он опустился на колени на свой матрас, тщательно вглядываясь. Прошло немало времени, прежде чем он отмер и протянул предательски- дрожащую руку, убеждаясь, что тусклое освещение павильона не обманывает его глаза.       Из его уст сорвался надломленный, несдержанный скулеж, когда пальцы, наконец, сжали маленький леденец, завернутый в бумагу и оставленный кем-то на его подушке.       Сюэ Ян поднес его к лицу, чтобы рассмотреть, затем крепко прижал к груди — вжимая в самое сердце: словно выпотрошенный и умирающий, он оскалил сжатые зубы, не в силах вдохнуть.       Один на один с самим собой, в кромешной темноте, сжимая конфету до боли в груди, Сюэ Ян накрепко зажмурил глаза и, не в силах сдержаться, зарыдал.