Heaven Has A Road But No One Walks It

      — Сяо Синчэнь!       Сяо Синчэнь отпрянул назад, едва ступив за дверь, потому что новые ощущения накрыли его с головой, не позволив даже вдохнуть толком. Голос был первым, что он сумел различить — одна из тех вещей, что всегда завораживала в Чэнмэе — это необузданное откровенное наслаждение собственным счастьем, нечто яркое, резкое и звонкое, подобно солнцу в самый разгар жарких летних дней.       Затем он различил, что голос этот исходит совсем близко к уровню его лица.       Третьим, что он смог осознать, была чужая рука, тянущая его собственную ладонь к знакомой груди, где под пальцами ощущалось участившееся сердцебиение.       — Чувствуешь, да?       Тот же восторженный смех, но он все еще не мог понять, что происходит и что именно он должен почувствовать.       Сердцебиение под его пальцами, затем… Что-то еще, мелкая вспышка словно жгучий солнечный луч или укус смерти, слабая, но безошибочная. Медленный и неустойчивый вихрь культивирующейся заново Ци выровнялся достаточно, чтобы позволить человеку перед ним устоять на ногах.       — Ты восстановил ее, Сяо Синчэнь! Жжение не прекращалось после того, как ты ушел, оно горело и горело, пока снова не вспыхнуло!       Грудь, к которой его рука была так бесцеремонно прижата — ребра куда более отчетливые, чем он помнил, сердцебиение, трепещущие вихри возрожденной Ци, — действительно горела настолько, что его ладонь подрагивала, а собственное сердце трепетало. Рывком он отнял руку от чужой груди, словно бы и правда обжегся.       Он весь дрожал.       Заразительный пьяный смех стих в мгновение ока, оставив слышимым лишь прерывистое дыхание его и Чэнм… Сюэ Яна.       — Сяо Синчэнь?       Ему пришлось отступить еще на шаг, ощупывая спиной дверной косяк, чтобы не упасть, потому что внезапное головокружение стало невыносимым.       Он попытался разобраться с враждебными образами в голове — что-то там про ужас, чувство вины и привязанности, гнев, смертный приговор, через который он прошел, должен был пройти, должен, должен, но просто не смог — он пытался разобраться со всем этим, но стало куда сложней без того расстояния, которое он так тщательно выверял.       Он никоим образом не был готов думать о телах, и о том, что с ними произошло, что он сам с ними сделал, будучи с Сюэ Яном.       Сюэ Ян.       Его колени подкосились, чужая рука подхватила его под локоть, он тут же резко дернулся, и рука немедленно исчезла.       — Даочжан?       Он был уверен, что было бы гораздо проще достичь столь необходимой ему определенности, если бы в этом голосе было нечто злое или бесстыдное, но голос Сюэ Яна звучал испуганно — только и всего.       — Сяо Синчэнь… Я что… Тебе что, больно? Я позову лекарей, побудь тут…       — Нет, — выдавил он, отчаянно сражаясь с головокружением, чтобы снова встать ровно. Вероятно, будет крайне сложно объяснить достойным женщинам в возрасте, почему он, задыхаясь, упал на колени от одного единственного прикосновения убийцы, проживающего среди них. — Ничего, я… В порядке. Просто не прикасайся ко мне больше.       Перед ним внезапно образовалась пустота, облегчающее дыхание пространство, затем послышались удаляющиеся шаги — торопливые, нетвердые, казалось, человек спотыкается на каждом шаге.       — Возвращайся в постель, — сумел он произнести почти приказным тоном, словно это не он тут цеплялся за дверной косяк, будто утопающий за соломинку, словно этот приказ не усугубил ситуацию. Горло начало жечь, а уши внезапно пристыжено покраснели. — Ты снова попусту выжигаешь все внутри, когда вот так беспечно встаешь и ходишь. Позволь своей энергии и себе стабилизироваться, отдохнуть.       — Сам отдыхай! — буркнул Сюэ Ян, и ребячество в этом обмене репликами заставило его рассмеяться, немного безумно, немного взахлеб.       — Хорошо. Я отдохну. Поговорим еще чуть позже.       В комнате царила абсолютная тишина, если не считать мягкого скрипа, словно кто-то послушно забрался обратно в кровать.       — Сяо Синчэнь…       Он редко слышал, чтоб Сюэ Ян был настолько озадаченным. Допустим, он не мог винить его в этом, ведь и сам еще пытался понять, что же только что произошло.       — Ты испугал меня, — он остановился на той лжи, которая казалась ему наиболее приемлемой, затем, наконец выпрямился полностью, как-то запоздало отпуская резной косяк.       — Мне очень жаль, — сразу же выпалил Сюэ Ян, будто предварительно учился произносить эти слова. Синчэнь вспомнил их последний разговор и подумал, что вполне возможно, Сюэ Ян и правда учился их произносить. — Я не хотел.       Тишина вместо ответа.       — Тебе больно?       — Нет, — выдохнул он, качнув головой. — Нет, все хорошо. Я просто удивлен. Оказывается, когда я вынужден воспринимать слишком много вещей одновременно, то начинает кружиться голова.       — Я думал, ты порадуешься, — едва Сюэ Ян получил удовлетворительное и успокаивающее объяснение, в его голос тут же просочились нотки укоризны.       — Я рад, — заверил он, потому что, в большинстве своем, он и правда был рад. Сюэ Ян, восстановивший свои духовные силы, будет гораздо более опасным, но так же и менее умирающим, а на данный момент не было смысла отрицать его собственные приоритеты в этих вопросах. Даже после всего этого.       — Отдыхай, Сюэ Ян, — повторил он решительно. — Если ты истощишь свою Ци снова, это может уничтожить тебя, — а затем, не в силах сдержаться, добавил: — Не делай слишком многое слишком скоро.       — Ладно, хорошо, — буркнул Сюэ Ян, и тот факт, что он никак не прокомментировал последние слова, заставил Сяо Синчэня осознать, что хоть они и стали для него самого некоей сардонической мантрой, даже Цзычэнь, человек, впервые использовавший это предупреждение, не до конца догадывался об этом.       — Тебе нужно делать дыхательные упражнения, — порекомендовал он, на что тут же получил ожидаемый недовольный стон.       — Ты хочешь, чтоб я просто сидел и часами дышал, даочжан? Я уже и так несколько дней не могу выбраться из постели! Ты просто меня наказываешь, да?       Голос был откровенно возмущенным — ни Чэнмэй, ни А-Цин никогда не ценили недвижимое сидение на одном месте для медитации или глубокое дыхание на протяжении нескольких часов — но все же в нем сохранилась некая неровность, дрожь, не соответствующая легкомысленности его упреков.       — Может, и наказываю, — произнес он спокойно. — Выполняй дыхательные упражнения, Чэнмэй. Это улучшит восстановление потока твоей Ци.       Воцарившаяся тишина продлилась куда дольше, чем он ожидал.       — Хорошо, даочжан.       Ответ был тщательно выверенным и коротким, но несмотря на это, было в нем нечто такое, неуловимо-странное, что Синчэнь так и не смог разобрать, поэтому лишь коротко качнул головой:       — Я вернусь еще немного позже.       — Хорошо, даочжан.       Он без труда услышал сосредоточенное дыхание, когда собрался уходить — глубокое, но еще недостаточно спокойное —и решительно захлопнул дверь, правда несколько сильней, чем хотел бы.       Признаться, со всей сумятицей от воспоминаний, глубоко и неуютно застрявших в его внутренностях, он и сам определенно нуждался в том, чтобы сесть и заняться дыхательными упражнениями в тишине.

***

      «Что он такое?» — спросил Сун Лань в маленьком темном сарае спустя две ночи после того, как они покинули город И. Спрашивал о спящем в его руках Синчэне, чьи духовные силы были слишком слабы для живого, но он сам в то же время был слишком живым как для мертвеца.       Будучи готовым выгрызать ответы, он был удивлен, вот так запросто их получив.       Теперь же, глядя на собственное отражение в глади озера и видя там мертвеца с чужими глазами, он хотел бы иметь возможность спросить так же легко и о себе.       «Что я такое?»       Ему не обязательно было дышать, но он все еще дышал — больше по привычке, чем из необходимости. Попытка прекратить накачивать полудохлые легкие воздухом была весьма неприятной и по ощущениям сильно напоминала момент утопления.       Ему не обязательно было есть, но он мог. Правда, он не знал, то ли отсутствие языка, то ли отсутствие жизни делало пищу такой безвкусной, больше напоминающей пепел.       Ему не нужно было спать, но он выяснил, что отдых все равно приносил удовольствие — по крайней мере, если не засыпать настолько сильно, чтобы могли проявиться кошмары.       Тело двигалось, думало, чувствовало, хоть и не должно было делать ни одной из этого перечня вещей.       Зато где-то в глубине появился гнев — непривычная и ужасающая жажда насилия, которой в нем никогда раньше не было, эта жажда служила своеобразным противовесом его привычному ледяному спокойствию, граничащему с равнодушием.       Холодный, темный и в то же время мгновенно воспламеняющийся гнев, бесконтрольно проявляющий себя, стоило лишь возникнуть негодованию, теперь был неотъемлемой частью его самого.       Он вынырнул из собственных смущающих размышлений из-за звука открывшейся в их комнату двери, и поднял взгляд на только что вернувшегося Синчэня.       Во-первых, дверь захлопнулась слишком громко, а во-вторых, он отсутствовал меньше времени, которое понадобилось бы на то, чтобы выпить чашку чая, и теперь выглядел крайне взволнованным.       Он никогда не любил видеть своего друга расстроенным, но сейчас не мог сдержать короткую искру одобрения.       Неспособный долго скрывать свою истинную извращенную природу, Сюэ Ян делал именно то, что от него ожидалось — отталкивал от себя Сяо Синчэня с каждым последующим днем. Хорошо. В конце концов такое поведение исцелит сердце Синчэня, позволит ему пережить эту утрату и двигаться дальше.       Он подошел, чтобы взять его за руку, не особо маскируя свои шаги, но Синчэнь отпрянул от него, словно маленький испуганный зверек.       — Ой! — он поспешил исправить ситуацию спустя три поспешных выдоха, а затем его рука поднялась ладонью вверх, словно извиняясь за произошедшее. — Цзычэнь! Прости, я…Я не слышал тебя.       «Ты в порядке?»       — А, да… Ничего такого.       Одной из особенностей бесхитростного юнца с горы — и о ней Сун Лань узнал в первую очередь, когда они только познакомились — заключалась в том, что он просто физически не умел лгать. Вот и сейчас, даже когда он уклонился от вопроса, кончики его ушей стремительно алели от стыда, а он сам выглядел виноватым.       «Что он сделал на этот раз?»       По какой-то причине румянец с ушей распространился дальше, и рука Синчэня дрогнула, словно он инстинктивно хотел ее убрать — он мог это сделать в любой момент, потому что удерживал ладонь раскрытой в его руке сам — но тем не менее все же решил не делать этого.       — Его духовные силы исцеляются.       Довольно искренне, но он все еще выглядел слишком противоречиво, словно изо всех сил пытался не сказать нечто другое. Когда-то Цзычэнь был уверен, что смог бы прочитать все несказанное Синчэнем меж строк. Сейчас он в этом был куда менее уверен.       Однако кое-что он все-таки сумел прочитать между строк и теперь с прискорбной уверенностью мог сказать наверняка, что избавляться от остатков старых травм еще определенно слишком рано.       Он заключил, что это вполне могло бы объяснить подобное смятение. Ранее они согласились, что выследят Сюэ Яна и позволят свершиться тому, что и полагалось. А учитывая то, что произошло потом — Сяо Синчэнь распадался на части, кричал от горя, прижимаясь к гробу с телом этого ублюдка — в эти окончательные решения пришлось внести коррективы.       По мере того, как Сюэ Ян восстанавливался и набирался сил, постепенно подходило и время для воплощения этих решений в жизнь.       И Синчэнь по-прежнему не был готов.       Я ведь пообещал тебе однажды, что смогу подождать, — подумал он с ноткой укоризны. Он не хотел быть даже частью причины, по которой Синчэнь мог бы выглядеть настолько обезумевшим. —Я буду ждать так долго, как тебе будет угодно.       «Пустой участок земли, — вывел он. — Мы построим будущее там, где еще ничего не растет».       Синчэнь удивился, а затем внезапно улыбнулся — и Сун Лань подумал о том, знает ли он сам, как сияет, когда улыбается.       — Пустое место, в котором Вселенная может проронить семя, — закончил он его мысль, и Цзычэнь кивнул, выражая гортанным звуком согласие.       «Пусть все идет своим чередом»       Все еще улыбаясь, Синчэнь перевернул ладонь таким образом, чтобы сжать его руку, выражая этим бесконечную нежность.       — О, Цзычэнь.       От того, как он произнес его имя, сердце Сун Ланя настолько преисполнилось, что казалось по-настоящему живым.       — Я собирался выйти в сад. Помедитируешь со мной?       — Мм, — произнес он, снова взяв его руку.       «С радостью»       Раньше он не очень любил прикасаться к людям — по правде, он и сейчас не то, чтобы любил, но брезгливость понятие весьма относительное, когда ты сам ходячий мертвец. Эти легкие прикосновения для бесед с Синчэнем стоили тех кратких ощущений дискомфорта, возникающих скорее инстинктивно.       Так что он вовсе не возражал, когда Синчэнь предпочел оставить свою ладонь в его на пути в сад.       Это было то самое прикосновение, та самая близость, которую он ни за что не отвергнет вновь.

***

      — Твой нос выглядит уже гораздо лучше, Ван-дайфу! Мне очень-очень жаль, что я так набросился, не знаю, что на меня нашло.       Сун Лань заключил, что раскаянием в голосе Сюэ Яна даже не пахло — только приторно-сладкой, оскаливающей зубы усмешкой, направленной к одной из женщин в конце стола. К слову, ни она, ни женщина, сидящая рядом с ней подобным извинением не впечатлились, но, похоже, Сюэ Яна это не заботило, он лишь бросил короткий заискивающий взгляд в сторону Синчэня, будто пес, гордо демонстрирующий новый трюк.       Прошла неделя после того, как потоки Ци у Сюэ Яна начали восстанавливаться, и Синчэнь внезапно решил, что будет замечательно разделить последний перед их уходом прием пищи с гостеприимными хозяйками дома: пообедать впятером.       Сун Лань считал себя относительно паршивым человеком, потому что не приложил больше усилий, чтобы его отговорить. Он говорил, что Сюэ Ян определенно был самым паршивым человеком для подобных вещей, но Синчэнь был непреклонен, считая, что они обязаны своим благодетелям хотя бы такой малостью, а как только Синчэнь доходил до определенной точки зрения, он стоял на ней так же твердо, как и гора, с которой он спустился.       Атмосфера была, мягко говоря, неловкой.       И это было прискорбно, потому что Сун Лань знал по собственному опыту, что Сюэ Ян воспринимает любую тишину как личный вызов и усердно трудится над тем, чтобы в этом вызове победить.       — А твоя рука, Ву-дайфу! Она все еще в бинтах… Тебе следует разминать пальцы каждый день, пока они срастаются, иначе они могут стать менее подвижными после выздоровления.       — Еда очень вкусная, — вмешался Синчэнь, словно только что начал осознавать, насколько плохой была затея с общим приемом пищи. Лекарка поменьше слегка улыбнулась, смягчившись.       — Рада, что тебе нравится, даочжан Сяо. Вам стоит хорошо поесть перед уходом. Кто знает, насколько долгим будет ваше путешествие?       — И правда, очень вкусно, — охотно согласился Сюэ Ян.       Наблюдать за тем, как он ест было тем еще опытом: его рука, снова надежно упакованная в полуперчатку, порхала над тарелками, собирая палочками кусочки пищи и закидывая их в его рот, как будто голод Сюэ Яна был настолько сильным, что он мог бы поглотить все перед собой и все равно остаться неудовлетворенным.       Соленое, сладкое, острое — все в хаотичном порядке и последовательности, он ни разу не брал две порции одного и того же подряд, мешая вкусы, кончик его юркого языка то и дело скользил по губам, облизывая их, и на долю секунды Сун Лань вновь испытал отчаянное желание вырвать его под самый корень. Чертов язык, который можно использовать для ощущения вкуса, для бесед, для всех тех повседневных обесцененных вещей, которые так небрежно делает Сюэ Ян, и которые он сам больше никогда не сможет делать.       — Мне хотелось бы попросить вас об одолжении, — произнес Синчэнь, осторожно откладывая свою чашу на стол. — Вы уже очень помогли нам, но теперь я хотел бы попросить кое о чем для себя. Но я думаю, возможно, мое предложение окажется полезным и для вас.       — О чем речь, даочжан? — уточнила Ван-дайфу насторожено, но заинтересовано.       — Ранее вы говорили, что ваша А-Ли уже достаточно выросла для уроков и что вы хотели бы взять больше учеников. Я встретил девочку в городе. Не сказать, что я знаю ее хорошо, но она очень услужлива, приятна в беседе и в одиночку пытается заботиться о своих братьях. Если она желает обучаться, а вы желаете обучать, то это может быть выгодным соглашением для всех.       Ву-дайфу и Ван-дайфу обменялись задумчивыми взглядами.       — Твои суждения, как известно, справедливы и мудры, даочжан. И если ты о ней так тепло отзываешься, то мы будем рады принять еще одну ученицу. Техники исцеления Вэнь Дафань ныне редко встречаются, как и те, кто готов идти по этому пути. Мы обязаны нашим учителям и должны передать эти навыки будущему поколению.       — Что, снова начинаешь собирать поломанных и обездоленных, даочжан?       Синчэнь выглядел несколько задетым этой репликой, но Ван-дайфу обратила на него взор своих колючих глаз, каким-то образом сделав их еще более колючим.       — А неблагодарным волкам стоит залезть обратно в мешок и умолкнуть.       Сюэ Ян снова громко рассмеялся, перепрыгивая, словно хлыст, от потери интереса до вовлеченного веселья.       — Мне всегда было жалко этого бедного волка! Он ведь просто был голоден. Большинство людей и понятия не имеют, на что они могут быть способны, если достаточно проголодаются.       — Волки?.. — смущенно переспросил Синчэнь, он выглядел так, словно потерял нить разговора.       — Это известная народная сказка, даочжан, — охотно пояснил Сюэ Ян. — Про одного ученого и раненого волка. Ты никогда не слышал ее?       — Не думаю, что слышал, — Синчэнь качнул головой, все еще выглядя потерявшимся.       Сун Ланю еще сильней захотелось иметь голос, потому что он знал эту сказку и ему было что сказать по поводу волков и их черной неблагодарности. Он был вовсе не в восторге от того, что суть этой истории будет передавать именно Сюэ Ян.       К счастью, у того не было и шанса — Ву-дайфу может и была наименее разговорчивой из них двоих, но разговаривать она умела и всегда наслаждалась возможностью рассказать какую-нибудь историю.       — Эта сказка начинается так: жил-был один ученый и однажды он шел по дороге и нес с собой много мешков со свитками, когда внезапно увидел раненого волка, — приступила к рассказу она, и ее голос пленял настолько, что даже Сюэ Ян сохранял тишину, увлеченно слушал, сидя с сияющими глазами. — Тогда волк жалобно сказал: «помоги мне, ученый! Охотники гонятся за мной, чтобы убить!». Ученый был хорошим человеком и не мог оставить волка на произвол судьбы, так что он подумал, быстро освободил один из своих мешков и велел волку забраться в него. Когда охотники появились, он притворился, что никого не видел, и они продолжили погоню.       Сун Лань не смог удержаться от взгляда на Сюэ Яна, чья голова склонилась на бок, а едва различимая полуулыбка на губах, которые он то и дело покусывал, казалась странной, словно в этом рассказе крылась какая-то лишь одному ему понятная шутка.       — Как только охотники ушли, ученый выпустил волка и собрался продолжить свой путь. Тогда волк сказал: «ты спас меня от врагов. Теперь ты должен спасти меня и от голода». Ученый деликатно извинился и сказал, что у него нет с собой еды. Тогда волк рассмеялся и ответил: «Я ем только свежее мясо! Если ты не позволишь мне съесть тебя, разве это можно будет считать спасением жизни?»       Синчэнь слушал очень внимательно и, хотя лицо его было спокойным, пальцы все же то и дело подрагивали.       — Ученый сказал, что он и так совершил доброе дело, чтобы спасти волка, но волк возразил, что это доброе дело не будет считаться завершенным, если он в конце концов все равно умрет от голода. Тогда они пришли к соглашению, что попросят рассудить их спор троих свидетелей, встреченных на пути. Они спросили у старого абрикосового дерева, и оно ответило, что человеческая природа столь алчна, что они умеют только брать и брать, даже если предложишь все плоды со своих веток, им все равно не хватит, а значит будет справедливо, если волк съест ученого.       В комнате воцарилась тишина, все предельно внимательно слушали знакомую сказку.       — Тогда они спросили у старой коровы, и она сказала то же самое, потому что человек отнимает телят и молоко, вынуждает тяжело работать, а затем все равно отправляет на бойню ради мяса. По ее мнению, будет справедливым и для человека быть съеденным за его доброту. Волк начал было радоваться, но ученый ему напомнил, что они условились спросить у троих.       — Должен признать, меня восхищает терпение волка, — вставил Сюэ Ян, но тут же смолк, столкнувшись снова со строгим взглядом Ван-дайфу, позволив все же второй женщине продолжить рассказ.       — Затем они встретили крестьянина и попросили их рассудить. Крестьянин был сообразителен и заявил, что не верит, будто бы ученый спас волка таким способом, как они оба ему поведали: разве мог бы такой большой волк поместиться в столь маленький мешок? Он попросил ученого вновь опустошить этот мешок, чтобы волк мог наглядно продемонстрировать, как все произошло.       — А потом они забили его до смерти, — хохотнул Сюэ Ян — Бедняга. Все, чего он хотел — это поесть, а получил мотыгой по голове, да так, что его череп раскололся на двое!       Все, кто сидел рядом с Синчэнем наградили его обозленными взглядами за то, что он постоянно перебивал, но Сюэ Ян просто удовлетворенно улыбался в ответ.       — Речь в этой сказке о неблагодарности, — отрезала Ван-дайфу. — И о доброте к тем, кто достаточно отвратителен, чтобы использовать ее в угоду собственной выгоде.       — Поучительная история про спасение незнакомцев, которых находишь в придорожной канаве, даочжан, — голос Сюэ Яна был почти медовым, но в то же время наполненным горечью. — У некоторых могут быть острые зубы.       Синчэнь сидел в тишине, опустив голову, словно бы сражался с тем, что хотел сказать.       — Думаю, ученый поступил верно, — произнес он наконец почти вызывающе. — Было бы не правильным отказать в помощи тому, кто в этом нуждается. Потому что не все нуждающиеся являются волками.       — Большинство, — ответил Сюэ Ян, отложив палочки для еды и жадно наклонившись вперед, словно на самом деле изголодался не по еде, а по словам даочжана.       Синчэнь поднял голову, хмуро повернувшись в его сторону и уставившись белой повязкой вместо глаз так пристально, что Сюэ Яну действительно стало не по себе.       — Если ты хочешь поспорить о том, кто действительно заслуживает помощи, а кто нет, то, пожалуй, никто не заслуживает. Или ты просто сам выбираешь веру в то, что никто не заслуживает. Я верю в другое. И если бы я встретил незнакомца в придорожной канаве, нуждающегося в моей помощи… Я бы помог ему. Если бы мне снова пришлось делать такого рода выбор.       Сюэ Ян побледнел и заметно отпрянул, избегая этого пристального ослепшего взгляда.       — Значит, ты ничему не научился, — буркнул он, но, к счастью, это были последние его слова в этот вечер.       После этого ужин стал гораздо приятнее. Сун Лань обнаружил, что каким-то образом умудрился пообещать регулярно писать письма, а Синчэнь оказался вовлечен в длительный спор про целебные травы и духовные настои.       Сюэ Ян больше не прикасался ни к палочкам для еды, ни к самой еде.       Более того, он снова выглядел слегка нездоровым.

***

      Сяо Синчэнь оценил тишину, воцарившуюся на обратном пути в их комнаты и даже осмелился понадеяться, что она так и останется целостной. Но он не мог ничего поделать с тем, что чувствовал напряжение в воздухе, так что вовсе не удивился, когда Сюэ Ян нарушил тишину, едва они остались наедине. Он сдержал выдох разочарования, когда остатки блаженной тишины развеялись сами собой, и повернулся, чтоб послушать его.       — Ты правда сделал бы так, как сказал, даочжан? — его голос был странным, задумчивым, укоризненным и недоверчивым одновременно. — Ну, что если бы тебе пришлось снова сделать этот выбор… Ты бы правда все равно спас незнакомца из придорожной канавы?       — Да, — ответил он без колебаний, но все же позволил себе вздох. — Я бы не смог не помочь.       — Но ты пострадаешь, все, кто тебе дорог, пострадают.       — Только если волк решит укусить.       Воцарилась странная тишина, продлившаяся чуть дольше, чем могла бы.       — Это же волк. Вся его суть в том, чтобы кусать.       — Но люди не волки, — сказал он, внезапно устав от этих словесных игр и дурацких аллюзий. — Они способны делать собственный выбор. Я не могу контролировать ничьи действия, кроме своих собственных. И я бы выбрал помочь.       — Волка все равно прикончили в конце, —произнес Сюэ Ян после еще одной длительной паузы, и если бы Синчэнь его не знал, то подумал бы, что голос его звучит совсем безнадежно. — Возможно, позволить ему сдохнуть было бы куда большим проявлением доброты.       — Ложись отдыхать, Сюэ Ян, — устало ответил он, поворачиваясь, чтоб пойти в их с Цзычэнем комнату. — Мы уходим завтра рано поутру.       К счастью, ответом ему была лишь тишина.

***

      Три путника покинули свое пристанище едва солнце только начало появляться на небосклоне, холодный туман все еще клубился в воздухе, а город только-только начал просыпаться.       Две стареньких лекарки оставались у ворот, наблюдая, как странная троица идет своим путем вниз по улице.       — Ох уж эти три несчастья, таких я еще ни разу не встречала за всю жизнь, — весело произнесла Ву Лянь, едва те исчезли с поля их зрения. Она зябко поежилась, непроизвольно потирая больную руку поверх бинтов. — Пусть удача сопутствует им. Как думаешь, долго они продержатся?       — Меня больше беспокоит мир, в котором они намерены затеряться, — фыркнула смешливо Ван Мэйли. — Надеюсь, помогая им, мы не сделали того, о чем вскоре придется пожалеть.       Ву Лянь засмеялась и легонько ткнула супругу в бок.       — Да ладно, это же самое веселое приключение в нашей жизни, и ты это знаешь.       Констатация подобного факта вызвала у Ван Мэйли непроизвольную усмешку.       — Признаться, я с нетерпением жду писем от них. Если, конечно, новости в виде слухов о катастрофе не дойдут до нас раньше.       Снова засмеявшись, Ву-Лянь, подхватила ее под руку.       — Или так, да. Пойдем, любовь моя. Я хочу перечитать Трагедию города И, которую нам записал даочжан Сун — какое же сокровище этот человек, дал возможность слушать столь восхитительную историю снова и снова, даже после того как сам уехал! Надеюсь, его письма будут не менее увлекательными.       Улыбка женщины стала шире, в ней больше не было резкости.       — Думаю, для начала нам нужно выбросить все лекарственные травы и медицинский инвентарь из палаты. Отчего-то я не сильно верю, что этот «гость» не внес свои правки в надписи на ярлыках.       Далеко внизу, шагая по улице, трое путников растворились в тумане, отбрасывая лишь длинные неразличимые тени на своем пути.