Heaven Has A Road But No One Walks It

      Две тысячи и семьсот девяносто три дня.       Но, правда, кто считал-то, а?       Рот Сюэ Яна был переполнен привкусом смерти. Застоявшаяся кровь, пыль вперемешку с песком, слюна и желчь — ну и вероятно еще куча других не менее интересных жидкостей, сочащихся во внутренности из мест, которые, вообще-то не предназначены для того, чтоб в них оставляли дыры колюще-режущими предметами вроде меча, клинка и иже с ними.       А еще, к огромному сожалению, во рту по-прежнему сохранялся привкус гадкого варева Вэй цяньбэ, которое, к слову, было настолько мерзким, что почти вынудило его раскрыть себя в тот же миг, как он его попробовал. Выяснилось, что у гениальности Лаоши Илина все-таки был предел: она явно не распространялась на его навыки в приготовлении съедобной пищи.       Разумеется, боли тоже было много, но едва ли это ощущение можно назвать чем-то новым. Да, несколько хуже, чем обычно — все-таки ран было гораздо больше, чем он когда-либо получал — но к физической боли Сюэ Ян адаптировался с раннего детства. Это позволило ему сконцентрироваться на мерзком привкусе во рту или, к примеру, на пульсирующей фантомной тяжестью отсутствующей руке, которой он привык держать меч, а думать о том, что его ждет позже — Сюэ Яну было вовсе не так уж и интересно.       Сяо Синчэнь до сих пор отдыхал, так что Сюэ Ян просто продолжал наблюдать за тем, как поднимается и опускается его грудь, непроизвольно синхронизируя свое дыхание вместе с его. Если бы даочжан, конечно, не лежал на коленях Сун Ланя, это была бы идеальная картина, но, с учетом его скучной серой одежды, можно было легко превратить этого сраного лютого мертвеца в ничего не значащий фон, декорацию для основных персонажей.       Честно говоря, Сюэ Ян сейчас был великодушно готов упустить из виду довольно много всякого дерьма, потому что Сяо Синчэнь дышал — целый, живой, настоящий и умиротворенный, особенно после того, каким растрепанным и отчаянно потерянным он выглядел весь предыдущий день.       Столь яркая и чистая луна спустилась вниз, чтобы почти невесомо прилечь на этой бренной земле.       — Ты должен помочь ему сменить повязку, — сказал он вдруг пространно. — Его глазницы чешутся, когда кровь начинает подсыхать.       Сун Лань бросил на него взгляд, наполненный чистейшей мрачной ненавистью, но не сдвинулся с места, чтобы что-то ответить. Впрочем, его ответ не имел значения.       Сун Лань не имел значения.       Наблюдая за дыханием Сяо Синчэня, он и сам впал в необычайное умиротворение, вялое и изнеможенное, навалившееся на него после всех этих безумств на пути к достижению столь навязчивой цели — свершение кровавой мести, взрыв сексуального напряжения, последняя отчаянная попытка выгрызть для себя шанс на существование и избежать пасти смерти…       Ну и, конечно же, потеря крови наверняка тоже имела определенное влияние на возникновение этой вялости.       Ну и, в конце концов, «умиротворенный» звучало куда лучше, чем «опустошенный».

***

      Утро случилось не то, чтобы внезапно — резкие порывы ветра и тяжелые угрюмые тучи свидетельствовали о том, что близилась буря, и теперь умиротворение стало самой последней по важности заботой в башке Сюэ Яна.       Он не спал. Едва его глаза начинали закрываться — он тут же внезапно просыпался либо от резких вспышек боли, либо (что случалось гораздо чаще) от абсолютно острой необходимости убедиться в том, что Сяо Синчэнь действительно был здесь, и что он все еще дышал.       Он посмотрел затуманившимся взором в сторону Сун Ланя, который имел наглость выглядеть так же угрюмо и ворчливо после холодной бессонной ночи, как и обычно — как будто у кого-то, кто мог держать в своих руках Сяо Синчэня, было право корчить такую недовольную рожу! То, как они свернулись, прижавшись друг к другу, и в самом деле начинало действовать Сюэ Яну на нервы.       Ветер, словно копируя его внутреннее самочувствие, завывал так же раздраженно, заставляя беспокойно трепетать бумажные украшения и запорашивая пылью его собственные глаза.       Ужасная мысль пришла ему в голову с непозволительным по времени опозданием.       — Нам нужно забрать его внутрь, — он с трудом преодолел склеившую уста сухость, одновременно пробудив настойчивую резь в и без того ноющих внутренностях. — Пыль все еще отравлена после вчерашнего дня, а этот ветер ее опять раздувает.       Сун Лань лишь сузил глаза вместо ответа, очевидно даже не собираясь сдвигаться с места.       — Ты что, тупой настолько же, насколько и немой? — зашипел он разъярённо. — Яд обращает живых в ходячие трупы, тебе это должно быть известно лучше всех, даочжан Сун! Посмотри на него! Как думаешь, насколько близко к смерти ему можно находиться, пока она снова его не сцапает?       Сун Лань даже не шевельнулся — внезапно в голове Сюэ Яна вспыхнул весьма яркий образ: пыль, раздуваемая ветром, оседает во дворе тут и там и, пока они ждут решения этого идиота, она превращает их всех в безмозглые марионетки, рассевшиеся в причудливом порядке и безучастно пялящиеся друг на друга целую вечность.       Какая же красивая-красивая ирония!       Как же забавно!       Сун Лань наконец-то сдвинулся с места, но только для того, чтобы поднять Фусюэ из-под руки, где он пролежал наготове всю ночь.       «Он не хочет идти внутрь», — вывел тот на податливом гравии, и Сюэ Ян уставился на него, будто не в силах в это поверить.       — Он не хочет идти в… Что?! Это не ему решать! — отрезал он. — Я что, по-твоему, провел последние (три тысячи семьсот девяносто три дня и…) несколько лет, создавая сраные ритуалы для его возвращения только для того, чтобы он опять умер спустя пару часов прямо на нашем пороге, а?       — Чего я хочу — не тебе решать, — сказал холодно Сяо Синчэнь и сел, очевидно проснувшийся от их однобокого диалога. — Ты больше не имеешь права делать выбор вместо меня.       Сюэ Ян разочарованно оскалился куда-то в небо — что ж, похоже вчерашняя тема неудачного прошлого все еще была чертовски актуальной.       — Даочжан, — вкрадчиво, нарочито мягко сказал он, продолжая настаивать. — В воздухе все еще витает трупный яд. И если мы не пойдем внутрь…       — Там все рухнуло, — сказал Синчэнь. — Внутри небезопасно.       А затем вдруг рассмеялся тревожно и коротко, будто осознал, как двузначно прозвучали его слова, и Сюэ Ян разгадал, над чем он смеется, но в сложившихся обстоятельствах ему самому смешно точно не было.       — Но если мы останемся здесь, то наверняка все умрем! Разве это лучше?       Это должно было прозвучать вполне весомым аргументом, но лицо Сяо Синчэня выглядело так странно, что в животе у Сюэ Яна похолодело: казалось, что очевидный ответ для этого упрямого даочжана вовсе не был таким очевидным. Нарастающий звон в ушах отчаянно напоминал звук, с которым Шуанхуа выпал на землю из безжизненных пальцев своего владельца — он повторялся снова и снова, Сюэ Ян попытался сглотнуть, но во рту было слишком сухо.       — Хорошо, тогда… Тогда давай уйдем, — сказал он спокойно. — Покинем город. Оставим это место. Там, снаружи, будет лучше.       Сун Лань разъяренно схватил Фусюэ, выводя резкие слова в грязи — «Мы никуда с ТОБОЙ не пойдем!» — и он рванулся из своих пут, зло оскаливаясь в ответ:       — Предпочтешь, чтоб он остался здесь и умер? Опять? Ты этого хочешь, а?       — Хватит болтать за моей спиной! — вскричал Сяо Синчэнь, поднявшись на ноги, и в этот раз он выглядел гораздо более рассерженным чем раньше. Он всегда был прекрасен в гневе — по крайней мере для тех, на кого этот гнев не был направлен.       Сун Лань так же торопливо вскочил, устыдившись своего поведения. Он протянул было руку к ладони Сяо Синчэня, но затем мрачно опустил ее обратно.       На долю секунды их взгляды встретились прямо над облаченным в белое плечом, и в кои-то веки на какое-то мгновения их сердца забились в молчаливом согласии, прежде чем они снова уставились на Сяо Синчэня — тот все еще дышал слишком заполошенно, то и дело сжимая ладони в кулаки.       — Вместо этого, — беззаботно внес он предложение, кивнув на балку, — сможешь привязать меня к дереву. И мы продолжим с того места, на котором остановились, просто… С куда более приятным пейзажем вокруг. Сейчас… Раннее утро, наверняка там уже и птички поют. Да ладно, неужели ты не соскучился по этому?       Сяо Синчэнь повернулся к нему, он выглядел так, словно готов вот-вот вынуть Шуанхуа, но затем эта злость резко улеглась, уступая место вымученному истощению.       В этот раз Сун Лань — он, конечно, был простофилей, но отнюдь не дураком — все же прикоснулся к руке Синчэня, будто спрашивая разрешения говорить. Сюэ Ян не мог разобрать точно, что он там ему вырисовывал, но вынужденное наблюдение за этим сокровенным действом, когда палец Сун Ланя так нежно и ласково оглаживал кожу чужой ладони, вызывал внутри нестерпимый зуд. Все, что ему оставалась — услышать ответ, чтобы понять, каков был вопрос, и, в конце-концов, Сяо Синчэнь судорожно выдохнул и кивнул.       Сун Лань продержал его ладонь в своей намного дольше, чем это казалось необходимым, после чего все же отпустил и повернулся к Сюэ Яну, вновь взявшись за Фусюэ. На его лице обосновалось совершенно пустое и холодное выражение.       «Как любопытно! — подумал он, наблюдая за тем, как Цзычэнь приближается к нему, — Что же означал этот кивок? Согласие уходить? Или, все же, разрешение снести мне башку, наконец?»       Клинок — слишком знакомый, в последнее время он мелькал перед его лицом так часто, что, казалось, Сюэ Ян сможет опознать его вслепую по одному прикосновению — коротким рывком вспорол все веревки. Сюэ Ян тут же свалился вниз бесформенной кучей костей и мяса, мгновенно испытав на себе с десяток разновидностей боли, вступивших друг с другом в схватку на территории его истекающего кровью тела, прежде чем ему снова удалось хотя бы отчасти принять вертикальное положение.       Что ж, хорошие новости: голова все еще на месте — во всяком случае, пока что.       Легкие и правое плечо взорвались болью по мере того, как Сун Лань сгреб его за воротник и грубо поставил на ноги — эти мерзкие ощущения вынудили его усомниться (всего на мгновение) в том, а действительно ли это были хорошие новости.

***

      Ему удалось не утонуть в ручье скорее благодаря невероятной случайности, нежели каким-то особым навыкам с его стороны.       Сун Лань, по-видимому, решил, что все еще есть существенная необходимость в таком до смешного обильном количестве веревок и узлов, поэтому его оставшаяся рука была прочно связана за спиной, что, безусловно, было лестно, хоть и весьма переоценивало его нынешние способности. Он чувствовал себя неуверенно на ногах — почти так же неуверенно, как выглядел Сяо Синчэнь, и едва им удалось оставить позади надвигающуюся опасность покинутого города, как он тут же расслабился, посмеиваясь над абсурдностью этого сходства.       Три полумертвых калеки спускаются по тропе…       Достигнув ручья за пределами городских стен, они остановились, чтобы попить чистой воды и, в связи с тесными веревками, опутавшими его тело, а также тем фактом, что ни один из этих великодушных даосов, похоже, не собирался протягивать руку помощи, Сюэ Яну пришлось опуститься коленями на каменистый берег и окунуться лицом прямо в бесконечный водный поток, словно паршивому псу.       Наконец-то ему удалось смыть изо рта эту мерзкую грязь и жадно сделать несколько торопливых глотков, словно умирающему от жажды — и, возможно, так оно и было: он действительно умирал от жажды.       Встать на пятки, не падая лицом в воду, получилось не сразу, но все же получилось, так что, солидно освежившись, Сюэ Ян выровнялся и снова устремил свой взгляд на Сяо Синчэня. Тот отдыхал, сидя на большом камне, и его белые одежды, раскинувшиеся на валунах рядом, были такими яркими, что, казалось, прямо светились.       Паршивая погода заткнула каждую обещанную птицу в округе, и он сам чувствовал себя несколько обманутым. Да ладно, неужели у этих сраных птиц не хватает мозгов осознать, что сегодня нужно петь так искренне и громко как никогда ранее, ну!       Сун Лань снова лапал ладонь Сяо Синчэня и Сюэ Ян мрачно заключил, что, вероятно, этому выродку стоило бы дать прочувствовать, как это: остаться без руки. Или сразу без обеих. Причем, чем скорее, тем лучше.       — Да. Пожалуйста. Они сказали, это где-то здесь, — мягко ответил Сяо Синчэнь. Сюэ Яну пришлось прикусить язык, чтобы не спросить: «Что? Что это здесь?», а затем прикусить еще раз куда сильнее, чтобы не завыть от боли, когда Сун Лань подошел снова и, схватив за веревки, поднял его на ноги будто какой-то тюфяк.       Украшения для похорон были настолько обыденными вещами в городе И, что он не сразу придал значения ошметкам погребальных денег, то и дело кружащих с порывами ветра то тут, то там. Он не обращал на них внимания до тех пор, пока они не достигли свежей могилы, где все еще дымилось несколько палочек ладана. Вот тогда у него внутри что-то щелкнуло, все поставив на свои места.       А. Вот оно что.       Сяо Синчэнь приблизился к груде свежей земли и замер над ней, а затем склонился в глубоком поклоне. Сюэ Яну не нужно было видеть его лица, он и так знал наверняка, что тот снова плачет кровавыми слезами.       Его голос был слишком тихим, к тому же ветер заглушал все, что он говорил, но Сюэ Ян запросто мог угадать его слова. Что-то про «прости», «ты была права» и еще куча таких же без сомнения глупых бессмысленных вещей.       Он перевел взгляд с Синчэня на могилу перед ним. Она не должна была умирать. Это не входило в его планы — никогда. Глупая, глупая Слепышка, разрушающая все столь тщательно продуманные им планы.       Такая мелкая, хрупкая, искалеченная, она все равно смогла нанести ему ответный удар, урон от которого был непозволительно масштабен: этот ее удар стоил ему всего.       «Почти всего», — напомнил он себе, бросив жадный взгляд на Сяо Синчэня. Умная и бесстрашная в конце — если бы она не была столь раздражающей, он бы даже ее уважал. Сюэ Ян с восхищением отметил, что даже оставил бы ей конфету в качестве посмертного подношения, не будь у него связана рука. Одна из ее лучших черт заключалась в том, что она ценила то немногое хорошее, что ей доставалось в жизни — как и он сам. «Сладости, — подумал он, со странноватой ухмылкой вглядываясь в белоснежную фигуру перед собой. — Мы оба любили сладости».       В конце-концов, она должна была знать, что он не из тех, кем Сюэ Ян готов был делиться.

***

      Сяо Синчэнь надолго застыл у могилы — даже когда слова закончились, он все равно продолжал там стоять, склонив голову и позволяя ветру беспощадно трепать его одежду и волосы.       Чувство беспокойства вновь начало терзать внутренности Сюэ Яна острыми клыками — осколки души были скреплены между собой весьма слабо и совсем недавно, равно как и сама душа была скреплена со смертной плотью, поэтому находиться столь длительное время в компании смерти — вовсе не лучшая идея.       — Надо уходить, — пробормотал он нехотя, рассчитывая на то, что его услышит стоящий поблизости Сун Лань, потому что, если отбросить все его многочисленные недостатки, этот идиот был единственным, кто хотел бы защитить Сяо Синчэня так же сильно, как и он сам.       Этот идиот, к слову, мастерски проигнорировал его реплику, вынуждая искривиться в досадливой усмешке.       — Ему не следует проводить здесь так много времени, — Сюэ Ян попытался привлечь к себе внимание снова, чуть повернувшись к Сун Ланю, готовый пнуть его ногой, если тот проигнорирует и на сей раз. Впрочем, это сработало, и Сун Лань обратил на него взгляд, полный равнодушного отвращения, прежде чем ловко вывести на земле острием меча: «Он скорбит».       — Я вижу, — фыркнул он, запрокинув голову на мгновение и закатив глаза, — Так скажи ему скорбеть быстрее. Это не лучшее место, в котором ему стоило бы находиться.       Сун Лань наполовину повернулся в его сторону и отвращение, что отразилось на его каменном лице, придало его чертам почти человеческое выражение.       «Тебя и правда это ни капли не заботит.»       Сюэ Ян оскалился — то, что этот выродок соизволил ткнуть его мордой в грязь, тем самым все же завязав разговор, было маленькой победой, но он был готов радоваться и этому, ведь, в конце-концов, он никогда не утверждал, что не станет мелочиться.       — «Заботит»? Какого хрена меня это должно заботить? Умер и умер, а тело — просто кусок мяса. Похорони его, сожги или брось в канаву — более или менее мертвым оно от этого не станет. Хотя… Свежие тела все еще можно частично использовать!       Он расхохотался как мог, желая распалить этот огонь ненависти во взгляде Сун Ланя еще сильнее — а затем половина его лица взорвалась болью, словно на него разом опустилась тысяча мелких порезов. Удар был столь стремительным и внезапным, что он отшатнулся, почти завалившись на спину, не в силах удержать толком равновесие. Затем он вскинул голову, широко распахнув глаза.       Сун Лань смотрел на него взглядом, преисполненным чистейшей неприязнью, легко удерживая в руке метелку из конского волоса. Сюэ Ян моргнул — из задетого, тут же распухшего глаза пошла слеза — а затем взревел и всем телом бросился на даосса, не смотря на треклятую связанную руку, чтобы вырвать его глотку собственными зубами.       Ну разумеется, у него не было и шанса в этой схватке: было достаточно пары ударов сердца, чтобы он оказался мордой в грязи, скрипя гравием на зубах, пока Сун Лань, крепко упершись коленом ему в поясницу, сжимал рукой его волосы. Сюэ Ян снова отчаянно зарычал, пинаясь изо всех сил и вертя башкой чтобы хотя бы цапнуть удерживающую его руку, но все было тщетно. Фусюэ громко звякнул, опустившись неподалеку, и Сун Лань крепче перехватил веревки освободившейся ладонью, затягивая узлы на больной руке так туго, пока он не завыл, лишь чудом умудряясь превратить этот жалкий скулеж в поток нескончаемых проклятий и брани.       Словно в тумане, он смог различить нечто ярко-белое, оказавшееся вдруг в поле его зрения — сначала обувь, затем и колени, скрытые мантией, внезапно врезавшиеся в землю.       — Ты даже не дашь мне погоревать? — голос Сяо Синчэня был едва ли сильнее этого шумного вездесущего ветра, и Сюэ Ян притих, проглотив язык, словно боясь издать хоть малейший звук.       Сун Лань тоже застыл, выпуская его из рук, чтобы потянуться вверх, к предплечьям Сяо Синчэня, и удержать его от падения на себя.       Кровь капала в пыль, и, дернув головой, он все же увидел, что чужая повязка на глазах промокла насквозь, из белой превращаясь в красную, струи крови текли по пепельно-серым щекам. Сердце Сюэ Яна тревожно замерло, и паника захватила каждую нервную клетку в его теле. Сейчас Сяо Синчэнь выглядел почти прозрачным и совершенно бездушным — точно так, как выглядел лежа в гробу все эти годы, совершенно не меняя выражение лица.       Нет, нет, нет-нет-нет-нет, НЕТ.       — Сяо Синчэнь! — звук его собственного голоса напоминал карканье. Сун Лань яростно пнул его в сторону, видимо рассчитывая его таким образом заткнуть, но Сюэ Ян почти не ощутил этого пинка. — Мы должны уйти! Нужно увести его отсюда, ему нужно отдохнуть, ему нужно… Держи его, да сделай же ты что-нибудь, а!       Не могу его потерять. Только не снова. Нет. Нет. Нет-нет-нет! Ну пожалуйста…       Он почти видел, как заклинание распадается, истончается и как, под натиском слишком сильных эмоций, расходятся чертовы магические швы.       — Да держи ж ты его! — снова завопил он, отчаянно пытаясь встать хотя бы на колени, когда Сун Лань, наконец, выйдя из ступора, крепко прижал к себе дрожащего даочжана, погружая обратно в мир живых. — Ты не можешь сдаться, Сяо Синчэнь, ты должен жить, ты просто должен и у тебя все еще остались причины, разве не так?! Разве ты не хочешь жить для него, а? Разве ты не для этого вернулся, разве он не утраченная частица тебя? Разве он не та частица, которой тебе не хватало все это время?       Слова вырывались наружу — совершенно скомканные — и необходимость произносить их вслух медленно уничтожала его самого, но это не имело значения, ничего не имело значения, кроме одного, самого отчаянного стремления.       Ветер шелестел в кронах деревьев, нарушая бесконечно долгое мгновение тишины, а затем Сяо Синчэнь обмяк в руках своего товарища, снова уткнувшись лбом ему в изгиб шеи, как и накануне.       — Я так устал… — произнес он едва слышным шепотом.       Сун Лань обнял его слишком нежно для лютого мертвеца, затем встал, вместе с тем поднимая и его, и крепко прижал к себе. Легким движением запястья он вернул Фусюэ в свою ладонь, и сухая поверхность смоченной кровью пыли заскрипела под его клинком, очерчивая иероглифы.       — Даочжан Сун говорит… Он говорит, что держит тебя, — выдавил Сюэ Ян хрипло. — Мы пройдем чуть дальше отсюда. И можно будет отдохнуть.       Сяо Синчэнь какое-то время помолчал, затем устало кивнул, соглашаясь.       Понадобилось несколько попыток, чтоб самостоятельно подняться с колен и, в удушающей тишине, поспешить следом за совершенными инь и янь, коими были два даоса, опирающихся друг на друга. Спустя несколько минут буря, наконец, разразилась в полную мощь.       И если Сюэ Ян и был бы сейчас благодарен сраному дождю, стекающему по его щекам, он бы все равно никогда этого не признал — даже перед самим собой.