Лаванда

      Дракон сидел в засаде, как подобает настоящему хищнику, и наконец увидел подходящую добычу: к двери подходила молодая женщина с коляской. Он сорвался с места и придержал для неё дверь, дружелюбно улыбаясь, отпустил комплимент ребёнку и мимо консьержа они с женщиной прошли вдвоём, болтая почти как старые друзья.       Вот так это делается. Большая часть людей — доверчивые идиоты. Милая улыбка, пара добрых слов, и ты проходишь в чужой дом и делаешь всё, что тебе нужно, под носом у охраны.       Конечно, если ты хищник, а не дрожащая овца!       Едва женщина вошла в лифт, как Дракон стёр с лица улыбку. Он прошёл дальше, на чёрную лестницу, поднялся на последний этаж и вышел на общий балкон, где стояло пыльное старое кресло с рваной обивкой. Быстро оглянувшись, Дракон вынул из кармана небольшой свёрток и сунул в рыхлые внутренности кресла. Отправив фото клиенту, он вышел обратно и через минуту уже летел на мотоцикле в соседний район.       «Всё чисто, жопохватов нет», — писали в рабочем чате. Дракон не боялся полицейских. Попадаются только идиоты, а он не идиот, ему предъявить нечего.       Город млел в осеннем тепле, большая часть офисного планктона ещё сидела по душным кабинетам, даже не подозревая, что в их курятниках орудует лиса. Люди почему-то считают, что злодеи должны действовать по ночам, под покровом тьмы, но ведь именно ночью у копов больше предлогов схватить, начать спрашивать, что ты здесь делаешь в такое время... А днём ты не вызываешь вопросов. Никто не знает, что под маской обычного столичного парня скрывается оскаленная пасть, полная острых зубов.       В рёве мотоцикла Дракону слышался собственный рык.       До пяти вечера, когда основная обывательская масса выплеснулась на улицы, он успел побывать ещё на детской площадке в спальном районе, в сквере рядом с университетом, на набережной в центре города и даже в подземном переходе возле станции метро, где встретил полицейских, но ничуть не смутился. Особым шиком Дракон считал совершить злодеяние на глазах копов. Пройдя мимо них, он даже поздоровался, наслаждаясь мыслью о том, что они ничего не подозревают. Пусть дальше охраняют от него город, пока он скользит мимо, прячась в тенях.       Уже начали собираться вечерние пробки, но он легко вилял между полосами, наслаждаясь рёвом своего железного коня. Вот поэтому он любил мотоциклы больше, чем машины — больше свободы, меньше границ. Пока бараны-обыватели потели в своих железных гробах, он с ветерком доехал до дома.       Ему нравилось, что Лео бросил свою дурацкую работу — теперь он всегда был под рукой. Вот и сейчас, когда Дракон открыл дверь своим ключом, Лео был дома, валялся на разобранной кровати с телефоном. Раздражающий телефон Дракон немедленно отнял и отбросил, а Лео, который пытался сказать что-то о том, что им надо поговорить, заткнул поцелуем.       У Лео были мягкие губы, длинные волосы, как у девки, и нежная белая кожа. Дракону нравилось оставлять на ней следы. Он целовал его и кусал, навалившись сверху прямо в уличной одежде; засасывал эту нежную тонкую кожу, и Лео больше не лез ни с какими разговорами, а отвечал на поцелуи, притираясь бёдрами. Дракон отстранился, скинул куртку, рывком стянул футболку через голову, нетерпеливо рванул ремень и расстегнул молнию джинсов, высвобождая вставший член.       — Раздевайся и на живот.       Лео — на щеках румянец, взгляд затуманенный, губы распухли от поцелуев, прядь вьющихся волос прилипла ко лбу — в два счёта избавился от одежды и встал на четвереньки, прогнувшись в спине и подставляя задницу.       — Хороший, послушный, — прошептал Дракон, тиская и разводя в стороны его ягодицы. Нашарил среди смятых простыней тюбик смазки, выдавил в ладонь и растёр по своему члену. Он уже трахал Лео утром, сонного и еле соображающего, что происходит, поэтому вошёл легко и тут же взял быстрый темп, двигаясь короткими резкими толчками и вгоняя до упора. Лео скулил под ним, и эти жалобные звуки, и само зрелище члена, таранящего растянутое, покрасневшее отверстие, заводили так, что долго он не продержался и кончил, вогнав напоследок член ещё глубже.       Тяжело дыша, он отстранился и зашарил по карманам куртки в поисках сигарет и зажигалки. Нашёл и закурил, лёжа на спине и глядя, как Лео дрочит сам себе, кусая и без того распухшие губы. Ресницы у него слиплись тёмными стрелками, на щеках виднелись дорожки слёз, и от этого вида Дракон снова почувствовал лёгкое возбуждение и подумал, что, пожалуй, минут через десять будет готов к новому заходу. Он представил, как трахнет его, всё ещё влажного и растянутого после предыдущего раза, и эта мысль отдалась пока ещё ленивым всплеском искр в члене.       Лео кончил с коротким мучительным стоном и уткнулся лицом в подушку. Дракон погладил его по влажной спине, шлёпнул по круглому заду, с которого ещё не сошли красные следы ладоней, забрался пальцами между ягодиц, где всё было мокро от смазки и семени. Да, точно, ещё разок...       Но тут Лео отодвинулся и сел в кровати, прикрывшись простынёй.       — Я хотел поговорить, — снова начал он заискивающе.       Начало не сулило ничего хорошего, и Дракон заранее начал злиться. Никто не произносит «я хочу с тобой поговорить», чтобы сообщить приятную новость.       — Ну говори, — сухо сказал он, и Лео, явно почувствовав неладное, заёрзал и оглянулся, облизнул губы, но всё же продолжил:       — Ты говорил, что... короче, когда я уволился, ты сказал, что позаботишься обо мне.       Он сделал паузу; Дракон выдохнул дым, глядя в потолок:       — Я помню, что я говорил.       — Ну да. Я не думал, что ты забыл. Просто... В общем, подходит срок за квартиру платить, а денег у меня толком нет. И долг по кредитке.       — Хреновая ситуация, — резюмировал Дракон. — Пепельницу дай.       Лео с готовностью протянул ему пепельницу. Дракон стряхнул пепел и снова затянулся.       Помолчали. Потом Лео дрожащим голосом заговорил снова:       — Я подумал, что, может, ты мне поможешь. Ты ведь обещал.       — Круто ты дело повернул. По-твоему, «позаботиться» значит заплатить за твою квартиру?       Теперь Дракон разозлился ещё больше. Он рассчитывал хорошо провести время, но вместо этого вынужден выслушивать меркантильные намёки! Если б он хотел, чтоб ему присели на шею, то трахал бы какую-нибудь девку. Хотя с этими ещё хуже, не успеешь оглянуться, а на тебя уже навесят младенца — по крайней мере, так парни говорят. Дракон с бабами дела вообще не имел, они его раздражали, а уж желания трахнуть одну из них он не испытывал ни разу в жизни.       Лео моргал своими коровьими глазами, губы у него дрожали, и сейчас он тоже Дракона раздражал. А уж когда заговорил, то выбесил ещё больше и обиженной, жалкой интонацией, и самими словами:       — Но ты тоже здесь живёшь последнее время...       — Я б в жизни в этой убогой конуре жить не стал, — ответил Дракон и сел, шаря по кровати в поисках своей одежды. — А ты не мелочись, — посоветовал он. — Выпиши счёт и не забудь туда сексуальные услуги включить!       — Что?! — к побелевшим было щекам Лео кровь прилила так резко, что Дракон посмеялся бы, не будь он так зол.       — Если не хочешь, чтобы к тебе относились, как к шлюхе, так и не веди себя, как шлюха, — процедил он сквозь зубы. Бурлящая ярость требовала выхода, поэтому уходя, он несколько раз хлопнул дверью так, что эхо ударов прокатилось по всей лестничной клетке, а стены содрогнулись.       Вот так-то. Пусть знает, сволочь меркантильная.

***

      Однажды Джесс прочитал книгу, где главный герой превратился в огромного страшного жука и был вынужден целыми днями сидеть в своей комнате, чтобы никого не напугать. Таким жуком он чувствовал раньше и себя. Старался не привлекать внимания, как можно реже открывать рот, заниматься только своей любимой работой и верить в то, что семья оградит его от враждебного внешнего мира. И только последние несколько месяцев он начал думать, что, может, дело было вовсе не в том, насколько ужасен он сам...       Но с появлением Аманды всё пошло наперекосяк, и побледневшая было личина страшного насекомого снова явилась на свет, как будто человек из прошлого мгновенно отбросил назад и самого Джесса. Он снова почувствовал себя отгороженным от всего мира, неспособным воспринимать человеческие сигналы. Огромным страшным жуком, которому остаётся только забраться в тёмную нору и сидеть там, чтобы никому не показываться и никого не видеть.       Артур, кажется, тоже знал об этой трансформации, потому что не писал и не звонил ему. Теоретически Джесс мог написать ему сам; практически же он был не способен на это и мог только лежать у себя в комнате, гипнотизируя телефон и надеясь, что Артур каким-то образом почувствует, что нужен ему. Но ничего подобного не произошло. Красивые мотыльки не пишут страшным жукам. Перед сменой в клубе Джесс решился и отправил ему смешное видео со слонёнком, который гладил хоботом зебру, но Артур даже не открыл сообщение.       Кое-как отработав ночную смену, Джесс решил всё же поговорить с Артуром и поймал его на лестнице, когда тот бежал на работу. В глаза бросилось, что Артур стал как будто ещё худее; под глазами у него залегли тени, и даже одежда была тусклая — серая футболка и джинсы. При виде Джесса Артур испуганно замер, как замер бы любой, кому преградил путь огромный страшный жук.       — Мы можем поговорить? — спросил Джесс, разрываясь между желанием спрятаться в своей квартире и желанием обнять и утешить Артура. Может, будь он человеком, он бы так и сделал, а так — только стоял, беспомощный и неподвижный, свесив большие бесполезные руки по обе стороны тела.       Артур часто-часто заморгал, закрыл лицо рукой и отвернулся к перилам, а Джесс всё стоял, не способный ему помочь.       — Прости, — пробормотал Артур. — Да, зайди ко мне в перерыв...       И он проскользнул мимо, пряча взгляд.       До назначенного времени Джесс места себе не находил; обычно после ночной работы он полдня спал мёртвым сном, но теперь не мог сомкнуть глаз. Квартира, которая обычно казалась ему уютным убежищем, теперь обступала, как ледяной замок Снежной Королевы, в котором не было ни единого тёплого уголка, не было покоя, не было утешения.       В назначенный час он шёл в «Лаванду», и ему казалось, что он двигается в чёрном столбе, который не пропускает ни солнечные лучи тёплого осеннего дня, ни расслабленную субботнюю атмосферу.       С Артуром, который по-прежнему выглядел так, словно у него умер дорогой родственник, он столкнулся у входа, и они вдвоём отправились в кофейню. Артур взял кофе и пирожное, но один раз откусил, а есть не стал.       Молчали. Джесс смотрел на него, пытаясь запечатлеть в памяти его образ: нервное худое лицо с большими чёрными глазами, выпирающие ключицы в вырезе футболки, небольшие руки — он помнил их на ощупь, знал, на каком пальце мозоль от ножниц, знал, что когда Артур нервничает, он сжимает и разжимает кулак — в последнее время вместо этого он крутил в руках деревянную выдру, но теперь её не было.       — Я знаю про твою семью, — сказал наконец Артур, не поднимая взгляда от чашки с кофе.       — Ты говорил с Амандой?       — Не я говорил, но неважно.       — Ты на её стороне? — спросил Джесс, с трудом выдавив эти слова из горла.       — Я не... — Артур опять замолчал, прижав руку к глазам. — Я просто думаю, что нельзя так делать, понимаешь? Нельзя бросать семью...       — Они справятся сами, — угрюмо сказал Джесс. — Как-то справлялись, пока я был в тюрьме.       Артур вскинул на него удивлённый и возмущённый взгляд:       — Кто справится сам, маленький ребёнок?       — Братья.       — Так их двое?.. — Артур нервно засмеялся и покачал головой. — Господи! Я сейчас узнаю о тебе больше, чем за прошлые месяцы!       Вот поэтому Джесс и не рассказывал ему про семью. Артур сейчас казался таким разочарованным. Джесс пытался быть человеком, но всё равно оставался жуком, и теперь это стало очевидным. Аманда победила, Артур с отвращением от него отвернулся, и теперь оставалось одно — уползти к семье, которая готова была его терпеть.       — Я знаю, что ты мне ничего не обещал, — говорил тем временем Артур. — Я сам виноват, что напридумывал себе что-то... Я когда узнал про это всё, я думал — если бы ты был в разводе и помогал своей семье, то я бы, наверное, понял, но вот так? Бросить жену и детей? Это... прости, но это подло!       — Жену? — растерянно переспросил Джесс, потеряв нить разговора. — У меня нет жены.       Артур заморгал:       — Вы всё-таки в разводе?       — С кем?       — Так с этой женщиной, которая тебя искала, с Амандой!       — Аманда, — медленно проговорил Джесс, — жена моего брата Джимми.       — Что?!       Они уставились друг на друга; Артур, до того бледный, медленно заливался краской.       — Но как же... а о каких детях шла речь?!       — У неё есть ребёнок.       — От... тебя? — ляпнул Артур и покраснел ещё сильнее.       — Нет, — кратко ответил Джесс. Шестерёнки в его голове всегда вращались медленно, а особенно сейчас, когда все мощности мозга были заняты несчастьем, и всё-таки он начинал понимать, что произошло. Аманда обманула Артура, она всегда умела путать других в словах, как лиса путает преследователя в следах; хитрит, петляет, машет хвостом, и вот уже не знаешь, где правда, где ложь. И Артур, его Арти, поверил ей — не ему. Не спросил, не поговорил с ним, просто сходу решил, что всё это правда, и что он, Джесс, действительно мог жениться (на Аманде! от одной мысли у него внутренности в узел завязывались), заделать детей, а потом их бросить! Да, он чувствовал себя виноватым за то, что не вернулся к братьям — ведь без него они не могли заработать столько, сколько получалось с ним, он не позаботился о них, хотя они когда-то заботились о нём. И всё-таки это не он решил обзавестись ребёнком и не он взял на себя ответственность за жену!       Мысли эти оформились в полные горечи слова:       — Почему ты ей поверил?!       Артур, покрасневший уже до ключиц, упрямо вскинул голову.       — Потому что ты мне ничего не рассказывал. Потому что я понятия не имел, что у тебя в голове. Я вообще думал, что ты натурал! А ты... ты гей?       — Я не знаю, что это значит, — механически ответил Джесс.       — Ну брось! Не строй из себя... Ты прекрасно знаешь, что значит «гей»!       — Я знаю, если речь о других. Про себя — не знаю.       — Ох, ну что за... — Артур, возбуждённый и раздражённый, махнул на него рукой. — Тебя привлекают мужчины?       — Нет.       — Ну, что и требовалось... — Артур саркастически засмеялся. — Тебя привлекают женщины, и ты не...       — Меня не привлекают женщины.       — Прости, но в твою асексуальность мне как-то не верится!       — Меня привлекаешь ты, — тихо сказал Джесс, которому казалось, что он попал в смерч, который тащит его, лупит по лицу, не даёт дышать. — Я видел, что ты меня стыдишься, но...       — Стыжусь?! Я? — Артур подпрыгнул на стуле и так экспрессивно прижал руку к груди, что чуть не опрокинул чашку с кофе.       — Ты скрывал.       — Я скрывал, потому что считал, будто ты натурал и не захочешь, чтобы кто-то про нас знал! — шёпотом прокричал Артур, наклонившись через стол.       От всех этих ураганных эмоций Джессу хотелось спрятаться, он с трудом заставлял себя отвечать. Всё, что он понимал — Артур считает его подлым, плохим человеком.       — Я хотел быть с тобой, — сказал он, сделав над собой усилие. — Мы занимались любовью. Не знаю, кем меня это делает, и мне всё равно. Но как ты мог подумать, что я женат?..       — Как ты мог подумать, что я тебя стыжусь?! — парировал Артур, сверкая глазами.       — Потому что меня стыдились всегда, — сказал Джесс. Он встал, как будто во сне, и сделал шаг прочь; Артур, в глазах которого воинственный огонь поугас, забормотал было «Постой, погоди, не уходи», но Джесс только качнул головой:       — Я не могу больше разговаривать.       Ему казалось, что его тащит мощное течение — крутит, вертит, тянет на дно, и воздуха в лёгких больше не осталось. Надо было выбраться на берег и вздохнуть полной грудью, а потом... а потом ждать понедельника и идти на встречу к Аманде. Нет, он не жук — он огромный убитый медведь; пусть грузит его на телегу и везёт домой, к семье, чтобы они могли питаться его мясом, вытапливать его жир, постелить шкуру перед камином, чтобы на ней играли дети, а когти и зубы повесить на шею, как обереги.

***

      Косметолог из «Лаванды» всегда говорила, что худшие враги красивой кожи — плохой сон, курение и алкоголь. Лео, который гордился тем, что кожа у него идеальная, теперь убедился в правдивости её слов на практике. Он вкрутил наконец-то перегоревшую лампочку над зеркалом в ванной и теперь хмуро разглядывал своё отражение: из белоснежной кожа стала как будто грязноватой, поры расширились, под глазами образовались мешки, чего с ним никогда раньше не случалось.       Но раньше он и не жил так, как в последнее время. Раньше всегда был стержень, на который нанизывалась его жизнь: учёба в школе, подработка в ресторане у отца, работа в «Лаванде». Этот стержень его раздражал, он предполагал рамки: подниматься в одно и то же время, выполнять обязанности, подчиняться правилам. Лео мечтал освободиться, и вот наконец желанная свобода настала. Он допоздна спал, поднимался с постели не раньше двух, трахался с Драконом, они каждый день пили и в общем-то ничем не были заняты...       И такая жизнь ему осточертела. Вчера он не пил весь день после того, как Дракон психанул и свалил, и вдруг обнаружил, что просыпаться утром не с похмелья — это давно забытое удовольствие. У него не болела голова, его не тошнило, свет не резал глаза, руки не тряслись, и даже появилось желание сделать что-то полезное. Начал он с того, что вкрутил лампочку, о чём сразу же и пожалел, потому что отражение ему не понравилось.       Лео задумчиво оглядел полочку, заставленную самыми разными пузырьками и баночками. Вспомнил заодно, как Дракон над ним посмеивался: «Эй, чем из этой бабской бурды помыться-то можно?». Нашёл увлажняющий крем и намазал лицо, надеясь, что это поможет вернуть коже прежний вид. Снова поглядел в зеркало, но ничего не изменилось, хоть этикетка на креме и обещала, что кожа станет «гладкой и сияющей». Лео вздохнул и вышел из ванной.       Солнце безжалостно освещало студию, которая никогда не напоминала красивую картинку из инстаграма, но сейчас отличалась особенной убогостью. Пустые бутылки и коробки из-под пиццы, груды вещей на полу и на стульях, забитые окурками и пеплом пепельницы, наполовину сорванная с гардины занавеска... Когда придёт хозяин за оплатой, нельзя будет его впускать.       И где взять деньги?.. На счету нет и пяти сотен, его спасёт только кредитка. Лео вздохнул.       Зря он посчитал, что драконово «Я о тебе позабочусь» значит, что тот и аренду заплатит, и обо всём остальном подумает. А как вообще проявляется его забота? Пару раз принёс пиццу, часто привозил вино? Можно ли это считать заботой?..       Маленькая замусоренная квартирка душила, и Лео вспомнил, что в «Лаванде» остались его вещи. Он не собирался их забирать, потому что слишком злился на Артура, но теперь идея сходить туда показалась на удивление привлекательной.       У него защемило сердце, когда он подходил к зданию со знакомой вывеской. По-новому грустной оказалась мысль, что скоро салон красоты съедет, а вместо него сделают обычный супермаркет...       За стойкой ресепшн сидела незнакомая длинноволосая блондинка, которая с недоверием отнеслась к словам о том, что он когда-то здесь работал.       — Да спроси кого угодно, здесь меня все знают! — выходил из себя Лео, который как личное оскорбление воспринял то, что какая-то инстачика с наклеенными ресницами уже считает себя тут хозяйкой, тогда как он, два года работавший в салоне, вынужден доказывать право забрать свои вещи.       — Я не буду приставать к мастерам, пока они работают! — заявила девушка, отбрасывая прядь длиннющих волос от лица. — Подождите, пожалуйста, пока кто-нибудь освободится, — добавила она и широко улыбнулась, как робот.       Понаберут всяких...       Раздражённый Лео закатил глаза и хотел было уйти, но тут дверь открылась и появилась Таня, на ходу доедающая пончик. Лео сам не ожидал, что так ей обрадуется. Она увидела его, и через мгновение он уже оказался в её объятиях, она тискала его, радостно смеясь и заглядывая ему в лицо.       — Ну ты куда пропал, а? Я тебе и писала, между прочим, а ты не отвечал...       Лео со стыдом вспомнил, что и правда не ответил на пару её сообщений, раздражённо отмахнувшись от них. Сейчас он искренне пожалел об этом. Она ведь всегда хорошо к нему относилась! И у них общие интересы, они оба любят танцы... Он до сих пор жалел, что не пошёл тогда на ту джазовую вечеринку.       — Так жаль, что вот это всё с тобой получилось, — сказала Таня, отпустив его наконец. — Артур психанул, ну ты его знаешь, он сначала долго терпит, а потом рубит с плеча.       — Он тут сейчас? — Лео испуганно оглянулся; ему с одной стороны ужасно захотелось увидеть Артура, а с другой — было стыдно.       — Нет, уехал смотреть новое здание. Слушай, выпьем кофе завтра? У меня выходной. Я тебе новости расскажу, ты скажешь, что с тобой происходит вообще... а? Ты занят?       Он понял, что уже давно ни с кем не говорил по душам. С Драконом постоянно приходилось думать, как тот воспримет ту или иную реплику, Лео боялся сказать что-то не то и разозлить своего вспыльчивого возлюбленного. А вот с Таней можно было просто... поболтать? Она весёлая, и он даже соскучился по её нелепому юмору. Может, попросить у неё совета по поводу всей этой ситуации с Драконом? Лесбиянки шарят в отношениях!       — Да, — решил он. — Во сколько?       Таня, которая всё это время держала его за плечо, словно боялась, что он убежит, отпустила его и полезла за телефоном:       — Так, смотри, я освобожусь...       Но он уже её не слушал, а смотрел на принт на её футболке.       Дракон. С длинным чешуйчатым телом, распахнутой пастью, острыми клыками.       Граффити, которое Дракон показал на первом свидании.       — Что за принт? — перебил он Таню, ткнув пальцем в рисунок.       — А, это? — она оторвалась от телефона и развела полы пиджака в стороны, давая разглядеть принт во всей красе. — Нравится? Мы с Линдой вчера были на выставке фем-художницы, она рисует драконов и змей. У неё такая концепция: женщин оскорбляют, называя змеями, но она считает, что это символ силы, поэтому рисует его в таких местах, где женщинам бывать опасно, во всяких там заброшенных зданиях, на стройках...       — Фем-художница, значит, — пробормотал Лео.       В следующий момент он вынесся из салона, провожаемый криком Тани: «А как же встреча?!»       Трясущимися от злости руками он попытался набрать номер Дракона, но тот не отвечал, и Лео, злобно выругавшись на всю улицу, сбросил звонок.       Как он мог так ошибаться?! Где были его глаза?       У него была отличная работа. С лояльным начальником, который его обожал и не отчитывал за мелкие косяки. С хорошей и понятной целью — сделать людей красивее. Почти все клиенты салона оставались довольны и уходили, светясь от радости; что уж там, приятно было смотреть на них и чувствовать себя причастным к преображению. Он получал неплохие деньги, на которые мог снимать отдельную квартиру, покупать шмотки, ходить по клубам. Он работал с приятными людьми, некоторые из которых были его друзьями.       Как он мог этого не замечать? Как он мог проглядеть то, что Артур только и делал, что помогал ему, тогда как Дракон всё это время втягивал в неприятности, лгал, изворачивался, унижал? Чёрт побери, даже граффити нарисовал не он, а какая-то феминистка!       Пыша яростью, совсем как дракон с принта, Лео сам не заметил, как добежал до своей квартиры — и снова оглядев её, подумал, что опустился, стал жить, как реднек из трейлера. Ему захотелось и в этом смысле противостоять Дракону, и он выгреб мусор, нормально повесил занавеску, вымыл поверхности и оттащил грязное бельё стирать.       Сидя в прачечной, Лео, уже уставший и слегка остывший, засомневался. Может, он не так всё понял? Может, Дракон приедет вечером с едой, извинится, даст понять, что Лео ему дорог?.. Ведь все совершают ошибки! А если он сейчас Дракона выставит, то снова останется совершенно один, с друзьями-то поссорился! Что, если он больше никогда никого не найдёт?       Но потом он вспомнил про враньё Дракона и решил, что с него хватит. Пусть он до конца жизни останется один, но идиота из него больше делать не будут! Заведёт маленькую брехливую собачку, выщипает брови и будет старым, манерным, противным одиноким геем, с которым никто не захочет иметь дела.       Лео даже немного всплакнул над своей судьбой, но к концу стирки успокоился. Мысли его перескочили с далёкого будущего, где ему исполнится сорок лет и он будет делать подтяжку (не ходить же с морщинами!), на будущее не столь отдалённое, где нужно было как-то сказать Дракону, что они расстаются, найти новую работу, всё-таки встретиться с Таней и попытаться помириться с Артуром. Может, удастся уговорить его принять Лео обратно?       Занятый этими размышлениями, он вернулся к себе и закончил уборку: мстительно собрал вещи Дракона в отдельный пакет, выбросил все сигареты, что нашёл, проветрил, перестелил кровать и до вечера пытался составить какое-никакое резюме. Две строчки «помогал в ресторане отца» и «работал администратором в салоне красоты, пока меня не уволили за постоянные опоздания и прогул» выглядели жалко, и Лео силился понять, как представить свой опыт максимально привлекательно для будущего работодателя.       Занимаясь всем этим, он чутко прислушивался, не повернётся ли ключ в замке, но Дракона всё не было. Ожидание изматывало, Лео предпочёл бы сразу покончить с этим делом. Что, если тот ещё несколько дней не появится? Хотя скорее всего, Дракон явится ночью, как он это делал обычно...       Решив, что не собирается сидеть и мучиться неизвестностью, Лео выключил ноутбук и улёгся, удивляясь, как это он забыл, насколько приятно лежать на свежевыстиранных простынях.

***

      Он проснулся от ощущения чужого присутствия; открыл глаза — и вздрогнул, увидев темнеющий в утренних сумерках силуэт сидящего на кровати человека.       Лео почувствовал знакомый запах табака, одеколона и бензина, который раньше казался ему таким возбуждающим, а сейчас вдруг вызвал отторжение.       — Эй... Что ты делаешь? — пробормотал он, садясь в кровати и растирая лицо непослушными ещё руками.       Дракон повернулся, в слабом свете едва начавшегося дня стала отчётливо видна ссадина у него на лице.       — Мне больше некуда идти, — глухо сказал он.       И как теперь его выгонять?! Лео почувствовал себя плохим человеком. Собрался вышвырнуть на улицу того, кто явно попал в неприятности, кому некуда пойти...       — Послушай... — пробормотал он, но Дракон его прервал:       — Не надо извиняться. Я тебя уже простил. Не могу держать на тебя зла.       Сочувствие к нему куда-то девалось. И с чего он считал, будто Дракон будет извиняться?!       — Я и не собирался извиняться, — от собственной резкости и смелости у Лео сердце перехватило, но всё-таки он продолжил: — Я собирался сказать, что мы расстаёмся!       Повисла пауза; Лео пробрала дрожь, когда Дракон посмотрел на него своими безумными светлыми глазами, но он храбро выдержал его взгляд, хоть внутри всё и заледенело.       — Да, расстаёмся, — повторил он, поняв, что Дракон так и собирается играть в гляделки. — Ты меня обманывал! Даже граффити рисовал не ты! И ты меня постоянно стыдил! Да, я не люблю риск, я не люблю заброшенные здания, я люблю клубы, танцы и мультфильмы «Пиксар», и меня задолбало чувствовать себя виноватым из-за этого! — говорил он, горячась всё сильнее. Дракон так и сидел, глядя на него и плотно сжав губы; наконец он ожил и сказал неестественно тихо и безэмоционально:       — Это ты лжец. Ни одному твоему слову верить нельзя.       Лео от неожиданности замолчал.       — Чего стоили твои слова о любви? Значит, всё это была полная чушь и враньё, про то, что ты меня любишь?       — Я... Ну, тогда я так думал... — забормотал Лео.       — Вот чего стоит твоё слово и твоя так называемая «любовь», — презрительно сказал Дракон. — Говоришь, я тебе не доверял? А как тебе доверять, если ты даёшь слово и тут же берёшь его назад?       Лео растерянно захлопал глазами, а Дракон продолжал спокойно говорить, каждым словом втаптывая его в грязь:       — Вот поэтому я не говорил тебе всей правды. Потому что тебе нельзя верить. Ты жалкий, пустоголовый, меркантильный червяк, ты думаешь только о ебле и о клубах. На тебя нельзя положиться. Я спустил своё доверие в унитаз... Я, конечно, уйду, но не потому, что ты мне сказал, а потому, что я наконец увидел твоё истинное лицо. И оно отвратительно, Лео. Ты отвратителен. Мне противно думать, что я рассказывал тебе о себе и хоть пальцем тебя трогал.       Лео открыл рот, да так и забыл его закрыть, чувствуя себя так, будто его облили помоями. Щёки у него горели, он пытался подыскать подходящие слова для ответа, но не мог, и какой-то злорадный голос в его душе говорил: ну ты ведь понимаешь, что он прав? С кем-нибудь другим он не стал бы себя так вести, а ты... с тобой только так и можно!       — Я уйду, — повторил Дракон и встал, широко расставив ноги в джинсах и тяжёлых ботинках. — Но сначала я хочу услышать извинения.       — Что?!       — Извиняйся за всё, что ты тут наговорил.       Он стоял посреди квартиры, высоченный, широкоплечий, угрожающий, и Лео, одетый только в футболку и трусы, почувствовал себя перед ним особенно беззащитным. Но одновременно из глубины души поднималось нечто упрямое, нечто злобное; то, что когда-то позволило ему не сломаться и не остаться в доме у родителей, а сбежать и начать собственную жизнь, пусть и полную ошибок.       — Нет, — сказал он, подогреваемый этим внутренним пламенем.       Дракон чуть-чуть улыбнулся, но в его улыбке не было ни веселья, ни тепла.       — Ты уверен? — переспросил он. — Не хочешь по-хорошему?       Лео незаметно нащупал среди простыней телефон, с которым не расставался; кажется, пришла пора звать на помощь.       — Я не буду извиняться. Уходи. Я прямо сейчас звоню...       В следующий момент он взлетел в воздух и ударился об пол; дыхание перехватило, в глазах на секунду потемнело от неожиданности. Он ударился спиной и копчиком, телефон отлетел куда-то под диван. Всхлипывая от боли, Лео попытался подняться...       И понял, что в лицо ему смотрит дуло пистолета.       — Извиняйся, — мягко сказал Дракон, и Лео услышал щелчок — с таким звуком в фильмах обычно взводили курок. — Не то я ведь выстрелю.