Комбинация

      — Ну пап!.. Это абсурд! — Я прижимала новый, крайне неудобный смартфон (но максимально безопасный и практичный в использовании, как настоятельно втюхивал мне отец) к уху плечом, паралельно стараясь сохранить нить диалога с мужчиной и наконец отыскать худую связку ключей в белом женском клатче.       — Подумать только! Мы с тобой не виделись в последние несколько недель, и ты пытаешься приставить мне в охрану непонятного человека, даже не спросив, как у меня дела?       — И именно по этой причине я это сделаю. Я не могу полностью положиться на одноразовое «хорошо», не убедившись в твоём благополучии в живую, — шумно вздыхаю, облокотившись плечом о стеклянную дверь подъезда, потеряв всякую надежду отыскать ключи. — К тому-же, среди моих знакомых есть хорошо проверенный человек.       Голос отца в привычной манере уставший, томный и неторопливый. Мне бы хотелось расспросить его о большем, например о том, кто, чёрт возьми, этот загадочный телохранитель, появлением в моей жизни которым отец «пугает» меня на протяжении недели? Но ничего помимо сухого «Не бойся, он вполне надёжный человек» я в ответ не получала. И почему это я должна бояться? Мне бы хотелось спросить его о том, когда мы наконец сможем встретиться, но никакой новой отговорки, помимо «Поиск новых сотрудников занимает довольно много времени…», я не получу. Иногда мне кажется, что отец нарочно делает вид, что забывает о том, сколько сотен раз с его губ слетала эта фраза.       «Военная тайна» и «Ради твоей же безопасности» — тоже довольно распространенные слова из его любимой коллекции под названием гиперопеки.       И помимо этих двух, давно заученных мною отговорок, к постоянному употреблению в последнюю неделю прибавилась ещё и довольно пугающая фраза по типу «Не бойся, твой охранник вполне надёжный человек». При том, что все последующие вопросы из ряда «Почему он до сих пор не приступил к своим обязанностям?» яро и профессионально игнорируются отцом, что в свою очередь создаёт паршивое ощущение, что этот кто-то, наоборот, давно принял к сведению приказ отца и наблюдает за мной издалека.       В попытке разжалобить отца хоть как-нибудь, я приняла, пожалуй, последнюю из всех перепробованных мною попыток сопротивления компании сомнительного «телохранителя»:       — Что если он будет меня обижать? Тебя ведь не будет рядом.       Удивительно, но на долю секунды мне кажется, что мухлёж срабатывает. Отец молчит всего немного, но, к сожалению, срабатывает мой пропитанный сомнениями голос совсем не в ту сторону, в которую планировалось изначально: Как назло, с той стороны телефонной линии слышится череда звонкого стука чьего-то тяжелого кулака о дверь, и мужчина, наверняка озлобленный тем, что и без того недолгий сеанс разговора с дочерью вынужденно прерывается, бросает мне в трубку грубое «Тогда пырни его».       Лицо трогает грустная ухмылка, когда я слышу протяжные гудки, доносящиеся из динамика телефона. Перезванивать бесполезно, он всегда звонит сам.

***

      Ничего продуктивного из телефонного разговора с отцом выжать так и не удалось, впрочем, мне это не в новинку, учитывая немалую степень усталости в его голосе в последний месяц. Я перестала беспокоиться о его моральном состоянии ещё много лет назад, когда заметила, что апатия настигает мужчину в аккурат вместе с появлением фразы об изнурительном поиске нового персонала.       Решив, что данный период его «секретной» работы выматывает мужчину более всего остального, я отметила и то, как сильно бьётся о стенку горох при попытке навязать отцу хоть крупицу своего собственного мнения, и как трудно переубедить мужчину в его довольно импульсивных решениях. Не трудно догадаться, что одним из этих самых «импульсивных решений» была необходимость приставить ко мне телохранителя.       Имя — неизвестно. Где он пропадает — тоже. В голову закрадывалась мысль, что если уж этого «некто» и наняли мне в «няньки», то было бы гораздо спокойнее, если бы он находился рядом со мной. Не являюсь фанаткой неожиданных сюрпризов, поэтому вряд-ли обрадуюсь, если средь бела дня в мою дверь постучит незнакомый мужчина.       Я покинула пределы своей квартиры примерно в семь часов вечера с ясной целью в приоритете - закупиться апельсинами на последующие два-три дня. Темнота вокруг сгущалась с каждой проходящей минутой. Ситуацию спасали лишь яркие фонарные столбы, которые в этом районе были натыканы буквально на каждом углу.       От весенней прохлады неплохо спасало плотное тёмное пальто, туго стянутое поясом поверх штанов свободного кроя.       Ближайший продуктовый находился через дорогу от жилого дома. По личной женской прихоти мне захотелось пройти на пару кварталов дальше обычного в поиске наиболее свежих плодов.       Я возвращаюсь назад, когда от кромешной тьмы почти не спасал свет уличных фонарей, и дальняя видимость нет-нет да приближалась к тому минимуму, когда инстинкт самосохранения неосознанно заставил ускорить шаг и второпях добраться до дома.       Приблизившись к железным воротам, ограждающим частную парковку конкретного дома от общественной, я замешкалась и сбавила шаг. От необходимости заново рыскать руками по одежде в поиске ключей, я досадно сжимаю губы в тонкую полоску.       И я почти нащупала холодное железо в одном из карманов пальто, как вдруг что-то быстрым рывком заставляет меня пошатнуться и больно удариться о металлические прутья. В голове на секунду помутнело, от внезапного шока ноги подкосились, и мне пришлось чуть ли не сложиться пополам от резкой жгучей боли чуть ниже локтя.       С женских губ сходит болезненный вздох; в попытках понять произошедшее я поднимаю глаза на дорогу, чтобы в следующую секунду увидеть сверкающие пятки какого-то подростка в чёрном капюшоне… Он убегал, в то время как на его плече сверкал недавно приобретённый мною небольшой блестящий брелок, намертво прикреплённый к рюкзаку.       Первая мысль, которая возникает в голове: то, как мне жаль парня, который буквально вырвав несчастный рюкзак из рук, предварительно шибанув моё тело о железные прутья забора, он наверняка испытает нечто вроде досады, когда в ближайшей подворотне ознакомится с содержимым выхваченной из женских пальцев вещицы. С рюкзаком, наполненным различной женской всячиной, мне придётся попрощаться.       Гораздо большее разочарование испытываю сейчас я, окидывая взглядом раскиданные по земле спелые апельсины, которые мне приспичило поздним вечером.       Я не спешу поднимать упавшие продукты. Адреналин потихоньку отступает, и на его замену приходит острая пульсирующая боль, отдающая в правую руку.       Поднимаю рукав пальто, стиснув зубы до боли в дёснах, и обнаруживаю тонкий, но наверняка глубокий порез от кости запястья до сгиба локтя. И мне бы оставаться на месте и набрать скорую, вот только телефон остался в квартире, а искать помощи у редких снующих мимо прохожих мне не хотелось.       Апельсины остаются посреди тёмной улицы без внимания. Я плетусь в квартиру, придерживая здоровой рукой глубокую ссадину. Красная дорожка редких капель въедается в бетон ступеней, но меня волнует это в последнюю очередь. Буквально влетаю в квартиру, позабыв о необходимости запереть дверь на ключ.       Муся, будучи грациозной белой кошкой явно королевских кровей — не обратила на мою взволнованную персону никакого внимания, продолжая мирно сопеть, свернувшись клубком на лежанке в конце коридора.       Я лишь тихо усмехнулась на типичное поведение питомца и сама проскочила на кухню. Трижды прокляла свою опрометчивость, пока отчаянно пыталась вытащить тяжелую аптечку с самой верхней полки, которую я сама же туда и запихала по причине «наиболее удобного расположения». В конце концов еле как накладываю на порез слой антисептика, мазь, куски ваты и бинта.       Результат категории «и так сойдёт». Мученический вздох срывается с губ. Я оглядываю свои манипуляции с бинтом и ватой и стягиваю с длинных каштановых волос резинку. Шок потихоньку сходит на второй план, не только болевой, но и моральный, и по классике вещей после подобной ситуации неизбежно возникнет паранойя. Тот парень вполне мог не только сбить меня с ног, но и проткнуть чем-нибудь, от чего моя двадцатидвухлетняя жизнь скоропостижно прекратилась. О чём там говорил отец?..       Внезапный звонок во входную дверь заставляет покрыться кожу крупной дрожью. От резкого испуга адреналин снова ударил и в без того воспалённую голову, и прежде чем задуматься и взвесить все «за» и «против» я вскакиваю из-за кухонного стола и чуть ли не бегом направляюсь к двери, твёрдо намереваясь прогнать любого позднего гостя.       Муся тоже проснулась, но сильно напрягаться не стала. Кошка высунула розовый нос из-под слоя густой белой шерсти, устало вытянула голову в сторону звука. Я обернулась, в привычной манере обратившись к питомцу:       — Спи, всё хорошо.       Я потянулась к входной ручке прежде, чем успела сообразить, что надо-бы воспользоваться глазком или хотя-бы банально уточнить «Кто-там», что было бы вполне разумно. Но, к сожалению, руки опережают бушующие в сознании мысли и я распахиваю дверь, раздражённо уставившись на человека снизу вверх.       Раздражение моё продлилось недолго. Вместо желаемой агрессии, с которой мне яро хотелось прогнать любого, кто явится ко мне в столь поздний час, я лишь удивлённо вскидываю тонкие брови вверх и слегка отшатываюсь, завидев на пороге высокого мужчину в строгом костюме.       Продавец? Рекламирует супер-модный пылесос от очередной никому неизвестной фирмы? Тогда почему в такое позднее время? Странно.              Первые несколько секунд неизвестный мне мужчина стоял по стойке смирно, прожигая меня взглядом. Он улыбался так, будто в эту секунду был невероятно доволен собой, но его улыбка вовсе не выглядела дружелюбной, скорее пугающей.       Молчание затягивалось, мне становилось неловко, в то время как стоящий на пороге незнакомец, кажется, всецело наслаждался процессом моего негодования. Интересно, мир бы всхлопнулся, закрой я прямо сейчас дверь перед его носом?       — Прошу прощения? — решаю заговорить первой, ибо страх понемногу уже начал заполнять мозг, принуждая к действию. Что ж, мужчина хотя-бы моргнул, что меня несказанно порадовало. Казалось, ещё немного, и он бы прожёг во мне дыру одним лишь взглядом карих глаз.       — Я извиняюсь. Мне показалось, что это принадлежит вам. — Стоило ему протянуть руку в мою сторону, как я вздрагиваю в очередной раз, судорожно метаясь взглядом то на улыбчивое лицо мужчины, то на протянутые ко мне мужские пальцы с рюкзаком. Кажется, он замечает мою реакцию и проводит внимательным взглядом с головы до ног с лёгким прищуром, будто изучая.       Наличие недавно потерянного рюкзака у человека, которого я вижу впервые, мягко говоря удивило. Он… следил за мной? Серьёзно?       Я часто моргаю, пытаясь разумно анализировать происходящее и успокоить взбесившееся сердцебиение. Получается плохо. Мужчина под два метра ростом, похожий разве что на бывалого маньяка, чем на банального рекламщика, в строгом классическом костюме и моим рюкзаком — то ещё зрелище.       С горем пополам удаётся проглотить вставший в горле ком и придать голосу хоть толику уверенности, получилось выдавить из себя только короткое:       — Откуда он у вас?       Вопрос показался мне самым логичным, ибо вещь украли меньше двадцати минут назад. То, что он сейчас протягивает мне её — полнейший бред. Это почти смешно.              В следующую секунду, поняв, что от перепуганной девушки каких-либо действий не дождешься, стоящий ничтожно близко от меня мужчина опускает рюкзак обратно, складывая руки по швам. Его улыбка становится шире, то ли пытаясь казаться дружелюбным, то ли специально стараясь напугать меня ещё больше.       В любом случае мой вопрос остаётся без ответа. Он молчит ещё несколько мгновений, а затем уверенно выдаёт:       — Прошу прощения, если напугал вас. Госпожа Мулан, по приказу вашего отца я буду сопровождать вас некоторое время. Приятно познакомиться. — Что ж, когда нибудь этот бред должен был произойти. Жаль, но сейчас моих сил хватает лишь на то, чтобы открыть и закрыть рот, словно рыба, в поиске подходящих слов.       Последних как на зло не нашлось, и я невольно отступаю на несколько шагов назад, отходя в сторону. Мужчина проходит дальше по коридору, останавливаясь на выходе из прихожей и оборачивается, врезаясь в мои испуганные глаза насмешливым взглядом, от чего дышать становится порядком труднее.       — Если позволите, мы пройдём за стол? Нам необходимо обсудить некоторые моменты.       Я молчу некоторое время, стараясь привести в относительный порядок всё то, что сейчас переворачивается внутри. В любом случае, вряд ли прямо сейчас в моих силах выгонять мужчину, верно?       Но он садится за стол, не снимает с моего лица внимательных глаз, заставляя нервничать ещё больше. Он ведь это специально, да? Гад прекрасно осознаёт, что выглядит максимально недружелюбно и пользуется этим. Я не спешу занимать место рядом с ним. Встаю чуть поодаль от кухонного стола, напряжённо скрещивая руки на груди, выказывая тем самым своё недовольство.       — Чай, кофе?       — Что случилось с вашей рукой? Вас толкнули?       — Откуда вам знать, что меня толкнули? — отрываюсь от окна, поворачиваю голову в его сторону. Мои брови сведены к переносице. Я стараюсь выглядеть серьёзно, но на самом деле пытаюсь не выглядеть смешно. Мужчина молчит, оценивая меня немигающим взглядом.       — Я предположил. — Его губы трогает улыбка, он явно издевается, кормит ложью. Факт того, что он видел, как кто-то толкнул меня у ворот дома — очевиден. Иначе возле кухонного стола не стоял бы женский рюкзак, набитый… чем? Точно помню, что он был полупустой, а сейчас внутрь будто напихали что-то тяжёлое.       Назло мужчине решаю настоятельно игнорировать его хамское поведение, продолжая задавать интересующие меня вопросы так, словно меня ни капли не пугает эта ситуация; лишь бы не позволять ему резать моё тело настойчивым взглядом в напряжённом молчании:       — Что в рюкзаке? — киваю в сторону, указывая на единственную вещь, которая, пожалуй, является единственным спасением; той, за которую можно зацепиться вниманием. Но сидящий за столом мужчина, кажется, только этого и ждал; даже не думая спускать с моего лица тёмного взгляда, он вновь натянул тень улыбки, от вида которой за версту веяло опасностью и уверенно выдал, с интересом склонив голову вбок:       — Посмотрите сами.       Я напряглась.       Он знал, что я учую столь очевидный подвох. Слова мужчины буквально пропитаны провокацией. Возникает весьма интересная дилемма: рюкзак стоит аккурат у его ног. Рискнуть, подойти и взять — страшно. Не брать — означает самолично поставить подпись под графой «трусиха». Не дать, не взять.       Очевидно мои мысленные рассуждения затягиваются, и мужчина с первых секунд читает меня, как книгу; воздух вокруг наполняется противной безысходностью, а прищур хитрых глаз напротив становится до подозрительности хитрее. Явно довольный собой, он хмыкает себе под нос, но не упускает возможности поиздеваться.       — Госпожа Мулан, вы побледнели… — сердце пропускает удар. Мужские брови с наигранным беспокойством взлетают вверх, а карий взгляд с намёком падает на раненную давеча руку. — Может, вам стоит подышать свежим вечерним воздухом?       Это показалось мне последней каплей. Его дотошный взгляд, пробирающий до костей; мурлыкающий голос, пропитанный совершенно необоснованным ехидством в мою сторону! Всё в мужчине буквально кричало о том, что он зашёл в гости далеко не потому, что мой отец заплатил ему; а чисто из банального любопытства, что за шишка удостоилась его внимания, из желания поиздеваться.       Опустив голову и сделав один глубокий вдох, что, естественно, не осталось незамеченным от нежеланного гостя, я всё-таки набралась сил, чтобы в следующую секунду опасливо процедить сквозь зубы:       — Я благодарю вас за то, что вы вернули мне рюкзак. Но мне пора спать, а вам — уходить. Не так ли?       Я нехотя поднимаю взгляд на него, когда в ответ получаю только режущую слух тишину. Дыхание больно застревает в грудной клетке, когда мужчина медленно поднимается со своего места.       — Вы правы, госпожа Мулан. — и вновь этот мурлыкающий тон, заставляющий сердце биться чаще. Не знаю, почему он вдруг решает подойти на два шага ближе, но мне приходиться сжать кулаки до боли в костяшках, чтобы сдержать себя и инстинктивно не отступить назад. Слегка запрокидываю голову, дабы уверенно заглянуть в чужие глаза, но с каким же трудом мне удается сохранить зрительный контакт. — Искренне желаю вам спокойных снов.       Я так и остаюсь стоять посреди кухни в одиночестве, даже не взглянув в сторону звука захлопывающейся входной двери. Непонимание и шок настолько въелись в голову, что первое время я даже пугаюсь дышать. Заглядывая в рюкзак, обнаруживаю внутри купленные мною апельсины, которым не посчастливилось быть брошенными у ворот дома.