Последняя роза лета

      Птицы ещё не проснулись, поэтому Травников просто наслаждался спокойным сладким сном. Рядом пристроился маленький лохматый щенок, который прижался к мужскому боку. И подлазил Дружок к Савелию настолько часто, что тому пришлось избавиться от привычки ворочаться во сне, периодически привязывая руку к какому-нибудь сундуку, чтобы было затруднительно перевернуться. Иначе старик уже давно бы удушил пса ненароком, когда спал.       Щенок, уже привыкший к громкому мужскому храпу, лишь перевернулся на живот, утыкая нос в густую бороду Травникова. В доме воцарилась полная идиллия, настоящее сонное царство. А может ли быть вообще по-другому до наступления рассвета?       Поначалу послышалось громкое лошадиное ржание, на которое никто даже и не обратил никакого внимания. Мало ли кто мог мимо дома проезжать? Но затем дверь терема резко раскрылась, буквально впечатавшись в стену с громким грохочущим стуком.       Савелий резко разлепил глаза и испуганно вскочил с кровати, чуть не придавив собой щенка. Ошарашенно взглянув на Серебряную сонными и до ужаса напуганными глазами, мужчина непонимающе нахмурил брови, а девушка по-хозяйски прошла вдоль комнаты. — Помощь ваша срочно нужна! — быстро заговорила Катерина. — Друг мой от яда страшного умирает. Только вы помочь можете!       Травников ничего не понял из-за сумбурности и запутанности слов девушки. Язык её явно заплетался. Савелий лишь покачал головой, упёрся в стену и тяжело вздохнул: — Думал, смерть за мной пришла. Чего пугаешь так, дочка? — До Москвы часа четыре пути! Собирайтесь скорее!       Катя уже была сама готова начать запихивать совершенно все баночки и скляночки в мешок, чтобы скоротать время, но ученый приостановил её. — Тише, дочка, тише. — Травников осторожно взял княжну за руки. — Теперь медленно, очень медленно и спокойно, расскажи, что приключилось. Помогу я. Дай только хоть кафтан натянуть!       Тяжело вздохнув, девушка покачала головой. Она действительно понимала, что ей стоит успокоиться, чтобы речь её стала более понятной. Когда Катерина волновалась, говорила с плохо скрываемым французским акцентом, который так сильно пыталась выбить из своей речи в последнее время.       Княжна рассказала о симптомах Фабьена: и жаре, и о кровавом кашле, и даже о том, что врач принял все это за чахотку. Почесав бороду, мужчина понимающе кивнул: теперь он в полной мере осознал, почему именно Серебряная обратилась к нему с такой спешкой. Описанные симптомы предоставили Савелию полную картину. Учёный понимал, что дело достаточно серьезное и что отправляться в путь им действительно нужно незамедлительно.       Умыв лицо стоящей на столе водой, которую Травников всегда оставлял себе на ночь, учёный поспешно натянул кафтан и вышел к Катерине на улицу. Княжна уже сидела на своем жеребце и протянула Савелию руку, чтобы помочь ему забраться; в конце концов мужчина был не так молод. Осторожно поправив мешочек, в котором были все необходимые снадобья, учёный забрался на Уголька. Катерина уже была готова потянуть за поводья, как вдруг заметила, что прямо под ногами коня крутится щенок, который всячески мешал им проехать. — Никак не отстает, негодяй! — шикнул Травников. — А ну! Поди!       Дружок зарычал: оставлять хозяина он явно не собирался. Катерина лишь покачала головой и, наклонившись, схватила этот комок шерсти, а затем протянула его учёному. — Нет времени разбираться. — ответила она. — Пусть уже с нами отправляется, раз так хочет. Все равно за Угольком побежит, а запирать его в тереме времени нет. Не думаю, что ваш друг сильно нам помешает.       Прижав этого негодника к себе, мужчина лишь кивнул и крепко ухватился свободной рукой за седло: упасть он совершенно не хотел.       Катерина лишь надеялась на то, что они успеют, что тот безумец, который так и не давал ей прохода, не успеет сделать что-то страшное за те часы, пока её не было в слободе. А там, если Фабьена смогут спасти, причин давить на княжну будет в разы меньше. Хоть на данный момент в опасности оставался Басманов, Катерине станет гораздо легче, если Моро не будет при смерти.       Доктор осторожно провел платком под губой Фабьена, вытирая следы крови. Француз уже практически перестал открывать глаза, находясь в странном беспробудном нескончаемом бреду. На лбу Моро появилась испарина, а сам он был невероятно бледен. — Священника католического мы здесь не найдём… — прошептал Арнульф. — Но грехи нужно-то юноше перед погибелью отпустить.       Фабьен что-то невнятно прокряхтел, медленно закачав головой. Положив на его лоб холодную тряпку, врач поправил специальную повязку на своем лице, чтобы не подхватить опасную хворь. Надеялся мужчина, что мучения иностранца продлятся не долго: уж лучше дух поскорее выпустит, чем заживо сгорать продолжит. Надежды на спасения доктор не видел.       Шум от раскрытой двери заставил Линдсея вздрогнуть и резко обернуться: в комнату быстрыми шагами вошла Катерина в сопровождении какого-то старика. — Ч-что вы делаете?! — практически прокричал врач. — Немедленно выйдите отсюда! Болезнь очень заразна!       Но Катерина не слушала: сбросив с небольшой тумбы все стоявшие вещи, княжна пододвинула её к кровати, чтобы Савелий смог спокойно разложить всё необходимое. Опешивший дворцовый врач ошарашенно вздёрнул брови и попытался схватить девушку за руку, чтобы вывести её поскорее из покоев. Да и присутствие постороннего мужчины, который начал уж больно уверенно вытаскивать из своего мешочка какие-то баночки, сильно не понравилось Арнульфу. — Не чахотка это! — произнесла Серебряная. — Никакая не чахотка. Он был отравлен. — Вы не знаете, о чем говорите! Я стражу сейчас позову. — пригрозил доктор. — Не хватало, чтобы ещё меня потом в вашей болезни обвинять стали. Уходите!       Савелий, будто не услышав слов дворцового врача, начал совершенно спокойно раскладывать на тумбе свои инструменты и настойки. От такой наглости Линдсея аж передернуло: он уже был готов сам вывести Травникова из покоев, но Катерина преградила ему путь. Глаза девушки горели страшным пламенем, будто Серебряная сейчас сама была не совсем здорова. — От вашего вмешательства он может умереть, — четко произнес Арнульф. — Не делайте того, в чем не разбираетесь. — Умереть?! — практически прокричала княжна, а затем неожиданно схватила врача за руку и заставила подойти его к Моро совсем близко. — Он уже умирает! Посмотрите! Давайте! Или вы этого не видите?!       Фабьен не открывал глаза, лишь иногда шевелились его брови. Мужчина еле слышно простонал, и по этому звуку девица осознала, настолько тяжело Моро было сейчас дышать. Перед Серебряной будто лежал живой мертвец, который никак не мог испустить последний дух, постоянно пытаясь ухватиться даже за самую крошечную частичку этой жизни.       Дверь комнаты оставалась не запертой, поэтому громкие голоса быстро просочились в коридор. Слуги, которые прекрасно знали, что в этих покоях находится больной чахоткой, лишь испуганно проходили мимо, хотя желание заглянуть внутрь было достаточно сильно. Некоторые хотели доложить о странном шуме царю или герцогу, однако просто побоялись прерывать их начавшиеся переговоры. — Савелий, — Катерина повернулась к мужчине. — Делайте то, что должны. Если вам что-то понадобится, то Арнульф поможет вам.       Линдсей не ответил; лишь вздернул брови. Чтобы он помощником чьим-то стал? Да никогда! — Это не вам решать, — недовольно произнес Арнульф. — Я лично отправлюсь к государю и доложу о вашем безрассудстве! Как смеете вы врываться в покои больного? Из-за вас весь дворец хворь подхватить может. — Если у тебя проблемы со слухом, то врача мы и тебе найдем. Или воску в уши закапаем, чтобы прочистить. — позади послышался стальной холодный голос. Обернувшись, Катерина увидела в дверном проеме Басманова, лицо которого выражало самые страшные эмоции: гнев и долю презрения. — Если княжна сказала, что ты помогать должен, то так оно и будет.       Катерина вздрогнула, а Фёдор лишь взял её под локоть и поспешно вывел из комнаты. Продолжая держать девушку, кравчий отвел её на приличное расстояние от злополучных покоев и хотел было заговорить в коридоре, однако понял, что там слишком много ушей. Девушка, которая уже перестала обладать возможностью говорить из-за слез и перехватившего дыхания, лишь молча шла в известном ей направлении. Даже сил вырваться у неё сейчас не было.       Басманов открыл дверь своей опочивальни и завел девушку внутрь. Не успела Катерина и дух перевести, как опричник крепко схватил её за плечи, вынуждая посмотреть ему в глаза. — Ты с ума сошла? — спросил он. — Тебе жить надоело? Зачем к другу своему зашла? Ты ведь можешь заразиться!       Катерина выдержала секундную паузу: — И ты тоже. От меня. Не боишься?       Опричник усмехнулся: — Уж лучше так, чем ты меня постоянно отвергать будешь. Может, коль я на смертном одре буду, так ты тёплым словом меня обмолвишь.       Княжна покачала головой, продолжала стоять, сцепленная мужскими ладонями: — Не смей говорить так. — А как мне говорить? — он явно хотел сказать что-то ещё, но внезапно осекся и отпустил девушку. Отойдя на несколько шагов, он тяжело вздохнул и устало провел рукой по лицу.       Внимательно посмотрев на Катерину, кравчий понял, что лишь только и думал о том, подтвердились ли слова Виктора. Могли ли княжна и герцог заключить брак? Больше всего Фёдора пугало то, что сама Серебряная никак не опровергла эти слова, и даже не смогла ответить на вопрос, касательно её чувств к самому Басманову. И хоть Катя действительно промолчала, мужчина прекрасно видел, какими глазами она порой на него смотрела. Явно мил Фёдор Серебряной был.       Кравчий не знал, поженились ли Катя и этот англичанин на самом деле, что просто разрывало его душу. Что если прямо сейчас перед ним стоит не обычная девушка, а уже замужняя женщина, которая решила заключить брак только ради желания как можно скорее уехать в другую страну и убрать из своей жизни все невзгоды? Кравчий не знал, способна ли Катя пойти на этот поступок, однако поведение девушки в последнее время только и говорило о том, что она о чем-то очень сильно переживала. Неужели она действительно избегала Басманова лишь из-за того, что решила уехать с другим? Вдруг Катерина на самом деле просто испугалась, поэтому и решила таким образом избежать всех проблем? Опричник ведь понимал, что пережить всё то, с чем в последнее время столкнулась девушка, невероятно сложно. И лишь один Бог сейчас знает почему, у княжны сих пор не сдали нервы. — Джозеф вернулся сразу после тебя. — произнес мужчина. — Не знаю, ехали ли вы раздельно лишь из-за того, что внимание не хотели привлекать, но я спрошу…       Басманов уже хотел задать волнующий его вопрос, как вдруг более внимательно посмотрел на Катю. Ни жива, ни мертва она стояла посреди комнаты со странным взглядом. Глаза девушки начали медленно закрываться, будто закатываясь, а тело и вовсе обмякло, отчего Катерина просто повалилась на пол. От этой картины сердце кравчего застучало пуще прежнего. Ни секунды не думая, он сразу бросился к княжне, которая даже не отреагировала на то, что Басманов в один момент похлопал её по щекам. Это совершенно не помогало. Подняв девицу на руки, Фёдор сразу уложил её на кровать, однако и это не давало никаких результатов, будто в один момент тело Катерины и вовсе просто решило отключиться.

***

      Отвратительный горький запах ударил прямо в нос, отчего дыхание девушки перехватило. Громко закашляв, Катерина закрыла рот руками и перевернулась набок. Чья-то ладонь аккуратно и заботливо обхватила её голову, тем самым помогая встать. И лишь пытаясь нормально глотнуть воздух, Катерина удивлённо посмотрела на Басманного, который всё ещё находился рядом с ней. Опричник сидел на краю кровати, взволнованно вглядываясь в её лицо. Кроме того, в комнате находился и Савелий, в руках которого была смоченная чем-то противным тряпка. Вероятно, это был какой-то специальный раствор, чтобы княжна пришла в себя. — Видать, перенервничала ты, дочка! — мужчина упер руки в бока. — Нельзя себя до такого состояния доводить! Так и сердце схватить может.       Хоть после внезапного обморока девушке должно было стать хоть немного легче, потому что её мысли пришли в порядок, руки всё равно вновь задрожали. И заметив это, Фёдор лишь заботливо приобнял Серебряную за плечи. — Будет жить твой друг, будет! — довольно заявил Травников. — Дал я ему свою настойку, сразу ему полегчало. Видать, не держит на меня Господь зла за все грехи, раз дал мне возможность яд этот страшный изучить, чтобы противоядие составить.       Слёзы вновь брызнули из девичьих глаз, и Катя, быстро поднявшись на ноги, заключила врача в крепкие объятия, отчего тот удивлённо охнул, но легко погладил девушку по спине. Это известие стало для княжны самым настоящим облегчением. Она ещё недавно думала, что станет причиной смерти своего друга, что никогда не сможет простить себе этот грех, даже несмотря на то что Серебряная была и вовсе не виновата в отравлении Моро. И сейчас слышать то, что Фабьен будет жить, было для неё самым радостным известием за последнее время. — Вы говорили, что уже находили человека, которого травили именно этим ядом, — произнесла княжна. — Кто это был? — Девушка одна. — ответил Травников. — Молоденькая совсем; год назад похоронили. Уж не знаю, кому она насолить так успела, что убить её так жестоко решили. Когда я друга твоего осматривал, заметил, что хворь ему и горло выжигать начала; вовремя спасли. Иначе б милок, даже если б после противоядие дали, нем остался. А девица та…не помню уж как звать… З-з… Златослава вроде, да. Она точно перед погибелью своей голоса лишилась. Лекарь мог подумать, что из-за болезни всё. Умирала девонька точно в страшных муках.       Девушка свела губы в тонкую полоску, осознав, насколько ей всё-таки повезло случайно повстречать Савелия. Если бы в тот день, когда они только познакомились, Травников прошел бы мимо, не обратив внимание на её слезы, Фабьен бы точно был мертв.       Ученый, понимая, что молодым нужно поговорить, лишь почесал бороду и скромно улыбнулся: — Я пока за юношей тем пригляжу. — произнес он. — Пойду я. Сейчас главное, чтобы жар у него вновь не поднялся.       Катерина лишь коротко кивнула, а Басманов бросил: — Княжна в себя не приходила. — голос кравчего был серьёзен. — Коль спросит кто, так скажешь, что сильно растревожилась она; беспокоить нельзя.       Травников лишь пожал плечами. Что ещё за тайны такие? Хотя это его уж точно не касается. Пообещав ничего не рассказывать, мужчина вышел из покоев.       Чуть напрягшись, Катерина внимательно посмотрела на Басманова, который, скрестил руки на груди, будто подбирая слова. — Почему говорить нельзя, что мне лучше стало? — поинтересовалась она. — Ну ты ведь явно не хочешь, чтобы кто-то о наших разговорах знал. — произнес Басманов. — Не безопасно это. А пока ты «спишь», то остаешься молчаливой.       Княжна вздрогнула и закрыла лицо руками, ощущая, насколько были опухшими её глаза от слез. Не очень ей хотелось, чтобы на неё в таком виде кравчий смотрел. А он, будто чувствуя нарастающее волнение Катерины, крепко прижал её к себе, поцеловав в висок. — Наверное, выгляжу я сейчас далеко не лучшим образом. — тихо сказала девица. — Мне следует вернуться в свои покои…       Басманов лишь покачал головой: — Чего ты так боишься? — спросил он. — Что опять приключилось, что ты сама не своя стала? Расскажи всё, а то меж нами вновь одни недопонимания появились.       Серебряная начала боязливо оглядываться по сторонам, уже не стесняясь показывать своего страха. Медленно, на носочках, она подошла к двери и прислушалась, чтобы рядом не было никого постороннего. Взгляд кравчего был весьма пристальным, но вновь заговорить Басманов не решался; видел, что княжна хочет убедиться, что рядом никого нет. Хоть девушка до конца не была уверена в том, стоит ли ей говорить обо всех последних угрозах и письмах, она понимала, что не добьётся сама чего-то стоящего, ведь страх постоянно берет верх над её эмоциями. Да и сейчас, когда её мысли хоть немного пришли в порядок, Катя поняла, что без помощи Федора точно не сможет справиться. Её преследователю удалось встретиться с ней лишь потому, что она впала в полное отчаяние; и он этим воспользовался. Княжна была даже готова отвадить от себя Басманова, чтобы сохранить ему жизнь. И теперь, когда девушка чувствует уверенность в том, что хотя бы её другу не угрожает опасность (так как она просто не позволит кому-то постороннему войти в его покои), она ощущает пусть маленькую, но дозу облегчения. Девушка понималась, что сильно рискует, что любое её неверное слово или действие может лишить кравчего жизни. Однако осознание того, что каждое молчание нагоняет все больше туч над их головами, не позволяло поступить иначе. Если Фёдор узнает о произошедшем (а он обязательно узнает), ничем хорошим это явно не кончится. Тем более на него можно положиться. Катерина поняла, что ей не стоит поддаваться своему страху. Нельзя просто позволять этому безумцу брать под контроль эмоции девушки, чтобы окончательно разрушить её жизнь. Чтобы было бы, если Катерина смогла перебороть себя и соврала кравчему? Чтобы произошло, если бы она подтвердила слова Басманова касательно этой дурацкой ситуации с герцогом, лишь бы Фёдор вовремя выпустил её из кладовой? Девушка боялась представить. Она даже не хотела думать о том, какую боль причинила опричнику в тот момент, когда просто сбежала, так и не ответив на его вопрос. Он спросил, любит ли она его… Это можно рассчитывать, как и личное признание Фёдора в своих чувствах? Хоть и Серебряной не нужно было слышать слова Басманова о том, что творится у него на душе, чтобы всё понять, это стало бы усладой для ушей… Да и ему точно бы хотелось услышать четкий и вразумительный ответ Катерины на свой вопрос. Не чужие они друг другу люди.       Кравчий все также продолжал внимательно наблюдать за действиями девушки, как вдруг она подошла к нему совсем близко, практически упираясь ему в грудь. Ожидая услышать от неё разъяснение всей ситуации, Басманов удивлённо вскинул брови, когда Катя неожиданно обхватила его лицо руками притянула к себе. И поцелуй этот оказался невиданно терпкий, обжигающим, заставляющим совершенно забыться. Рассудок будто накрыло приятной пеленой, которая так и манила к себе каждую частичку тела. Без всякого стеснения, как было раньше, княжна положила руку на широкую мужскую грудь, будто ненароком задевая пуговицу на атласном кафтане.       Фёдор помнил, как доселе ему было безумно тяжело сдерживать себя, как порой мысли его были совершенно порочны. И первое время Басманов даже не мог понять, почему его это так волновало. Пусть он и молод, но не юнец, чтобы подобного стыдиться. Сколько красавиц были готовы хоть сейчас отдаться ему в надежде на то, что он обратит на их внимание? А образ княжны ранее был настолько недосягаем, даже загадочен, что только и оставалось гадать, что за этим всем стоит. Первое время кравчий был уверен в том, что эта девица сразу начнет ходить с задранным носом, ведь жила она по приезде на Родину в куда более хороших условиях. И, когда Фёдор следил за ней, порой думал о том, на кого же Катерина обратил своё внимание. Кравчий считал, что первым делом эта девушка захочет найти себе богатого мужа, лишь бы хоть как-то приблизиться к своей прошлой жизни. И с каждым разговором с Катериной, с каждым прочтенным её письмом, как бы это не было низко, Басманов узнавал Серебряную лучше. Он слушал её мечты о крепкой любви, семье… даже считал это какой-то уловкой, попыткой казаться лучше или же просто глупостью и наивностью. И Фёдор даже не смог понять, когда в один момент начал и просыпаться с мыслью о том, какого человека Катерина вообще видит рядом с собой. Девушка постоянно рассуждала о любви, но ни разу не упоминала про свои идеалы: не говорила о том, должен ли быть её жених красивым, богатым, добрым или умным, но и не упоминала, что это не имеет для неё никакого значения. К этому опричник пришел сам. Даже общаясь с кравчим, Серебряная смогла отыскать в нем что-то хорошее. Она будто стала его лучиком света, который помогал выбраться из беспроглядной тьмы. И лучик этот был то до ослепления ярким, то до боли обжигающим, то и вовсе будто стремился испариться, но опричник всегда находил способ к нему дотянуться, будто этот свет стал для его самым настоящим воздухом, без котого уже было просто невозможно прожить.       Продолжая стоять также близко, лишь на секунду отдалив губы, Катерина заглянула в васильковые глаза: — Ты меня о любви спрашивал. — произнесла она. — Так знай же, что я люблю тебя, люблю. И делаю всё лишь для того, чтобы не навредить тебе, чтобы не жалеть потом… Не вынесу я, если случится что-то с тобой.       Басманов на мгновение замер. «Люблю», которое так быстро произнесла Катерина, застыло где-то в воздухе. Девушка явно была уверена в своих словах, ни капли не стесняясь собственных чувств.       Рука Фёдора ещё крепче взялась за затылок девушки, притягивая княжну в куда более крепком, но коротком поцелуе. — Да что со мной случиться может? — произнес он с легкой улыбкой и блеском в глазах. — Ты из-за этого так переживаешь? Боже, я же говорил тебе, что не стоит… — Ты не понимаешь, — Серебряная покачала головой, стараясь говорить как можно тише. — Он… Он всё знает. Знает, что я о письмах тебе рассказала. Безумец этот написал, что убьет тебя! Я боюсь, понимаешь? Он назначил мне встречу; туда я вчера и отправилась. Не могла тебе сказать, понимаешь? Я не хотела подвергать тебя такой опасности. Попыталась отвадить тебя, чтобы ты со мной не поехал. Ведь я боюсь! Не хочу тебя терять.       Катерина смотрела на него взглядом бедного запуганного зверька, и кравчий начинал прекрасно осознавать то, чем именно была вызвана вчерашняя ситуация. Злость на этого безумца увеличивалась все сильнее и сильнее, несмотря на то что Басманного был и без того готов прямо сейчас его убить. Он искренне ненавидел этого человека каждой частичкой своей души, желал ему самой ужасающей смерти или чего угодно, лишь бы он больше не влазил в их жизни. Ведь опричник прекрасно видел, что для защиты своих близких людей Катерина была готова к совершенно на всё: жертвуя даже, возможно, собственной жизнью она поехала ночью на эту ужасающую встречу и неизвестно, чем всё могло было закончиться.       Неожиданно послышался странный скрежет двери, а затем тихий, но весьма настойчивый лай. Не отходя от кравчего, Катерина лишь повернула голову в сторону, прекрасная догадываясь о том, кем же являлся источник столь навязчивого шума. Когда она только приехала в слободу вместе с Савелием даже, признаться, не обратила внимание на то, куда именно Травников дел Дружка. Вроде бы просто опустил на землю, и тот спокойно шел следом. И сейчас девушка поняла, что щенку явно наскучило бродить в тёмных коридорах дворца. Вероятно, он учуял её запах, поэтому и решил прийти. Знал ведь, что Травников не любит, когда у него кто-то под ногами вертится, поэтому и не стал проситься в комнату, где Савелий занимался состоянием Фабьена. Дружок пусть и был весьма непоседливым, чем скрашивал одинокие дни ученого, но к тому и являлся весьма умным псом.       Вопросительно посмотрев на Катерину, Басманов заметил, как та утвердительно кивнула. Мужчина не спеша подошел к двери и приоткрыл её, впуская в комнату игривое мохнатое существо. Щенок сразу прекратил лаять и довольно высунул язык, а затем подошел к девушке, утыкаясь носом в полы её платья. Серебряная тихо захихикала, на щеках её выступил лёгкий румянец. Взяв Дружка на руки, она осторожно погладила его торчащую во все стороны непослушную шерстку, не переставая улыбаться. — Ты только посмотри, какой. — произнесла княжна. — Такой непоседа. На месте усидеть не может.       Басманов усмехнулся: — Напоминает он мне кого-то.       Довольно улыбнувшись, Катерина чуть засмущалась и подняла на кравчего глаза: — Во Франции я часто ухаживала за лошадьми, хоть и не особо любила на них кататься; на мой балкон порой залетали маленькие птички, но я никогда по-настоящему не заводила себе животных. У принцессы всегда было много собак! Причём самых разных. И эти существа мне настолько полюбились.       Щенок довольно вытягивал голову навстречу руке девушки, которая легонько поглаживая его шерсть.       Басманов не находил в этих животных ничего особенного. Ну пес и пес… Но глядя на то, насколько завороженно Катя смотрела на это маленькое существо, опричник ощущал, как на душе становится тепло. — Живет неподалеку мужик один. — произнес кравчий. — Собак разводит да за границу продает. Можем съездить да присмотреть тебе кого-нибудь.       Глаза Катерины радостно загорелись. По-ребячьи подпрыгнув, девушка продолжала держать щенка и посмотрела на опричника долгим особенным взглядом. Таким нежным и теплым, что на мгновение обоим позабылись все невзгоды. И глаза их говорили «люблю». Трепетное родное «люблю».