«Акула в формалине»

      Кавински сидел за ноутбуком, заканчивая алгоритм в одиночестве. Тишина большого помещения не напрягала, да и он был в наушниках, потому не сразу заметил, как кто-то задел его за плечо, но рука то была точно не Валери — и парень это знал. Мужская, большая, потому он немедленно вынул наушники, обернувшись.       — Судья Сландер, здравствуйте… — глухо произнёс.       — Здравствуй, юноша, — скрипучий голос был ну уж очень противен и льстив, сладок, как мёд, но ядовитый. — Насколько я знаю, ты очень предан Империи, поэтому я смогу довериться тебе, — Кавински понимал, для чего мог прийти Судья, Валери предупреждала его. Сев в кресло напротив, сопровождаемый наигранно рассеянным взглядом наблюдателя, Сландер не отводил взгляда. — Я понимаю, что моя просьба покажется тебе безумной, поэтому я для начала объясню тебе всё. Ты же не торопишься?       — Господин Судья, я тогда напишу девушке, что задержусь на алгоритме, она хотела встретить меня, — он взял в руки телефон.       — Девушке? — будучи приветливым, уточнил Сландер. — Не о той ли ты госпоже, с которой танцуешь и дружишь?.. Хотя, — он усмехнулся, — второе уже не применимо к вам.       — Да, это она, — смущённо улыбнувшись, ответили, быстро включив запись диктофона и написав Валери на выделенную линию короткое сообщение: «С. Л. Ц», он сделал это и для того, чтобы успокоиться, если целью прихода судьи действительно был имплант, так и для того, чтобы подтвердить своё оправдание. Кавински отложил телефон трясущимися руками, которые вмиг похолодели, поднял взгляд на мужчину в возрасте.       — Кхм… Ты знаешь, что уже несколько лет в Империи существует должность Прокурора. И, первой и единственной, её занимала и занимает дочь нашего Инспектора, Валери, — имя было произнесено едко. — И этот Прокурор, мой дорогой наблюдатель, периодически превышает свои полномочия, — на лице Кавински появилось искреннее удивление. — Я вижу, что ты в непонимании, — он тоном пытался показать то, что тоже потрясён. — Видишь ли, право законодательной инициативы, которое у Прокурора есть, оно применяется ей чаще, чем всеми остальными вместе взятыми высшими должностными лицами, и само по себе это не плохо, ни в коем случае, но… Поправки, которые предлагает Прокурор, они порою просто безумны и уму не постижимы, — Сландер развёл руками, демонстрируя высшую степень собственной взволнованности, на самом деле проходя на всполошившуюся курицу.       — В плане? Я читал сам эти поправки, господин Судья, в них всё обосновано, — Кавински действительно всё читал.       — А как же посягательство на неподотчётность Суда?! — он разошёлся. — А как же возможность оспаривания приговора Суда?! А как же лишение рассмотрения большинства дел Судом?! — «Ой млять, ну началось… — Винс сдерживался от того, чтобы не закатить глаза. Поправками просто вводились отчёты Суда — статистика о внесенных решениях и приговорах, такие отчёты писали все государственные служащие, Секретариат, Прокуратура, Полиция. Оспаривание приговора вообще было крайне сложной процедурой — при несогласии кого-либо из должностных лиц с приговором или решением Суда лицо могло подать кассацию, то есть возражение на уже вступивший в силу приговор Суда, и он возможен был только при поддержке его большинством должностных лиц, причём хотя бы при несогласии одного из Архонтов тот пересматривался в обязательном порядке, а при отклонения двумя из трёх автоматически обжалованию не подлежал… В общем, у Архонтов даже расширились полномочия, у Суда не убавились, но правильность приговора можно было оспорить. При этом никаких новых полномочий Прокуратура не получала, которые касались только её. — М-да, мужчинка просто ущемился с того, что его начали контролировать», — к такому выводу наблюдатель и пришёл. — Вы понимаете, что это подходит под состав преступления по четырёхсотой статье?!       — Нет, я не понимаю, — глухо произнёс Кавински, не ожидая, что на него накинутся. Судья схватил его за плечи, смотря, в безучастное лицо.       — Хорошо, давай по-другому… — его тон не предвещал ничего хорошего. — Тебе, наблюдатель, не обязательно понимать, ты по Книге Света должен только исполнять, — он уже не был мягок, говорил факты, поняв, что эмоциями парня было не взять. Ноутбук Кавински был открыт, поэтому Сландер бросил на него взгляд. Судья достал пистолет, выставив его прямо в лоб. Вот тогда стало страшно, юноша тяжело сглотнул, понимая, что дальше играть дурачка не получится, и он не был в положении того, кто мог шантажировать, поэтому в знак капитуляции поднял руки. — Вводи её номер, это решение Суда, — Сландер стоял над Кавински. Наблюдатель аккуратно развернулся корпусом, сделав вид, будто не знал совсем, какой номер у Прокурора. — R-900-SSSP, — грубо сказали. Он ввёл в строке, нажал — на экран вывелось окно с кодом доступа — Винс видел такое впервые, и пока Судья резко и агрессивно вводил символы, последовательность которых Кавински запомнил — «judje_222_p_4_sl». «Это не должно сработать. Не должно. Она говорила, она обещала, что не должно. Она не могла наврать мне. Валери бы никогда не…». — Что ты сидишь бледный весь? — Появилось ещё одно окно, требующее код доступа от наблюдателя. — Ликвидируй. — Теперь дуло упёрлось в висок, где и без того пульсировала кровь. Кавински стало совершенно не по себе, онемевшие руки потянулись к клавиатуре, закрывая вводимые символы, чтобы Сландер не запомнил код. Ещё одно окно: «Вы подтверждаете ликвидацию?», Кавински ещё раз ввёл свой код — простой кнопки «Да» не было предусмотрено. Как только код ввёлся, появился пятнадцатисекундный таймер — при нажатии на экран он бы остановился, предупреждая ликвидацию. Кавински нервно смотрел на экран, во все глаза, дёрнувшись от испуга, когда тот закончился. Стало тихо, очень тихо. Винс побледнел, у него чуть не начались приступы удушья, он лишь эхом слышал слова Сландера, — Как ты алгоритм-то выполняешь, если так переживаешь? — ворчание. — Ты служишь Империи, ничего важнее быть не может. Ты только что спас Империю от рук девчонки, которая несла угрозу для общественного многовекового порядка и безопасности граждан… Девчонка, — смешок, за который Винс тотчас бы ударил его, если бы смог преодолеть судорогу в груди и нормально вдохнуть, — место женщины — дома, за воспитанием детей, за мужчиной, а не во власти… Женщины хитры и коварны, государство в их руках рушится, это не их ума дело… — Винс терял связь с реальностью, перед глазами всё плыло, он чувствовал, что становилось жарко. — Эй, наблюдатель? Наблюдатель, ты меня слышишь? — Винс не слышал, уши заложило от осознания, от понимания: «Я разрешил убить её… Я… Убил?.. Нет… Нет. Нет. Нет. Нет. Я не верю, всё не может быть так просто. — Его пустой взгляд мельком был брошен на экран ноутбука, сообщающий об успешной ликвидации. Звон в ушах стал громче, голову захлестнул холод. Ладони терзали друг друга, расчёсывая до крови. — Чёрт, мальчишка, да ты в себе вообще?! — Сландер начинал злиться. — Тц, ну и Чёрт с тобой, одним — одним больше… — он готов был стрелять, но медлил.       Двери открылись, широко распахнувшись и ударившись о стены. Сландер выронил из рук пистолет от грохота. Стук каблуков — ритмичный, он бил по ушам. Она шла прямо к ним, хмурясь, лишь делая вид:       — Кавински, что ты так долго? — недовольно сказала она, видя его лишь со спины. Её гневный взгляд буквально хлестнул Сландера в лицо — она лишь притворялась злой на Кавински, на самом деле желая убить Судью. — Господин Судья? — не менее неприветливо девушка обратилась, встав перед ним, скрестив руки на груди. Взгляд упал на пистолет: «Ах ты сволочь», — ненависти её не было предела, тяжело дышать стало и Судье. Он заметил направление взгляда хищных глаз, по спине начал стекать холодный пот.       — Я проверял, кто ещё в Корпусе, случайно зашёл, — он был необычайно робок, понимая, что попался.       — Господин Судья, почему на полу лежит Ваш пистолет? — холодно спросила Валери.       — Почему ты решила, что это мой пистолет? — как же позорно выглядела его попытка оправдаться.       — Потому что наблюдателям не выдают такую модель, а ещё я слышала звук его падения, так что его не мог кто-то «оставить», — давила. — Господин Судья, я из уважения к Вам сделаю вид, что ничего не видела, дабы не возникло вопросов.       Он медленно кивнул ей, пригнувшись к полу, чтобы забрать пистолет.       — До свидания, Цесария, — Сландер помрачнел, убрав огнестрел во внутренний карман пальто, который был у самой груди.       Мужчина пошёл от них, громко шагая к дверям. Валери посмотрела на экран ноутбука Кавински, у неё всё внутри перевернулось, девушка выхватила из набедренных ножен свой пистолет, который резко вскинула, сиюминутно прицелившись в Сландера, выстрелив — пуля разрезала воздух. Судья ощутил резкий, жгучий удар в спину, потом около позвоночника что-то словно взорвалось, горячий металл заставил бы его шипеть от боли, если бы тело не упало на пол, бессознательно выронив из руки ранее крепко зажатый пистолет. Вернув предохранитель на место, девушка наконец посмотрела на молодого человека, который сидел в оцепенении уже минут пять. Она испугалась, наклонилась к нему, тихо произнеся:       — Винс? — он не реагировал. Прокурор села перед ним на одно колено, взглянув в лицо. — Винс, я здесь, — она коснулась горячими руками его плеч, слегка раскачав его. — Кавински, посмотри на меня, — звонкий голос, прозвучавший ровно в тот момент, когда она взяла его лицо в свои руки, пытаясь найти хоть каплю сознания во взгляде. Но Валери их не нашла. Наблюдателя просто безбожно трясло, он не понимал происходящего — не понимал, кто перед ним стоял, кто говорил и что этот некто говорил. Валери взяла его подмышки, стащив со стула, усевшись на полу, взвалив обмякшего на себя. Вспомнив то, что когда-то помогло ей, прислонила головой к своей груди, которой размеренно дышала, не дав себе повода испугать Кавински своим волнением ещё больше. Она гладила его плечо, второй рукой касаясь холодных пальцев, всех обескровленных и побелевших. В одну его ладонь вложила свою, как делала тогда, когда танцевали, чуть сжав пальцы, почувствовав учащённый пульс. — Кавински, я говорила тебе, что ты должен был сделать, и ты сделал всё правильно, ты молодец, — она чуть склонилась к нему головой. — Всё хорошо. Ничего страшного не произошло. Я живая, я здоровая. Я сейчас рядом с тобой. Ты меня не убил, ты никого не убил. — Она поцеловала его горячий лоб, убаюкивая. — Я прошу тебя, послушай меня и выслушай меня: у тебя нет причин винить себя в том, что ты действовал по принуждению. Между моей и своей жизнью ты всегда должен выбирать свою. Я всегда буду рядом с тобой, ты меня не потеряешь. — Она заметила слезинки на глазах, мелкая дрожь начала бить его. — Всё-всё-всё-всё, всё в порядке, ничего не произошло, — лепетала она, поцеловав его в лоб. — Солнце моё, что с тобой? — тепло, нежно, с любовью.       — Валери… — промямлил Винс, начиная краснеть от волнения и накатывающих слёз. Наблюдатель приподнялся, прижав голову девушки к своей груди, Биение сердца в которой наконец-то стало громче, чем бушующая кровь в висках, одной ладонью накрыл её голову. — Валери, я… — он захлебнулся в слезах, начав рыдать. Она выпустила свою ладонь из его, обняв за спину слегка окрепшее тело. Его спина содрогалась, как и он сам, положивший теперь голову ей на плечо, двумя руками обнимая талию, крепче и крепче сжимая. Та одной ладонью гладила спину, второй волосы, также положив свою голову на плечо, на котором всё равно чувствовала себя уверенно, каким бы Кавински не был. — Я боялся, я… Боялся, что ты… Что ты умрёшь… Я нажал, я сделал всё, всё сам сделал!.. Прости меня, пожалуйста!.. Вале-ри, прости меня, пожалуйста… — он с новой силой вжался в её плечо, но держал спину.       — Ты не виноват, Винс, ни в чём не виноват. Спасибо, что ты доверился мне, что сделал так, как я попросила, — он перестал трястись и плакать, дыханием восстановив своё состояние, поднял голову высоко, задрав, ещё раз вдохнув и выдохнув, чуть отстранившись от неё. Пока она вытирала слёзы на его лице, сбивчиво говорил:       — Я верю тебе, всегда буду верить… — сам постарался встать, за локти поднимая за собой девушку, прижав к себе за плечо. Взгляд зацепился за тело Сландера. — Ты уже убила его?..       — Сразу же, как увидела.       — Да, нужно закрыть, — он растерянно повернулся, отрывая девушку от себя, закрыв на ноутбуке все вкладки и окна, захлопнув и его крышку. — Я записал всё на диктофон, — он перевернул экран лежащего на столе телефона, прекратив запись. — Это если они надумают сказать, что он не виноват, — со злостью выдал Винс, кулаком утерев нос, который из-за плача заложило.       — Молодец, что сделал это, — она мягко положила ладонь на его плечо, набирая номер Перьюрора. — День не добрый, господин Судья, Вашего коллеги, господина Сландера, по одной очень неприятной причине не стало… Вы можете подъехать в Главное Управление Полиции и всё сами увидеть. Я буду ждать Вас через час. До свидания. — Потом она обратилась к самому Кавински, — Отправь мне на почту Прокурора запись разговора, пожалуйста… Запись с камеры я прикреплю сама к обвинительному акту, — она держала Винса под руку, уводя прочь.       По пути они зашли в отдел следствия, где Валери распорядилась осмотреть место преступления и провести всё по правилам. Ей пришлось быстро смыть макияж, переделать волосы и переодеться, чтобы не выглядеть Цесарией, потом она сразу же начала составлять акт на ноутбуке, всё время разговаривая с Кавински, который обессиленно сидел в кресле.       Перьюрор ворвался к ним чуть позже, ведя себя самым любезнейшим образом. Он хотел было прогнать наблюдателя с кресла, но Валери рукой остановила второго от того, чтобы он вставал.       — Госпожа Прокурор?.. — в непонимание спросил Судья, посчитав это неуважением — с чего это он должен был стоять, пока какой-то наблюдатель перед ним сидел?       — Пусть сидит, ему нужно отдыхать, итак еле успокоился, если исходить из слов госпожи Наблюдателя.       — А она тут причём? — Судья смутился.       — Потому что она должна была забрать его и была с ним.       — А сейчас где? — он говорил так, будто Цесария была его содейницей, безвестно пропавшей втайне от него.       — Там, где должна быть, на алгоритме, так как мне нужно получить записи с камер и ещё кое-что, — её тон был ой каким нехорошим.       — Ещё что? — сквозь зубы уточнил Перьюрор.       — Вы же не думаете, Судья Перьюрор, что я не воспользуюсь всеми доказательствами, которые будут подтверждать вину Сландера?       — Вину в чём, госпожа Прокурор, Вы объясните мне наконец или нет?! — он вскрикнул, тотчас на него гавкнул доберман, стоявший позади. Ваньинь не позволял поднимать голос на свою хозяйку, но он не нападал, потому что опасности жизни не было. Валери не останавливала пса. Судья вздрогнул и взвизгнул. — Пожалуйста, уберите свою собаку!..       — Он не нападёт, если Вы не будете угрожать моей жизни, — спокойный голос.       — А я разве угрожаю? Вы и меня в чём-то обвиняете? Прокурор, безосновательное обвинение Судьи…       — Судья Перьюрор, я произнесла условие, а не указывала на то, что Вы можете покуситься на мою жизнь. Если все слова переводятся на самого себя, проверьте нервы, пожалуйста, не нужно меня упрекать в этом. Я не говорила, что сведения будут касаться Вас, но мне нужно всё о Сландере. — Ей порядком надоело уже, что к каждому её слову придирались. Была бы воля Валери, она бы дала команду: «Взять». Ей приходилось сдерживать себя, всегда сдерживать…       — А Вы мне не дерзите, госпожа Прокурор. Не надо на меня выпускать свою злость! Перестаньте быть маленькой девочкой! Либо уходите со своей должности добровольно.       — Прошу не переходить на личности и покинуть мой кабинет, — сказала, как отрезала. Холодно. Жёстко. Решительно. — На Совете мы обсудим этот вопрос ещё раз.       — Нет, как это так, вы меня слушать и воспринимать отказываетесь, когда больше нечего сказать. Время алгоритма окончено, и я готов всегда перевыполнить норму, чтобы продолжить нашу беседу…       — Наша беседа не продолжится, я предпочту провести это время за составлением обвинительного акта и исполнительного документа. Все вопросы ко мне лично — вне кабинета, Судья Перьюрор, — она опиралась локтями на стол, сцепив под подбородком пальцы. — Напишите мне на почту, мы определим дату, время и место встречи, Судья Перьюрор.       — Вы, Прокурор… — он готов был лопнуть, но пытался изо всех сил казаться любезным.       — Госпожа Прокурор, — подметила Валери.       — Госпожа Прокурор, — выдавил Сландер, — Вы ведёте себя неподобающе государственному служащему.       — Изложите все свои претензии в жалобе на должностное лицо и передайте его господину Инспектору, Судье Аринесу или Архонтам, я буду действовать согласно принятому решению, — она говорила это уверенно, Кавински это видел. Он в целом был крайне зол на ситуацию, и, если бы Прокурор не приструнила его взглядом, давно бы уже прострелил Судье голову.       — Я постараюсь сделать так, чтобы Архонты приняли по поводу Вас верное решение, чтобы в их глазах Вы перестали наконец выглядеть святой, как и ваша мать, — выплюнув эти слова, он покинул кабинет, дёрнув подол плаща от пасти Ваньиня.       — Можно я его задушу? — гневным шёпотом произнёс Винс. — Я тихо…       — Нет. — Она была в ярости, но не хотела дополнительных проблем на свою голову, которая всё больше начинала болеть.       Как только дела в участке были завершены, Валери и Кавински уехали домой, каждый на своей машине. У девушки от усталости закрывались глаза, всё, на что её хватило тогда — поесть и сходить в душ. Она уже собиралась спать, когда к ней в комнату робко зашёл Винс, который места себе не находил от произошедшего. Было ещё светло, сентябрьское небо в начале месяца не тускнело. Её комната, тёмная, приобрела розовые отливы из-за неба, было немного прохладно. На столе парень заметил много таблеток, за употреблением которых раньше девушку не заставал. Стакан с водой был наполовину пуст. Она не заметила, как тот зашёл, поэтому вздрогнула, когда увидела, обернувшись. Юноша стоял, переминаясь с ноги на ногу, в домашней футболке и штанах.       — Что за таблетки?       — Голова болит, — он чуть ли не воспринял её глаза чёрными, но то была лишь тень. Наблюдатель подошёл ближе, обняв за шею, облокотив на своё плечо. Винс попытался взять её ладонь, но девушка резко подняла его запястье, рассматривая пальцы. — Нужно обработать, — нехотя, вылезла из-под его руки, направившись к столу, на котором и был целый чемодан препаратов. Она отыскала там йод и ватную палочку, а ещё крем, сев на пол прямо рядом со столом, открыв бутылёк. Юноша опустился рядом. Они сидели в лучах света, льющегося из-за не до конца закрытых плотных штор. Он протянул ладонь, даже костяшки на которой были разодраны. — Ты явно перестарался, — усмешка её была крайне грустной.       — Я боялся, — его голос дрогнул. — Когда он приставил к моей голове пистолет, я подумал, что лучше он выстрелит, чем я введу этот Чёртов код и…       — Ты дурак, Кавински, — сухо сказала Валери, ресницы которой закрывали изнемождённые глаза, пристально смотревшие на его руки, своими дрожащими обрабатывая пальцы. — Точнее, если бы не ввёл код, был бы дураком. — Он нервно сглотнул. — Я никогда не говорю что-то просто так. Я не врала тебе, когда говорила, что импланта у меня больше нет.       — Да, да, я это понял. Но когда тебе говорят убить близкого человека, шантажируя твоей собственной жизнью, ты не делаешь выбор в свою пользу. — Он пристально смотрел за ней, убирающей все медицинские препараты в ящик своего стола. «Она бы не стала хранить их у себя в комнате, если бы не принимала на постоянной основе. Здесь что-то не так», — его взгляд говорил сам за себя. Девушка поняла, что совершила ошибку, показав это Кавински, но было уже поздно, потому решила сказать сразу.       — Это витамины, — специально достала для него ампулы, показав.       — Внутривенно?.. — не успел договорить вопрос.       — Когда нужно было вводить противоядие, научилась самой себе, — она показала и то, сколько сменных игл было у неё в ящике.       — Я научусь, если тебе надо долго их принимать, сам буду делать, нечего самой мучаться.       — Как ты сказал, мы не делаем выбор в свою пользу, — грустная усмешка.       — Я лягу с тобой, мне так будет спокойнее, — были ли эти слова вопросом или утверждением, не было важно, Кавински всё равно бы сделал это. Дело было даже не в том, что он искал любой повод, чтобы быть рядом с ней — он до сих пор переживал и боялся, что с ней что-то случится, и своим долгом считал обязанность быть рядом, что бы не произошло.       Кивнув ему, девушка легла по левую сторону кровати, на спину, уставившись полузакрытым взглядом в потолок. Парень оставил тапочки перед кроватью, улёгшись на правую сторону. Он не думал, что Валери тотчас сильной рукой прижмёт его к себе под бок, склонив головой к груди. Подогнув руки и ноги под себя, Винс замер. Второй ладонью она накрыла его одеялом, всего похолодевшего. Закрыв глаза, сказала:       — Спокойной ночи.       — Спокойной ночи… — наблюдатель обнял её, одной рукой обогнув талию. Тоже закрыл глаза, прислушиваясь к атмосфере. Кавински слышал то, как билось её сердце и как она дышала. И она была жива.       Солнце село за горизонт.       Валери проснулась, смотря в стену, голова продолжала болеть, хотя и меньше, чем раньше. Парень лежал спиной к ней, не намеренно стащив всё одеяло на себя. Девушка перешагнула через него, взяв вещи из шкафа и направившись в душ. Она словно не выспалась совсем: «Такое ощущение, что меня машина три раза переехала». Из ванной вышла уже в одежде, осталось лишь надеть пиджак формы. Она заметила, что отец звонил ей, проверяя утреннюю почту, где было и письмо о том, что сегодня в Башне Света в шесть часов вечера назначено Собрание.       Наблюдатель проснулся чуть позже, обнаружив, что в комнате никого не было: «Наверное, она уже ушла завтракать, надо спуститься быстро. Не мог же я опять проспать? Да и разбудила бы давно, если и так», — босыми ногами он сбежал вниз по лестнице, уже чувствуя запах заваренного чая. Кавински залетел на кухню, оглядываясь, Валери стояла у плиты, допивая свою кружку, только-только заметив его.       — Доброе утро, — произнёс Кавински, который до боли смешно смотрелся сейчас — на голове его было всё перекручено.       — Доброе, — улыбнулась она. — Ты куда летишь? Времени ещё много.       — Да я встал, а тебя рядом нет, пошёл проверять, где ты, — он подошёл ближе, заваривая и себе. — Голова как?       — Не совсем прошла, но терпимо.       — Может дома останешься? Или тебе приспичило на алгоритм ехать?       — У меня занятия в Академии, а ещё на шесть часов Совет поставили.       — Как ты их отводить в таком состоянии хочешь? Может, я?       — Ты? Хах, нет, Винс, это не та дисциплина, которую ты можешь отвести.       — Ну смотри, я предложил!..       — Хорошо, я учту твоё предложение.       «Свет, как же мне плохо, — Прокурор сидела на Собрании, у неё безумно болела голова, кроме того, конечности совсем замёрзли, как бы она не пыталась разогнать кровь. Глаза норовили закрыться вот уже полчаса. В какой-то момент стало не хватать воздуха. Она стала ещё беднее. Речь Перьюрора, хоть и громкая, была для неё не более, чем жужжанием мухи. — Я хочу лечь, просто лечь куда угодно…».       — Господа, прошу прощения, вынуждена выйти, — терпеть она больше не могла, потому встала, оперевшись правой стопой на пол. «Я ногу не чувствую, она онемела». Замерев, девушка начала тяжело дышать.       — Вы опять сбегаете, госпожа Прокурор! Это дело касается Вас, если Вы не слушали разговор! — Аринес возмутился, не заметив, как она вмиг побледнела. Резкая и сильная боль в голове накатила с новой силой. Не контролируя своё тело, она оступилась, упав назад себя, на пол, схватившись одной рукой за затылок.       — Валери! — вскрикнул Войд, который тотчас кинулся к ней, руками подняв. Поспешил опуститься и Хейго, сев перед ней на одно колено, осматривая.       — Да что же это такое?! — Аринес всполошился, встав.       — Что с тобой, что болит?! — испуганно прошептал Войд, увидев, как сильно она зажала уши от громкого звука.       — Голова… — это было последнее, что она тогда сказала, потеряв сознание. Мужчина подхватил её на руки, крикнув:       — Заседание Совета окончено!       Он покинул помещение, но за ним следом пробежали Перьюрор и Хейго.       — Инспектор, у неё, возможно, инсульт, — спешно выговорил Хейго.       — С чего ты взял?       — Резкая боль в голове, нарушение ориентации в пространстве, онемение конечности. Я заметил, что она опёрлась на ногу и та словно отказала. Мне кажется…       — Мы в Церкви, самое время молиться, чтобы тебе показалось…       Услышав слова об инсульте, Судьи остановились, переглянувшись меж собой.       — Инсульт?.. — глухо переспросил Перьюрор, улыбнувшись во весь рот.       — Коллега, — наидовольнейшим тоном обратился Аринес, протяну руку для рукопожатия, — это победа.       — Да, победа, поздравляю нас, — с превеликим удовольствием старики пожали друг другу руки.       В это же время Хейго вёл машину на высокой скорости, пока на заднем сидел Инспектор с дочерью на руках.       Крики в больнице. Поднявшееся на уши отделение. Испуганные взгляды. Несколько часов от неё не отходили доктора, над которыми стоял Войд — уже не кричал, просто молча ходил из стороны в сторону. Он готовый было начинать искренне молиться. Хейго не отходил от него, но он был занят чтением чего-то в телефоне, что его крайне занимало.       — Дядя, Вы знали, что вчера её пытались ликвидировать? — убито, полностью испуганный, спросил молодой человек. Эти слова заставили Войда застыть, оступившись на ровном месте. Он не поворачивался к Хейго лицом, сдерживая себя от того, чтобы не снести до основания Империю со всеми её гражданами. Войд сжал кулаки, до боли ногтями впившись в кожу, сжал челюсть так, что свело зубы, напряг всё своё лицо, чтобы сохранять рассудок, рассредоточив при том слух и зрение. Он глубоко вдохнул и выдохнул. И в этом выдохе была лишь толика от той ярости, которая была внутри. Племянник его знал — хоть одно слово, хоть звук, хоть что-нибудь, и дядя взорвётся на месте. Вместо порции ругательств, готовясь уже зажать уши, Хейго услышал:       — Кто. — Сухо. Отрешённо. Пусто.       — Сландер, — он попытался не добавлять в свой тон ни усталости, ни усмешки, ни иронии, чтобы его не убили на месте. Констатировал факт. — Его убила Цесария.       — Ясно. — Войд смотрел на то, как за стеклом его дочь лежала на кушетке, сейчас уже просто спала — всё её показатели были в норме. Абсолютно все. Вид был успокаивающим, словно она была молитвой его души и ангелом для его сердца. «Моя Валери, моя маленькая Валери, моя доченька… Что же делает с тобой эта жизнь?.. Что же ты… Я виноват в том, что не смог дать тебе всё, что должен был дать отец: счастливое детство, любовь, спокойную жизнь. Ты такая молодая, красивая, умная, ты близка к идеалу, какой была твоя мать… Ева, ты бы смогла дать ей всё, чего не смог я? Ты бы направила меня на то, чтобы превратить этот мир в идеальный, чтобы наша дочь могла в нём счастливо жить?.. Как жаль, что я понял это такой дорогой ценой, только тогда, когда моя звёздочка, которая сияет ярче всех, оказалась на пути к небесам».       Врач, который до того был в палате, вышел, тихо закрыв за собой.       — Господин Инспектор, извините, но, кхм, госпоже Прокурору звонили очень много раз, — он протянул Инспектору телефон, увидев безжизненный взгляд мужчины, который без слов взял тот в руки. Валери не ставила блокировку на телефон, ей нечего было скрывать в этом плане, поэтому Инспектор без проблем увидел всё — множество пропущенных от наблюдателя, позвонившего ещё раз — на этот раз трубку взяли.       — Валери, что случилось?! — сразу же начал он. — Я звонил тебе около часа, ты бы хоть сказала, если…       — Наблюдатель, — резкое и холодное обращение заставило не только замолчать, но и испугаться, — собери несколько её вещей и приезжай в Центральную Больницу, четырёхсотая палата.       — П-понял, господин Инспектор!.. Сейчас приеду!       «Чёрт, Чёрт, Чёрт! Конечно же, если она не отвечала столько раз, если она так задержалась, то это значит, что-то случилось, это не могло быть просто так! Я звонил и на выделенную линию, да и толку?! Нужно было сразу Войду звонить, он же с ней был точно. Дебил блять», — Кавински ругал себя, когда ехал на высокой скорости в Альт-Сити.       Весь всполошившийся, испуганный, он появился на этаже, неся в руках её портфель с вещами. Наблюдатель видел Инспектора, который всё сидел напротив уже закрытого для обзора окна. Хейго уже ушёл — у него было одно «занимательное» дело. Винс встал как вкопанный посреди коридора, не в силах отдышаться. Юноша хотел было открыть дверь палаты, но Войд преградил ему путь, по его лицу Винс понял, что он и сам зашёл бы, если бы можно было.       — Г… Господин Инспектор… Что случилось?! — Кавински задыхался.       — Сейчас она просто спит. — Голос был злым и холодным. — Всё в порядке. На Совете ей стало плохо, она упала, потеряла сознание, были подозрения на инсульт и микроинсульт, но, — Кавински пошатнулся, услышав эти диагнозы, он весь побледнел, чуть не испустив дух, — они не подтвердились. Врачи так и не поняли, что с ней произошло. Проверили мозг, состояние сосудов и прочее, но ничего. Спустя некоторое время после потери сознания она просто уснула.       — А если это кома?..       — Нет, наблюдатель, если бы это была она, показатели бы сказали об этом, — резкий ответ Инспектора, который пресекал даже мысль об этом. — У меня к тебе другой вопрос, ничтожество, — тон его резко похолодел, Кавински отошёл чуть дальше, — ты как посмел позволить себе ввести код для её стирания?! — Войд получил информацию от Хейго. Инспектор схватил Кавински за плечо ударив его коленом в живот, но резкая боль не волновала тогда Кавински. — Ты, сука, что себе позволяешь?! Какого, блять, Чёрта, я вижу в отчёте: «I-500-SSSWt ввёл код и подтвердил ликвидацию»?! Я тебя разве об этом просил, когда доверил её тебе?! — он шипел это Винсу на ухо, пока тот крючился от боли, всё же стоя на ногах. — А ну немедленно объясняйся, ты, одноклеточное!..       — Она, — наблюдатель сглотнул, — она просила ликвидировать её, если мне прикажут это сделать, — сипло отвечал юноша, — она сказала мне, что не умрёт, что это не убьёт её. Она просила меня сделать это, потому что… — он не знал, сказала ли Валери отцу про имплант.       — Потому что «что»?! С каких пор ликвидация через имплант не убьёт человека?!       — Я… Если она не сказала Вам, я не могу… — Кавински получил ещё один удар.       — Сучёныш, если она не подтвердит твои слова после того, как проснётся, я пристрелю тебя на месте!.. — Инспектор отбросил подчинённого от себя. Из палаты вышел врач, держа в руках планшет. Он не был удивлён поведению Инспектора, потому всего лишь сказал, поглядывая на побитого Кавински.       — Вы можете зайти к ней, но она спит. Просто посмотрите, если это важно, — он не успел договорить, в палату зашёл Войд. Кавински следом, держась за живот. В палате было темно, тусклый свет настольной лампы освещал часть её лица. — Нам повезло, что Прокурор не погибла.       — Почему она не?.. — Войд сел на корточки перед её кроватью, взяв белую и маленькую ладонь в свои руки. Врач вздохнул, тихо ответив.       — Я отвечу Вам, господин Инспектор, но это будет всего лишь моё предположение, в которое остальные верить отказываются… У Вашей дочери нет импланта.       — Как нет?.. — глухо спросил мужчина.       — Я не знаю, его наличие не подтверждено. Мы поэтому не смогли получить все данные с него, пришлось пользоваться другими аппаратами. Он не «не работает», его нет — я так считаю.       Кавински осел на стул, склонив голову к сомкнутым в замок пальцам, локтями упираясь в свои колени. Он не смотрел в пол, он закрыл глаза, губами беззвучно шепча: «Свет, Валери, мой Свет, ты спасла сама себя, ты уберегла себя, ты снова… Снова доказала мне, что всё будет… Хорошо… Если это можно так назвать. Как я счастлив, что ты являешься Гением. И как я счастлив, что ты доверяешь мне, готовая в мои руки дать… Больше, чем можешь дать своему отцу».       — Вы оба можете остаться, она давала разрешение на это, когда мы ещё давно оформляли карту.       — Я останусь, — в один голос сказали они. Врач кивнул, оставив их обоих в палате.       Кавински не спешил подойти, он боялся, что Войд крайне агрессивно отреагирует, прогонит. Один лишь вид мирно спящей девушки его успокаивал — он смотрел на неё и забывался. Её волосы распустили, поэтому они волнами струились по подушке и плечам, переливаясь. Войд держал руку, на которой было надето чёрное кольцо, и он знал, что это было не то, которое она носила до общения с Кавински. Пересилив себя, поднялся на ноги, аккуратно положив её ладонь на грудь. Он пошёл к выходу из палаты:       — Я ещё раз тебя прошу, будь рядом с ней и оберегай её, — процедил сквозь зубы мужчина, даже не повернув головы. Ответ не требовался.       Как только отец Валери покинул помещение, Винс тихо осел на пол рядом с её кроватью, взяв двумя руками ладонь, которую до того держал отец, нежно поцеловав тыльную сторону и прижав к своему лбу.       Он так и остался сидеть на полу, держащий девушку за руку, уснув ближе к полуночи, голову лишь слегка положив рядом на кровать. Всю ночь держал её ладони своими, успокаивая разум и сердце, слыша её.       Прокурор подняла тяжёлые веки рано утром, когда из-за окна едва ещё светили солнечные лучи. Золотая макушка, словно поцелованная Солнцем, благоговенно лежала рядом, тихо сопя. Девушка огляделась вокруг, оценив обстановку. «Опять заставила их волноваться за меня. Отец, наверное, места себе сейчас не находит… Кто бы знал…» — поток мыслей прервался, когда лёгкий на помине зашёл в комнату, стесняясь и приоткрывая дверь. Увидев, что дочь не спала, он зашёл, так же тихо закрыв за собой.       — Я должна была сказать тебе раньше, — тихо начала Валери, — у меня нет импланта. Уже около года. Поэтому я не умерла. Я знала, что не умру, поэтому сказала ему… — её перебил шёпот отца.       — Почему ты не сказала мне?.. — она раньше никогда не слышала такого тона, будто Войд готов был расплакаться от обиды. — Ты больше не считаешь меня частью своей семьи? — родительские глаза, наполненные печалью, устремили свой взор на Валери. — Я больше не достоин?..       — Ты всегда будешь частью моей семьи. Сейчас я тебе объясню. — И она рассказала. Рассказала о своих мыслях, о том, что опять думала о несуществующих Архонтах, о ком-то или чём-то, что, скорее всего, контролировало их через импланты. Инспектор молча слушал, поглядывая на ладонь Валери, которой она гладила Кавински. В конце сказал:       — Я закрою глаза на ту чушь, которую ты только что мне рассказала, но это лишь потому что это спасло тебе жизнь. — «Я знала, что ты не изменился», — с горечью подумала она. — Я больше не хочу слышать об этом. Прекрати, Валери. В первый раз тебя спасли его родители, сейчас этот мальчик, и слава Свету, что он не погиб, хотя мог, — недобро произнёс мужчина. — Я схожу за врачом, тебе должны выписать больничный. Я не допущу тебя до алгоритма в таком состоянии. — Он покинул комнату.       — Солнце моё, тебе придётся проснуться, — шёпотом произнесла девушка, поглаживая своего златовласого по щеке, отчего он и открыл глаза, сразу же положив руку на её ладонь, промычав с едва открывшимися глазами:       — Валери, не пугай меня, пожалуйста, так больше… — и он протёр кулаком глаза, поднявшись на ноги. Наблюдатель встал подле кровати, смотря на мир ещё рассредоточенным взглядом, Прокурор подняла глаза на него. — И тебе нужно поесть, ты давно не ела, — это было первое, о чём он подумал.       — Я поем, не переживай, — она усмехнулась.       — Если ты смеёшься, значит, всё в порядке.       — За исключением того, что я безумно хочу есть и мне нужно будет отвечать перед Советом за этот инцидент и за свой больничный, в который я не смогу исполнять свои обязанности, да, всё в порядке.       — Окей, ты ещё и можешь шутить, это тоже хорошо, — он улыбнулся. — Я схожу до санитарки.       Он вернулся, сам вкатывая в палату стол с едой. Рядом уже были врач и её отец. Валери пыталась встать на ноги, но она не могла это сделать без опоры на плечи отца. Кавински стало страшно.       — Такие последствия могут быть после инсульта, который у Вас, госпожа Прокурор, не был подтверждён, но при схожести симптомов мы будем рекомендовать то же самое, что и пациентам после перенесённого инсульта. Ходите с сопровождением, но можете много, это не повредит. Постарайтесь не волноваться, не напрягайте голову. Больничный продлится две недели. Все необходимые препараты мы Вам пропишем, лишними не будут. — Винс видел лицо Валери, которая безмолвно слушала всё, что ей говорили, стеклянным взглядом уставившись вперёд. Она отчаянно пыталась пройти сама, но отец не давал возможности это сделать, держа подмышки, стоя позади. — Также отслеживание давление и пульс, когда мы выпишем Вас, это будет спустя два дня.       — Я не могу все две недели ходить так. С тростью разрешено? — сухой вопрос.       — Конечно…       Она хотела сходить в душ и буквально запретила кому бы то ни было из медсестёр идти с ней, чтобы в случае чего помочь. Опираясь на предметы и стены девушка дошла до ванной, заперевшись там, пока Кавински молча сидел в палате. «Позорище какое… Ещё и ходить самостоятельно не могу, помыться самой нельзя, две недели не выполнять алгоритм… Да я же с ума сойду, если всё время дома буду сидеть… И нужно же было при всех умудриться упасть. Ничтожество. Просто ничтожество», — девушка смотрела на себя в зеркало, одетая в халат поверх ночной одежды. Кавински не сам собирал её вещи, на всякий случай у Валери просто была такая сумка в шкафу. Руки ещё немели, она не могла их поднять, чтобы элементарно заплести волосы, в итоге расстроилась из-за этого и оставила распущенными. Наблюдатель быстро подошёл к ней, когда дверь ванной чуть приоткрылась, чтобы она не шла сама. Конечно, Прокурор ворчала:       — Ты теперь меня одну ни на шаг не отпустишь?       — Конечно! А как ты хотела? — довольный, произнёс, помогая ей сесть на кровати, оперевшись спиной на изголовье.       — Хотела сама… — прошептала она.       — Я понимаю, — он вздохнул, — но позволь мне поухаживать за тобой. Я не хочу и не буду недооценивать твою независимость, но, Валери, не сейчас, сейчас тебе нужен отдых, — юноша с опаской хотел передать ей в руки тарелку с ложкой, но увидев, как те тряслись, когда только взялись за посуду, решительно сказал. — Так, нет, так не пойдёт, я сам буду держать и кормить тебя, — он увидел нахмуренное лицо, когда она опустила руки, печально глядя вперёд. — Давай, — он поднёс к её рту ложку, и ей пришлось наклониться, чтобы захлебнуть суп. После половины тарелки есть стало проблематично — пряди вьющихся волос то и дело лезли в лицо, сколько бы раз Винс не убирал их за уши. Парень поставил тарелку, поднявшись, — Так, отодвинься немного, я заплету тебя, — он встал, сняв с хвостика резинку. Опираясь на руки, Валери повернулась к нему спиной, сев поперёк кровати. Взяв в руки волосы, Кавински удивился тому, насколько мягкими они были, приглаживал их, распутывая пряди, чтобы те лежали ровно. — Что плести?       — Ты разве умеешь? — усмехнулась девушка.       — Ну, я как минимум видел, как это делается.       — Мне без разницы.       — Ладно… У тебя есть вторая резинка?       — В косметичке, косметичка в сумке. — Она вскоре поняла, что Винс старательно заплёл ей две низкие косы, которые не мешали бы лежать на подушке, в отличие от пучка или хвоста. Сама Валери никогда не заплеталась подобным образом, хоть и умела.       Она не смела распускать эти косы, впрочем, в этом не было необходимости, Кавински приходил к ней все те дни, что пришлось провести в больнице, где Валери готова была на стену лезть со скуки. Винс в один из дней и вовсе приехал с Ваньинем, который был безмерно рад видеть хозяйку — да и она его тоже.       Ходить Прокурор смогла с третьего дня и при помощи трости, которую купил ей, опять-таки, наблюдатель, чтобы степень дискомфорта девушки снизилась. Сила рук тоже со временем восстановилась — раньше тяжело было держать их поднятым дольше нескольких секунд или при напряжении.       Кавински готов был круглыми сутками сидеть с ней в больнице, но девушка прогнала его, чтобы не смел прогуливать алгоритм. Зато юноша заходил стабильно на два часа после его завершения, тогда-то они и обсуждали то, что происходило в Альт-Сити. К сожалению, оставить это без внимания и скрыть от гражданских не удалось — Прокурор получала много писем на почту, в которых ей желали скорейшего выздоровления. Собственно, и злорадство Судей не было долгим — Перьюрор тем же Воскресеньем получил от Инспектора по самое не могу за то, что довёл и извёл его дочь. В Башне Света организовали вечернюю молитву, которая целиком была уделена благополучию Прокурора. Священники и не обделили её вниманием, когда целой делегацией явились в больницу, чтобы увидеть госпожу, помолиться за неё и лично от себя пожелать здоровья. Но заходили к ней не только они — ещё и Хейго, и отец, и Киара с Вероникой, которые пришли вместе с однокурсниками, безумно переволновавшимися из-за случившегося. На четвёртый день — день выписки, вся палата была обвеяна запахом цветов, которые приносили ранее, пять букетов Кавински пришлось отдельно грузить в машину вместе с вещами, а уже потом возвращаться за Валери.       Она стояла возле окна, опираясь на трость, смотря, сколько народа столпилось внизу — они ждали, когда их Прокурор выйдет, не шумели, не устраивали беспорядков, просто стояли, чтобы увидеть её…