Хроники Шибуи Ривы

      На следующий день после суда над Шимурой Данзо,       6 мая, 79 год       Ноги женщины остановились на холодной бетонной плитке. Холод расположенной под землёй структуры окутывал пространство и гулял по помещениям. Однако саннину Сенджу Цунаде он был нипочём: покров чакры, обволакивающий её, создавал прослойку между телом и окружающим воздухом.       В камере, за толстой металлической решёткой, лежал человек. Печать, нанесённая на его кожу, не позволяла чакре сохранить тепло. Грязное белое кимоно покрывало ссутуленные мужские плечи. Оно скрывало не только заимствованную у деда Цунаде, Первого, кожу, но и вживлённые в её ткани шаринганы. В его заполненном слюной рту был кляп из плотной светлой марли, которой были обмотаны его лицо и каштановые неряшливые волосы.       — Ты жалок, — кинула Хокаге.       Данзо не отреагировал. Он намеренно смотрел в стену, развернувшись полубоком. Так, будто Цунаде здесь и не было.       — Что ты чувствуешь, когда понимаешь, что все твои планы провалились?       Голос женщины строго вылетал из напомаженных красным губ.       Данзо по-прежнему оставался недвижим. И Сенджу тоже замолчала.       — То, что ты сделал с собственным подразделением… Меня всегда поражала твоя бесчеловечность, — спустя время собралась с мыслями Цунаде. — Я не понимаю, как Третий спускал тебе это с рук. А ещё… твой план не увенчался успехом: оба Учиха живы и здоровы.       Сенджу пронзила острым, как бритва, взглядом сгорбленную спину Шимуры, наблюдая, как он уткнулся в стену, и резко развернулась на каблуках.       По помещению снова разлетелись шаги.       — Я не тешу себя иллюзиями, что в тебе взыграет совесть, Данзо. Только надеюсь, что жизнь, которую ты проживёшь, будет достаточно скучной и бессмысленной, чтобы считаться невыносимой для человека с твоими амбициями, — говорила она уже не оборачиваясь. _____       Перейдя железный порог, Цунаде оказалась в узком коридоре. Сзади послышался тяжёлый хлопок закрывшейся двери, и Пятая прошла дальше к следующему проходу, у которого дежурили двое АНБУ.       Подчинённые Хокаге могли видеть, насколько она раздражена и молчалива.       Ни один из интересовавших Сенджу накануне вопросов так и не сорвался с её губ. Цунаде выполнила свою часть договора. Желание узнать намерения Шимуры испарилось как напрасное.       Нет смысла растрачивать и так утекающее сквозь пальцы время попусту.

***

      — Хокаге-сама, — я поклонилась сидящей за своим столом Цунаде, и взгляд зацепился за отшлифованный дощатый пол.       — Шизуне доложила, что твоё состояние пришло в норму. Это так? В вопросах здоровья излишняя гордость ни к чему.       — Да, Хокаге-сама. Спасибо за беспокойство, я чувствую себя прекрасно.       — Ладно, — она поскребла пальцем стол. — Тогда у меня есть для тебя ещё одно задание: я бы хотела, чтобы спустя час ты подошла к корпусу Яманака. Тебя свободно пустят и там же всё расскажут.       Хм… И это всё? Однако подняв глаза, я увидела лишь макушку женщины: на меня она уже не смотрела. Её руки сосредоточенно перебирали листы из огромной стопки документов на столе.       — Есть, Хокаге-сама, — машинально ответила я и развернулась, проходя мимо увешанных портретами предыдущих Хокаге стен. В тускло освещённом коридоре никого не было, и я продолжила идти спокойным шагом. ***       Двадцать суток спустя,       26 мая 79 года       — Твои мысли на этот счёт?       Глава клана Нара откинулся на мягкую спинку дивана переговорной комнаты.       — Есть способ, точно гарантирующий избавление от метки.       Цунаде тяжело выдохнула и закинула голову назад, открывая линию челюсти и гладкую кожу шеи.       — Последние исследования в этой области, как тебе известно, — с каждым словом кадык её легко дёргался, — не продвинулись дальше блокировки действия печати. И этот временный эффект вместе с тем погружает шиноби в бессознательное состояние… что не даёт использовать манипуляции Яманака, — говорила Сенджу, словно перечисляя факты. Эта ситуация её не отпускала. Она знала, что за последнее время морщин у неё прибавилось, — пусть даже все изменения отражались на настоящем теле, скрытом под Хенге.       — Заключённый… Данзо, — поправил себя Шикаку, и Сенджу не задумывалась, была ли это намеренная оговорка, — пока не восстановился. Остаётся шанс, что он может передумать и пойти на контакт. Просто так Шимура вряд ли сдастся. Но если вы хотите мирного решения, простор для манёвра есть, Хокаге-сама.       Шимура сейчас приходил в себя. Цунаде вместе с Шизуне лично вырезала вживлённые в его руку шаринганы от первого до девятого. В том числе забрав и десятый из глазницы. Конечно, ничего из данных манипуляций не оказало особого эффекта: Данзо был беспомощен без своей чакры, а сыгравшие когда-то роль в наложении печати шаринганы более ей не подпитывались и были неэффективны. Спустя несколько дней задержания из-за отсутствия чакры они неизбежно потеряли свои свойства. А Джирайя продолжает разведку и тренировки Наруто вне деревни и не может прийти в Коноху сейчас, чтобы разобраться с фуиндзюцу. Да и мог ли Джирайя сказать что-то новое? Вариант договора с Данзо сразу отпадает. Не тогда, когда все шаринганы уничтожены в пламени Аматерасу, — как того желали Саске и Итачи, предавшие земле следы убитых членов семьи.       Внутри Цунаде росла злость. Она скреблась в желудке, ползла по пищеводу и вышла через рот:       — Я не собираюсь идти по пути Данзо.       «Очевидное решение»? Нет. Самое заманчивое — самое лёгкое, очевидное решение — не может быть верным.       Она должна найти другой способ. Она не может так быстро сдаться. «Должен быть другой путь».

***

      Разгар дня, 26 мая       На меня пристально уставились пронзительные тёмно-синие глаза. Они выделялись на молочно-коричневой от природы коже ярким пятном, прямо как темно-красные волосы.       В помещении было приглушённо освещение. Посередине располагался стол со стулом.       — Ты узнаёшь меня? — спросила я её, сидя в другом конце комнаты. Так или иначе именно эта девушка, пусть и невольно, стала знаковой точкой в моей судьбе. Наверное, пойди жизнь по-другому, мы даже могли состоять в одном подразделении Корня.       Канеко, которая потеряла собственное имя, продолжала тихо наблюдать. Ничего иного сделать она мне не могла: под одеждой были прикреплены блокировщики чакры, а руки и ноги сковывали цепи. Не самая располагающая обстановка — хотя того требовали обстоятельства.       — Ты помнишь жизнь в приюте?       Она придвинулась ближе, ножки стула резанули по кафелю, и эхо отразилось от всех поверхностей. После затишья, последовавшего за моими вопросами, звук показался особенно будоражащим. Уверена, что стоящая у стены за моей спиной вне поля зрения Ино напряглась.       — У тебя была сестра… — Её голос, с хрипотцой, звучал убеждённо, а глубокие синие глаза смотрели на излишне пристально.       — Ты помнишь Йоко? Или Михо? Неру?       — Помню.       — А что ты помнишь о времени, когда покинула приют? — спросила я её.       — Я… не могу разгласить эту информацию, — секунды её сомнения говорили сами за себя.       Так и продолжился наш светский диалог ни о чем, но интересен сам факт, что она мне отвечала.       — Прогресс, — подвела итог Ино. Мы вместе вышли из комнаты для допроса. Тусклые коридоры вели нас на поверхность. — Хорошо, что она может рассказать что-то о жизни до Корня, а не отнекивается от них, как бывает у других подопечных, — продолжила Яманака.       Мы дошли до пункта контроля, и девушка пропустила меня вперед. Я без проблем его прошла и подождала Ино. Она так же легко прошла его, напоследок подправив пикантный лиловый наряд шиноби, который «подчеркивал ее сексуальность». Ну, это она так говорила. Пол пересекала ограничительная полоса, а сбоку стояла небольшая комната досмотра. Одним из проверяющих ниндзя по правилам всегда должен был быть сенсор. Хокаге просила появиться вместе для отчёта.       — Пусть я назначена сюда чуть раньше тебя, сложно привыкнуть к собеседникам… с метками, — продолжила Ино диалог. «Метками» называли выживших из подразделений Корня.       — Сложно?       — Ну, у нас, конечно, отличаются задачи… В конце концов, моя заключается в нахождении к ним правильного подхода. Но силой их откровенничать не заставишь! — вспылила Яманака. — Если мы должны работать с ними, как с товарищами, а не противниками, то применять к ним клановые техники — вообще не вариант. Ну ладно, это вообще отдельная тема, — махнула она наманикюренной рукой. — Я имею в виду… ах-х, как это сложно! Рива, ну… Я же не могу заставить их раскрыть рот, когда они просто отказываются со мной говорить. И с той стороны, и с этой к ним подошла, а они ни в какую! Они… явно отличаются от обычных людей, — под конец Ино понизила тон и опустила голову.       Я посмотрела на Яманака, которой, похоже, требовалось выговориться. Немудрено, поскольку конфиденциальность приказов Хокаге подразумевает строгие ограничения по разглашению информации о миссии. Но у нас были похожие задания и совместная работа. В общем, я удачно подвернулась ей под руку. Своим друзьям о незадачах на миссии она не имела возможности высказаться.       — «Метки» напоминают клонов. При создании печатей достаточно сконцентрировать намерение, и копия исполняет сказанное. Не спрашивая, не сомневаясь, мчась в атаку, не заботясь о собственной безопасности. Они словно клоны более совершенной техники. Пугает, что живые люди могут быть настолько лишены собственных желаний.       — Они искалечены, — грустно сказала Ино, подняв глаза к потолку. — Им требуется помощь, но… Я даже представления не имею, как им помочь. Чтобы исполнить желание Хокаге… потребуется нечто большее, чем обычные беседы.       Вещи. Ценность этих людей — «меток» — определялась их эффективностью в бою. Их рассматривали как вещи. Расходный материал. Но они таковыми не являлись. Поэтому у них точно должно быть что-то, что важно для них. Например, другой человек?.. Например, Шимура Данзо? Натренировывал ли этот садист детей, заставляя боготворить собственный образ? Или эта преданность формировалась естественным путем?       Мне было трудно понять этих людей, «меток». И я не думала, что когда-нибудь до конца пойму тех, что пережили «специальную тренировку» Корня.

***

      Семнадцать дней назад       В постройке, находящейся под ногами жителей Конохагакуре, царил сумрак. И тишина. Редко она прерывалась тихим, спокойным свистом. Дыханием.       В углу валялась пустая миска. Овощная похлёбка в ней отсутствовала, лишь кое-где оставались рисинки, прилипшие к железным стенкам. В период реабилитации в камере также появилась безножная койка. Её бок плотно примыкал к стене, а стык был надёжно скреплён болтами. У Данзо не было сил, чтобы выкрутить их. Без плескающейся по кейракукей чакры он чувствовал себя жалким гражданским. Он, Шимура Данзо, человек, решающий политику стран, манипулирующий из тени, глава собственного секретного подразделения Конохагакуре. И оказался здесь? Его обобрали, его разобрали на части. На месте шаринганов теперь лишь уродливые бугристые шрамы. Он ослеп на один глаз. Единственным его утешением было то, что Данзо по-прежнему имел вес. Сенджу регулярно приходила к нему просить снять печати Корня. Ха-ха.       Была ли она настолько глупа, что решила, будто он раскроет свои секреты на блюдечке?       Все его планы рухнули, а Данзо не имел привычки сдаваться без боя. Он мог ещё кое-что решить. ______       26 мая       — Ты всё ещё отказываешься? — Сенджу прильнула к стенке, лениво повернув голову к Шимуре.       Ответом ей всегда была спина мужчины, который прятал презрительную усмешку в плотных тенях темницы.       — Ты слаба, — наконец подал голос он, и эхо его разлетелось холодным гулом по помещениям. — Ты даже не способна убить меня.       Цунаде усмехнулась на провокацию.       — Рассчитываешь на лёгкую смерть? Нет, Данзо. Готовься прожить долгую жизнь в искуплении своих грехов.       — А как же мои подчинённые? К ним больше не обращена твоя забота? — парировал он.       Тишина. Она проигнорировала его вопрос.       — Что ты сотворил с ними, Данзо?       — Силу, — ответил он. — Они обрели ясный ум и свободу от эмоций.       — Я бы посмотрела на то, как ты проходишь собственную тренировку.       — Кто-то должен принимать решения, а кто-то должен исполнять их, — озвучил он простую истину. — Ты так слабовольна. Если ты даже не можешь убить меня, во что ты втянешь деревню?       — Когда ты снимешь печати, твоё наказание будет смягчено, — продолжала гнуть свою линию Сенджу, оставляя его вопросы без ответов.       Внутри Шимура метался как загнанный зверь.       — Ты правда не понимаешь подход силы? — спросил он, чувствуя, как безысходность и внутренняя нужда толкают его на бессмысленную беседу.       — Сила необходима. Но в малых количествах. Самое главное отличие в политике моей и твоей — восприятие жителей. Ты смотришь на них как на военный ресурс. Совсем не видя людей. Поэтому ты не стал Хокаге. Ни мой дед, ни его брат никогда не выбрали бы тебя своим преемником.       — Их наивная политика лишь вредит Конохе.       — Это мудрость Первого и Второго Хокаге, которую ты не в силах понять, Данзо. Коноха — это не место. Это жители.       Пустота, скука и смирение росли внутри Данзо. Он прожил слишком много зим, чтобы ее слова поколебали его уверенность. Она твердила все те же истины «Хи но Иши», которые были ему известны.       Данзо знал, что умнее, знал также, что никогда не было достаточно «любви». Все «любящие» люди погибали. Значение — всегда — имела лишь сила. Но даже её оказывалось недостаточно, если человеком хоть на миг овладевала слабость. Тогда она пускала свои корни, даже в самых уважаемых и сильных. Она расцвела даже в Тобираме.       Раздался разочарованный вздох, а за ним звонкий стук каблуков, отдаляющийся от его камеры.       — Я навещу тебя завтра ещё раз. Надеюсь, услышу что-то новое.       Уперевшись локтями в заставленный документами стол, Цунаде закрыла веки. За ними расцветали яркие огни Танзаку. Полная грудь расслаблялась, и из приоткрытых губ с тихим свистом выходили тихие выдохи. Цунаде обладала упертостью и силой, но иногда Сенджу не могла справиться с ощущением бессилия. Иногда ей казалось, что пост главы Конохи все-таки чересчур для неё. Что жизней, зависящих от её решения, абсурдно много для нее одной. Что она иногда она сама не могла отвечать за себя.       Эмоцией, которая провоцировала Цунаде на действия, с юности приходилась злость. Она вытаскивала откуда-то из далёких глубин ту прекрасную, молодую, борющуюся за праведность Цунаде. Но когда это чувство пропадало, Сенджу редко находила в себе силы для волевых решений.       Зато, по крайней мере, она знала, для чего всё это делает. Когда-то там, в казино Танзаку, Учиха поймал её после проигранной игры и поразил неприятным будущим. Предложил неравноценную сделку и путь, по которому она должна идти. Цунаде тогда чувствовала себя слабой женщиной, которая избегала ответственности. И это поведение пустило в нее корни на многие годы. Даже сейчас они по-прежнему жили. И временами, как сейчас, просачивались унизительной жалостью и презрением к себе, потому что Сенджу предпочла бы просто сбежать.       А позже… Встреча с сыном Четвёртого была краткой. Несносный мальчишка, пакостник, не умеющий держать язык за зубами. До боли наивный, воодушевлённый своей идеей стать Хокаге. Показанное Саске будущее наложилось на то, что она видела в реальности, и образ Наваки — брата, которого она не смогла спасти, — ослеплял сознание.       Цунаде всё же знала, ради чего она делает всё то, что делает. Откуда черпает силы в водовороте сложных решений и бумажной рутины, чтобы убрать руку с бутылки саке и не убегать.       Была не стыдная цель, ради которой она могла заставить себя измениться. ________       21 июня       Солнечный свет не касался плеч Шимуры почти два месяца. Единственным редким собеседником Данзо была неприятная особа в лице Сенджу. Он с ней не разговаривал, а она из раза в раз продолжала настаивать на своём. Спустя время Данзо стал просто пропускать её слова мимо ушей.       Изоляция в четырёх стенах заставляла его искать варианты. Данзо попросил у Сенджу литературу, и в тот же день в его камере появились книги: одна из них называлась «Из рассказов о Сенджу Хашираме», вторая носила название «О бравом воине», а третья — «История медицины», которую он когда-то читал. Однако день спустя их отобрали охранники, не успел он ими насладиться, а вместо них — извращённые творения больного ума ученика Хирузена.       Этой уловкой пытались надавить на его решение в связи с отсутствием привычных благ: за время ареста Данзо успел не только похудеть, питаясь тюремными низкокалорийными блюдами. К сроку в полтора месяца нутро начало скребсти сильнейшее желание выйти на свободу. Но никто из бывших подчиненных не мог вызволить его из заключения — даже он сам.       На теле сказывалось отсутствие физической активности: затекала шея, теряли тепло ладони, появлялись старческие боли. Данзо, как зверь в неволе, ежедневно принялся вышагивать дзё, ходя из угла в угол камерной коробки.       Конечно же, кому, как не ему, знать о манипуляциях, которые подтолкнут пленника к решению? Его обрекали на самые мягкие, ненавязчивые и долгосрочные муки. Данзо понимал, что Цунаде не собирается заканчивать, пока он в конце концов не согласится. Она просто так не сдастся.       В текущих день за днем днях мужчина погружался во что-то сродни трансу. Путешествию по прошлому. Все его мысли легко сметал поток воспоминаний о былых победах и неудачах, словно пытаясь найти ответ, причину, по которой он оказался в таком незавидном положении. С неудачами — всегда — прочно связывалась длинная цепочка событий, ведущая к Хирузену. Данзо завидовал ему чернейшей завистью. Данзо восхищался решениями Второго, его непоколебимостью, холодным рассудком и рациональностью. Он, несущий в себе волю Второго, должен был стать Третьим Хокаге. Но вместо него выбор Второго пал на идиота Хирузена. Их вражда никогда не выливалась в открытое противостояние: Данзо не вступал с Сарутоби в длинные диалоги, сохраняя дистанцию, потому что всё, чего он по-настоящему хотел, — вернуть своё, а не тратить время на никчёмные разговоры.       Сарутоби не был достоин поста Хокаге — считал Данзо по юности. Однако мнение его с годами претерпевало изменения. Так же, как изменялся Хирузен. По прошествии войн глупец Хирузен обретал холодный расчет. Потери закаляли его сердце, становясь грузом на плечах, что приземлял его некогда возвышенные, нереалистичные устремления. В то время Хирузен начал соглашаться с решениями Данзо, и Данзо на какое-то время довольствовался ролью советчика.       Ещё Шимура вспомнил момент, когда кабинет Хокаге пропах горьким ароматом табака. Данзо злорадствовал, что Хирузен не выдерживал давления и все-таки показал слабину. Данзо ликовал, что остатки хлипких, нежизнеспособных убеждений тащили на дно Сарутоби. Что его бесхребетную натуру видели окружающие. Но он всё же выстоял. И неприятно было осознавать, что удержали его люди. Самая большая слабость вдруг обернулась якорем: у него рождались сыновья, за мирные годы вырастало новое поколение. Шимура наблюдал за своим соперником как никто. И мог рассуждать о причине обернувшей спасением слабости. Вот, к какому выводу он пришел: никакая слабость не начинается с боли — люди слишком просты. Сначала она несмело пускает корни, размывает сознание приятной сладостью, пока в конечном итоге человек не привыкает к ней и не становится зависим.       Данзо разумно оградил себя от любых привязанностей — заранее избавился от тяжёлой ноши, которую не в силах была потянуть его эгоистичная натура.       Поэтому никто не мог управлять Данзо. Он не поддастся на тривиальные манипуляции Сенджу. Последнее решение Данзо всегда оставлял за собой. ______       — Что?! — Цунаде с силой ударила по столу. Он раскололся, и в воздух взлетели бумаги вместе с собравшейся на них пылью.       — Заключённый мёртв, Цунаде-сама. Он совершил самоубийство через откусывание языка. Медик не смог до него добраться, поскольку в процессе был ранен заключенным.       Отчет Чайки сопровождал громкий грохот, но Анбу даже не дрогнул.       Цунаде обратилась взгляд к портрету Третьего, словно он мог ей подсказать. Но тот лишь смотрел застывшими глазами, предательски молча. Молодые портреты Хаширамы и Тобирамы смотрели на нее снисходительным взглядом. Словно подтверждая, что их внучка не справилась с возложенной на нее задачей. Цунаде опустила стыдливый взгляд.       Прошло ещё три секунды, прежде чем на грохот прибежала Шизуне.       — Цунаде-сама! — ворвалась она в кабинет. — Снова!       Но смелый голос ее тут же стих, когда она заметила напряженную атмосферу и спокойный взгляд Анбу, стоящего в кабинете Хокаге. Она неуверенно застыла, так и не продвинувшись с порога.       — Закрой дверь, Шизуне, — сказала Цунаде.       Помощница потянула на себя ручку, и дверь с щелчком закрылась. Кабинет погрузился в неловкую тишину.       — Чайка, приведи сюда Шикаку, — она села на стул, словно ноги не могли ее удержать. — Мне нужно будет сделать что-то со стариками… — пробормотала она себе под нос. — Почему ты еще тут?       — Есть, Хокаге-сама, — в тот же момент мужчина исчез в открытом проеме окна, и из-за приносимой им вечерней прохлады Шизуне поежилась в тонком кимоно.       На несколько долгих минут кабинет погрузился в мертвую тишину. Он был прерван рваным, судорожным вздохом, после которого фигура Сенджу сжалась, а голова ее спряталась за руками. Шизуне боялась потревожить Цунаде.       — Я не могу, Шизуне. Я так больше не могу…       — О чём вы говорите, Цунаде-сама? — аккуратно спросила она женщину.       — …Данзо мёртв.       Шизуне шагнула к Сенджу, но застыла на месте. Она не могла понять настроение Цунаде-самы. Это же было хорошо?.. С его кончиной исчезли бы печати на языках его подчиненных, чью проблему они долго не могли решить. Конечно, возникли бы вопросы стариков Совета, но вместе с этим было множество плюсов…       Но почему Цунаде-сама в таком странном настроении?       — Вы ничего уже не сможете изменить, — наконец прозвучал ее голос спустя долгое время. _______       В широкой оконной панораме глубокую чёрную пелену небес рассеивали яркие огни деревни. Конохи жила в своем ритме. Цунаде сидела в одной позе слишком долго: она даже не знала, сколько времени прошло. Зато смутно ощущала затекшую шею и спину, а также холод, который впитала в себя рука, лежащая на подоконнике. На стекле остались еле заметные следы.       В воздухе стоял концентрированный запах алкоголя, испарившийся из нескольких бутылок саке с отрытыми горлышками. На замененном столе рядом белело маленькое фарфоровое очоко, которое сопровождало попойку Цунаде. На нем остались следы ее красной помады. Наверное, Цунаде сейчас выглядела просто ужасно. А ей было всё равно. Её никто не видел: она устрашающе рявкнула, чтобы никого не пускали. Никто не посмел тревожить ее в эти дни.       Размышления уплывали от нее, как утренняя неуловимая дымка тумана. Как только исчезало опьянение, возвращалось чувство тяжести, которое Цунаде снова заглушала очоко за очоко.       Грёбаный план, который придумал Саске, прошёл как надо. К сожалению, женщина чувствовала лишь усталость и давление возраста, своих пятидесяти двух.       Сенджу могла отмахнуться, мол, ей всё равно: не она желала упечь Данзо за решётку, как и не её решением было разом собрать предателей Конохи. Единственное предложение, которое она внесла, касалось выживших из отряда Данзо и расформирование Корня. Цунаде сама удивилась себе, когда ей в голову пришла идея об адаптации в резерв деревни машин, которые взрастил Шимура. Возможно, дед похвалил бы ее, узнав, что она не растеряла последнюю волю Огня.       Ха, она вообще-то презирала эту идеологию, а оказалось, что возвращалась к ней в трудные моменты.       Цель Учихи была достигнута. Состояние Итачи — наживка для Данзо, желавшего избавиться от последних Учих. Выписанные Цунаде лекарства, на самом деле дающие эффект дестабилизации чакры, Итачи даже не принимал. Он не проходил лечение Цунаде, чтобы быть готовым дать отпор в случае нападения. Цунаде играла главенствующую роль в этом плане: оповестила врагов о проблемах со здоровьем старшего Учихи и даже указала на слабое место в виде выписанного рецепта, до которого при желании могли дотянуться руки крыс.       В конце концов, Данзо воспользовался этой возможностью. Но его осторожность никогда не ослабевала: посредниками он выбрал Акацуки. Только вот они, к большому удивлению Данзо и Цунаде, смогли раскрыть водовороты Конохи и выдали его. А ведь Акацуки были следующей целью Сенджу… К сожалению, разведке так и не удалось выяснить, по какой причине они желали вернуть Итачи. Младший Учиха, ослепленный удавшимся планом и возможностью по-настоящему вылечить Итачи, не принял это во внимание, но Цунаде была настроена более подозрительно.       И что по итогу? Шимура не просто заключен в тюрьму. Он в ней и умер.       Мёртв. Она не хотела этого. Женщина прикусила губу. Её рука машинально вылила остатки из бутылки и нестройной струей наполнила очоко. Горечь алкоголя приятно щекотала желудок.       Если эти старики Совета снова будут капать ей на мозги о ее халатности, она даже готова будет согласиться с ними. Все так и было, думала Цунаде. Она презирала себя нынешнюю за то, в какое состояние погрузилась, за бесполезное нытье, которым она занималась.       Она могла сделать больше. Но смерть Данзо была слишком выгодна. И она пустила все на самотек. Вот, в чем ее вина. Ей было бы легче обмануть саму себя. В конце концов, у нее даже не получилось притвориться праведницей.       Сенджу Цунаде, мать его, жалкая неудачница.